Каждый человек должен подчиняться законам жизни, в условиях которой он родился.

Демьян Рекс понимал это как никто другой. В возрасте шести лет он лишился младшего брата, а возрасте тринадцати осознал, к чему была эта жертва. Когда ты рожден в семье религиозных людей, тебе может показаться, что судьба предрешена, и помимо сборов с себе подобными тебя ожидают непрекращающиеся школьные издевки. Однако Демьян никогда не сталкивался со вторым пунктом лично – он доверился Богу и позволил ему руководить своим сознанием.

Бог говорил: «Ты выше этого».

Его родители становились центром внимания только в случаях обсуждения Патрии. Демьян знал в лицо тех, кто его ненавидит, и тех, кто им восхищается. Никакой середины, так никогда не бывает. Когда ты верующий – не жди нейтрального к себе отношения. Жди шепота за спиной, презрительных взглядов и миролюбивых хлопков по плечу.

Мнение Амелии Запанс, подкидыша племени Патрия, было ошибочным. Демьян Рекс как никто другой был похож на Энзо Прица – только находился по ту сторону ринга.

В то время как вор, рожденный вором, хранил в себе передавшуюся по наследству ненависть, в сердце верующего, рожденного верующим, теплела любовь.

Демьян всегда мечтал увидеть леса Патрии вживую. Демьян всегда мечтал узнать, как поживает его брат, получивший Благословение. По рассказам матери, его младший брат Олли даже не плакал, а молча встал у «моста», ожидая члена племени, что воспитает его в природных условиях, подальше от цивилизации. Демьян порой ловил себя на зависти – пришлось напомнить мозгу и сердцу, что это, вообще-то, грех. Потом он проговаривал про себя неприглядную правду: Олли он никогда не увидит, Патрию никогда не познает. Священные леса для него закрыты.

Мама в детстве рассказывала ему легенду о порождении Патрии – именно люди сделали это место особенным. Мать-природа обогатила плодородием эти земли в качестве подарка за их веру. А они, из искренней благодарности, сохранили и увековечили свой маленький хрупкий мир, в которым место лишь им и подкидышам, детям, что по традиции, по разрешению родителей позволялось жить в лесах, а значит – позволялось попасть в Рай.

И пока она награждала других, то наказывала остальных. Демьян был спокоен – для бесспорно плохих людей уже готовился котелок в аду.

«Ты выше этого».

Демьян презирал машины, передвигался всюду на велосипеде, в их доме не было место современным технологиям, а на Рождество не стояла ель – не было ничего хуже, чем отобранное у Матери-природы дитя.

И его бы ничего не подтолкнуло сегодня подойти к растерянной Эмме Руголос в школе, разве что не зов сердца. Вся школа уже порылась в источниках информации и выяснила, кем является ее семья. По рассказам его однокашников в сети были фотографии отцов Эммы и Адена, но самих детей – нет. Страницы кузенов тоже были пусты – лишь пару незатейливых фотографий заката у Эммы, и фото машин у Адена. Демьян поразила такая скромность – он ожидал совершенно иного от детей бизнесменов. 

Эмма была симпатичной, совершенно простой. Он проводил ее до кабинета директора и остался ждать – сам не зная, чего. Пока он стоял, прислонившись к стене у дверного проема, слыша приглушенный голос девушки, он достал книгу из рюкзака, которую почти дочитал.

– Это что, «Природная истина»?

Он поднял голову. Эмма заинтересованно смотрела на обложку.

– Да. Ты читала? – он захлопнул книгу. Предположении о ней были верными.

– Три года назад. Удивительная вещь... – она явно хотела добавить что-то еще. Демьян поднял брови в ожидании, но осознав, что не услышит продолжения, решил поменять тему.

– Мне понравилась часть о том, что для печати этих книг используются только больные деревья.

– О да. От этого они кажутся более особенными, чем другие, – улыбнулась Эмма.

– Ты верующая?

– Да, – неуверенно произнесла она, – нет.

Демьян вновь поднял брови.

– Я лишь изучаю... религию Патрийцев. Ничего такого.

– Можешь ничего не стесняться. Я верующий. Мой брат получил Благословение. Здесь об этом знают абсолютно все, так что мое дело тебя предупредить о слухах, что ты можешь услышать.

– Почему ты решил меня предупредить?

– Не хочу, чтобы тебя это оттолкнуло.

– Кто твой брат? Как его... имя? – как-то странно спросила девушка.

– Олли, – скрывать ему было нечего. Сокрытие, вообще-то, своего рода тоже грех.

Ее лицо вытянулось. Она выглядела смущенной и потерянной – такой она стояла в коридоре, пока к ней не подошел Демьян. К тому же, кажется, она совсем не обращала внимания на его явный флирт. Или она реально не понимала, что происходит, или притворялось недалекой.

– Тебе о чем-то говорит это имя, Эмма?

Действительно, она вела себя так, словно слышала его ранее.

– Нет, совсем нет, что ты... Я... Может, пройдем в класс? Кажется, скоро должен начаться урок.

Не дождавшись его, она зашагала вперед, вцепившись в лямку сумки.

– Эй, ты хотя бы знаешь, куда идти?

Она повернулась через плечо и покачала головой. Демьян усмехнулся, высовывая руки с передних карманов.

– В первый раз вижу человека, который не зная, куда идти, уверенно шагает вперед.

***

Пока одни шагают вперед, другие – топчутся на месте. Однако порой, этот застой гораздо лучше, чем бездумное действие.

Так всегда думал Мальком Запанс, хотя его энергичная жена до своей смерти вечно смеялась над его рассуждениями. Благо, он отличался бесспорным спокойствием. Даже когда его дети сбежали, он не показал себя с плохой стороны. У него осталось около ста человек, и всем им нужен был никто иной, как лидер. Кровные узы здесь почти ничего не значат, ведь подкидыши с легкостью становятся частью определенного семейства. Служение Матери Природы – равно сохранение ее подарков, сохранение баланса.

Мальком понимал, что баланс – дело спорное. Волчье тело не способно умещаться в человеческом, их сознания слишком разные, неровная чаша весов. Может, их все это время подталкивали выбрать что-то одно, а они метались от одного к другому, желая обрести душевное спокойствие? Конечно, подобные и иные мысли можно было прочитать, когда он прибывал в волчьем теле, но о планируемых изменений в лесах он старался не думать. Его настораживал только один момент – как его дети обо всем узнали? Мальком осознавал, что причиной побега стало именно это, что же еще могло их так напугать?

Мать-природа должна простить его за убийство, совершенное во благо.

Кларо был хорошим советником, одним из любимцев Лейлы. Мальком с улыбкой вспоминал, что она звала его «Профессор-бородач». В день смерти его любимой Кларо пробыл с Малькомом дольше всех. Только потом Мальком понял, что ему самому необходимо было ощутить, что рядом есть кто-то, кто разделяет твою непереносимую боль. Теперь, стоя у могилы Кларо, он мысленно передавал ему свою благодарность за те вечера.

«Спасибо, что вытирал мне слезы, спасибо, что напоминал, что нужно есть, спасибо, что вспоминал о моих детях вместо меня, спасибо, что порой выполнял мою работу... Прости, что мне пришлось убить тебя. Прости. Прости. Прости».

Кларо уже давно стал частью тех полуволков, что склоняются к человеческому телу. Это неправильный выбор. Природа наделила их даром не для того, чтобы они выбирали меньшее из двух зол, чтобы были, как все. Их волчье тело было обычным с виду, но совершенно иным изнутри. Их дух был силен, их внутренний мир – краше. Нет, Мальком не мог позволить таким, как его сын, прославлять подобные взгляды, иначе полуволков не останется вовсе. Он также, как лидер, не мог жить среди предателей.

Кларо был именно тем, кто сообщил его детям о планах на Патрию.

«Прости, что пришлось убить тебя...»

Какой-то волчьей своей частью он ощущал гнев своей любимой. Их связь сохранилась даже после ее смерти, и в волчьем теле была более ощутима. Лейла не одобряла его поступки. Порой Мальком вспоминал, как они спорили в жизни.

– Ты сейчас хочешь сказать, что считаешь Преподавателей – пустой тратой полуволков? – ее лицо становилось комично-детским, когда она вот так на него напирала.

– Я всего лишь хочу напомнить, что людей у нас мало.

– Нет, ты хочешь сказать, что считаешь их пустой тратой времени! Ну же, я знаю, Мальком. Ты не сторонник образования. Так скажи это мне в лицо!

Малькома на долго не хватало. В то время ему было сложно держать маску.

– Я. Считаю. Преподавателей. Пустой. Тратой. Полуволков.

Как правило, после подобного Лейла взрывалась и не разговаривала с ним неделями, пока тот не извинится. Инь и янь. Черное и белое. Спокойное, взрывное. Баланс, которому было суждено просуществовать много лет. Но этого не произошло, и видимо, это и послужило причиной, стало корнем идеи, что все в жизни не может быть идеально – необходимо выбрать сторону. В представлении Малькома их было две – правильная и неправильная.

– Альфа!

Мальком обернулся. Как всегда, его застали за переодеванием. Ему нечего было смущаться – Патрии почти незнакомо, что такое стыд, однако в момент обретения человеческой оболочки хочется, чтобы тебя оставили наедине с шатким сознанием. Мальком презирал свое человеческую часть – в частности потому, что груз проблем казался более реальным. В последнее время становилось все тяжелее контролировать себя – его человечья часть ослабла, близился момент вечного перевоплощения, а Мальком старательно тянул его, как мог, чтобы прежде взглянуть своим детям в глаза.

Он быстро надел растянутую футболку и взглянул на Сыщика. Наряду с Человеками, Сыщики выполняли работу, связанную с людьми. Сыщиком когда-то был его сын Ник. Их задача заключалась в наблюдении за отреченными, каких удавалось найти. Смысл был в том, чтобы не позволить в случае чего тем покидать территорию Алиены и примыкать к другим стаям за ее пределами. Кем-кем, а, как любил часто говорить его сын Виль, «неудачником», он себя в глазах других главарей считать не хотел. Мальком придерживался мнения – хочешь уйти, уходи, но думать о том, чтобы примыкать к другим – забудь. Лейла наверняка не согласилась бы с ним.

– Что произошло? – спросил альфа, – Спокойней.

Сыщик не бежал, он буквально валился с ног. По траве зашаркали изношенные кроссовки. От его бега, казалось, дрожали деревья.

– Прошу... прошу меня выслушать, альфа, – с паузами выдохнул молодой парень, ровесник его сына Дэна.

– Воды ему, – приказал альфа маленькому Помощнику, который оказался неподалеку, и который в свою очередь, был подкидышем. Мальчишка отбросил ветку дерева, из которой что-то мастерил, кивнул и ринулся в хижину.

Сыщик присел, альфа последовал его примеру. До лавочек Советников было не так далеко, но Альфа был и в человеческой форме не против сидеть на земле. Пот капал c  волос Сыщика, он весь промок. Еще один минус человеческой оболочки. Явные неудобства становятся еще более невыносимыми, когда ты познал иное тело.

– Я думаю, что нашел его, альфа, – произнес он, откашливаясь.

– Нашел кого?

– Вашего сына, – он вздохнул, – Я нашел Виля.

***

Пока одни шагают вперед, а другие топчутся на месте, Виль Запанс ждал. Относится ли это в его случае к первому или второму пункту – он не знал. Наверное, все-таки к двум, потому что, во-первых, ему только что позвонила Кая и сообщила, что видела как его брат Дэн целовал человеческую девушку – а это, наверное, шаг вперед к катастрофе. А во-вторых, как только она это сказала, телефон Виля предательски разрядился, и он топтался на месте, ходил из стороны в сторону по пустому магазину, так как новинки раскупили в первой половине дня, пока ждал, когда эта человеческая штука наберет достаточное количество процентов, чтобы перезвонить девушке.

– Звонила Панчлайн? – Дрейк с огромной коробкой, полностью закрывающей его макушку, вышел из их архивной комнаты. Парень с легкостью поставил их на стол, хотя они были полны толстых комиксов.

– Да. Важный звонок, – Виль, раздраженно, указывающим жестом показал на телефон.

– Оно и видно.

– А как ты понял, что звонила именно она?

Дрейк улыбнулся:

– Ты сразу взял трубку.

Виль не нашелся, что ответить. Как правило он и правда не сразу рвется к сотовому, даже когда звонит Дэн, но в этот раз, когда Кая сама позвонила ему... Это было очень и очень странно.

Дрейк, не обращая на его ожидание внимания, принялся расставлять новое поступление, что привезли им в обед.

Виль перезвонил, как только на дисплее загорелась цифра 5. Этого пока достаточно.

– Прости, прости, мой телефон сел...

Его тут же перебил разъяренный голос Каи.

– Как всегда в нужный момент мне некому позвонить! Энзо так и не вернулся, хотя Амелия давно в школе, Дэн целует мою подругу, а Шона и Ник со мной, в «У Уолсена», едят, черт его подери, гамбургеры!

Очень тупо было спрашивать подобное в такой момент, но Виль не смог удержаться. Парень засмеялся и крепче прижал телефон к уху, замечая, как Дрейк коситься в его сторону.

– А кто их им приготовил?

– Виль, я сейчас брошу трубку, – послышалось кряхтение.

– Ты сказала им, что происходит?

– Нет, еще... Еще нет. Я наверху, они сидят в кафе. Я думала, что лучше первым делом позвоню кому-то из вас.

На секунду Виль обрадовался, что он стал первым, кому она позвонила с новостью. Но его улыбка тут же погасла – конечно же нет, сначала она, безусловно, намеревалась сообщить Энзо.

– Эта девушка та, у которой ты оставалась переночевать?

– Да, Нина. Мы знакомы со школы, я достаточно хорошо ее знаю. Однако теперь понимаю, что не очень-то и хорошо.

– Они что-то говорили, после чего он ее поцеловал?

Дрейк теперь в открытую пялился на него.

Кая задумалась.

– Да, они спорили. Даже кричали. Нина была в ярости, а он выглядел раскаивающимся. Потом она сказала, что не хочет такой жизни, и он поцеловал ее.

Виль почувствовал, как уголки губ приподнимаются. Дрейк, судя по открытому рту, хотел что-то сказать, но Виль поднял руку вверх, мол, не сейчас.

– Значит, они давно вместе.

– Спасибо, догадалась.

– Ты убежала?

– Нет, меня похитили.

Он напрягся. Кая вздохнула.

– Да, я убежала.

– Знаешь, не советую тебе шутить на тему похищений.

Кажется, он услышал смех на том проводе.

– Прости, не удержалась.

А теперь она... Извинилась перед ним? Здорово. Когда ее голос полон искренности, Виль понимает, что начинает терять контроль. Пора бы завязать, ведь но это как наркотик – заставлять ее каждый раз проявлять новые, забытые или незнакомые ей эмоции.

– Мне приехать к тебе? – осторожно предложил Виль, сжимая пальцы в кулак.

Глаза Дрейка округлились:

– Чувак, ты на работе!

Виль повторил вопрос, так и не дождавшись ответа.

– Да, наверное... С Ником и Шоной скучновато. Они оба очень тихие, я не услышала ни звука с тех пор, как поднялась.

– Попробуй к ним присоединится. Они не такие уж и скучные, если попробовать их разговорить. Дома я... часто злил Ника и наслаждался шоу.

Кая вновь засмеялась.

– Кажется, я нашла, чем заняться.

– Так мне все же приехать? – уточнил Виль.

– Предлагаешь мне злить твоего брата в одиночку? – спросила Кая, – хотя, ты на работе. Не торопись.

– Я еду.

Когда Виль положил трубку, он понял, как сильно свело мышцы на его лице. Он что, улыбался весь разговор?

Виль посмотрел на друга, лицо того не выражало ничего хорошего.

– Кае нужна помощь.

– В первый и последний раз, – приказал он, – Фу, тебе не идет быть влюбленным придурком. А говоришь еще, у вас ничего нет.

– Я не влюбленный придурок, – ответил Виль и засмеялся.

– Поговори мне тут.

***

Кто-то шагает вперед, кто-то топчется на месте, а кто-то ждет. Ник Запанс не делал ничего из этого. Ник Запанс... падал.

Когда голос в твоей голосе не перестает напоминать о самом главном грехе твоей жизни, сложно сконцентрироваться на происходящих вокруг тебя вещах. Когда дымка пред тобой перекрывает свет, а уныние и отреченность сталкиваются в ритмичном танце, у тебя не остается никакого выбора, кроме как позволить сознанию топить оптимистичные мысли, и возвышать депрессивные. Ник Запанс больше не был бомбой замедленного действия. Он уже взорвался, оставив за собой разруху.

Ник Запанс старался держаться подальше от Энзо Прица.

Побег дался ему нелегко. В первую очередь он боялся столкновения с человеком, которого решил отца, а во вторую – гнева альфы. Однако, как ни странно, то напускное безразличие, с которым члены Патрии говорили о побеге его братьев и сестры, постигло теперь, и его самого. Может, и отец чувствовал себя также? Показывал, что ему все равно, хотя на самом деле внутри разворачивалась война?

Ник не хотел сбегать от ответственности. Но... не было больше людей в Патрии, которым он мог бы ее демонстрировать. Фрустрация длилась недолго – он присоединился к Шоне. Сработала та самая черта, с которой в день Суда по случаю их Опоздания смеялись Виль с Амелией. Беспокойство. Ник переживал за них.

Когда в кафе объявился Виль, уголки губ которого дрожали, Ник осознал, что начал переживать еще сильнее.

До его прихода он вместе с Шоной просматривал дневники Уолсена, попутно употребляя человеческую пищу, и оказалось, что Дэн не понимал содержание некоторых записей, а вот Шона с легкостью улавливала, что именно хотел сказать автор. Ник только начиркал пометку «Паслен опасен для полуволка...», как его рука дрогнула, а получеловечье тело ощутило присутствие брата.

Кая, проторчавшая все время наверху, быстро спустилась. Шона уставилась на Виля, а тот, в свою очередь, глядел на Ника. Как никак, в каких отношениях они бы ни были, абсолютно всегда семейные узы дают о себе знать. Виль смотрел на Ника так, как когда-то смотрел на Дэна в особенно напряженные моменты. «Я не знаю, что делать, скажи, скажи, скажи, что мне делать и где мое место».

Ответственность.

Ник встал.

– Что, тебя так ужаснуло то, что Дэн целовал человеческую девушку? По телефону ты казался спокойным, – нахмурилась Кая, не обращая внимание на повисшее в воздухе напряжение.

– Дэн – что? – переспросила Шона.

– Именно то, что я сейчас сказала, – сложив руки на груди, повторила Кая.

Шона нахмурилась, но губы сложились в полуулыбку. Недоверие.

– Этого не может быть.

– По-твоему, я буду врать о том, что видела?

Наступление.

– Кая...

Предупреждение.

Виль закричал.

– Они знают, где я. Они, мать-природа, знают, где я. Я вышел из магазина... Я не знал, но потом, увидел, и там... Он меня видел, я сразу понял, я знаю... Он тут же пропал, но я успел заметить, понял, что он с Патрии, я запаниковал, я не знал...

Ник сжимает кулаки. Смех. Паника. Паника, паника, паника.

Средний брат готов был обнять его, приободрить. Одна его сторона действительно умоляла об этом, но другая, более ощутимая, более реальная, приказывала, чтобы Ник ударил его.

Потому что он их всех подставил, прибежав сюда.