Весь Иллюзорный мир был когда-то разделён на десять земель. В столице каждой из них правил патриций, назначаемый богами и подчиняющийся им. Самой маленькой из земель была Лиарна. Она скромно жалась к безумному плато, находясь между Эосом и Феброй. У неё не было выхода к морю, как у Фебры, не было и рудников, как у Эоса. Зато был в избытке мед-одурец. Потому уроженцы Лиарны имели репутацию пьяниц, наркоманов и балагуров, что, собственно, не далеко ушло от истины.

Правил Лиарной пожилой патриций Фокас, а старшего его советника звали Альвиан. Точнее, он только назывался "старшим". Альвиану не было и сорока, когда он стал советником. Невысокий, изящно сложенный, с прозначными голубыми глазами и волнистыми, светлыми волосами. Внешность Альвиана могла бы вызвать ассоциацию с ангелом. Но в душе его ангельского ничего не было. Выходец из обедневшего, но знатного рода, он шёл к своим целям, не гнушаясь никакими методами: лестью, ложью, шантажом, угрозами, клеветой. Его ненавидели, и в тоже время боялись и уважали.

Сейчас он выступал перед Советом с такой речью:

— Послушайте, мужи славной Лиарны. Не мне вам говорить, какая беда случилась с нашими соседями. Все вы знаете, что предатели убили патриция и совет Фебры, чтобы захватить власть, а народ им в этом потворствовал. Это ужасная, кошмарная потеря. Но не время оплакивать наших друзей. Наш долг перед богами и перед всем миром, наказать и остановить отступников! Извести на корню ту скверну, что выносил порочный народ соседней земли! Мы должны пойти войной на Фебру и отомстить злодеям.

— Но советник Альвиан, — начал патриций — не стоит нам торопиться. Мы давно не знали воин. У нас нет армии, нет оружия. Нам нечем воевать. Не лучше ли дождаться подкрепления из других земель?

— Так и Фебре тоже нечем воевать. У предателей тоже нет армии и нет оружия. Нужно нанести удар неожиданно и стремительно, пока они не собрали свои силы. Да Фебра больше Лиарны, но тем труднее ей мобилизовать народ. А мы можем отправит первую армию через пару дней, я уже об этом позаботился. Вы ведь знаете, что я давно готовлю людей к подобному. Поэтому мы подготовлены лучше всех.

Тяжело задумавшись, патриций нахмурил седые, лохматые брови.

— И всё же, — сказал, наконец, он — я считаю, что нас слишком мало. Надо дождаться подкрепления хотя бы от Эоса.

Его поддержали советники:

— Да-да.

— Лучше подождать.

Альвиан оглядел Совет и сжал губы. Левый глаз его слегка подергивался. Сборище дряхлых трусливых стариков, воняющих затхлостью и мечтающих только о том, чтобы вовремя добежать до туалета. И судя по всему, даже эта мечта не всегда у них сбывалась. Как же он их всех ненавидел!

— Я же говорю, — терпеливо, медленно будто говоря с умственно отсталыми, начал он — что действовать надо быстро, пока отступники не успели подготовиться. Мы нападем на ближайшие деревни и заставим их дрожать от страха. Да и, господин патриций, вы желаете делить славу с Эосом? И кого после подавления восстания назначат патрицием Фебры? Не вас ли, мой повелитель? Если мы нападем первыми то ни у кого не возникнет сомнений, что именно вы достойны стать правителем. Разве не достойны вы выхода к морю? И чего бояться? С нами правда! С нами сила богов! С нами ваша мудрость! Кто же может сравниться с вами? Убийцы побегут от вас и вашей отважной армии. Кто-нибудь сомневается в этом? Кто-нибудь сомневается в нашем патриции?

Альвиан обвёл взглядом Совет. Старики отрицательно замотали головами.

— Нет, конечно!

— Патриций Фокас - воплощение мудрости!

Старый патриций, не блещущий умом и падкий до лести, внимательно слушал советников. От слов Альвиана глаза его всё больше разгорались.

— Однако правы вы! Пришло время! Идём войной на Фебру! - немного подумав, сказал Фокас уже более уверено — Они должны ответить за своё преступление!

***

Большого труда стоило Арчи, Мышке и Фебу покинуть амфитеатр после казни. Толпа теснила их, не давая даже глубоко вздохнуть. Летописцу казалось, что ему оттоптали все ноги. Впрочем людской поток быстро донёс их до проулка, ведущего к дому. Только Арчи сворачивать туда, очевидно, не собирался. Мышка схватила его за руку, затащив в проулок силой.

— Э, полегче! — огрызнулся парень, отстраняя жену.

— Ты куда это собрался?

— На рыночную площадь! Хочу послушать, что скажет народ.

— И что ты хочешь там услышать? - спросила Мышка.

— Какая-то это не здоровая канитель только что была. Вам не кажется? Этот парень, он же совсем не был похож на преступника. Он почти исцелил ту девчонку, а этот взял и убил... Просто взял, и убил...

— Но это же было решение богов. Что он должен был сделать? Спорить с ними?

— А почему бы нет? Я почему всегда уважал Изгоя? Потому что он не какой-нибудь там... Он защищает простых людей, таких, как мы. Ему ни по чем ни звания не деньги. Его не подкупить, не запугать. А тут, оказывается, что стоит богам сказать "фас" и всё... Но ведь он нас так же может убить.

— Но мы-то не пг'еступники!

— А тебе-то откуда знать, что там щёлкнет в их божественных бошках?

— Боги не ошибаются! — настаивал на своём Феб.

— Могу с этим поспорить. Вот бы правда пришёл бы оракул и навалял бы им.

— Это же богохульство!

— Ну так нажалуйся своему приятелю! Пусть он меня тоже грохнет.

— Не неси чепухи!

— Ладно, — сказал Арчи, кивнув головой — давай порассуждаем, как ты это любишь. Значит, боги у нас все такие всемогущие, всезнающие и всё такое. Да? Они благословляют благочестивых людей, даруют им благополучие и всё такое. Правильно я говорю? Феб, вот ты самый благочестивый человек из всех, кого я знаю. И твои братья, наверное, тоже ничем не хуже. Что, однако, не помешало им выгнать вас с мамой ссанными тряпками. И кто тогда помог вам? А? Боги? Скажи, пожалуйста?

— Ну, ты помог. Какое это сейчас имеет значение?

Арчи победно улыбнулся, поднял вверх указательный палец и заговорил тоном учителя, объясняющего урок:

— Внимание, вопрос! Как так получилось, что пропащий богохульник оказался человечнее богов и твоих благочестивых братьев? Не знаешь? Ещё вопрос. Куда деваются детишки, которых, каждые пять лет по сто штук отправляют в Облачный дворец, и которые никогда не возвращаются? Сколько их там уже должно быть? Не многовато ли слуг для тех, кто вроде как всемогущ? Что? Не знаете? Вот и я не знаю. Хотя, есть у меня пара грязных мыслишек. Какое-то паршивенькое благословение получается. Вам не кажется? И после всего этого, парень, излечивший полиморфа, преступник? Детоубийца? Ох, знаю, знаю, что вы сейчас скажете. Это мне не интересно. Я пойду на площадь, послушаю, что народ скажет. Может, я не один такой?

— Не надо, котёнок, пожалуйста, там так не спокойно. Вдруг тебя и правда за богохульника примут?! - взмолилась Мышка.

Но Арчи её не слушал, он уже влился в поток людей, идущих на площадь. Мышка хотела было последовать за ним, но Феб её остановил.

— Я послежу за ним, не волнуйся!

И летописец поторопился, стараясь не потерять друга из виду.

А между тем, на площади уже столпились люди и вовсю шло обсуждение.

Грузный мужчина средних лет, одетый в дорогую тогу, с золотыми кольцами на толстых пальцах, поднялся на небольшую трибуну и заговорил:

— Мужи, у меня вот какой вопрос. Надо испросить богов, чтобы они нашли способ излечивать полиморфов. Один из моих сыновей обратился в монстра и теперь, быть может находится там, в клетках, среди чудовищ. Но если есть хоть какой-то шанс его вернуть...

— Это невозможно. — выкрикнул кто-то.

— Но ведь мы видели, что возможно. Тот юноша же смог. — возразил оратор.

Тут на трибуну поднялся другой мужчина, невысокий, коренастый, с большими мозолистыми ладонями. Одет он был не богато. На простой, местами уже потёртой рубахе, под мышками и на спине расплылись пятна пота. Но, по традиции, на трибуне все равны. Мужчина гордо поднял голову, стараясь выглядеть как можно солиднее. Он заговорил громко и чётко, хоть голос его чуть подрагивал от волнения:

— Ты ошибаешься. Ничего он не смог, это был обычный фокус.

— Совсем не похоже на фокус. Дева так и осталась девой, даже после казни.

— Не было такого.

— Но я же сам всё видел! А я привык верить своим глазам.

— Значит, глазам своим веришь, а богам не веришь? Он преступник, предатель, детоубийца. Он никого не может излечить или спасти. Ты что же, надеешься на помощь отступников?

— Я этого не говорил. Я лишь выразил надежду...

— А ты не из Фебры ли, часом?

— Какое это имеет значение?

— А Фебрийцы-то, как оказалось, бунтовщики и предатели. Убили патриция. Каково? А?

— Я покинул Фебру несколько месяцев назад. - ответил первый оратор.

— Ах, значит, покинул? Но это тебя не оправдывает. Скверна предательства, явно зрела там уже не один год. Откуда нам знать, может ты пришёл как раз затем, чтобы сюда её принести?

— Я не высказывался против богов и патриция.

Второй оратор подошёл ближе к своему противнику и помахал указательным пальцем перед его носом.

— Но ты высказал сомнение. А всё начинается с сомнений.

— Неправда. — возразил фебриец.

Кто-то выкрикнул из толпы:

— Предатель!

— Отступник!

— К богам его, пусть рассудят!

Кто-то ещё попытался залезть на трибуну, но его остановили.

— Нельзя трогать оратора!

— Требуем суда! Нет воли отступникам!

Кто-то начал скандировать:

— Суд! Суд! Суд!

Толпа его поддержала. Никто уже не защищал фебрийца. Поддавшись единому порыву, его схватили и стащили с трибуны.

Толпа ринулась с площади, обратно к амфитеатру. Только вот те, что шли с амфитеатра к площади были не в курсе их планов. Не все успели вовремя сменить своё направление. Два людских потока столкнулись. Началась давка.

Арчипос, выросший на улице, инстинктивно почувствовал опасность. Идя по течению толпы, одним локтем он зацепился за локоть Феба, другим распихивал людей вокруг.

Феб увидел рядом с собой пожилую женщину, заметил как она оступилась и упала. Но никто не остановился, продолжая идти прямо по ней. Толпа стала единым организмом. В ней больше не было личностей, а гибель одной клеточки не имела значения. Феб рванулся было к несчастной, но Арчипос ещё сильнее вцепился в него и потащил за собой.

— Там бабуля! — жалобно крикнул Феб.

— Ты её не спасёшь.

Толпа давила всё сильнее. В какой-то момент, Арчи стало трудно даже дышать. Нигде не было и намёка на на пустой переулок, где можно было бы спрятаться. Всё вокруг заполонили люди. Толпа стала похожа на бушующее море, вышедшее из берегов.

"Нет — подумал парень, покосившись на вцепившегося в него Феба — Так и покалечиться недолго."

— Смотри, там впереди телега стоит, нас прямо на неё несёт. Спрячемся под ней. — Арчи орал прямо в ухо другу, стараясь перекрыть гомон толпы. - Давай, на "раз" ныряй под неё.

Но тут кто-то сильно задел Феба и буквально вырвал его из рук Арчи. Потеряв друга, летописец совсем растерялся. Его то и дело толкали. Не успев пригнуться, Феб ударился боком о гружёную телегу, оступился и упал на спину. Попытки встать не увенчались успехом. Теперь Феб хорошо понимал, что чувствовала в свои последние минуты несчастная старушка. Весь мир состоял теперь только из ног. Ноги пинающие, ноги наступающие, мелькающие мимо. Настоящий кошмар из ног. Кто-то неподалёку истошно орал. Впрочем, думать о чужой судьбе летописцу было уже некогда. События вокруг него самого разворачивались слишком стремительно. Кто-то наступил ему на грудь, выбив из легких весь воздух. Феб предпринял попытку встать. Один прохожий наступил ему на ладонь, другой сильно пнул сандалией по лицу, от чего летописец ударился головой о камни мостовой. Уже теряя сознание, он почувствовал вцепившиеся в него пальцы. В последний момент Арчи, рискуя переломать себе руки, всё же смог дотянуться до друга и втащил таки его под укрытие телеги.

Лежа на спине, Арчи обнял Феба, пытаясь уберечь его от ещё бóльших увечий. Он прижал ладонь к ране на голове друга, из которой как-то уж слишком сильно текла кровь.

Арчи пришлось пролежать, казалось целую вечность, слушая рядом с собой крики и топот. Всё тело его затекло и болело. Но Арчи боялся лишний раз пошевелиться. Одну ладонь он прижимал к ране на голове Феба, а другую к его шее, чувствуя под пальцами успокаивающее биение крови в артерии. И больше всего на свете он хотел, в тот момент, чтобы это биение не прекращалось.

Наконец, шум поутих и толпа поредела. На улице, кажется, остались только те, кому не повезло и те, кто пытался им хоть как-то помочь. Арчи уже начал думать, как бы ему вылезти и поаккуратнее вытащить Феба, как под их телегу кто-то заглянул.

— Мыша! — вне себя от счастья заорал парень.

Молодая женщина помогла Арчи и, уже почти пришедшему в себя Фебу, выбраться.

— Феб, что с тобой? — встревоженно спросила она.

— Фсе ног'мально. Я сел... Офнофительно... — едва шевеля разбитыми губами ответил летописец.

Он попытался сесть, но для этого ему пришлось опереться спиной о колесо спасшей их с другом телегу. Чувствовал он себя просто отвратительно. Ресницы слиплись от застывшей крови, перед глазами всё расплывалось, в голове разливались пульсирующие волны боли, да и всё тело ломило страшно. Но, сощурившись, Феб смог поднять взгляд и сфокусировать его на стоящей неподалёку знакомой фигуре. То был Изгой. Теперь понятно, как Мышка смогла их так быстро найти. Герой стоял, скрестив на груди руки, и смотрел на Феба. Его взглядом можно было заморозить вулкан.

— С-спасибо? — неуверенно сказал Феб.

— Ты во что опять вляпался, придурок?! — зло сказал Изгой — Думаешь, мне доставляет удовольствие нянчиться с тобой? Я что, мамаша тебе? Да если бы не указ богов, я бы сам тебя давно убил!

— П-пг'ости... — промямлил в ответ Феб.

— Не прощу!

Арчи открыл было рот и вдохнул воздух, но Изгой сказал ему:

— Если ты сейчас что-то скажешь, то очень сильно об этом пожалеешь!

Арчи закрыл рот.

***

Элион подпирал боком дерево и наблюдал, как, в десятке метров от него, Этель, со слезами на глазах, развеивала в саду пепел от сгоревшего игрушечного котёнка - всё что осталось от взрывателя. К нему подошёл Бергос. Старик явно был чем-то обеспокоен, но всё же спросил, глядя на девочку:

— Что это она там делает?

— Оплакивает осла-взрываетля. — увидев удивление на лице друга Элион добавил —Ни о чем меня не спрашивай. Сказала мне мол "кто-то же должен". Очень забавная, всё таки, девчонка. Даже немного жаль, что умрёт.

— Думаешь?

— Скорее всего...

— Тогда и я, наверное, тоже... — вздохнул старик.

— Да щас. — улыбнулся Элион — Так легко ты от меня не отделаешься. Я тебя с того света достану и заставлю монстров гонять.

— Вот уж благодарю, но нет.

С минуту помолчав, Элион заговорил:

— Братец так и сидит?

— Сидит. Ни на кого не реагирует. А Лиарна собралась идти на нас войной.

— Чего?!

— Кто-то пустил слух, что отступники, убили патриция и весь совет и теперь хозяйничают тут.

— Забери меня кошмар... — выдохнул Элион — Только этого нам не хватало.

— Через пол часа я выйду на связь с Лиарной. Буду говорить с ними от имени патриция.

— Совсем умом тронулся, старый? Это ж равносильно бунту. Братец, как очухается, с тебя за такое шкуру спустит.

— Надеюсь, не спустит... — задумавшись, ответил Бергос — есть шанс. В любом случае, я не позволю им разорять Фебру... Ты бы поговорил с ним...

— С этим психованым свином? Почему я? — возмутился Элион — Он же меня ненавидит. Если с тебя он просто спустит шкуру, то мою ещё и на барабан натянет. Слушай, может, это... Давай заберём девочек, сядем на корабль да и свалим отсюда? И пусть тут творят, что их душеньке угодно. У меня всё это уже в печёнках сидит!

Бергос гордо вздернул подбородок и крепче вцепился в набалдашник своей трости.

— Вы можете, если вам угодно, бежать. А я всю жизнь отдал служению этому городу и не оставлю его до конца.

Элион отвернулся и в отчаянии всплеснул руками.

— Ох, старый дурак! Вот куда ты лезешь? У нас же есть дело поважнее спасения какого-то сраного города!

— Как же ты собираешься спасти мир, если не желаешь защитить собственный дом? — с презрением ответил старый советник.

— Ах ты, старая песочница! Ведь знаешь же, что я не могу тебя бросить... Хорош... Давай сделаем так. Ты поручи кому-нибудь посадить женщин, детей и раненых на корабли, а мужчин вооружить, чем придётся. Вдруг они и тебя за отступника примут. Потом уже усмиряй этих "воинствующих миротворцев", а я пойду, попробую привести в чувство своего безмозглого братца.

Бергос подошёл ближе к Элиону и обнял его.

— Спасибо, Элион! Спасибо тебе!

— Засунь своё "спасибо" себе знаешь куда?

— Куда? В карман? - мягко улыбнувшись, спросил советник.

— Не угадал, старая ты кочерыжка! Но если братец всё же сделает из меня барабан, ни в коем случае не давай его Этель! Боюсь представить, что она с ним сделает.

Продолжая причитать себе под нос, Элион пошёл в дворцовый парк, где уже пятый день сидел безвылазно его брат.

За несколько десятилетий дворцовый парк и озеро не слишком-то изменились. Всё те же заросшие травой берега и прохладные тени. Всё так же пели птицы, кричали лягушки, а косматые ивы тянули свои ветви к тёмной, блестящей воде. Казалось, парк совершенно игнорировал течение времени. У Элиона даже возникло чувство, что он снова маленький мальчик, что не было всех этих лет, и скоро служанка позовёт их с братом к обеду.

Единственным напоминанием о суровой реальности было несколько торчащих из земли столбов, к каждому из которых за ноги и за руки был пригвожден человек. На ближайшем столбе Элион узнал рыжую шевелюру режиссера театра. Тот чудом уцелел при взрыве, чтобы теперь медленно умирать. Элион подошёл ближе и заглянул ему в лицо, но режиссер уже не подавал признаков жизни.

Неподалёку, на скамейке сидел Креонт и смотрел куда-то на озеро. Элион сел с ним рядом и заговорил, беззаботно махнув рукой в сторону столбов:

— Слышь, братец, они уже воняют. Может, пора из снять? Не?

— Скоро появятся новые. — сухо ответил Креон, не глядя на брата — Мои слуги, наверняка уже напали на след домовладельца, который сдавал комнату взрывателю. Оказывается, какой-то подонок дал им колесницу и коня.

Элион покачал головой.

— Да уж, негодяй, так негодяй! Как только таких земля носит!? Я, знаешь, собственно, зачем пришёл... Не хочется, конечно, отвлекать тебя от столь интересного занятия. Но наши соседи решили, что тебя товось... убили и собираются отмстить. Войной идут на нашу землю. Ты б вышел, что-ли, поорал бы, погонял бы их всех, подал бы хоть какие-то признаки жизни. Там глядишь и повеселеешь. Ведь кроме тебя, это сделать никто не имеет права.

Креонт его проигнорировал. Элион задумчиво потер бороду. Он очень жалел, что его брат совершенно не поддаётся гипнозу. А как было бы удобно, если бы они с Бергом могли им управлять. Но нет же. Жирный хряк будто всё делает назло.

— Эй, братец, — уже громче заговорил он — ты понимаешь о чем я? Ты хочешь, чтоб нас всех перерезали, как хрюшек? Спаси нас. Патриций, вся Фебра... эм... взирает на тебя с надеждой... и всё такое.

Никакой реакции. Молчание брата уже начинало раздражать Элиона. Он вскочил со скамейки и закричал так, что голос его стал отчётливо разноситься над озером:

— Ах, ты свинья, если ты сейчас же не поднимешь свою жирную задницу и не сделаешь что-нибудь, то я выступлю от имени патриция и соберу новый совет!

Поначалу патриций никак не реагировал на слова брата. Но через несколько мгновений до него всё же дошёл смысл сказанного.

— Чтоооо!? — Креонт покраснел от ярости и вскочил со скамейки — Заговор!? Бунт!? Я так и знал, что ты, болотная гниль, плетешь интриги у меня за спиной! Так вот кого надо было в первую очередь повесить на столбе!

Патриций набросился на брата, повалил его на землю и начал душить.

— Я так знал, что за личиной тупого комедианта скрывается предатель! — кричал он, сжимая толстые пальцы на шее брата —  Может это ты всё и задумал!? Ведь взрыв случился из-за тебя. Ты отказался участвовать в свадьбе и они взяли взрывателя. Из-за тебя погиб мой сын! Ты приказал отрезать ноги моей дочери! Из-за тебя она навсегда останется калекой!

— Из-за меня она будет жить! — прохрипел в ответ Элион, сопротивляясь его хватке.

— Да разве это жизнь? Надо было ещё тогда тебя утопить! Но ничего! Теперь-то тебя уже никто не спасёт!

Креонт поднял брата с земли и поволок за шиворот к озеру. Элион сразу понял, что патриций задумал его утопить в озере, и чуть рассудок не потерял от ужаса. С раннего детства у него сохранился панический, безотчётный страх перед глубокими водоемами. Все, что угодно, только не это! Уже не задумываясь, что ему будет, за то, что он посмел поднять руку на своего патриция, Элион вывернулся из хватки Креонта и несколько раз сильно его толкнул, крича не своим голосом:

— Если ты меня убьёшь, появятся новые предатели! Никаких столбов не хватит! Выйди к богам! Выйди к народу! Останови всех! Сделай это хотя бы ради памяти Аякса! Ради жизни Айолы!

При упоминании детей, Креонт вдруг обмяк, упал на колени и закрыл лицо ладонями. Элион даже испугался, что брата хватил удар, и теперь действительно придётся оправдываться за убийство патриция. Но тот продолжал сидеть и что-то тихо заговорил. Элиону пришлось сесть с ним рядом на землю, что бы расслышать.

— ... Говорят, он погиб, пытаясь всех спасти. Мой мальчик. Почему погиб он, а не я? Почему? Это же так... неправильно... — Креонт поднял покрасневшие глаза, его нижняя челюсть дрожала от рыданий — Мой наследник... Его больше нет. Как теперь мне дальше жить? Что теперь будет?

Элион прожил руку на плечо Креонта.

— Я не знаю, что будет. Но я знаю, что ты сейчас должен сделать. Аякса нет, и это ужасно. Но у нас есть долг перед живыми. Возьми себя в руки. Выйди к людям, докажи, что ты жив и что ты всё ещё правитель. Спаси тех, кто ещё остался.

— Да, надо. Я должен. Я выйду.

Опираясь на руку брата, Креонт поднялся и пошёл во дворец.

***

Патриций Фокас был разочарован. Его новоиспечённая армия напала на приграничную фебрийскую деревушку. Правда, жители её каким-то образом заранее прознали о нападении и успели убежать. Лиарнцы вошли в почти пустую деревню. Оставалось только разграбить и сжечь дома, да угнать оставшийся скот. Впрочем, им всё же удалось взять пленных - пару дряхлых стариков, которые то ли не смогли, то ли не пожелали покидать деревню и крыли, теперь, захватчиков последними словами. А те не решались их тронуть, потому, что эти старики приходились кому-то дальними родственниками. Да и не привыкли простые лиарнцы к убийствам. Никто из них не был настоящим воином. Патриций совсем иначе представлял своё победоносное шествие.

— Ничего, — тихо утешал его Альвиан — это только первые шаги.

Тут мантис, сидящий на столе старого патриция закричал, прикрепленная к нему стальная пластинка засияла, и в воздухе возникла полупрозрачная фигура.

— Мой брат Креонт! Ты ли это? — воскликнул в ужасе Фокас, глядя на знакомое лицо.

— Кому же быть ещё? — раздражённо ответил Креонт — Позволь узнать, что происходит? Что делают твои войска в моих землях?

— Мы думали, что ты мертв и в Фебре правят отступники. —  смущённо забормотал Фокас.

— Кто сказал вам эту ложь? Пусть отсохнет его гнусный язык! Да сгинет он живым в кошмар! Да, в Фебре случилось страшное несчастье. Однако я жив и правлю крепкой рукой.

— Как же я счастлив, дорогой брат! — громко воскликнул старый патриций, всплеснув руками.

***

Фокас со своей армией всё же пришёл в Фебру, но не для того чтобы воевать, а для того чтобы отпраздновать примирение и почтить память погибших. Креонт устроил пир. Все пили и прославляли патрициев, спасших город.

— Ну да, ну да... Конечно, это патриции всех спасли... Кто же ещё... — тихо причитал Элион, сидя в стороне и страдая над кубком с соком (Бергос строго приказал ему алкогольных напитков не наливать) — И никого не волнуют мои нервы, в хлам раз...

— Молчи, дурак! — шикнул на него Бергос, испугано глянув на сидевших рядом, но они или ничего не услышали или ничего не поняли.

— Ты прям озвучил девиз всей моей жизни... — горько усмехнулся Элион, прекрасно понимая, что как только закончатся пиры, его крайне мстительный и злопамятный братец непременно припомнит ему и их драку и ноги Айолы.

А во главе стола, сидя рядом с Фокасом, советник Альвиан, хоть и улыбался, был очень расстроен. Примирение не входило в его планы.

***

Через пару месяцев после вышеописанных событий, старый Фокас заболел. Он лежал с жаром и кашлем, очень ослабевший. Однажды, советник Альвиан пришёл его навестить. Но через пару минут он выбежал из покоев патриция, зовя на помощь, ведь правитель Лиарны не дышал. Злые языки говорили, впрочем, что это Альвиан старика и прикончил, но кто же им поверит.

Фокас не оставил наследников. В таком случае, патрицием становился кто-то из Совета, с позволения богов, разумеется. Альвиан удалился в комнату переговоров, чтобы узнать их волю. Когда, наконец он вышел к Совету, некоторые, от волнения даже повскакивали со своих мест.

— Ну что сказали боги, советник Альвиан?

— Для вас, патриций Альвиан!