«Диа»
Неделя пролетела самозабвенно и быстро для неё. Казалось, все семь дней, в которых Диаманта растворилась целиком и полностью, — прошли, как песок проходит сквозь пальцы. Текучесть времени раньше была для неё пыткой, потому что хотелось ощущать жизнь по полной, стараясь не пропускать что-то новое. Сейчас же Диаманта была благодарна времени за скоропостижность.
Первой причиной её желания идти плавно с днями был звонок Розмерты, которая кратко разъяснила ситуацию с должностью пиар-менеджера для группы. Несколько секунд Диаманта молчала в трубку, слушая спокойное дыхание сеньоры на том конце линии. Потом в её голове постепенно стали восстанавливаться картинки, и когда Розмерта продолжила говорить про то, что ребята нескончаемо утверждают о том, что она целиком и полностью может погрузиться в работу и отдать себя творчеству, — грело душу. Хотя, обо всём этом знала только одна Виктория, но и этого было достаточно Диаманте, чтобы осознать то, что она в действительности где-то может пригодиться, спустя несколько неудачных попыток устроиться на работу.
Она согласилась, практически не раздумывая.
Совершенно не задаваясь вопросами по поводу того, почему же ребята не сообщили ей это сами — Диаманта знала, что на правильном пути.
Последние годы ей хотелось быть нужной. Это мечта глубоко крылась внутри, спрятанная другими желаниями, укрытая мыслями о собственных ценностях. Она думала о своей нужности редко, но каждый раз всё сильнее осознавала — это тупик, который никуда не приведёт. Ей хотелось помогать людям, которые потеряли веру в жизнь, — хотя она сама была пропитана размышлениями о бытие. И ей хотелось делиться этими размышлениями с людьми. Неважно где и как. Будь то рассказы или мазки на холстах, — впрочем, Диаманта находила во втором больше смысла. Помощь людям — изысканность в наше время. Доброта, что скрыта в человеке, не всегда вылезает наружу, потому что люди зачатую бояться показать эту грань — помощи и сердечности. Современное общество привило быть холодными, расчетливыми, в какой-то мере грубыми и циничными. Страх — еще одна составляющая нашей жизни на данный момент. Диаманте был знаком страх: липкий, тяжелый и болезненный, — он появлялся в моменты, когда она смотрела в глаза человеку, сумевшему превратить её жизнь в ад. Всё остальное для неё было преодолимым: она не боялась подойти на улице к человеку, которому стало плохо; приходила на помощь к пожилым людям, которые не могли донести тяжелые пакеты; не проходила мимо бездомных животных, каждый раз кормила их либо гладила, — в её сердце щемили мелкие раны, но когда она делала добрые дела, они своеобразно залечивались.
Тогда она чувствовала себя нужной. Нужной себе. Этому миру.
Как и сейчас.
Розмерта рассказала что нужно делать, и на следующий день Диаманта начала работу по созданию обложек к их песням, предварительно закупившись листами, карандашами, красками и фломастерами. Розмерта сообщила, что нарисованный материал передадут в специальную студию, откуда уже придёт электронная версия. Помимо этого Диаманта создала несколько страниц в разных социальных сетях, куда транслировала их будущие выступления и выложила пару фотографий.
Она призналась себе в том, что во время канцелярских покупок её охватила приятная теплая волна воспоминаний: словно на пару мгновений она перенеслась в прошлое и с удивительной детской сосредоточенностью двадцать минут рассматривала мольберты и разные марки красок. Акварель, масляные краски, пастель, сангина и сепия, уголь, гуашь — все краски искрились разными цветами в её глазах, игрались с белоснежными прилавками магазина и манили к себе. С самого детства у неё не было принципов чем же рисовать, в то время как у других начинающих художников формировалась некая база. Она была универсалом. Диаманте было не важно, с чего начнется новый урок, будь то краски или карандаши. Риччи отдавала предпочтение ко всему.
Диаманта думала, что будет сложнее. Спустя несколько лет вновь прикоснуться к бумаге и взять в руки карандаш. Возникший в первую секунду образ матери, которая стоит за спиной и поглядывает за тем, как её дочь рисует — растворился при первой же возможности нарисовать начало. Глаза заслезились, предоставляя расплывчатому серому туману возможность появиться, но девушка, сжав губы, приказала себе думать лишь о том, как прекрасно вновь почувствовать себя настоящей.
Как бы глупо и банально это не звучало, в связи со сложившимися ситуациями — второй причиной её ментальной уравновешенности был Дамиано. Ей было до невозможности глупо это понимать, потому что такое случается только в книгах или фильмах, а реальная жизнь зачастую бьёт под рёбра. Но эта реальная жизнь сделала ей подарок.
Он был с ней. А она была с ним.
После первой проведенной ночи, которая жаркими печатями останется у неё в памяти, Давид предложил остаться у него. Точнее утвердил. Утром, когда прекрасные лучи солнца касались его сонного лица, перемешиваясь с карим оттенком прищуренных глаз, когда оба они чувствовали необъяснимую легкость внутри себя — он, слегка приподняв к ней голову и прикусив нижнюю губу, сообщил, что отныне его маленькая квартире теперь уже не будет принадлежать холостяку. Она рассмеялась, руками хватая его за шею и притягивая к своему лицу. Ему не требовались слова о том, что она согласна. Ему не требовались какие-то ответы, потому что всё, что надо было, он читал в чистых зеленых глазах. Сканируя, изучая, проникая.
Диаманта подпирает под себя ногу, ставит громкость в плеер на самую мощность, параллельно кусая кончик чёрного карандаша. Её волосы распластал ветер, который настойчиво проходил через открытое окно, и Диаманта часто бросала задумчивые взгляды на соседний дом. Балкон в доме напротив — прямо перед их окнами — вмещал в себя старенький велосипед и коляску, пространства было не так много, но соседским детишками как-то удавалось играть в настольную игру, которая аккуратно была разложена на полу. Внутри у девушки теплело, когда она внимательно наблюдала за эмоциями ребят. Эта теплота и неподдельная искренность постепенно выливались на лист. Она набрасывала линии, которые, впоследствии превращались в полноценный рисунок.
Тоненькая рубашка оливкового цвета, под ней облегающая черная майка и серые свободные штаны, которые так любезно одолжил ей Дамиано, — она чувствовала себя как никогда комфортно и уютно. После нескольких попыток собрать кудрявые волосы в высокий хвост, Диаманта позволила им колыхаться на плечах.
Соседский мальчишка вскочил на ноги, радуясь своей победе, в то время как сидевшая угрюмая девчонка что-то настойчиво ему доказывала. В этот день солнце было редкостным, но изредка попадавшие лучи грели, затягивали и манили, убаюкивая своими солнечными волнами. Она потянула спину, глубоко запрокидывая голову назад. В ушах играет та успокаивающая мелодия, что играла в первый день её знакомства с группой. Улыбка неосознанно расползается по лицу.
Через призму заставшего счастья, Диаманта всё же задавалась интересующим её вопросом. Она по сей день не могла объяснить статус их отношений. Пара, любовники, сожители? Сожители, пожалуй, звучит грубо. Но необъяснимая тяга расставить всё по полочкам не даёт ей покоя. Между ними проходят электрические токи, разряды, позволяющие чувствовать яркие эмоции, необходимое желание прикасаться друг к другу, целовать, обнимать, рассказывать что-то нелепое или наоборот, серьёзное. Их нельзя было назвать сожителями, но и в роли пары они были маловероятны. Возможно, они были больше чем пара. Люди, которые нашли друг в друге себя.
Дамиано, просыпаясь каждое утро всегда раньше неё, постоянно выходил на открытый балкон и курил. Сонный, с запутанными волосами, мелкими мурашками на руках и спине от утреннего холода — она видела его каждое утро таким, каким никто не видел, но даже не представляла этого. Он казался ей уютным и родным. После утренней процедуры в виде сигареты, Дамиано уходил на кухню и возвращался с двумя кружками крепкого кофе. Как оказалось, оба они лютые фанатики крепкого заваренного кофе с утра. Целовал без всяких слов чуть выше верхней губы, вкладывал в руку кружку и садился на пол, облокачиваясь спиной о края кровати. А Диаманта гладила его по голове и делала глотки бодрящего напитка.
Они готовили, убирались, стирали и гладили вместе — это сближало их еще больше. Дамиано рассказывал ей о своих детских историях и о первых попытках записать песню. Рассказывал всё, что только было в его жизни. А она слушала, впитывая в себя каждое его слово, словно губка. Ей были так важны эти моменты, через которые их души сплетались каждый раз сильнее.
Притягивались. Диаманте было интересно узнать о нём всё. Без исключений.
Если парой она их не могла охарактеризовать, то вот любовниками с большей вероятностью могла. Любовниками, умеющими тонко и умело находить в телах друг друга целые вселенные. Любовниками страстными, обладающими невероятной тягой друг к другу. Так как он обходился с её телом — было самым наивысшим искусством, которое она и не могла представить. После каждого раза на её коже оставались незримые огненный пятна от пальцев, губ. Он умело совмещал нежность и ту грубость, которая со временем стала ей необходимой. Опытно будоражил внутри Диаманты дикие всхлипы и сладкие стоны. И она видела, как пляшут черти в его глазах, когда он подводил её к состоянию экстаза. Видела и чувствовала, — и от этого коленки её дрожали ещё сильнее, перемешиваясь с быстрыми выдохами и тяжелыми вздохами. Диаманта же обходилась со всеми поцелуями, ласками, словно львица, сумевшая забрать своё. Аккуратно, изыскано и манерно — она целовала его всегда прикусывая нижнюю губу, чуть улыбаясь и специально выпуская тяжелый выдох в его губы, прекрасно зная, что это сводит его с ума. Обнимала и притягивала к себе также осторожно, поглаживая шею и ухватываясь за чёрные волосы. А когда чувствовала под своими пальцами табун мурашек на его коже — ухмылялась или целовала в нос.
Так, совершенно не подозревая, за неделю они стали друг для друга больше чем пара, и больше чем обычные любовники.
Неосознанно, Диаманта вспомнила одноименный роман Оскара Уайльда, где бедняжка Сибила Вейн была безгранично влюблена в человека, чья душа постепенно тлела на портрете в старом чулане. Раньше она сравнивала любовь Сибилы к Дориану — безумством, которое возродилось в кратчайшие сроки. Любовь душащая и наивная, которая в последствии привела Сибилу к верной смерти. Она влюбилась в Дориана также быстро, как и покончила с особой, — Риччи просто не понимала, как к такому умозаключению как влюбленность можно прийти за несколько дней. Что же, Диаманта Риччи глубоко ошибалась. К этому умозаключению невозможно прийти. Влюбленность — неощутима. Точно также, как и воздух, к которому невозможно прикоснуться. Мы просто чувствуем, что он проникает в наши легкие, осуществляя дыхательные процессы. Влюбленность проникает в нас за долю секунду, тогда, когда не успеваешь даже и моргнуть.
Диаманта знала, что сейчас им как никогда нужно время для отъезда в Рим, и каждый раз, когда Дамиано поздно возвращался домой после нескольких часов, проведенных в студии, она утыкалась носом ему в ложбинку между ключицами и говорила о том, что они все огромные молодцы. Диаманта видела всю эту неделю насколько тяжело ему приходится. Он писал песню, каждый вечер склонившись над ветхим листком и ручкой в руке, пока рядом в пепельнице дымилась очередная сигарета. Наблюдать за ним в моменты творчества — сплошное удовольствие. Он становился сосредоточенным, укутывался в теплый плед, нелепо убирал волосы со лба, и каждый раз Риччи удивлялась, насколько он любит своё дело. Она практически впитывала в себя его настроение, когда он писал текст будущей песни. И вдохновение само накатывало её.
Вот так, совершенно того не замечая, они брали друг у друга энергию.
— Я не могу работать, когда ты вот так вот смотришь на меня, — как-то сказала Диаманта, упорно сминая неудавшейся лист с тем, что она планировала на нём нарисовать.
Он подпер подбородок рукой и улыбнулся, глазами бегая по её лицу.
— Что, уже нельзя наслаждаться?
— Чем же?
— Твоей красотой.
— Думаю, сейчас я не совсем красива.
Она вспомнила свой нелепый пучок на голове, завязанную клетчатую рубашку на талии и домашнюю синюю футболку, полностью усомнившись в правильности своих слов.
— Ты так ошибаешься, Ди.
Ди – с его губ звучало мягко и ласково.
— Думаешь? — безучастно спросила тогда она, делая наброски уже на другом листке.
— Уверен. Человек всегда прекрасен тогда, когда занят чем-то.
— А в остальные моменты?
— В остальные моменты он прекрасен не так сильно.
Она хотела было не согласиться с ним, ссылаясь на то, что Дамиано прекрасен всегда, но вовремя закусила язык.
— Я бы хотел, чтобы ты поехала с нами. В Рим.
Карандаш замирает на половину пути, и ей тогда невероятным образом удалось сохранить спокойствие на лице.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Тебе не о чем волноваться, — настойчиво продолжал он, нервно постукивая костяшками пальцев по столу. — Слышишь? Я хочу, чтобы ты была со мной.
— Я итак с тобой, — тихо, почти шепотом.
— Чтобы была со мной там.
— Дамиано, правда, это не самая лучшая идея...
— Ты боишься его?
Резко. С прищуром в глазах. Настойчивость в его лице читалась как никогда раньше. Сжав кулаки, он глубоко выдохнул.
— Я решу это проблему, хорошо?
— О чём ты? — неуверенно спросила Диаманта, слабо ощущая внутри себя волнение. — Послушай, не нужно ничего...
— Если я сказал, что решу – значит решу. Тебе не о чем беспокоиться.
— Нет, мне есть о чем беспокоиться, — на смену волнению накатывает волна необъяснимого желания доказать свою правоту. — Я не позволю, что бы кто-то из вас связывался с ним. Это слишком рискованно, Дамиано. Ты даже и не догадываешься, насколько сильно этот человек может зайти, если ему перейти дорогу. Он... он чертов дьявол.
— Тебе не о чем беспокоиться, — вновь повторил он, теперь уже хитро прищуриваясь в сторону окна.
— Ты невыносимый.
— Слышать это от тебя – вдвойне приятней.
— Не своди эту тему в шутку, — серьезно сказала она.
— Диаманта, — Давид всем корпусом поворачивается к ней, придавая своему лицу строгость. — Ты дорога мне, настолько, что я, блять, готов сделать что угодно, лишь бы ты никогда больше не чувствовала того дерьма из прошлого. Слышишь, я сделаю всё, чтобы этот мудак получил за всё, что делал с тобой, — его слова показались ей жёсткими, царапающими кожу и внутренности. Но Риччи не смела его перебивать, ссутулившись и слушая Дамиано, она унимала внутри себя беспокойство. — Я готов убить его, каждый раз смотря на твои шрамы. Готов, блять, достать его кишки и засунуть их ему же в задницу. Мне больно и плохо от мыслей, что ты когда-то была его... игрушкой. Он расплатиться за все твои слезы, клянусь. Потому я и не допущу больше этих идиотских разговоров, слышишь?
Она не ответила ему, отчетливо ощущая на своих щеках слезы.
Никто и никогда не пытался помочь ей. Никогда о ней так не заботились.
Диаманта встряхнула волосами, прогоняя этот разговор. Он до сих пор был огромным осадком в её сердце. Две стороны медали: ей льстило то, что Дамиано так проявляет себя и хочет укрыть её от всего того, что было, но в то же время Риччи понимает, что попытки Дамиано неимоверно глупы, ведь он в действительности и не подозревает, что может этот человек.
На часах пробило пять вечера, и соседские ребята уже собирали свою игру, попутно посмеиваясь над медленно завершающимся днём.
Она отложила карандаш в сторону, вынула наушники и, скрестив руки — глубоко вдохнула.
Вопрос по поводу её отправления в Рим оставался открытым, но, как бы она себя не пыталась отговорить — ехать с ними хотелось безумно. Диаманта не знала, с чем это связано. С желанием окунуться вновь в красотку старинного города, где прошла счастливая половина её детства, пока мама была жива, походить по красивым улицам и вновь посетить музеи. Это смешивалось с невероятным желанием поддержать ребят и проникнуться той атмосферой, что творится на музыкальных конкурсах. Диаманта была уверена — на таких мероприятиях всегда уйма вдохновения.
Дамиано был не одним, кто пытался заманить её в Рим.
За всё это время ребята, безусловно догадались, что между Диамантой и Дамиано больше, чем обычные поцелуи и объятия. Но никто из них не лез с расспросами, чётко понимая, что такое личные границы. Но всё же — без едких шуточек Томаса не обходилось.
В один из вечеров, когда Виктория заглянула навестить Диаманту, пока мужская половина группы невзначай собралась в компьютерном клубе, чтобы «погонять в приставку», — Де Анжелис проронила несколько слов о Риме.
— Ты бы сама хотела вновь съездить туда? — спросила блондинка, уютно располагаясь на полу.
В тот вечер они смотрели старую итальянскую драму «Малена», выпивали изысканное полусладкое и закусывали кисловатой черешней.
— Наверное, да, — сплевывая косточку в отдельное блюдце, Диаманта не сводила глаз с очаровательной Моники Беллуччи.
— Я не буду упрямой, но знай, что нам не помешала бы твоя поддержка.
На следующий день такими же словами обмолвились и Томас с Итаном, когда они все вместе обедали в кафе рядом с музеем истории Болоньи.
Ей было приятно от того, что она стала своей в их рядах. Это грело душу.
Неожиданно, лежавший рядом телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении.
Она не хотела отвлекать себя чем-то другим, но бросающийся в глаза светлый экран с незнакомым номером вынудил Диаманту схватить телефон.
Незнакомый номер, отправивший ей две фотографии, явно что-то перепутал.
Риччи нахмурила брови, аккуратно нажимая пальцем на значок «открыть».
До этого розовые губы становятся бледными. В ушах звенит пустота, и она её прекрасно ощущает. Пропускает мимо себя. Палец так и застыл над мигающем значком, а зеленые глаз постепенно становятся стеклянными.
С экрана телефона светится её фотография. Ей десять и рядом с ней, слегка приобняв за плечи стоит солидный мужчина с блистательной улыбкой дьявола на гладко выбритом лице. На второй фотографии ей чуть меньше, и рядом с уже не тиран, испортивший её детство, а красивая мама.
Прикрепленное ниже сообщение окончательно выбивает воздух из её лёгких.
«Надеюсь на скорую встречу, Диа».
p.s ух! писала эту главу быстро, поэтому прошу простить меня за маленький текст. Хочется узнать у вас про самую любимую песню Måneskin! Какая вас вдохновляет, или под какую вы грустите? Пишите в комментариях🥰
И ещё один момент! Недавно в моей голове назрела идея: как вам мысль о создании телеграмм-чата, в котором мы могли бы общаться? Если вы согласны — пишите свои ники, а я постепенно буду вас добавлять💘
Bạn đang đọc truyện trên: AzTruyen.Top