- Заснула твоя хромоножка.

Лукреция закрывает за собой дверь на кухню и ставит чайник на плиту.

- Желязяка поди ржавая была. Заражение...

- И без твоего знаю, - отрезаю грубее, чем нужно, и упираюсь лбом в стол.

- И если вдруг кость...

- Лу, её нужно отнести в вашу клинику.
Сегодня ночью.

- Окуляр поди отобрали за плохую службу, - констатирует она, кривя губы.

- Обзаведусь новым. Но пока сканировать кость мне нечем. Пусть отдохнёт, и сразу же выдвигаемся. Оборудование ещё живо?

Разводит руками:

- Поди растаскали. Хотя врачонок всё ещё ходит на службу. Глядишь, и найдётся рентген для хромоножки.

- Она не хромая.

- Сейчас - нет.

Что я ненавижу в Лу, так её правдорубство.
Это же и люблю.

Вынимает из старого пластикового короба, который она именует холодильником, миску с овощным супом, окрошка, если не изменяет память. Кладёт передо мной, следом достаёт ложку из выдвижного ящика, у которого отвалилась ручка.

Усмехаюсь, но придвигаю тарелку ближе к себе.

Лу молчит, пока я ем. Стоит в двух шагах - её кухня не располагает большими размерами - и растирает пестой в небольшой деревянной ступе травы.

- От меня наподдал ботоксному?

- Ни от кого не наподдал.

Ещё одна жизнь на моем счёту. Впустую загубленная. У этой рыбы нет головы. Она вся - туловище. Огромное, бесформенное, не найти начала, не дойти до конца. Жажда отмщения затмила мне разум, и я поддался неодолимой тяге увидеть, как из него вытекает жизнь. Как он сам стекает с помоста жалким кровавым ошмётком. Средоточие моего гнева и презрения было лишь пустой оболочкой. Истинный преступник - система целиком.

Стул производит слишком много шума, когда я поднимаюсь из-за стола.
Черт.
Бинди нужно немного поспать.
Подхожу к окну. Лу не была такой неряшливой прежде. Сквозь мутное стекло видны лишь размытые силуэты зданий через дорогу. Ни единого движения. Её район один из самых необитаемых. Соседствовать с пустотой - её сознательный выбор.

Крик доносится из спальни - и во мне всё обрывается.

Лукреция, не шелохнувшись, толчет зелье.

Что я ненавижу в ней, так абсолютную невозмутимость. Это же и люблю.

Бинди сидит на кровати, подтянув здоровую ногу к груди.

Подсаживаюсь к ней и отвожу назад закрывшие её лицо волосы.

Цепляется пальцами за мои запястья, заглядывает в глаза. На лбу испарина, тяжело дышит.

- Это был сон... - убеждает себя в попытке успокоиться, и прижавшись к моей груди, всхлипывает.

Не придумав ничего лучше, провожу рукой по её волосам. Не знаю, может ли этот жест утешить, но в детстве мать именно так снимала с меня налёт ужаса из кошмара.

- Что ты видела?

В моей голове тьма вариантов, один удручающей другого.

- Дурное место. Всё одинаковое... Мальчик, - Бинди глотает слезы, делает паузу, отстраняется и вытирает щеки, - вынул спрятанный осколок из-под матраца - и порезал себе руку... много прорезов... много крови. Потом тело... тела, таких же, как и он детей в похожей одежде, их сбросили в яму и засыпали землёй. Потом... я видела свои руки... - выставляет их перед собой, - я взяла тетрадь - там были ужасные вещи ... это писал тот мальчик... он написал, что единственный способ это прекратить... Он разбил тарелку ради осколка - и его поколотили взрослые... Он успел спрятать кусок стекла. Этим куском они все договорились убить себя... Я знаю, почему они это сделали... я читала, как их, красиво одетых и чисто вымытых, счастливых, повезли поиграться... Как сделать так, чтобы ничего не снилось?!

Крепко сжимает ворот моего лонгслива, смотрит в надежде, что я дам ей ответ... Нет ответа. Я придумал только один способ - не спать. Глаза, полные слёз, кажутся больше обычного. Ветровой не повезло родиться пытливой и не глупой. Сновидение - проклятие, которое не коснулось бы того, кто не думает о причинах, кого не волнуют следствия. И я ничем не могу помочь ей, той, которая помогала мне многие годы, даря редкий покой своим присутствием в моих снах.

- Я не знаю.

- Так больно... - шепчет она, говоря не о ноге. Прижимает руку к груди, там, где сердце.

С ресниц падают крупные капли слез.
Беспомощность - дерьмовое чувство.
Я бессилен.

Накрываю её руку своей. Крепче прижимаю к себе. Я бы забрал все её кошмары, если бы мог, и смотрел их неделями, чтобы они забыли дорогу к её подсознанию.

Её лоб упирается в мою щеку - Бинди горит.
Её скудномозговый бойфренд мог бы подумать о медикаментах - сейчас я бы не стал гнушаться ничем, даже печенью нерожденных младенцев, из которой делают чудо-средства. Но в рюкзаках кроме лейкопластыря и компактного спрея-антисептика не было ничего - будто порез пальца - это предел наших возможностей. Он недооценил Бинди. Или переоценил нашу удачу.

- Поспи, - шепчу ей в ухо, - я постерегу твой сон.

Через какое-то время дыхание Бинди становится ровным. Осторожно перекладываю её на подушку. Но не отпускаю руку. Пусть чувствует защиту... Хотя до сегодняшнего дня я её паршиво
защищал.

Лу бесшумно появляется у кровати. Вздрагиваю, когда вижу перед собой её протянутую руку с кружкой дымящегося напитка.

- Тебе. Чтоб не задрых.

- Говори тише!

- Неблагодарный скот.

Лукреция переводит взгляд на мою ладонь, в которой лежит ладонь Бинди, хмыкает и уходит, оставит отвар на полу у кровати.

***

Когда темнеет, я выбираюсь на улицу и иду по ориентирам, подсказанным Лу, к единственной городской клинике.
Здание ветхое, двухэтажное. Без труда проникаю внутрь, просто наподдав плечом дверь служебного входа. Нужно удостовериться, что здесь есть необходимое оборудование, прежде чем нести сюда Бинди.

Освещаю узкий коридор фонарем: пол местами укрыт плиткой, представляя собой что-то похожее на мозаику, где некоторые части безвозвратно утеряны. На стенах потрескавшаяся краска. Потолок в трещинах. Место исцеления одним своим видом может нанести вред здоровью. Рядом со стойкой, над которой висят буквы «Р», «Г», «И», «С», «Т», «У», «Р», «А», нахожу доску с перечнем кабинетов. Рентген - восьмой. Освещаю двери, дохожу до конца коридора и поднимаюсь вверх по лестнице. Дверь с цифрой «8» поддаётся почти так же легко, как и входная. Аппарат - кушетка с перемещающимся сканирующим механизмом - древнее древнего. Одних только денег, которые приносит этот город, хватило бы на то, чтобы отстроить каждый его сантиметр по новейшим технологиям, обеспечить каждого жителя достойными условиями жизни - но их существование намеренно сделалось одной большой издёвкой. Глумление как самоцель.

Запускаю аппарат. Загораются лампочки подсветки, начинается гудение, кряхтение, но вроде как всё работает. Сканирую свою руку - на экране отображается скелет моих растопыренных пальцев. Отключаю прибор и возвращаюсь к дому Лу тем же путём.

Всего раз встречаются подвыпившие дефектные, трое мужчин, обрывок их разговора о том, что начальник смены отмороженный чурбан, что теперь на продукты нужно вдвое больше талонов доносится до моих ушей, когда я прохожу по противоположной стороне узкой улицы. Их внимания я не удостаиваюсь, и продолжаю путь.

- Всё хорошо? - присаживаюсь на корточки к Лукреции. Она сидит на полу у кровати Бинди, сложив ноги крестом и спиной оперевшись о стену.

- А что с ней станется-то?

Высыпаю перед ней содержимое своих карманов - нахватал из шкафчиков в клинике таблеток и сиропов, сколько нашёл.

- Хочешь, чтобы девка коньки отбросила? Я ей свои антибиотики дам.

- Лу, ты дама моего сердца, - ловлю её шершавую руку и подношу к губам. Она замахивается в ответ, не успев скрыть улыбку.

- Поди брешешь.

Бинди что-то мычит и хватает край простыни. Сажусь к ней и беру её лицо в свои ладони. Она пылает. Ресницы распахиваются - и первое, что она говорит:

- Приснись мне живым, - и вдруг зажмуривается, осознав, что произнесла это вслух, и отворачивается к стене.

- Мы сейчас отправимся на прогулку.

- Дождаться, пока мне отцапает ногу, чтобы пригласить на свидание - очень в твоём духе.

Никаких свиданий у нас не будет. Но я выдавливаю из себя улыбку вместо ответа. С её ошибочным толкованием разберусь потом.

- Ты выдержишь? Это недалёко.

Она кивает.

- Хотела бы что-то поесть?

Бинди качает головой, а Лу, о присутствии которой я и забыл, недовольно бурчит:

- Тут поди не кафетерий. Чётче формулируй вопросы. Хотела бы ты отхлебать окрошки?

- Бинди, тебе нужно восстановить силы. Лу, неси.

Хозяйка дома скрывается в направлении кухни.
Бинди приподнимается, её лицо искажает гримаса боли, которая тут же отзывается во мне острым уколом в то место, где у людей обычно бывает сердце. Будь оно у меня, я бы вёл себя иначе. С ней.

Лу оставляет поднос на кровати и уходит.

- Помочь?

Бинди решительно качает головой и берётся за прибор. Её рука дрожит, но я не вмешиваюсь.

Морщит нос, когда отправляет в рот первую ложку. На её счастье, Лу этого не видит.

Ловлю себя на том, что слишком пялюсь на неё. Движения губ, движения рук, едва заметное вздымание груди - в ней бьется жизнь, она дышит, но то, что я пережил накануне, ощущения, такие же, как в том сне, всё ещё не отпустили. Комом в груди затромбовались чувства утраты и вины, сплетенные между собой в двуцветную нить и закрутившиеся в огромный клубок. Рано или поздно этот день наступит. Сны не лгут.

Но именно сны стали причиной того, что я искал её. Больше, чем этой встречи, я жаждал лишь отмщения за родителей. Каково же было мое удивление, когда невесомая, нежная девушка из моих снов в один день проехала мимо, окинув меня взглядом, полным ненависти. В ту же минуту я узнал, что она Элисса Винди, что она школьница, что у неё есть бойфренд - первый её бойфренд - Тим Мартен, с которым она и направилась в КДД, чтобы увидеться с дефектным отцом, чей отец также был дефектным, чья бабушка та, данные о которой так коряво стирались из датабэйз, и что ей грозит штамп, едва она переступит порог восемнадцатилетия.

Как тут не задуматься о предопределении.

С той минуты я следил за её перемещениями. Я изучал её с маньячьей зацикленностью. Я готовил знакомство в реальности, но она не дала мне времени. Её побег из дома не вписывался в мои планы, но и позволить ей быть задержанной я не мог. Привлекательной и несовершеннолетней потенциально дефектной отведено особое место в фантазиях выявителей.
Я решил совместить опеку над ней с попыткой добраться до просвещённых. Моя ошибка - я дал себе волю. Впервые забылся, отошёл от своей цели. Увлёкся и эгоистично всё загубил.

Встаю и направляюсь к выходу.

- Ты куда? - бросает мне вслед та, что в реальности предстала передо мной резкой и порывистой, непредсказуемой и сносящей к чертям собачьим любые доводы рассудка. Моя личная головная боль.

- Прогулка отменяется.

***

- Ты уверен? Там, куда ты направишься, гораздо оживленней. Едва завидев тебя и не сумев прочесть твои данные, бывшие коллеги поймут, что перед ними один из взбунтовавшихся. Худо будет всем. Верю, что они тебя не скрутят, но потом будут скручены толпы безвинных. Начнутся проверки.

- Я не попадусь никому на глаза.

Лу открывает рот, но передумав, замолкает. Сжимает губы и внимательно смотрит на меня.

- Это она?

Жалею, что был с ней излишне откровенным. Молча иду к выходу. Из оружия - заточка от Лукреции, припрятанная у щиколотки.

- Она, - отвечает Лу сама себе и добавляет единственный подходящий в этой ситуации комментарий - вздох.

***

На Вымершей улице (наверняка адрес Лу звучит иначе, но это определение подходит куда больше), ни души. Выждав, чтобы наверняка, в переулке, иду в сторону резиденции смотрящего. Если в этом городе есть выявители, они будут кучковаться где-то у границ владений местного босса, на страже его жалкой шкуры и имущества.

- Ты мне должен еще семь талонов! - визжит лохматая женщина, прикрывая нагое тело простынёй. - В долг больше не пущу!

Её посетитель, не оборачиваясь, машет ей рукой.

- Как насчёт тебя, красавчик? Эти вонючки мне до смерти надоели. Обслужу в рассрочку.

Прохожу молча, подбросив вверх один из перстней, что я стянул из хранилища дяди. Всегда считал бесполезной его коллекцию побрякушек, а дядька-то предусмотрительно собирал её с заботой о племяннике. Лохматая ловит его меж двух ладоней, грязная простынь падает на землю - ей нет дела до этого. Женщина пробует кольцо на зуб, что-то бормочет, но я уже на таком расстоянии, что ничего не могу разобрать.

Из окон первых этажей до моих ушей доносится вся суть дефектного мира. Я слышу бытовую ругань - кто-то снова без особых причин расходует электроэнергию, когда было условлено не включать свет. Я слышу стенания - в сотый раз безрезультатно обратились в соцслужбу за право вернуть ребёнка из детского приюта. Тем не хватает талонов до конца месяца. Тем претит начальник смены. Большинство же говорит о том, как бы нас поскорее нашли и вздернули. Ведь теперь по всем каналам экстренные выпуски новостей вместо их сериала-амнестика. И рабочий день увеличен на час - для покрытия издержек на обеспечение безопасности от предполагаемых атак наших сторонников. Казна ломится, в этом нет необходимости. Но лучшей профилактики симпатий к нам и не представить.

Огни резиденции смотрящего ярко светят впереди. Я в радиусе патрулирования.

Сажусь, подперев спиной высокий каменный забор.
Устав вертеть заточку меж пальцев, встаю и иду вдоль улицы. Рискую, здесь почти открытая территория.

Слышу разговор двух патрулирующих и вовремя успеваю скользнуть за угол.
Проходят вперёд - и я могу рассмотреть их в свете. Ни один из них не надел окуляра - устройства болтаются у них на ремнях. Кретины.

- ...зато свежие дефектные посыпятся. Будет весело.

- Говорят, у нас будут новые привилегии. Хотят привлечь побольше рекрутов.

- Как думаешь, быстро отыщутся Ривенд и Винди?

- Гы, хотел бы я быть тем, кто её найдёт.

Мне следовало быть острожным, не проявлять себя, дождаться удобного случая. Но я в один рывок оказываюсь позади них. Хватаюсь за их головы, в которых вместо мозгов извилистое дерьмо, и бью их друг о друга.

Пока не успели очухаться, сбрызгиваю их рожи нейролептиком. Теперь оба смиренно лежат мордами вниз у моих ног. Проверяю, насколько крепко они отключились, встав ботинком на хребет одному и другому. Не шелохнулись. Падальщики, питающиеся чужим несчастьем. Сплёвываю. Отстегиваю окуляры у обоих и возвращаюсь на Вымершую улицу.

***
- Я споила ей цетрарию с тысячелистником. Поди заснула.

Ставлю перед Лу один из окуляров, забираю второй с собой в комнату, на ходу натягивая его на глаза.

Бинди спит, свесив руку на пол. Красным мигает «Физическое лицо неопознанно», ниже в ряд выстроились данные:

Температура тела: 39,8 °С
Артериальное давление: 95 мм.рт.ст.
Пульс: 61 уд/мин

Опускаю взгляд ниже, на ногу.
Черт. Кость треснута.

***

- Я знаю, что ты задумал. Ничего не выйдет. Собачьи блохи, я тебе не сестра милосердия!

- Я это уже слышал. Но ты единственная, кому я сейчас могу её доверить.

- Щенячьей пасти вонь, я не стану возиться с мегаполисной принцесской! Даже не думай!

- Лу, она не такая. Ты её полюбишь.

Бровь Лукреции взлетает так высоко, что едва не теряется в волосах.

- Ладно. Не полюбишь. Но и не будешь каждую минуту мечтать изрешетить её двустволкой. Обещаю.

Лу с отвращением кривит губы. Но перестаёт возражать.

- Ты сам ей скажешь. Не собираюсь с утра девчонке сопли утирать, - хозяйка дома тяжелой поступью следует к двери и выходит на улицу.

Сажусь на корточки у постели Ветровой. Тянуть нет смысла.

- Мне нужно идти, - говорю шепотом, почти касаясь губами её виска, и втягиваю в себя запах её волос.

- Я иду с тобой! - ещё не открыв глаза, она пытается встать. Силой прижимаю её обратно к подушке.

- В этом и проблема. Пару недель тебе нужно провести в постели.

- Нет, нога почти не болит, я могу... Я пойду!

Беда на мою голову. Не могу сдержать улыбки.

Ветрова приподнимается на локтях и садится. Ёрзает, принимая удобное положение.

- Бинди, ты же любишь сказки? Один торговец, отправляясь в дальнее плавание, обещал привезти дочерям подарки...

- И оставил их с женщиной, которая взглядом мечет ледяные глыбы?

- Бинди...

- Кто прикроет тебя? Ты же ненормальный и безрассудный, ты же...

- Смотри на меня.

Зря я попросил об этом.
Ещё один такой взгляд - и я останусь.
Ещё один такой взгляд - и я сорвусь.

Сглатываю ком, глядя на её губы.

- Я должен идти.

Ухожу, не оборачиваясь, унося с собой одно желание: если будешь сниться - приснись живой.