СЦЕНА 15. ЗАСЕДАНИЕ СООБЩЕСТВА.
Ступало утро смелым шагом,
Светает быстро, по минутам.
Желябова с тревожным Павлом
Тянуло уж другим маршрутом.
К усадьбе Марка выдвигались,
Без спешки, ни к чему она.
Лишь листья светом покрывались -
Невероятная листва.
Был близок час, когда свершится -
Мечтания бедных станут явью.
Богатый люд закопошится -
Благоразумный будет править.
Благоразумье - корнем зла
Предстать в стране могучей может.
Бесчестность, может, и обман,
Давно залегший в нашей коже
В стране систему лишь построит,
Но нищих плач чего же стоит?
По сути дела - ничего.
Они ль добро творят несметно,
Иль револиция счастьем дышит?
Их подвиг громкий и заметный,
Но что в историю подвиг впишет,
Ведь благодеятельный поступок,
Отчасти прост, не броскок он.
Вагон ни в чем невинных трупов,
Восстанием громким унесен.

К дверям усадьбы подходили,
Что не роскошна, как поместье.
Все сделано не в броском стиле,
Усадьба правды, пылкой мести.
Желябов, двери распахнувший,
Вошел спокойно в помещение.
И запах табака, пахнувший,
Затмил героев вдохновение.
Андрей обыденный здесь гость,
Он уважаем чрезмерно.
У чему здесь ненависть и злость,
Здесь все приветливы, безнервны.
Но к Павлу взоры обратили,
Столь подозрительны они.
Но что о нем все гости мнили?
Здесь каждый в тайне все хранил.

Желябов: (шёпотом)
Расслабься, друг, всех поприветствуй,
И будь спокоен, не враги.
Над словом правым не усердствуй,
Здесь все понятны и просты.

Он лишь последовал совету,
Не сложно было для него.
С душевным, радостным приветом,
С радушным, ласковым кивком.
Великолепна коллонада,
Не грандиозна, как у Римлян...
Здесь аура с благой отрадой,
Что Павел к сердцу сразу принял.
Картины скромные на стенах,
О тихой речке в селах славных,
Не о церквях, не о проблемах,
О людях бедных благонравных.

Желябов:
Я знаю, пишите вы лучше.

Гронский:
Но здесь к чему, скажи, к чему же
Искать шедевр к сьей стене.
Сье творчсество о тишине...

Желябов было на часы взглянул,
Отвел свой взгляд, внимание:
"Пора!", и полный зал рванул,
К общему свиданию.
Все в залу только проходили,
Места за местом находили.
И Гронский не смятен толпой,
Он занял некий пост и свой.
Желябов, Натансон, Плеханов:
Сидели в голове стола.
Не знал художник в жизни кланов,
Сейчас он в нем уж побывал.
Стуча прибором по стакану,
Утихомирил залу Марк.
И поддержал его Плеханов -
Он был в душе чуть-чуть чудак.

Натансон:
Приветсво теплое мое вам,
У нас здесь дамы, господа...
Обдумав все, все мелочево,
Я понял кое-что, друзья.
К чему нам рев, что скажет строго,
И жертв невинных унесет.
Считаю - буря мятежа убога,
К чему она нас приведет?
К погибшим людям, к казни добрых?
Не вижу смысла я в восстании.
Мятеж напоминает кобру,
Живущую в своем сознании.
Она контролю неподвластна,
Она танцует смирно... Вдруг,
В ее раскрытой злющей пасти,
Блестит, сверкает рока зуб!
Теперь нам скажет пару слов,
Наш новый гость. Ведь он готов?

Гронский:
Я непременно вам скажу, товарищ,
Что с вами в корни не согласен.
Лишь пламень огненных пожарищ,
Возьмет за горло подлой власти!
Народ один, они сплочённы,
Идея их объединяет.
Народ, идеей вдохновлённый,
С верхов людей свергает.
Что можем сделать мы одни?
Один не воин в поле.
Так пусть решают лишь они,
Ведь это их Земля и Воля.

Плеханов:
Я поддержу, слугу искусства,
Ведь он по делу говорит.
За остальных мне будет грустно,
Народ решает и решит!

Засулич: (девушка, поддержавшая пропагандистский путь сооббщества)
Но как собрать народ в едино?

Перовская: (девушка, поддержавшая путь индивидуального террора)
С чего решили вы судьбу
Земли и Воли вы тотчас.
Я вас ни раз не поддержу,
Не буду защищать я вас.
Зачем нам риск и суматоха.
Задача наша - свергнуть власть.
Социализм - Земля и Воля!
Закроем подлой кобре пасть!

Натансон:
Прошку затихнуть! Не дебаты!
Решим мы все демократично.
Кто желает пропаганды?
Скажите, коль не безразлично

Подняли руки меньшинство.
Желябов все же руку поднял.
Терзала Марка одного,
Все нерешенность, он не понял,
Кто был здесь прав, а кто неправ,
Молчал, руки все не подняв:

Натансон:
Теперь, кто за разумный метод?

Плеханов:
А кто решил, признайтесь, это!?
Мы, то есть, к психам относились?
Лишь оттого, что к вам носились!

Желябов молча наблюдал,
Как будто сам ничто не знал.

Гронский:
Ох, господа, я огорченный...
К чему нам лидер столь никчемный?

Натансон:
Ach so! Да вы явились только,
Как окорбляете меня.
Художник жалок, изверг горький!
А ну-ка! В зале тишина!

Никто не слышал Натансона,
И лидер стал терять отвагу.
И продолжалась суматоха,
Терял свою гвардеец шпагу.

Гронский:
Покину залу. Я надеюсь,
Что буду я не в одиночку!

Плеханов:
Отбрось сомнения и развей их.
С тобой согласен я! И точка!

Засулич тоже вышла вслед,
Андрей же вышел, но последний.
Таков террору их ответ,
Нескромный, понадменнее.

СЦЕНА 16. НОВОСТЬ.
Желябов:
Не критикую я тебя, мой друг!
Однако ж, смело твое слово.
Увы, вверху немного рук,
Но для меня-то вовсе ново!

Гронский:
Зачем дивится сущей правде?
Когда б иной сказать то мог.

Желябов:
Не-ет, сложность для других в преграде,
А ты как избран! С тобой Бог!

На этом слове Павел грозно
На собеседника взирал.
Желябов в этот раз нервозно
Его "про Бога" понимал.

Желябов:
Так это ж, друг мой, - преступление!

Гронский:
Но я имею свое мнение,
Держу его пока в себе -
Забочусь о своей судьбе.

На том беседа их кончалась,
И светом ярким надвигалась
Дневная гладь, и зной чудесный
Лицо все жаром обжигал...
Расстались в это же мгновение,
И Павел шел теперь в раздумиях.
Сомнений троп, их тихо тление,
Уверенности полнолуние.
И шел к Настасье он беспечно,
Как будто в радости он шел.
Ужель обрел восторг сердечный,
Ужель он счастие нашел?
Придя домой к Анастасии,
Ее весь вечер целовал.
И знал, что нет ее красивее,
Он с первой встречи это знал.
Любовь их столь неукротима,
Друг к другу те неудержимы.
Горит в сердцах их пламень резвый,
И дух любви совсем нетрезвый
Желает лишь друг друга видеть,
Как будто пламень их в зените.
Уснув он видел гладь морскую,
И шхуну белую, как снег.
И знал - живет совсем не всуе,
Как мил ему был этот свет.
Иль может, мнимо упоение,
Быть может, все себе он врет.
Остался истиный в забвении,
Того и сам он не поймет!
Он одинокий был в смятении,
И в вечном поиске он был.
Ему не ведомо терпение,
Он в сущей жажде горько выл.
Каким он только не был в жизни,
Сей день по нраву, завтра нет.
Но неустанно бьются мысли,
Во мраке тьмы не зная свет.
Себе он дал себя обмануть,
Что мило все ему в душе.
Что в ложь бессовестную кануть?
Что жить в далеком мираже?

Проснувшись, будто снова трезвым.
Он думал, как сегодня жить.
Идти по революций лезвию,
Любви ль тянуть все дальше нить?
Вдруг, в дверь его раздался стук.
Открыв и встретив вновь Андрея,
Услышал он:

Желябов:
Мой милый друг!
Прости уж - сон я твой развеял.
Любезной тоже добро утро!
Я к вам стократно извиняюсь.
На пару слов, на пять минуток
Я с Павлом Гронским удаляюсь...

Гронский: (шутя)
Да ты, мой друг, столь беспардонный.

Желябов:
Как же? Мне уж очень жаль.
Ну ладно - к делу, не мешай...
Я с новостью пришел, с поклоном.
А ты...

Гронский:
Я принял это, не тревожься.

Желябов:
Плеханов ездил по деревням,
Кричал, народ он собирал.
Сознаюсь, метод очень древний,
Зато всегда всем помогал.

Гронский:
И что ты тотчас предлагаешь?
Давай в телегу полезать,
В глухих деревнях покричать?
Андрей, ну ты и удивляешь...

Желябов:
Пошлем других крестьян мы с речью,
И соберут несчастный люд.
Ты знаешь душу человечью,
На все за деньги те пойдут!
А средства есть. За то не бойся.
А завтра будет судный день.
Оставим в книгах след и тень.
Уже герой, не беспокойся.

Гронский:
Уже восстание? Уже завтра?

Желябов:
Чего нам ждать, мой милый друг?
За нами суть, за нами правда,
За нами сотни бедных рук.

Художник был в недоумении,
Как будто просто обречен.
Боялся сам себя, и мнения.
Боялся слишком много он.

Желябов:
Чего ты, брат? Чего ты медлишь?
Как будто на ходу ты дремлешь.
Я знаю, ты был не готов,
Творец, художник... Ты таков.
Пойдем-ка сходим в одно место,
Там так уютно и прелестно,
Забудешь вечную тревогу,
Пройдешь на новую дорогу...

Повел смятенного в трактир,
Другим художник видел мир...
Ничто не знал, куда идет...
Лишь в мыслях все его несет.
Глаза кошмаром наполнялись,
Сознание будто потерял.
И мысли уж не собирались,
И он их сам не собирал.

СЦЕНА 17. В ТРАКТИРЕ
Встречал в трактире сам хозяин,
Все удивились их визиту.
Все имя Гронского кричали,
Да восхваляла цела свита.
Утихли голоса народа,
И гости важно проходились.
А что трактир, такая мода,
Что даже б греки подивились.
Освещено нетусклым светом,
А на столах стояли свечки.
Хозяин попросту одетый,
Он доедал тарелку гречки.
На полках вина и закуски.
Куда ж без водки Русь Святая!?
Куда ж без водки житель русский?
Она стояла - "золотая".
Здесь собиралась местна пьянь,
Сжигала деньги до конца.
Буянить хочешь - побуянь,
Но выплати деньжат мальца.
Здесь редко дебоширил люд,
Им случай нужен, нет его.
К чему же деньги понесут,
И так в кармане ничего.

Гронский:
Зачем сюда привел меня?

Желябов:
Да посидим, да поболтаем...
(поворачивается к хозяину)
Налей-ка, добрый, нам вина,
Ох, мы сегодня погуляем!

Потер он руки, облизнулся,
Желябов был уже настроен.
Но Павел было встрепянулся,
И голову он поднял.

Гронский:
О-о-о, я не буду, друг любезный.
Не пил я год уже спустя.

Желябов:
Зачем таким ты ходишь трезвым?
Ну выпей хоть бы за меня.

Гронский:
Да нет же! Вроде я сказал!

Желябов:
Минутой ране ты был грустный.
Откуда зло? Откуда чувства?
Иль выпить ты уж зажелал.
Ну что ты, друг, такой занудный?
Ну я же искренне прошу.
За нашу дружбу, за день судный,
А то тебя я укушу!

Уговорил он все же Павла,
Поддался тот на все уловки.

Желябов:
Ох, хорошо! Скажи же, правда?
Иль не откажешься от стопки?

Отказ не страшен, как исходы,
К каким согласие ведет.

Желябов: (пьяным голосом)
Так выпьем же, брат, за свободу,
Что в сердце звонко запоет!
Пропагандисты, бунтари,
Прозвались "Черным переделом".
Дождемся завтрашней зари,
Займемся нашим делом.
В тебе огонь горит ли Павел,
Иль все тревожишься, как баба!?

Гронский: (таким же пьяным голосом)
Горит, горит! Я за восстание!
Горю огнем, горю желанием!

Желябов:
Вот это мне уже по нраву!
Ты знаешь, я всегда за правых.
Ужель ты думаешь, что я,
С тобой пошел, пошел как друг?
Всегда за правые слова,
Всегда за каждый правый звук!

Гронский:
Давно я так не напивался...
Еще по рюмке, и домой.

Желябов:
Давай чтоб здесь не расслаблялся,
Ведь ты мне нравился иной.

Хозяин этого трактира,
Лишь наблюдал за ними смирно.
И все из подтишка смотрел,
Желанием разузнать горел.
Ведь пьяный всю раскажет правду,
Ее манить - сье не проблема.
Вино, как будто бы отрава,
Лишь тянет кровь из твоей вены.

Хозяин:
Вы знайте, Павел, я вас видел,
Как вы ответили Кесье.
Его я тоже ненавидел,
Знакомо чувство сье тебе?

Гронский:
Знакомо, батька, он подлец,
Пытался все купить картину.
Он уж изподтишка подлез,
Но я не встрял в ту паутину!

Хозяин:
Ох! Я бы также поступил,
Вы горды, честно вам признаюсь...
А что ваш друг-то приуныл,
Как будто он уж засыпает.

И вправду, сон обнял Андрея.
Тепло свечи лицо погреет...

Гронский:
Так пусть поспит, пусть отдохнет.
Меня уж больно что-т несет...

Хозяин:
А ваше к власти отношение?

Гронский:
Да у меня к ним лишь презрение!

Хозяин: (кусая губы)
Ах вот как, я, дружище, слышу.

Гронский:
На чем я... Я их ненавижу.
Вы посмотрите, сколько нищих,
Ничтожных, жизнию убитых.
Обман и ненависть их пища,
Их карта уж давно покрыта.

В ответ хозяин лишь кивал,
Поддакивал и продолжал:

Хозяин:
Так вот зачем вы к ним вступили!

Гронский:
Куда вступили и зачем?

Хозяин:
Ну другу все вы говорили,
Про чей-то "Черный передел".

Гронский:
Ах вы про это! Тотчас вспомнил!
А я уж пьяный позабыл.
Я долг пред Родиной исполню -
Я бедных, нищих защитил!
И защищать до смерти буду!

И тут он встал и стал кричать.

Гронские:
Богач веселенький, покуда
Нищий должен выживать.
Не будет этого, поверьте!

Он топнул, разбудив Андрея.

Гронский:
Не будет нищих в этом свете,
Я в это честно сердцем верю!
И революция случится!
Мы завтра утром соберемся.
В окно мятеж вам постучится,
И этот мир перевернется!

И здесь Желябов приочнулся,
При речи Павла встрепянулся.

Желябов:
Ты что же, баламут, несешь!
Собака ты такая!
Хозяин счет! И где наш счет!?
Тетеря ты глухая!

Желябов рот ему закрыл,
За плечи Павла придержал.
С трактира вовсе уходил,
А деньги к стойке придвигал.
Художник все неугомонный,
Брыкался, чушь свою неся.
Народ подумал: пьян, нескромный,
Не приняв все эти слова.

Гронский:
Пусти меня! Иль закричу я!

Желябов:
Да ты в достатке накричал.
Я даже в сноведениях чуял,
Что ты устроил им скандал.

Гронский:
Давай расстанемся, Желябов.
К Анастасии я хочу.
Пойду домой, пойду прилягу,
И в сон глубокий улечу.

Желябов:
А ты умен! Наделал дров,
Теперь домой поковыляет.
А что позыв тех пьяных слов?
И кто все это исправляет?

Гронский:
Оставь ты это, позабудь,
Тревога - главный враг мужчины.
Так будь спокойным, тихим будь.
А я хочу к своей фемине...

Желябов:
Я отведу тебя, несчастный.
Ты прав, тебя никто не слушал.
Ох этот день, какой ненастный!
Аж стало дурно, стало душно.

А в это время в том трактире,
Хозяин нервно колебался.
А что сказать о господине,
Хитер, на том и наживался.
И тут он громко объявил,
Что закрывает эту лавку.
А сам куда-то уходил,
Услышав слово, слово Павла.
Пьянь разошлась, в трактире пусто.
Хозяин шляпу лишь напялил
И вышел восвояси шустро,
Свой путь поспешно он направил.
Он все сворачивал куда-то,
Дворами темнымии он шел.
Окидывал все нервно взглядом,
И наконец добрел.
Он полным был, но очень резким,
А ножки - стройные, как палки.
Во вкусе был он очень метким,
Но вид его был все же жалкий.
Он бдителен, внимал детали,
Он видел жизнь, где, что приняли.
Он с детсва хитростью владел,
Обмануть мог и врать умел.
Он словом мог распорядиться,
Сказать все граммотно, по делу.
В капкан заводит словом спелым,
Что человек к нему "пленится".
Боялся лишь, когда ругают,
Иль все идет не как хотел.
Лишь это все его пугает,
Но духом цел и сердцем цел.
Стучит в какие-то ворота,
И открывают их ему.
Деньжат все трепетна охота,
В желании, словно, том в плену.
Стояли сторожи поместья.
Спросили, кто он и куда.

Хозяин:
Друзья, мне нужен полицмейстер,
На пару слов, у нас беда.

Один ушел из стражей мигом,
Зайдя в поместье доложил.
Негромким, таким важным криком,
В поместье гостя пригласил.
Пройдя в роскошный кабинет,
Глотая слюни, задыхаясь,
На ножках все переминаясь,
Не помня сколько себе лет:

Хозяин:
Я к вам с докладом, ваша милость.
Сегодня вечером узнал,
Что завтра утром бунт поднимут,
Народ несчастный весь восстал.

Полицмейстер:
В своем трактире пьяных видишь,
И всякий бред они несут.
Когда ж ты, сам несчастный, выйдешь?
Меня везде все только ждут.

Хозяин:
Сье говорил мне Павел Гронский!
И с ним Желябов также был.

Владельца взгляд, что вечно грозный,
На удивление изменил.
Потер губу и улыбнулся,
Он засмеялся, вдруг очнулся:

Полицмейстер:
Так завтра утром сообщаешь...
Ступай, юродивый, заплатим.

Хозяин:
Я благодарен, вам, товарищ.
И...

Полицмейстер:
Иди уже! Мы все уладим.

Хозяин был таков.

СЦЕНА 18. ОБЕЩАНИЯ.
Вернулся он домой нетрезвым,
Тащился пьяным по квартире...

Анастасия:
Да где ты был-то, конь облезлый?!

Гронский:
С Желябовым в трактире.

Анастасия:
Во что ты, Павел, превратился!
Сказал, что лишь на пару слов,
А сам же к ночи воротился,
Нетрезвым и без задних ног!

Гронский:
Ой, не кричи, ну мне же страшно!

Анастасия:
А революции не боишься?
Расхаживать, бунтарь, вальяжно!
И как сьего ты не стыдишься?

Гронский:
Анастасия...

Анастасия:
Я все знаю.
И про восстание, про скандал...

Гронский:
Какой скандал? Не понимаю.

Анастасия:
А ты их много раздувал?

Гронский:
Давай оставим сью беседу.
Сейчас я лишь хочу поспать.
Я завтра пробужусь с рассветом,
Пойду Россию я менять.

Анастасия:
А если...

Гронский:
К черту эти "если".
Ведь я герой, герой страны!
Россия - сье прекрасно место,
И править ею будем мы...
С тобой мы свадьбу грандиозну
Сыграем, будем мы счастливы.
И будешь Настасией Гронской -
Женой власителя России.

Анастасия:
Ох, спи, властитель мой, нетрезвый!
Ты знаешь, как я беспокоюсь.
С тобой я вместе кану в бездну,
С тобой я вместе злом укроюсь.

Покуда Гронский в сноведениях,
По селам храбро разъезжает,
Зовет Плеханов для волнения,
Крестьян простых он созывает.
"Вставай народ, довольно лжи!
Довольно злобной нищеты.
Ваши собратья, земляки,
Терзают вас и ваши семьи.
Терпеть не будем это мы!
Когда мы вместе, мы сильнее.
Чего боятся, все мы люди!
По две руки, по две ноги.
Но бедных боле здесь не будет,
Вставай народ, народ иди!"
Ликуют люди, им по нраву,
Когда есть тот, кто их поддержит.
Не спится вновь, не спится Павлу,
Мятеж в душе, позыв мятежный.