Генри докуривал вторую сигарету, когда между двумя посетителями бара «Вилл Лоудж» разгорелся нешуточный скандал. Сначала ничего не предвещало беды, мужчины спорили о чём-то, тихо переругиваясь, но затем начали говорит громче, покрывая друг друга последними словами. Бармен напрягся, кидая косые взгляды в их сторону. Элиот не жаловал буйных гостей, о чём гласила табличка у окна.

«Собираешься махать кулаками? Тогда вали домой»

Но всегда находились такие храбрецы, которым было плевать на остальных. Правила для них не писаны. И на такой случай Элиот держал под барной стойкой ружьё. Не то, чтобы он хотел кого-то убить или серьёзно ранить. Оружие нужно было для устрашения и спокойствия хозяина бара. Никогда не знаешь, что может случиться, особенно ночью при большом наплыве мужчин, уставших от жизни и своих семей, которые постоянно жалуются на несправедливость судьбы и клянчат лишнюю рюмочку спиртного. А алкоголя им нужно было много, потому что он не разрешался в больших количествах и постоянно смешивался с водой. Элиот был законопослушным гражданином, но это ему не мешало так же, как и всем, сетовать на сухой закон — а это было главной темой для разговоров многих людей. Забастовки, бунты и крики не особо помогали, но всё же давали кое-какой результат. Мужчинам после тяжелого рабочего дня хотелось хорошенько напиться с друзьями, поругать государство и своих соседей из-за того, что чья-то очередная шавка нагадила в их дворе под кустом гортензии. Откуда они вообще знали, что такое гортензия? Но ругаться они могли даже без выпивки, только дай повод.

Но те двое, что завязали свой спор, были пьяны. Бутылку они принесли с собой, естественно не сказав откуда. Всё и так было понятно.

Генри поправил воротник рубашки, забыв, что держал окурок в руках. Кусочек пепла упал на шею мужчины и неприятно щипнул за кожу. Флинн поморщился, ища пепельницу, но она никак не хотела попадаться на глаза. Рука бармена неожиданно взметнулась у лица Генри и также быстро исчезла. На тёмной дубовой стойке в тот же момент появилась хрустальная пепельница. Она переливалась в свете многочисленных жёлтых лампочек, что освещали весь бар, но не были слишком яркими, придавая месту немного сумрака.

— А ведь этот день не предвещал беды. Надеюсь, что мне не придётся пользоваться ружьём, — Элиот нервно начищал стакан то и дело приглядываясь к посетителям.

— Смотри, как бы не пришлось отмывать кровь со стены, — промычал седовласый мужчина, который сидел напротив Флинна. Генри не замечал его до этого момента и даже теперь не мог нормально приглядеться.

Седовласый незнакомец опустил голову к своему стакану и ухмыльнулся. Густая борода скрывала большую часть его лица, а пепельные пряди падали на глаза. Даже чёрное пальто на нём сидело странно и было похоже, что оно приходилось мужчине не по размеру. Он в нём буквально тонул.

— А вы как считаете, мистер Флинн? — прохрипел незнакомец.

Генри удивился тому, что кто-то здесь, кроме владельца бара, знал его имя. Он сидел всё также неподвижно, рассматривая своего собеседника. Честно говоря, молодому мужчине не хотелось заводить разговор с кем-либо, но воспитание не позволяло ему не ответить на вопрос. Старших нужно уважать.

— Этому не бывать, — произнёс он тихо, но так, чтобы незнакомец его услышал.

Седовласый мужчина оторвал взгляд от стакана и поднял голову. Его чёрные глаза буквально впились в фигуру Генри. Он несколько раз пробежался взглядом по его лицу, затем опустился к галстуку и серому пиджаку и вскоре остановился на маленьком бежевом платке, что выглядывал из кармана.

— Вы одиноки, — констатировал таинственный собеседник.

Генри это насмешило. Он широко улыбнулся, вынул платок из нагрудного кармана и промокнул лоб.

— Вы пришли к этому мнению оценив меня?

Незнакомец качнул головой. Его лицо в этот момент приняло очень усталый вид. Мужчина был не так стар, как Генри показалось сначала. Густая борода и седые волосы придавали ему многим больше, чем было на самом деле, а ещё этому способствовала старая тёмная одежда. Лицо же его было молодо, практически без морщин. На вид не больше сорока лет. Но вот его глаза... они будто впитали в себя всю черноту этого мира. Непроницаемые, холодные и гипнотизирующие.

— Может у вас и есть женщина, но рука той, кому принадлежит ваше сердце, вас ещё не касалась.

После этих слов тяжёлые двери бара широко распахнулись, впуская долгожданных гостей, что спешили сюда вместе с весёлой песней о тайной любви. В основном пел Дэниел, но друзья пытались подпевать. И лишь детектив Кэл как обычно был тише воды. Эта шумная компания собралась в излюбленном баре только по одной причине — Генри. Лучшего места для спокойного разговора он бы и не нашёл. Конечно можно было бы обсудить всё на работе, но обстановка в бюро напрягала полицейского, и даже в таком, казалось бы, надёжном месте кто-то ненужный мог подслушать их разговор. Это стало бы самой большой проблемой, и такого расклада событий хотелось меньше всего. А в том деле, что собирался провернуть Флинн, ему нужны были помощники. И кто бы справился с такой работой лучше, чем его друзья и наставник?

Генри буквально на пару секунд повернулся ко входу, чтобы кивком поприветствовать друзей, а когда обернулся, то незнакомец уже исчез, будто его и не было здесь совсем. Лишь полупустой стакан с тёмной жидкостью оставил след таинственного гостя.

— Всё хорошо? — Диего самый первый подошёл к Генри и похлопал его по плечу. Ему показалось, что друг был напряжён.

— Да, да, я просто... Неважно. Идём.

Компания двинулась в самый конец бара в небольшой тёмный уголок, где они могли свободно разместиться и поговорить. Здесь их всегда ждали мягкий слегка потёртый диван шоколадного цвета и гладкий блестящий столик.

Мужчины удобно разместились полукругом, наблюдая за обстановкой. Джон внимательно рассматривал бармена, который не переставал начищать стаканы. Они переглянулись. Элиот кивнул и отвернулся, не бросая своего дела. Дэниел достал из светлых брюк зажигалку и не спеша закурил; взглянул на часы и ослабил чёрный галстук. Сегодня у него был не самый лучший день. Утром он второпях сбежал от девушки, с которой познакомился в баре ночью, а только потом узнал, что она замужем. Муж был не рад такой встрече и чуть не прибил на пороге дома горе-любовника. Естественно Ларсон опоздал на работу, где и получил от шефа сначала убийственный взгляд, а потом получасовую тираду об ответственности, лишении звания и премии. Конечно Нельсон Стенсбери может перегнуть палку, но он не любит, когда кто-то нарушает его порядок. Ну и напоследок, после всех этих неудач, кто-то решил пошутить над сержантом и спрятать его пиджак. Глупо и по-детски, Дэниел не оценил. Скоро без штанов оставят и не заметишь.

И сейчас мысли мужчины витали где-то рядом с пропавшим пиджаком, пока Генри собирался рассказать о том, что они с шефом обсуждали. Он не в первый раз просит своих друзей о помощи, только сейчас всё по-другому. Таких миссий у них ещё не было и не факт, что всё получится. Огромные риски будут сопутствовать их, особенно Генри, и если всё сорвётся, то ему несдобровать. Он пойдёт на дно, но своих не раскроет.

Детектив Кэл смотрел на своего подопечного с пониманием и сочувствием.

Разговор был долгим. Пока Флинн разглагольствовал о важности их миссии и о том, что при любом исходе вина будет только на нём, все остальные молча его слушали. Майк иногда порывался вставить слово-другое, но Роджер пихал его в бок, не давая этого сделать. Дэниел был беспристрастен и холоден, изредка кивал, одобряя слова друга, а иногда незаметно для всех ухмылялся и морщил нос. Но все мужчины находились в напряжении, всё больше и больше вдумываясь в то, на что каждый из них уже мысленно согласился.

Когда Генри закончил излагать намеченный план действий, в баре стало тише обычного, как будто все, даже бездушные бутылки и рюмки притаились, пытаясь подслушать секреты полицейских. Мужчины расслабились, но лишь на секунду, пока гробовую тишину не нарушил Ларсон.

— Я с тобой, брат.

— Что?! — воскликнул Майкл. — Ты слышал, что он сейчас сказал? Это верная смерть! Вы совсем ополоумели! Я не хочу показаться трусом, но...

— Но им ты сейчас и кажешься, — закончил Дэниел.

Снова наступила тишина. Генри прекрасно понимал, что не все согласятся ему помогать, но не стал бы просить о чём-то таком, что могло навредить его близким людям, если бы был другой выбор. Если бы он мог разобраться с этим сам.

— Я знаю, что это очень сложно, но всё может получится. Я готов пойти на риск, наш шеф того же мнения, поэтому выбрал меня.

— Но ты ещё не сказал ему, что согласен, — Джон пару секунд осматривал помещение, а затем повернулся к подчинённому.

— Нет, решил сначала обдумать всё хорошенько, составить план и рассказать вам. Даже если вы не пойдёте со мной на это, — Генри взглянул на Майка, — я и слова вам не скажу. Это только ваш выбор. Все условности останутся за мной и шефом Стенсбери. Если всё пройдёт хорошо — нашему отделу слава, почёт и уважение. А некоторым даже повышение.

Роджер улыбнулся и кивнул.

— От такого сложно отказаться. Лично мне ты подсунул лакомый кусок пирога. Я в деле.

— А если не получится? Если нас раскроют? Боюсь представить, что тогда будет, — не унимался Майк. — У меня, в отличие от вас, семья есть. А если с родными что-нибудь случится?

— Ссыкун, — усмехнулся Дэниел.

— Ну хватит!

Под грозным взглядом Джона мужчины сжались и опустили глаза в пол. Генри продолжил.

— Я всё предусмотрел. Поэтому, Майк, ты практически не будешь взаимодействовать с внешней стороной нашей операции. Ты как всегда рядом со своей аппаратурой. На тебе прослушка и прочие технические штучки, с которыми ты справляешься лучше всех. Надеюсь такой исход тебя устроит?

Майк быстро закивал.

— Позволь ещё раз уточнить: ты собираешься подобраться к гангстерам, как свой человек и вытравить пчёл из их улья?

— Ну, можно и так сказать. Средства на это у меня есть, и мы будем всем обеспечены.

— Погоди, — встрял Роджер, — то есть нас не бюро спонсирует?

— Нет, мы сами по себе. Бюро никогда не позволит нам провернуть такое дело, а шефа это не устраивает. У него есть только мы.

— А как наш начальник объяснит потом это своим начальникам? А если они нагрянут к нам с проверкой и недосчитаются работничков?

— Шеф придумает что-нибудь. Будьте уверены. Я ещё раз вас спрашиваю, друзья, вы со мной?

Мужчины закивали.

— Ты сумасшедший, но если это моя последняя миссия в жизни, то я готов умереть на ней рядом с друзьями. Ох, да простит меня моя Кристин, — Роджер был в себе уверен как никогда.

Через час мужчины вышли из бара полные решимости. Каждому из них было над чем подумать и подготовиться. Следующие несколько дней обещали быть яркими на новые события.

***

Погода утром 17 марта 1922 года выдалась пасмурной. Тяжёлые серые тучи нависали над дорогой, полями и роскошными садами, что на несколько миль тянулись вдоль богатых особняков. На фоне хмурого неба трава казалась ярче; деревья раскинули свои могучие ветви, двигая кроны в танце при малейшем дуновении ветра. Дорога была приятной и тихой. Не было гула машин, криков торговцев и непрекращающихся городских разговоров о политике, работе и бытовых проблемах.

Генри не хотел спешить, наслаждаясь своим маленьким путешествием, но хмурое небо грозилось разорваться скорым ливнем, поэтому мужчина жал педаль газа всё чаще. Его синий кадиллак иногда вилял в сторону при быстрой езде, от чего Генри крепче хватался за руль. Ему всё же стоило проверить качество автомобиля прежде, чем бездумно брать эту лошадку. Но ему было важно то, что машина может ехать — в остальном он не разбирался и не видел в этом нужны. Что ж, теперь он пересмотрит свои приоритеты.

Ветер усиливался и уже начинал щипать за щёки. Мужчина поёжился, желая поскорее очутиться в тёплом доме с горячей чашкой чая в руке. Даже руки, что были облачены в чёрные перчатки, начинали мёрзнуть. Кадиллак снова вильнул в сторону, когда Генри прибавил газу, завидев знакомую аллею, которая вела его к нужной цели.

Здесь не много изменилось с тех пор, как он видел это место в последний раз. Сколько лет назад это было? Генри не хотелось вспоминать. Не хотелось ехать сюда, не хотелось видеть всё это вновь. Чувство тошноты подступило к горлу.

Аллея казалось бесконечной. Огромные белые дубы, как могучие короли, возвышались над землёй. Они росли здесь ещё задолго до рождения Генри и будут на своём месте даже после его смерти. Эти прекрасные лиственные деревья раскинули ветви в разные стороны, образуя широкий купол над ровной узкой дорогой.

Генри скинул скорость своего авто и поднял голову к небу, наслаждаясь видом. Он помнил, какие гладкие на ощупь стволы и как приятно щекочут ладони большие листья. Раньше ему удавалось сорвать пару тройку желудей, чтобы бездумно покидать их в открытые окна дома или отцовскую машину. Тот постоянно злился, когда находил жёлуди на сидениях, и яростно выкидывал их, проклиная гадкого мальчишку.

Около одного из деревьев Генри остановился. Его уже не волновал холодный ветер и начинающийся дождь, что маленькими каплями попадал ему за воротник тонкого бежевого пальто и на белоснежную рубашку, оставляя маленькие серые пятна. Мужчина подошёл к самому большому дубу из всех, что украшали аллею, и улыбнулся. Руки сами потянулись к серой коре. Пальцы коснулись неровных рубцов, оставленных остро заточенным ножом. Со временем они сгладились, но всё же хорошо чувствовались на коже. Два имени, высеченные десять лет назад, вырезанные неумелыми руками мальчишки: Генри и Амма. Тогда, в его пятнадцать лет, разум говорил «молчать», а сердце хотело любить.

Амма была не просто его первой любовью — она была для него идеалом, насколько он мог себе вообще представить, что это такое. Он никогда не читал романов и чувственных стихотворений, но для неё он хотел писать сонеты, если б мог. Для неё он хотел бы петь и даже пытался, но она смеялась над его неудачами. Он не обижался. Это был лёгкий смех, который говорил юному мальчишке «ничего, что не получилось с этим, ты всё равно мне нравишься». Она была она была на год старше, но их это нисколько не смущало. Они были влюблены, но осторожны. Амма всего лишь была чернокожей прислугой в доме его отца и Генри запрещалось с ней не только говорить, но даже смотреть в её сторону. Но смелого и дерзкого юнца это не остановило. Он всё равно каждую ночь звал Амму на свидание. Они гуляли далеко от дома, бродя по фруктовым садам и цветущим дорожкам. Генри рвал для неё букеты полевых цветов, из которых девушка плела венки, переплетая их яркими лентами, которые ей тоже дарил Генри. Он наслаждался её тёмной гладкой кожей и круглым лицом; целовал пухлые губы, когда тайком затаскивал в тёмный чулан, а она шипела на него, словно кошка, но улыбалась, не в силах отказать в сладких ощущениях его близости; он обнимал её горячее тело на берегу озера, прикрывая белой простынёй, и шептал слова любви, когда она плакала и говорила, что они поступают неправильно. Для Генри всё это было правильно, всё было реально и так, как хотели их сердца. Он верил в непоколебимость своих чувств, а его драгоценная Амма думала о неизбежном наказании, что понесёт она и её семья, если отец Генри узнает об их связи.

Члены семьи Аммы не являлись рабами, а были обычной нанятой прислугой, но это не делало их счастливыми и свободными.

Сейчас повзрослевший и возмужавший Генри вспоминает эти моменты счастья с горечью и печалью. Всё тайное рано или поздно становится явным. Его память стёрла многие моменты того времени, но он никогда не забудет большие тёмно-карие глаза некогда любимой девушки, которые смотрели на него со смертельным страхом в одну из их последних встреч. Она тогда весь вечер молча глотала слёзы, пока Генри крепко обнимал её дрожащие плечи. Ей было страшно, но он обещал её защитить. На следующее утро вернулся его отец, который уже знал о связи сына со служанкой. Ему рассказали его псы — так Генри называл тех мужчин, что работали на Флинна старшего и докладывали ему обо всём, что творится в его доме и за его пределами. Они же и следили за Генри. Но отец ему ничего не сказал. Даже его взгляд был намного ласковее, чем обычно. Этим он удивил парня. И Генри принял это за добрый знак. Но зря он так быстро начал радоваться, зря говорил Амме, что всё позади и им ничего не угрожает. Прошло меньше суток прежде, чем он узнал, что его любимой нет в живых. Всё обставили так гладко, что и подкопаться было не к чему. Полиция нашла девушку у обочины дороги растрёпанную, грязную, с кровавыми пятнами на платье и фартуке. Она была изнасилована, а затем задушена. Всё списали на каких-то пьяных маргиналов, которых нашли через несколько недель. Возможно те парни и были виноваты в каких-то преступлениях, но девушку они не трогали. Генри был в этом уверен. Каждый раз, когда отцовские «псы» видели юношу, они ржали, как гиены, и подмигивали ему, называя хлюпиком и бабой.

Его отец с ним долго не разговаривал, но выглядел очень довольным. Он в очередной раз показал, что может управлять жизнью единственного сына и все его ошибочные шаги умело сможет исправить в выгодном для себя свете.

Но Генри не собирался с этим мириться. Он замкнулся в себе, затаил злобу, закрыл своё сердце на тысячу амбарных замков, скрывал истинные чувства, как делал это раньше, пока однажды через несколько лет, будучи помощником детектива, не увидел в толпе большие тёмно-карие глаза, которые однажды всколыхнули его душу.

Генри глубоко вздохнул. Возвращаться в покинутое место всегда тяжело. Переносить груз прошлого ещё тяжелее. Из глаз невольно скользнули две маленькие слезинки и смешались с усилившимся дождём. Нужно было ехать дальше.

***

Тэмми Джеймс просидела у окна уже несколько часов, выжидающе всматриваясь в зелёную долину и пустую каменную подъездную дорожку. Несколько минут назад капли дождя начали барабанить по стеклу и Тэмми прижала руки к груди.

— Ох, а если он не доберётся? А если увязнет где-нибудь? Может попасть в аварию! Какой противный дождь. Может, он дорогу забыл? Почему его так долго нет?

Миссис Брукс, сидевшая на своём любимом мягком кресле тёмно-алого цвета, пыталась настроиться на вышивку, но ей постоянно что-то мешало. То это был мистер Сандерс, снующий от входной двери до гостиной, топая при этом тяжёлыми ботинками в коридоре, то маленькие рыжие котята, которые пытались выкрасть моток ниток из плетённой корзины, но вот теперь ещё Тэмми причитала о всяких несчастьях, что могли случится с мистером Флинном в дороге. Постоянно эта девица думала, что может случиться что-то плохое, при этом её лицо искажала жалобная гримаса. Непонятно было: то ли её приласкать и успокоить, то ли похлопать по щекам, чтобы та пришла в себя.

Миссис Брукс отложила тонкое полотенце, на котором уже проглядывался маленький аккуратный узор тигровых лилий, и поправила пышные волосы, устраиваясь в кресле поудобнее. Она наблюдала за разбушевавшейся погодой и толстыми струйками от дождя, которые косо стекали по окнам. Она волновалась и постоянно думала о приезде мистера Флинна домой. Точнее в то место, которое было когда-то его домом. А сама Мэрилин Брукс, в девичестве Бейли, проживала здесь уже очень давно и прислуживала семье Флиннов ещё когда сама была маленькой девочкой. Сейчас она разменяла уже шестой десяток, но по ней этого не было видно. Она старалась держать себя в форме: хорошо питалась и много времени проводила на свежем воздухе. Мэрилин считала, что эти два пункта способствуют её хорошему здоровью. В доме Флиннов миссис Брукс работала экономкой. Всё хозяйство было на ней, и её здесь всегда уважали. Она безупречно справлялась со своей работой, к ней у Флинна старшего никогда не было никаких нареканий и замечаний. Она даже удосужилась получить от него одобряющую улыбку, что стоило немало усилий. Миссис Брукс тщательно следила за порядком в доме, сама отбирала поваров для кухни, прислугу для дома и рабочих для сада. От её пристальных тёмных глаз ни что не могло укрыться. Она знала дом и всех её жильцов вдоль и поперёк. Работы ей всегда хватало с лихвой, но всё изменилось с тех пор, как умерла хозяйка дома, а Генри покинул это место. Дел в несколько раз стало меньше. Флинн старший больше не требовал сверх того, что было раньше, и приказал распустить большинство прислуги и нанятых рабочих. В итоге огород почти опустел, большая часть сада зачахла и от неё пришлось избавиться. Жизнь поддерживал только маленький парк вокруг дома, густая дубовая аллея и сам дом, который всегда выглядел безупречно. Особенно сейчас. Миссис Брукс была предупреждена заранее самим Генри, что тот возвращается в родное семейное гнездо, и была так рада, что не смогла сдержать слёз. Она ужасно скучала по этому проказнику, которого не видела много лет. Теперь же она немного волновалась и думала, каким стал тот прекрасный мальчик, что никогда не жалел для неё добрых слов.

Миссис Брукс крутила на шее старую нить жемчуга, которую ей подарил покойный муж. Эта единственная дорогая вещь, что была у неё, напоминала о том, как трудно её любимому было, как долго он копил деньги, как много работал на плантациях, чтобы на свадьбу преподнести ей этот подарок. Она помнит до сих пор, что он сказал ей в их первую брачную ночь, когда надевал на шею пёрлы:

— Океан бесконечно сильно любил этот жемчуг, но отдал его мне, потому что знал, что я люблю тебя сильнее.

Миссис Брукс улыбнулась, предаваясь приятным воспоминаниям, но волнения Тэмми уже через секунду вернули её в реальный мир. Дождь усиливался, а хозяина дома всё ещё не было.

— Может отправиться к нему навстречу? — Тэмми выпучила свои большие серые глаза, отчего казалось, что они занимают всё пространство на лице. Веснушки на её носу дрогнули, когда она шмыгнула, а рыжая пушистая прядка волос выбилась из-под белого чепчика, который она постоянно поправляла.

— Хватит елозить по подоконнику! Быстро слезай и сядь по-человечески на диван! — строго произнесла миссис Брукс.

Тэмми вздрогнула и нехотя исполнила приказ экономки. Ей хотелось быть первой, кто увидит, как подъезжает хозяин дома. Тэмми Джеймс было уже двадцать семь лет, но её детскому восторгу стоило позавидовать. Она очень часто вела себя как ребёнок: могла обидеться на любую мелочь и заплакать или наоборот восхититься самыми обыкновенными вещами и ещё долго лепетать по этому поводу, не скрывая интереса к тому, как отреагируют на её рассказы другие люди; девушка часто фантазировала на тему «а если бы...», выдумывала разные истории и представляла, что в их особняке водятся приведения; она тайком брала книги из кабинета Адама Флинна, выискивая среди полок старые романы его покойной жены, чтобы ночью в своей крохотной комнате насладиться чтением. Но если миссис Брукс находила у неё то, что запрещалось брать, то затрещины было не избежать.

Тэмми дёргалась в ожидании, подскакивая на диване, чем очень сердила Мэрилин. В тот момент, когда миссис Брукс хотела сделать девушке очередное замечание, раздался непривычно громкий голос садовника Сандерса.

— Едет! Он едет!

— Ура! Ура! — закричала Тэмми. — Всё хорошо! Он уже здесь!

Миссис Брукс подбежала к окну, но из-за проливного дождя видела только силуэты и размытые синие пятна, которые, как ей показалось, были автомобилем мистера Флинна.

Тэмми распахнула окно в гостиной и огромные капли тут же влетели в дом и на лицо прислуге. Девушка взвизгнула, чем обратила на себя внимание Генри. Тот улыбнулся, подмигнул Тэмми и быстро побежал в дом. Девушка зарделась, её щёки налились ярким румянцем. Это особенно хорошо было видно на её белоснежной коже. Как только Генри скрылся за тяжёлой дверью, служанка получила шлепок по лбу и рассерженный взгляд миссис Брукс. Тут же из кухни торопливо вышел повар, чтобы поприветствовать прибывшего хозяина дома. Все жильцы собрались в светлом бежевом холле у тёмной дубовой лестницы, чтобы посмотреть на гостя. Генри, промокший и продрогший, улыбался людям, которых знал с детства, и произнёс фразу, которую сам от себя не ожидал:

— Я по вам скучал.