— Выбирай, Джун, — улыбающийся дикарь приподнял бровь, предвкушая новое шоу.

— Сделаю что-то, — сглотнув, тихо ответила я.

Все сидящие удивились: наверное, редко кто-то выбирает действие. Намного проще рассказать личную несуразную историю, чем встать с дивана и следовать еще более несуразным инструкциям. Говорить откровенные глупости даже интереснее: кажется, они сближают, позволяют узнать чуточку больше, открывают новую историю уже родного человека.

Но собравшиеся здесь люди – семья, а я – жалкий врунишка.

Они не лгут друг другу так сильно, что готовы скрывать каждую деталь собственного существования, готовы сломя голову бежать от любого вопроса. Бежать так глупо и отчаянно, что, скорее всего, влетишь в другую преграду, а не спасешься.

— Дьявол, — Кай, качая головой, всё еще улыбался, — я только придумал вопрос. Ты как обычно мне всё портишь.

Шутка ли? Со стороны Ины послышался плохо прикрытый кашлем смешок.

Я уже сильно пожалела, что даже не подумала присоединиться к Ивей и её чтению, когда была возможность улизнуть. Волнительно, а ведь дикарь еще даже не вынес приговор.

— Ладно, — он усмехнулся, заставив меня напрячься. — Завтра вечером ты пойдешь со мной в одно место, — дикарь задумался, — и не станешь делать что-то глупое.

— Какое место?

В последний раз, когда я соглашалась посетить какое-то «место», меня пытались изнасиловать однокурсники, чуть не прикончили оголодавшие животные и, коротко говоря, перевернулась вся жизнь. Кажется, это сигнал к тому, что хватит с меня сомнительных прогулок.

Опыт должен учить человека, а не позволять до конца весьма короткой жизни танцевать на одних и тех же граблях.

От дикаря я, конечно, не ожидала пыток, но ничего приятного в неопределенности не бывает.

— Я поняла, какое. И это было два действия, — Ина покосилась на довольного Кая. — Не переживай, — обратилась она ко мне, выглядя немного успокоившейся после стычки с Белым, — тебя никто не съест. Продолжаем?

Белая, не дожидаясь ответа, нажала на игровую стрелку, и я действительно посочувствовала Роуз, которая оказалась следующей жертвой этой странной игры.

А мне так никто и не ответил.

— Вот Роуз я сейчас съем, — улыбнувшись как настоящая маньячка, произнесла Ина. — Выбирай.

Девушка долго колебалась, её взгляд метался к Каю и Дину, будто она ожидала спасения. Через пару продолжительных мгновений мы услышали её неуверенное: «Действие».

— И откуда мне знать действие? — рассерженная Ина явно хотела услышать сплетни и грязные подробности личной жизни, — я же не Кай и не буду тебя никуда приглашать.

А откуда мне знать, куда меня «пригласил» дикарь? Поблизости есть кафе или кинотеатр? Как здесь вообще принято проводить вечера? Да и с чего бы приглашать меня, будто мое присутствие Каю не неприятно, будто у него есть собственное желание поделиться со мной одним своим вечером, будто мы... друзья.

Странно.

Меня пугала мысль о том, куда именно придется пойти, но совсем не волновало, что рядом окажется дикарь с его вечной ухмылкой на губах. Так к безумствам и привыкаешь: медленно, постепенно и совершенно незаметно.

Размышления Инессы прервал Белый: бросив мимолетный взгляд на оповестивший о сообщении телефон, он сразу встал с кресла.

— Мне пора, — извиняющимся тоном произнес Дин, — продолжим завтра или...

— Мы еще не закончили, не выйдет, — Ина перебила мужчину, а её тонкие пальцы сжались в кулаки, — сядь.

— Мне, — повторил Белый, выглядя недовольным и тем, что ему нужно уйти, и тем, как ведет себя Ина, — действительно пора.

Он молча пожал руку Каю и, уже уходя, кивнул мне с Роуз.

— Моё желание, Роуз, — медленно сказала Ина, уставившись на дверь, через которую еще недавно вышел Дин, — поцарапай его чертову машину.

Роуз поперхнулась.

— Нет!

— Никто не будет ничего царапать, — согласился Кай, качая головой, — чокнутая.

***

Естественно, без Белого продолжать было бы глупо, поэтому игру отложили.

Не представляю, играют ли в такие странные игры нормальные подростки? В дружеских белоснежных компаниях и без злого умысла – просто весело провести время, расслабиться после бесконечной учебы, отдохнуть перед её завтрашним продолжением. Я не знаток: меня в компанию пригласили лишь раз, и вот, в какие удивительные игры это приглашение вылилось.

После того как Роуз уехала, подгоняемая угрозами Ины о «должке» с действием, я, сидя за столом, осталась в тишине и одиночестве кухни. Правда, ненадолго.

— Мы выйдем завтра в семь, — без предисловия начал Кай, присаживаясь на соседний стул, — Кажется, Ина приносила тебе платье...

Помню великолепное темно-синее платье и не могу себя даже на секунду в нём представить рядом с дикарем. Я фанат практичной одежды без излишеств: смысл прихорашиваться и тратиться на дорогие вещи, если они всё равно не отвлекут внимания от дикого лица. В моем случае они совершенно бесполезны.

Я откашлялась.

— Мне удобнее в джинсах.

— Дресс-код, птичка.

— Но куда мы? Платье, вечер... Какая-то дикая вечеринка в чаще?

Казалось, мы действительно идём на светский прием. Поразительно: родители всю жизнь скрывали и прятали меня, как позорное бельмо на их белоснежной генетике, а странный дикарь в белоснежных рубашках готов таскать меня по диким мероприятиям, наряжая в чужие платья.

— Ты удивишься, — он лениво улыбнулся, разминая шею.

Кто бы мог подумать, что мужская шея может так притянуть взгляд. Мне снова нужно откашляться. Нервно.

— Не люблю сюрпризы. Хочу морально подготовиться, чтобы не вести себя глупо. Ты ведь этого не хочешь, верно, Кай? Я буду таращиться на всё.

— Главное, не с безумным ужасом, как тогда, когда увидела меня, — он, улыбаясь, покачал головой. — Было обидно.

— Ты размахивал передо мной шприцом, я не чувствовала конечность, — пришлось поёжиться от воспоминаний.

— А теперь, птичка, мы идём на бал, — он коснулся кончика моего носа своим указательным пальцем. — Ничего не бойся.

Я опешила.

Не знаю, то ли от мимолетного прикосновения, то ли от этого пафосного «бал» (что, как в мультфильмах? где в огромном зале танцуют странные танцы под хрустальной люстрой?), замерла и потеряла дар речи.

— Как бы мне ни хотелось прерывать интимный момент, — внезапно вошедшая Ина переводила чересчур заинтересованный взгляд между мной и дикарем, — твоя племянница хочет есть, — обратилась она к Каю, — а ты передо мной виноват, не нужно напоминать, да?

Кай, кивнув, встал и молча принялся за готовку.

На его месте я бы терялась во всех непонятных продуктах, рецептах и шкафчиках огромной кухни, но он чувствовал себя в своей тарелке, расслабленно и со знанием дела смешивая ингредиенты для какого-то соуса. Я вспомнила кулинарную книгу, тоскливо лежащую на полках библиотеки: Кай упоминал, что она принадлежала его матери, неужели именно она привила сыну любовь к готовке?

Моя мать может привить только ненависть к собственному существованию. Эта холодная белоснежная женщина наслаждалась только тем временем, когда находилась в одиночестве за работой. Помогая мне с пошатнувшейся психикой и учебой, Ева никогда даже не прикидывалась хорошей хозяйкой: ей, занятому ученому, хватало обычного контейнера.

— Я оставлю тебе косметику, — Белая заправила выбившийся локон мне за ухо.

Дома меня нечасто касались. Особенно так: спонтанно, по-дружески, тепло и даже мило. Люди почему-то думают, что уродство передается тактильным путем. Уверена, что те, кому пришлось прикасаться к моей коже, волосам или одежде, затем полчаса дезинфицировали руки.

— Нет, я почти не умею краситься. Не стоит, спасибо.

— Что? — она удивленно приподняла брови. — Тебе нужно убрать эти синяки под глазами, нужен румянец, нужно подвести глаза...

Нужно стать Белой. Голубоглазой и светловолосой. Красивой.

Стыдно признаваться, но со временем здесь: с маленькой очаровательной Иви, с Роуз, которая, кажется, даже не собиралась делать операцию (не знаю, совершеннолетняя ли она), с диким Каем, называющим меня «птичкой», а не чудовищем, я начала отвыкать от мысли, что мне что-то катастрофически сильно «нужно». Пусть безупречная Белая и имела в виду менее кардинальные изменения во внешности, всё равно это стало неприятным напоминанием: внешность важна, ты что, забыла, Джун? Тебе нужно многое исправить, Джун. Иначе сиди в комнате и падай с лестниц, Джун.

— Я научу тебя, пока Иви занимается своими игрушками и едой, —Инесса, когда-то бывшая Эйрменд, взяла меня за руку и потянула в сторону второго этажа.

— Это плохая идея, — сглотнула я, — тушью и тенями основного не исправишь. Вообще идти туда – плохая идея.

Она завела меня в свою комнату, указала сесть на криво застеленную кровать и принялась копаться в большой дорожной сумке.

— Тебе и не надо ничего исправлять, Джун, — произнесла идеальная девушка, кидая рядом со мной довольно массивную косметичку. — Мы просто добавим немного блеска и жизни твоему бледному личику. Ты и без этого красавица, но на таких мероприятиях непринято светить искусанными губами.

Девушка доставала разнообразные баночки из сумки и показывала их мне.

— Этим нанесешь тон, этим замажешь под глазами, этим добавишь объема ресницам, этим... — она нахмурилась, — нет, этим ничего, стрелки ты за вечер точно не освоишь. Этим выделишь скулы...

Честно, первые десять пунктов я запомнила. Моя голова была занята мыслями о том, какое же это мероприятие и что оно может дать. Там будут люди: накрашенные, красиво одетые люди! В голове промелькнула сцена: я, просящая о помощи у незнакомцев, и Кай, желающий свернуть мне шею.

Вид разочарованного дикаря, который осознал, что подпустил чужака чересчур близко и показал чересчур много, не приносил удовлетворения, нет. Наоборот, в груди что-то заныло.

— Главное, делай легкие и непринужденные движения кистью, — инструктировала она, пока наносила на мои веки тени. — Отлично подчеркнем цвет глаз.

— Что? Нет, — я отстранилась, — можно наоборот? Мне это не нравится.

— Спокойно, Джун. Там не будет никого, кто бы косо посмотрел на тебя только из-за карих глаз.

— А кто там будет? Что это? Как себя вести?

— Держись Кая и не твори глупостей, — Ина, почти точно повторив слова дикаря, продолжила делать макияж.

Через несколько «о, попробуем» и «упс, сотрём» я всматривалась в зеркало и не понимала, в чем смысл. Нет, не жизни, но этих потраченных попусту пятнадцати минут точно. Кажется, лучше бы мы остались ужинать с Ивей, слушая пересказ очередного мультфильма, чем пытались сделать меня симпатичнее.

Я невзрачный человек.

Обратить на меня внимание – значит вглядеться в дикие глаза или такие же темные волосы. Ничего другого ни за что не заметить.

Но Ина своей шаманской косметикой и тысячью взмахов всевозможными кистями сделала из моего бледного и совершенного обычного лица нечто, притягивающее взгляд. Подведенные глаза казались больше и темнее, мерцающие тени блестели разными оттенками золота, что делало радужку глаз одновременно и выразительнее, и ярче.

Не хочу ничего выразительного, хочу быть сливающейся со стеной невидимкой.

— Красиво, да? — Ина явно гордилась своим детищем.

Я, кивнув, улыбнулась. Как это, черт возьми, смыть?

Румяна аккуратно легли на щеки, придавая лицу свежий, а не еще недавно избитый вид, пудра скрыла мелкие недостатки, а помада вкусно пахла. Вот она мне и понравилась.

— Повторишь завтра, да? — прищурилась Белая. — По тебе видно, что не хочешь.

— Просто непривычно, — я пожала плечами.

— Расслабься и завтра сделай это. Не для меня, не для незнакомцев в зале, — нахмурившись, она покачала головой, — сделай это для себя. Мне это помогало.

Мгновение мы всматривались друг другу в глаза: она – с улыбкой, чувствуя гордость за ту толику женского волшебства, оживившую мое изнуренное лицо, и слова, которые действительно важно услышать каждому. А я искала в её взгляде намек на боль, на испытания и тяжести, которые прекрасная, ныне «похороненная» принцесса Республики безупречно скрывала от мира.

Делать что-то для себя.

Это не эгоизм, не нечто постыдное. Это желание прожить жизнь, а не оторопело наблюдать за тем, как она проходит мимо.

Делать что-то не для того, чтобы гордились родители, не для того, чтобы заложить фундамент на будущее, не для того, чтобы незнакомцы в серых костюмах принимали меня за часть общества, а не его изъян.

Делать просто для себя.

— Мам! — визг ворвавшейся в комнату Иви разрушил момент, но порадовал и меня, и Ину, девочка сияла. — Я тоже хочу! Накрась меня!

— Только чуть-чуть, и сразу спать. Уже поздно, — ответила Ина, передавая мне средство для умывания. — Не перепутай ничего и не переборщи с румянами... а вообще, просто будь такой, какой ты себе нравишься. Спокойной ночи, Джун.

Наверняка Ина пережила множество испытаний и проходит через них по сей день: она потеряла мужа, работает в мелкой конторе, имея великолепное образование, воспитывает дикую дочь, вынужденная наблюдать, как любимого ребенка обижают. Но какие могут быть у нее проблемы с принятием собственной внешности? Идеальная, красующаяся на тысячах обложек всевозможных журналов девушка должна нравиться всем. А у меня «небольшие» проблемы.

— Спасибо, — я широко улыбнулась Ине, пока её дочь целовала меня на ночь, — добрых снов.

Душ я приняла долгий, но, главное, смывший весь макияж. Сознание ко сну было не готово: непрерывно крутились сценарии завтрашнего вечера, я была заинтригована и взволнована. Интересно, непривычно, но не страшно, ведь у Кая было достаточно возможностей испортить мне жизнь, которую он, наоборот, уже относительно долгое время спасал. Значит, на моей стороне высокий, сильный и вечно хмурый дикарь...

Дикарь, который пока по неизвестной мне причине обнаружился лежащим на кровати. Он закинул руку за голову и лежал на предплечье, прямо поверх одеяла, закрыв глаза. Вместо уже привычных футболок и джинсов (да даже белоснежных рубашек, которые я почти привыкла портить) на нем была простая черная майка и тонкие штаны, видимо, предназначенные для сна. Лицо открыто и расслаблено: ни усмешек, ни нахмуренных бровей, ни прищуренных глаз.

Кажется, я увидела слишком много голой кожи, от чего немного зависла, уставившись на точеные изгибы мышц его рук. Тело Кая явно не предназначено для бумажной работы и прозябания в сером офисе, ведь закалено долгими упражнениями и изнурительными тренировками, а не побегами к кофеварке.

Я понимала это и раньше, но выставленные напоказ сильные руки вовсе не оставляют никаких сомнений, что работа дикаря – нечто опасное и незаконное.

Но что он делал здесь...

А, точно.

Это комната Кая. Это кровать Кая.

Он мог прийти и лечь спать в своей постели. Он мог спокойно войти в ванную комнату (спасибо отсутствию замка), пока я пыталась затеряться за клубами пара в душевой.

Однако он мог бы и предупредить.

— Я хотел поговорить с тобой о завтрашнем, — не размыкая век, сонно пробормотал Кай.

Пушистые и длинные ресницы дикаря отбрасывали тени на высокие, будто высеченные из дорогой породы камня скулы.

— И немного уснул, — он открыл глаза, устало потёр их и с усмешкой обратился ко мне. — Что же ты так долго делала в ванной, птичка?

Пыталась смыть косметику и, наконец, найти своё лицо. Я пожала плечами.

Повезло, что пижама, которую одолжила мне Ина была теплой, уютной и домашней: простые штаны и легкая футболка. Задумавшись, как бы я беспокойно ерзала под его взглядом, будь на мне тонкие, слишком короткие шорты и нечто откровенное на лямочках вместо майки, я вспомнила, что, вообще-то, пришла в сознание в его футболке.

Дикарь всё видел, осознала я, чувствуя, как румянец окрашивает щеки не хуже чересчур ярких румян Ины.

— Ты покраснела? Серьезно? — он приподнялся на локтях, усмешка превратилась в улыбку, — дьявол, мне очень интересно.

Ямочки.

Почему я их раньше не замечала?

— Поговорить, Кай, — вышло пискляво, поэтому я откашлялась. — О чем ты хотел поговорить?

— Это не так интересно, — дикарь, тяжело выдохнув, откинулся на подушку, — на месте разберемся. Ты увидишь много разных людей...

— Белых и Темных? — нетерпеливо перебила я.

— Оставайся спокойна, — с закрытыми глазами кивнул Кай. — Ты ведь нормально отреагировала на Дина и Роуз сегодня. Я представляю, как всё это дико для того, кто в своей жизни видел только чертов Моретти.

Я – человек, который через несколько лет будет им руководить.

Впервые я задумалась об изменениях. О небольших реформах, о том, как смогу внести в общество штата что-то хорошее, сделать то, чего своим черствым сердцем не допускал мой отец. Дети не должны страдать от одиночества и ненависти к себе, если вдруг родились не столь идеальными, как их сверстники. Дети должны оставаться детьми: невинными, душою светлыми и свободными от предубеждений, сколь черными бы ни были радужки их глаз.

Мне было тяжело и будет еще долгое время: мы не можем научиться принимать себя в один миг, забыть о годах, прожитых за закрытыми дверями стыдящихся родителей, отбросить всю скопившуюся обиду. Нужно время, нужны силы перешагнуть через своё прошлое существование.

Наверняка можно повлиять на то, в каких условиях будут расти будущие девочки и мальчики. Помочь сделать их мир немного лучше.

— Нормально, — вырвался смешок, — я до сих пор в шоке с находящейся здесь Ины. Но к твоей семье можно привыкнуть.

— Они нормальные, когда не соревнуются, кому больнее и кто больше страдает. Ладно, — тихо произнес он, — пора спать.

Дикарь потянулся к тумбе, стоящей рядом с кроватью, и, открыв верхний ящик, вслепую достал небольшой предмет. Присмотревшись, я поняла, что это упаковка таблеток, а еще открытый ящик забит всевозможными лекарствами.

У дикаря под боком была спрятана целая аптека.

— Зачем?

— Неважно себя чувствую, — ответил он, поднимаясь с постели.

— Ложись. Я лягу там, — я неопределенно махнула рукой в сторону двери. — Хватит мне занимать чужие кровати...

— Займешь чужой диван? — на губах дикаря появилась улыбка, — замерзнешь, птичка.

— Я серьезно, Кай, — дикарь спас мне жизнь и меньшее, что я могла сделать – это уступить ему его же постель. — Как много лекарств.

Улыбка Кая поникла, когда он перевел взгляд на аккуратно расставленные в ящике медикаменты, прежде чем закрыть его.

— Когда тебе было плохо, пригодилось. Тебя пришлось в чувства приводить, помнишь? Удобно иметь всё под рукой, — он устало пожал плечами, —  а насчет сна – разговор окончен.

Вспомнила, как он хладнокровно рассказывал о том, в каком состоянии нашел мое израненное практически до смерти тело, каким лекарством поставил на ноги. Как я была напугана, поражена и не верила ни глазам, ни ушам, ни его диким словам. Случилась паническая атака: всё пылало, но одновременно плыло, казалось, что вокруг только чудовища, желающие бесконечно повторять ту боль. Мне было плохо, действительно плохо.

— А тебе это... — боясь, что зашла с вопросами слишком далеко (как отключается чертово любопытство?), я не закончила предложение.

Неужели высокому, сильному, опасному дикарю, живущему в диких, укрытых лесом и его хищными обитателями землях, нужно приводить себя в чувства?

— У каждого свои кошмары, птичка, — уходя, он забрал лежащий на стуле плед, — доброй ночи.

— Доброй ночи, Кай.

Ночь прошла без кошмаров: сну под умиротворяющий стук разбивающихся о крышу капель дождя не могло помешать ни одно «нарисованное» подсознанием чудовище. Интересно, а только мои монстры в этом темном и тихом доме были выдуманы?