— Миледи, миледи, ну же, — меня мягко тормошат, и я издаю стон от боли во всём теле. Едва могу приоткрыть глаза, перед которыми дёргается бледное и всё в слезах лицо Чичи.

Виски стягивает от жуткого давления. Кости ломит. Мышцы затекли. Голова трещит и, кажется, сейчас взорвётся от пульсирующей боли.

— Где я? — Хриплю, приподнимаясь на руках, ощущая под пальцами солому и мокрую землю, издающую отвратительный смрад говна, мочи и рвоты.

— Тише...тише, если меня увидят здесь, то накажут, — шепчет Чичи, помогая мне сесть и прислониться спиной к каменной стене. Темно очень, нет ни света, ни ламп, ничего, свет падает лишь сверху, алый и окропляющий собой всё.

— Бедняжка моя...Госпожа моя, ну я же предупреждал, почему вы меня не послушали? — Причитает чёрт, осторожно отряхивая моё платье, пока я поднимаю голову, понимая, что нахожусь в колодце. В глубоком и сухом, а надо мной решётка и красная луна. Воспоминания о том, что произошло, медленно возвращаются, вызывая лютую ненависть к Рэйгу.

— Всё болит, — шепчу я, сглатывая горечь и сухость во рту.

— Болело бы сильнее, если бы я немного не подлечил вас. Так хотя бы кости целы, и синяков нет, — нежно произносит Чичи, вытаскивая из моих волос сухие ветки.

— Госпожа, вы должны извиниться...

— Что? — Шиплю я, отталкивая его руку. — Извиниться? Ты предлагаешь мне просить прощения у этого подонка? Никогда, слышишь? Никогда я не буду унижаться перед ним. Пусть делает со мной, что хочет, но сама я ни за что на свете не прощу его, а тем более не паду перед ним на колени.

— Но...миледи, умоляю вас, спасите себя. Нижний мир не для вас...так больно будет, красавица моя, больно. Очень больно, вы не вытерпите. Немного поубавьте свою гордость, ведь иначе вы не вернётесь в свой мир, — дрожащим голосом, плача, упрашивает меня Чичи.

— Я не поубавлю свою гордость, пока он не поубавит свою жестокость. Он ударил меня...ударил так сильно, что, казалось, убьёт. И за что, Чичи? Неужели, я была не права? Неужели, неверно поступила, защитив бедную женщину? Неужели, насилие и бытовое рабство можно хоть как-то оправдать и постоянно поощрять? — Зло шиплю я, а в глазах появляются слёзы обиды.

— Со мной в жизни так не обращались. Никогда. Ни папа, ни мама, ни Терло не позволили бы себе на меня руку поднять. А он только и делает, что лупит и изводит меня. Пусть...ненавижу его, ненавижу всей душой, Чичи. Мне так больно...он морально ломает меня, издевается надо мной, но я никогда... — вытираю слёзы, угрожающе выставляя палец, — никогда не дам ему возможности заставить меня принять такой уклад его мира, даже если мне придётся пожертвовать всем. Я не намерена его прощать, пусть в аду горит.

— Что вы говорите, миледи. Прошу вас...вы же не понимаете, вы не видели того, что будет там, в нижнем мире. Здесь хорошо, поверьте мне. Ваше извинение стоит того, чтобы спастись...умоляю вас, Госпожа моя, не губите себя. Не губите себя, — Чичи подхватывает мои руки, покрывая их поцелуями и прижимая к своим мокрым щекам.

— Что же я буду делать без вас, миледи? Меня не пустят к вам, не позволят помочь вам. Спасите свою жизнь, свою душу...вы же погибнуть можете и больше никогда не родитесь. Никогда-никогда, Госпожа моя, услышьте меня, переступите через гордость, принесите Повелителю свои извинения, он придёт за ними...советник сейчас пытается вразумить его. Прошу...умоляю вас, милая моя, — захлёбываясь слезами, причитает Чичи.

Смотрю на него, и так его жалко. Хороший мальчик, пусть и с рогами, но добрый, и мне больно, оттого что я не смогу себе позволить сделать то, что он просит.

— Прости меня, Чичи, я не буду, — шепчу, отрывая свои руки от его губ, и провожу ладонью по его волосам, задевая тёплые и как бархат, приятные на ощупь рожки.

— Миледи...умоляю...что хотите сделаю ради вас, только не губите себя, не погибайте, прошу вас, — плачет Чичи, хватая снова мою руку и прижимая её к щеке.

— Мне жаль, я... — не успеваю договорить, как парень резко отскакивает от меня и хватается за горло, задыхаясь и издавая булькающие звуки.

— Чичи! Что такое? — Испуганно кричу я, подползая к нему, но неведомая сила подбрасывает его вверх, ударяя о каменную плиту, снова и снова. Визжа от ужаса и вида, капающей на меня, крови, плачу.

— Чичи! Нет! Не трогай его! Не смей! Ублюдок! — Понимаю, кто за этим стоит и так жестоко лупит об стену головой моего маленького и миленького чёртика.

— Чичи! — Парень падает к моим ногам, а я отскакиваю, но тут же, поглощённая страхом, подбегаю к чёрту и только дотрагиваюсь до него, как его окровавленное тело выгибается и молниеносно вылетает из темницы, минуя решётку, исчезнувшую на пару мгновений, а затем снова оказавшуюся на том же месте.

— Чичи! — Кричу я, сотрясаясь от рыданий.

Раздаётся громкий щелчок, и передо мной появляется подонок Рэйг, яростно хватая меня за горло и поднимая над землёй. Прижимает к стене, а я цепляюсь за его руки.

— Извиняйся, Эйрин! — Рычит он.

— Никогда...пошёл ты в задницу, женоненавистник! Гори в аду! — Из последних сил кричу я и с отвращением плюю в его лицо. Рэйг швыряет меня в другую стенку, отчего я моментально теряю сознание, ударяясь о неё лбом, и тьма снова затмевает разум.

В моменты мрака в голове, я не вижу ни снов, ни каких-то обрывков воспоминаний, только одна долгая и мучительная боль внутри.

Сознание вновь возвращается ко мне, и я чувствую, что лежу на чём-то твёрдом, и меня покачивает из стороны в сторону. Шум в голове не прекращается, сквозь него слышу мерный звук цоканья копыт. Медленно приоткрывая глаза, с ужасом смотрю на девушку, сидящую рядом со мной, с впалыми бледными щеками, потухшими чёрными глазами и спутанными длинными белыми волосами в разодранном старом платье грязного цвета.

— Прости, не смогла больше, но шишку твою убрала, — тихо произносит она, натягивая улыбку на потрескавшиеся тонкие губы.

— Что...кто ты...где я... — моргая, пытаюсь двинуть руками, но их придавливает к полу, как и ноги. Я лежу на деревянном полу, и он дёргается, то вверх, то вниз.

— Такая же, как и ты, заключённая и отправленная в нижний мир в наказание за непослушание. Я Агоре из рода Агуане. Хорошо тебе досталось от тюремщиков, жаль, что не могу больше сил тебе передать, последние отдала, — девушка помогает мне сесть и прислониться к стене, и я вижу её руки в металлических кандалах, как и ноги, связанные между собой цепью. Мои тоже. Ублюдок...

— Арин...Ари. Спасибо тебе за всё. За что тебя? — Шепчу я.

— Это не первое моё наказание, уже седьмой раз пойду в нижний мир, только теперь на полгода, — она переворачивает руку вверх запястьем, на котором выжжены уже шесть заживших шрамов в виде змеи.

— И мне не жаль, уж лучше там, чем рядом с моим благоверным, — фыркает Агоре.

— Что такое нижний мир? — Шепчу я, оглядывая повозку, точно это же повозка, а её везут лошади, и в ней есть кто-то ещё. Я слышу мужской разговор.

— Ты новенькая, отметин нет у тебя. Ох, тебе придётся там несладко. И проще не рассказывать тебе об этом, Арин, иначе страх ещё больше усугубит твою боль там, — кривится девушка.

— Тебя тоже лишили способностей, да? — Спрашивает меня, и я быстро киваю.

— Понятно, почему ты вылечить себя не смогла. Я тебя не помню, обычно всех новорождённых нам представляют, ты недавно здесь появилась? То есть ты из большего мира? — Снова киваю.

— Мда, неудачное знакомство с нашим миром. Но так быстрее привыкнешь к тому, что здесь всегда нужно подчиняться приказам Повелителя и даже не сметь думать о том, чтобы их нарушить. Ты из какого рода? — Пожимаю плечами.

— Оу, так ты даже инициацию не прошла? Вот это да. За что тогда тебя послали в нижний мир? — Удивляется Агоре.

— Отказала козлу этому вашу...королю недоделанному, — злость снова появляется в голосе.

— Понятно, да, Повелитель не терпит отказов. Ещё бы, ты такая красивая, Повелитель не смог устоять перед тобой, но так ему и надо. Нечего нас, девушек, унижать и заставлять подчиняться им. Мой муж такой же. Вода ему, видите ли, в нашем озере не понравилась, начал бить меня, я ему и ответила — сожрала его, — приподнимаю брови от её слов.

— Да ты не пугайся, все вы из большого мира отвыкли от нас, потеряли знания и большую часть своих сил. Мой род охраняет все озёра и реки в нашем мире, а замуж меня выдали сто десять лет назад, так как время пришло. И даже выбора не дали, привели болотную тварь, пачкающую из раза в раз моё озеро, да ещё и любит насиловать на берегу, чтобы другие видели. И никто даже не подумал о том, что мы несовместимы. У нас силы противоборствующие, вот я и жру его постоянно, а он возвращается и как ни в чём не бывало пишет на меня жалобы, и по его вине меня отправляют в нижний мир. Ненавижу его. Он даже на вкус противный, скользкий змей, а мы созданы карать тех, кто нашу воду трогает и мутит, как и применяет насилие, подавляя нашу волю. Вот же нашли мне супруга. И я в следующий раз снова его сожру, пусть опять в нижнем мире заточат, может быть так до Повелителя дойдёт моя просьба быть одной, — категорично заявляет она.

— То есть...Рэйг знает о том, что вы несовместимы и заставляет тебя терпеть насилие? — Ужасаюсь я тому, насколько же он жесток и, действительно, ненавидит женщин. Он, как будто мстит им за что-то, раз позволяет так обращаться с ними, да ещё и наказывает за то, что женщины отстаивают свои права.

— Конечно. Он же и издал указ о нашей свадьбе. Сколько его не молила, ничего не слышит. Да и встречаться с Повелителем страшно, — Агора передёргивает плечами.

— Подонок, — шиплю я.

— За такие слова он и убить может, Арин. Ты бы поаккуратней...

— Да плевала я на его ранимую душу! Столько жестокости от него увидела! Он не Король, не Повелитель, а самовлюблённый эгоист, насильник женщин! Его самого нужно казнить! — Вспыхиваю я от ярости.

— Не встречала ещё таких, как ты, Арин, тебе бы язык попридержать, хуже будет. Это сейчас ты такая смелая, а вот после нижнего мира будешь бояться даже думать о подобном, и сама пойдёшь к нему, позволишь всё что угодно с собой сделать, потому что воспоминания о наказании в нижнем мире будут удерживать тебя от неугодных ему слов. После треглавого золотого пса и долгой смерти, ты изменишься, — печально отвечает она.

— Треглавого пса?

— Да. Он проводник в нижний мир, туда к нему и везут. На повозку наложены защитные магические рисунки, они блокируют оставшуюся в нас силу, и никто нас не слышит и не видит, как и выбраться отсюда нет шансов. В первый раз я попробовала и во второй тоже думала сбегу, а потом пройду через портал и исчезну отсюда, облюбую какое-нибудь озеро и буду спокойно жить одна. Но увы, не смогла. Нас не переносят сразу к нему, а везут, чтоб мы боялись, давая пищу наших страхов псу при встрече. Он живёт в пещере на границе нашего мира, к нему может попасть любой, но ещё ни один не вышел оттуда таким же, как и раньше. Как только входишь в пещеру, то сразу же боль, страх и ужас оттого, сколько зла там сосредоточено, проникает в твою кровь, парализуя сознание, и нет никакого желания противиться. Он притягивает тебя к себе на жертвенный камень, и ты двинуться не можешь, умереть не можешь, а лишь чувствуешь, как боль сковывает твой разум, как ломаются кости, как он выпивает твои силы, поглощая в себя, а дальше...дальше... У каждого своё наказание, созданное на самых жутких страхах. Моё — очищать кровавую реку и терпеть насилие феникса в любое время. И ты кричишь, молишь о пощаде, и всё начинается снова. С ума сходишь от боли и горя, оно медленно и бесконечно долго убивает тебя, и на какое-то время после отбытия срока в нижнем мире ты теряешь желание жить. Ты ничего не чувствуешь, сил тебя лишают, и обречён только проливать горькие слёзы до того момента, пока способности не вернутся к тебе, позволив снова встать на тот же путь борьбы за существование с тем, кто вновь вынудит тебя вернуться сюда, — по коже пробегают мурашки страха, и я судорожно сглатываю.

— Те, кто попадают туда в первый раз, пытаются драться, вырываясь из лап охранников, и чем громче и энергичней они это делают, тем больнее им на жертвенном камне. Тебе кажется, что из тебя вытягивают силы и едят твою плоть очень долго, ты словно кричишь внутри и срываешь голос. Терпеть такое невозможно, ты хочешь смерти...а она всё не приходит. Лучше тебе, Арин, сказать охране перед наказанием, что ты раскаиваешься в каждом своём слове и готова покаяться перед Повелителем. Боюсь, что для тебя это будет сложнее, чем для нас. Я чувствую, что ты...странное нежное, доброе существо, и зло, которое сосредоточено в пещере, убьёт тебя, и ты никогда не вернёшься к нам снова, — девушка дотрагивается до моих волос, а я вздрагиваю и не могу поверить в то, что меня ожидает. Это же...чёрт, мне так страшно. До леденящей душу паники страшно. Но вот подозрение в том, что её мог подослать Рэйг и таким образом вынудить меня покориться, не позволяет полностью довериться девушке.

— Раз всё это так ужасно, то зачем ты туда идёшь в седьмой раз? Думаю, что ты приукрашиваешь правду, и наказания легко можно вытерпеть, — прищуриваюсь я, наблюдая тщательней за своей собеседницей.

Она горько приподнимает уголок губ и тяжело вздыхает.

— Посмотри на мои волосы, Арин. На их цвет. Когда-то они были прекрасного оттенка солнца, о котором я знаю только по рассказам своего рода. А сейчас? Я поседела, моя кожа потрескалась и стана ещё тоньше, чем раньше. И у меня нет возможности вернуть свой облик, только Повелитель может сделать это, но отказывается, чтобы это всегда было напоминанием о том, какой я вернусь. Лёгким это наказание назвать сложно, очень сложно. Но я...я не хочу иначе. Трудно тебе объяснить, как я себя чувствую. Вот скажи, чего ты опасаешься больше всего?

— Хм...летучих мышей, — лгу я.

— Правда? Домашних питомцев вампиров и этих милых созданий? — Удивляется Агоре.

— Ага. Противных и мерзких, — кривлюсь я, чтобы выглядеть правдоподобно.

— Что ж, хорошо. Вот представь, живёшь ты себе, живёшь, плаваешь в озере, наслаждаешься каждой минутой и делаешь то, что хочешь. Ты создана нести красоту и оберегать своё тело и разум, а внедрение в них означает для тебя проклятье и вынуждает защищать себя. Но приходит день, когда тебя насильно заставляют выйти замуж за вампира, и ещё приставляют летучую мышь, как слугу. И мало того, что твой муж без разрешения пьёт твою кровь и пользуется твоим телом, так ещё и этой мыши всё разрешает. А тебе так больно внутри, ты терпеть подобное не можешь, это тебя убивает, рождая в твоём сердце злость и ненависть, ведь никто тебя не слышит, а мышь продолжает питаться тобой, выпивая энергию. Твоя красота гаснет, тело всё изнурено, и тебе нечего больше защищать, а ты жить хочешь, как раньше. Быть собой и заниматься тем, что тебе наказала Богиня. Но тебе не позволяют это, бьют, закрывают в пещере, доводя до обезвоживания, и твоё терпение в какой-то момент лопается. Ты собираешь все свои силы и обращаешься к магии, призывая защитить тебя. Ты убиваешь тех, кто надругался над тобой, и снова возвращаешь себе всю красоту и девственную чистоту своего тела. Ты думаешь, что это всё, конец, но твой муж и летучая мышь снова приходят к тебе с воинами и обвиняют в непослушании. Но такова твоя природа, иначе ты не сможешь жить. И возвращаясь, до определённого момента снова терпишь насилие и жестокость, а потом вновь убиваешь обидчиков, обретая недолгую свободу. Именно за эту свободу и глоток живительного воздуха ты и будешь каждый раз проходить любую боль и мучения, только бы запомнить эти мгновения, когда ты становишься собой.

Задумываюсь над её словами, когда она затихает. А ведь и, правда, если бы я могла вернуться в свой мир хотя бы на пару часов, то всё бы сделала для этого, возможно, убила бы даже, надеясь на то, что моя жизнь снова будет прежней. Можно терпеть долго, но всему приходит конец, и никакие чудовищные воспоминания не остановят в достижении своей цели.

— Ты услышишь, как они кричат. Почувствуешь их боль, и она начнёт сводить тебя с ума раньше, чем ты окажешься на жертвенном камне, — добавляет печально Агоре.

— Но почему нужно так изводить вас? Почему не дать вам делать то, для чего вы созданы? — Тихо спрашиваю её.

— Для того чтобы население нашего мира увеличивалось и образовывались новые виды. Чтобы мы были сильнее, как и наш Повелитель.

— Чушь, это полная чушь. Ради скрещивания видов губить души, — фыркаю я.

— Благодаря скрещиванию мы и выживаем, — пожимает плечами Агоре.

— Ты ещё скажи, что тебе нравится такой уклад и ты просто мазохистка, если уже в седьмой раз идёшь в ужасный нижний мир, — едко произношу я.

— Не нравится, а другого не будет, Арин. Надо привыкнуть, но я пока не могу. Может быть, после двенадцатого наказания от меня, вообще, ничего не останется, и я погибну навсегда. Хочу погибнуть, потому что не вижу никакого будущего для себя. Представители моего род изначально одиночки, а заставлять нас рожать и ублажать мужчин без нашего желания это заведомая гибель. Я и родить не могу из-за несовместимости и... — девушка замирает и резко бледнеет, отползая назад.

— Что такое? — Шепчу я.

— Подъезжаем...готовься, Арин, будет больно. Надеюсь, мы ещё когда-нибудь встретимся с тобой и сможем сбежать отсюда или же найдём способ умереть, — одними губами отвечает она, нервно улыбаясь мне.