Хэрин любила духи с ароматом ванили, миндальные круассаны и прогуливать школу в особо дождливые дни, когда вода заливала дорожку к её дому. Хэрин любила бродить по мебельным магазинам, заказывать суши с доставкой на дом и свою собаку. Хэрин не любила меня.

Мы учились в одной школе и в одном классе, она сидела прямо передо мной, но будто бы далеко, пускай я могла протянуть руку и погладить её волосы. Ей ведь даже имя моё не нравилось, что уж говорить о соседстве, вынужденном в её глазах и милым в моих. Она каждый раз кидала на меня взгляд, полный непонятных чувств, я замирала и старалась ничего не говорить, но слова «привет» и «что?» соскальзывали с губ и опадали тяжёлыми каплями сиропа со вкусом солёной карамели. Хэрин вся морщилась, отворачивалась, мазая волосами по моему лицу, но потом всё повторялось.

Она носила чересчур длинную юбку для школы, подкармливала котов в соседнем районе и каждое лето, когда были каникулы, уезжала к бабушке, а я же оставалась в душном Сеуле и старалась не унывать. Вспоминала её подчёркнутые чёрным карандашом глаза, пухлые плаксивые губы и развевающиеся волосы, которые она редко-редко убирала в косу или хвост — только когда учителя попросят. А так ей ничего не мешало. Она была крутой. В то время как я в её глазах была никем.

Я была просто девчонкой с редкой фамилией Мо, а ещё мой отец был австралийцем.

— Даниэль, возьми тетради и разложи каждому на парту, — попросила меня учительница, и я, мило улыбнувшись, бросилась делать то, что мне сказали, перепрыгивая через ноги в проходе. Все смеялись, а мне было немного не по себе, что самая первая тетрадь принадлежала Хэрин, а под ней была моя. Всё так же как и в жизни — я под каблуком милой девочки с ароматом ванили.

Учительница Пак почему-то ушла из класса, а я остановилась прямо напротив парты Хэрин, делая вид, что задумчиво рассматриваю её тетрадь. Честно, мне была интересна лишь её обладательница, и жаль, что она в ответ не могла ничего мне сказать даже в утешение.

— Даниэль, — девушка впервые обратилась ко мне по имени, и моё сердце убежало на лёд делать тройной аксель, — мы тут играли в «правду или действие», и мне выпало поцеловать тебя. Этот придурок Вонбин хочет увидеть момент нашего поцелуя.

— Но почему именно со мной? — я опустила тетрадь на её парту.

— Потому что девушки могут выдать нечто горячее, — хмыкнула Хэрин и слегка приподнялась. — Наклонись ко мне. Ну же, зайка. Я знаю, что ты хочешь этого.

Я не смогла удержаться — наклонилась, прикрыла веки, а Хэрин слегка поднялась и поцеловала меня прямо в губы. Но получили ли мы от этого удовольствие?

Нет.

Хэрин пахла потрясающе, и губы её были мягче сочных персиков. Но они были холодны. Холодны ко мне, холодны ко всем окружающим нас людям, что восторженно ахнули и стали снимать нас на видео. Волосы упали нам на лица, и я увидела Хэрин в обрамлении, как в раме, собственных прядей. Красивая, но ей не идёт шёлк моих волос. Красивая, но такая холодная. Как статуя, которой когда-то давно не дали тепла.

— Всё готово, — Хэрин облизнула губы и мягко улыбнулась — намного мягче, чем всегда, — с вас десять тысяч вон, чудаки. Я их с Даниэль поделю.

А те деньги были как плевок в лицо — бесполезные, ненужные и со вкусом льда и разочарования. Я смотрела на купюры в руках, на улыбку Хэрин и не понимала, что такого нашла в этой ледышке. Внешность? Ум? Нет. Не для меня её ледяная красота. И как же жаль, что именно после своего первого в жизни поцелуя я поняла, что человек, с которым хотелось идти за руку большую часть жизни, мне не нужен.