Свалилась же на голову эта мелкая.

Шона боялась думать о том, кто возьмется удочерить малышку. Такой маленький ребенок явно будет служить обузой для полуволков. Тем более, в такие непростые времена, как сейчас. Но сомневаться не стоит – ее точно не оставят без опеки. Подобного никогда не случалось.

Она крепко держала ее за руку на пути к хижинам, порой забывая замедлять шаг, из-за чего девочка часто спотыкалась. Она казалась куклой – вообще не издавала звуков. Если бы Шона не услышала, как она плачет – приняла бы за немую.

– Сегодня двадцать третье августа. Скорее всего, если ты не заговоришь и перед советом, они посчитают сегодняшнюю дату днем твоего рождения.

Она не знала, зачем говорила все это ребенку. Ее предположения, как правило, всегда оборачивались правдой, по сути, она могла бы придержать поток мыслей. Но почему-то в тот момент хотелось поразмышлять вслух.

Малышка и правда не сказала, сколько ей лет, и так как Шоне приходилось работать с детьми, она примерно прикинула, что ей от роду не больше трех. В этом возрасте она уж точно должна говорить. Таких маленьких подкидышей она еще не видела, может, у людей дети начинали говорить позже? Если это так, стоит провести дискуссию касательно этой темы с Кларо. Возможно, процесс развития действительно проходит иначе.

Взгляд девочки оставался пустым, всю дорогу она никак не реагировала на попытки Шоны добиться от нее хоть какого-то проявления эмоций. Только лишь дойдя до хижин и заметив лавку советников, девочка вдруг начала плакать, будто бы понимая, что ее ожидает.

Таких странных детей Шона никогда не встречала.

***

Чего-чего, а желание Малькома удочерить девочку ее удивило. Разве троих мальчиков и работы в совете ему недостаточно?

Шона задала это вопрос Уолли, воспользовавшись тишиной, после того как закончила преподавать физкультуру детям на привычном месте с наиболее ровной землей. Парень, казалось, только и ждал того, как она с ним заговорит. Стоя спиной к дереву, он увлеченно наблюдал за учебным процессом, порой комментируя происходящее и тем самым смеша маленьких полуволков и подкидышей. По сегодняшнему расписанию, его урок химии был последним.

– Думаю, Малькому просто захотелось взять хотя бы какую-то ответственность на себя. Сама подумай, мисс, Лейла – альфа, к тому же желает быть достойной матерью, а значит заботится о детях в основном сама. Мальком просто-напросто захотел отвечать за что-то. Принять собственное решение.

Шона вздохнула, зачем-то опять размяла шею, хотя уже проделала это на уроке, и подошла к Уолли поближе. Сделав взмах рукой, она пригласила его сесть рядом с ней на траву. Сегодня от Уолли пахло мятой, и весь он казался каким-то холодным. Возможно, такое впечатление создавалось из-за бледного оттенка его кожи, которая в последнее время стала едва ли не белой. Это напоминало о той малышке.

Контраст был колоссальным.

– Ей дали имя? – спросил парень, не замечая ее нацеленного на их руки взгляда.

Они были расположены в каком-то сантиметре друг от друга, его покоилась на опущенной коленке, ее – тоже, только вот она сидела в позе лотоса, а Уолли просто вытянул обе ноги. Все в его облике было простым, чистым. Уолли никогда не старался выделится, показаться лучше, чем он есть. В нем преобладала искренность. В Шоне – нет. Ей вдруг вспомнились слова Лили: «Зря ты так с ним...».

На совете его не было. Не то, чтобы она искала его в толпе... Просто отметила для себя его отсутствие. Тем не менее, Уолли уже прознал о том, что девочка оказалась неговорящей, посему совету пришлось выбрать ей новую дату рождения и дать новое имя. Советники подошли к выбору даты с особой осторожностью, нельзя было дать малышке больше положенного, ибо в день Церемонии Перевоплощения ее организм должен будет вынести укус альфы.

...Шона перевела взгляд с их рук на его веснушчатое лицо. Огненно-рыжие волосы Уолли всегда были красиво уложены, но вот брился он нечасто. Шоне нравилась его щетина, хоть она порой и мешала определить его настоящий возраст. Несмотря на крепкое телосложение, покрытое татуировками, нанесенными древесным углем, лицо его оставалось наивно детским. Не было четко отчерченного подбородка, кадыка или скул. Скорее всего именно по этой причине он решил оставлять на себе щетину. Так сказать, прибавить брутальности.

– Амелия, – ответила Шона, осознав, что выдержала чересчур долгую паузу, – Ее назвали Амелией.

– Как цветы в саду альфы? – уголок тонких губ Уолли взметнулся вверх.

Шона кивнула:

– Это я предложила, – пожала она плечами, – рада, что Лейле понравилось. И Малькому тоже.

– Хорошее имя. Надеюсь, она заговорит, – улыбнулся Уолли, – Интересно, найду ли и я когда-нибудь подкидыша, как думаешь, мисс?

«Мисс», излюбленное всеми прозвище, произнесенное Лили или Дейзи, было наполнены неким сарказмом, будто бы насмешкой. Ее соседки по хижине вечно ссылались на ее лидерские качества, порой прозывали Шону чересчур своевольной для обычного учителя полуволков, но ее это никогда не обижало. Однако в том, как произносит «мисс» Уолли было что-то особенное. Уолли не смеялся. Он будто бы... восхищался. Признавал ее выше, умнее. Не было насмешливого или издевательского тона.

Шона хотела и не хотела одновременно, чтобы все на нее смотрели так, как смотрит Уолли. С одной стороны, он признает ее уникальность. С другой – делает вид, что его это совсем не трогает. Порой она сама не знает, чего на самом деле хочет. Чтобы ее умом восхищались? Чтобы ее не замечали? Чтобы боялись? Чтобы прислушивались?

Может, Кларо прав, и она просто-напросто эгоистка? Он сказал ей об этом когда-то, и эти слова часто посещали ее во снах. «Ты слишком стараешься, и не замечаешь, как жизнь утекает от тебя. Живи человеком, пока можешь, Шона. Не успеешь оглянуться, как все перестанет иметь значение, ты в теле волка и твои переживания остались в мире людей. Советую тебе перестать быть зациклившаяся на своей маске особой».

Но разве это плохо – желать успеха? Желать быть полезной обществу полуволков, взойти на самую последнюю ступень иерархической лестницы и стать советником? Это – эгоизм? Или Кларо намекает не то, что Шона в самом деле предпочитает игнорировать свои истинные чувства и прячется под маской хладнокровия, делает вид, что идет по четко протоптанной дорожке?

– Все может быть, – предположила Шона. Порой она сама удивляется, как просто ей удается не терять нить разговора во время глубоких раздумий.

Пальцы Уолли дернулись. В эту секунду Шона подумала, что он намеревается взять ее за руку. Пока сердце билось в учащенном ритме, мозг тщательно искал выход из положения.

Уолли состоял из намеков, которые замечали все. Открытая книга. Глаза, в которых читается истинное сердечное желание. Да и что ему скрывать, чего боятся? Планы Уолли были просты – учить подрастающее поколение полуволков. Он никуда не стремился, не торопился и наслаждался жизнью в человеческом теле. Это правда, девушка видела его волком только во время вынужденных перевоплощений. Почему Шона не может жить без стремления к лучшему?

– Когда ты уже пойдешь ко мне навстречу? – голос Уолли звучал уже не так задорно. Она расслышала в нем горечь.

– О чем ты?

Главное умело делать вид, что ты ни о чем не догадываешься.

– Не будь такой, мисс. Ты же знаешь, о чем я.

Она уже не могла смотреть на него.

– Я... не знаю. Все сложно. Очень.

Уолли тяжело втягивает воздух:

– А мне кажется, что ты просто видишь только то, что тебе хочется. Все остальное ты предпочитаешь попросту игнорировать. Не очень-то это и круто!

Шона прикусила губу, чтобы ощутить металлический вкус крови. Ну же, необходимо отвлечься.

Не позволяй ему заглянуть вовнутрь.

– Ты глупыш, Уолли. Ничего я не игнорирую. Мои цели не такие, как у тебя, понимаешь? Я хочу большего. Я хочу развития Патрии. Хочу выложиться на максимум и собственными глазами застать триумф стаи. Просто представь – мы могли бы охватить больше территории. Создать наилучшие условия для малышей полуволков! Нас было бы больше, гораздо больше, мы могли бы потребовать больше прав у правительства Алиены.

– А что будет, когда они начнут догадываться о том, кто мы на самом деле, м?

Шона подняла глаза, и встретилась с его изучающим взглядом:

– Этого не избежать. Когда-нибудь это и правда случится, так почему же мы должны жить в страхе? Наши предки испокон веков обитают в Анвии, в Алиене «племя» появилось раньше, чем в других городах. Люди уже свыклись с нашим существованием.

– Ага, и именно поэтому нас прозывают «чудаками»...

– Они не просвещены, и ты это прекрасно знаешь.

– Почему же не просвещены? О нас знают все, но предпочитают молчать! Правительство принижает нас, мы даже не способны попросить о помощи, чтобы отбиться от охотников. Несмотря на наши более-менее современные хижины и наличие учителей, они все еще считают нас скотом.

Девушка вспомнила, что именно Лили отправилась на переговоры по этому поводу и вскинула подбородок, сказав:

– Этот вопрос решается.

Веснушчатое лицо Уолли стало багровым. В сузившихся глазах показались искорки гнева, в этот момент Шона подумала, что он накричит на нее. Или уйдет. Или ударит.

Уолли выбирает первое.

– Да ты даже говоришь, как советница, Шона! – голос его будто острие ножа, пронзающее кожу.

– Разве это плохо? – теперь и она перешла на крик.

Нет. Не реагируй. Не поддавайся.

Но Уолли уже сорвал цепь и выпустил ее внутреннего волка.

– Я делаю все для этого общества. Я не намерена терпеть наше унижение, спокойно смотреть, как мы живем так, как наши предки. Под подошвой у людей. И меня вымораживает то, как ты смотришь на меня. Тебя не волнует наше положение в обществе! Тебе плевать на порядок! Все, что ты хочешь, это...

Уолсен наклоняется к ней, она не успевает отреагировать, как он целует ее, медленно и неуверенно, будто бы боится обжечься. Его холодные белые пальцы дотрагиваются до ее подбородка, он прижимает ее к себе ближе, словно ее отторжение – невыносимое наказание.

Шона отключает мозг и отвечает на поцелуй.

***

В ее планы не входило торопить события. Отношения, дружественные или романтические, должны настояться, прежде чем стать крепче. Однако Уолли явно не собирался контролировать свои эмоции – спустя неделю Лили заметила, как он взял ее за руку перед подготовкой к вынужденному перевоплощению, а Дейзи, вторая соседка Шоны, застала их за игрой в «кто быстрей добежит до того дерева», в тот самый момент, когда Уолли навалился своим телом, как бы не давая тем самым обогнать его, но выглядело это, безусловно, не как гонка волков, не чувствующих ничего друг к другу.

Даже будучи волком Дейзи сумела округлить глаза, и выглядело это довольно комично. Она поспешила обратно в хижину, перевоплотилась обратно в человека (не очень повезло с тем, что то была обычная обеденная охота, а не ночь вынужденного перевоплощения), на всех порах прибежала обратно и отыскала их спустя пять минут.

В отличии от Лили, ей не хватало такта молчать об увиденном. Ее черные кудрявые волосы развивались на ветру, одна особо настойчивая прядка все намеревалось попасть ей в рот, девушка с омерзением выплюнула ее и наградив двух волков, покорно ожидающих всплеска ее гнева, яростным взглядом, сказала:

– А ну объясняйтесь, что между вами происходит?

Ответ на вопрос был прост. Шона и Уолли влюбились друг в друга. Окончательно и бесповоротно.

Именно так она объяснила все подругам.

Союз учителей Патрии – вещь ожидаемая. Но никто, даже сама Шона, не подозревали, что подобный союз действительно возможен. Каждый полуволк Патрии знал о желании Шоны стать советником, посему внезапное проявление каких-либо чувств казалось... Непохоже на нее.

Он признался ей в любви в самый ветреный день за всю историю Алиены. Хижины Патрии тогда чуть не снесло. Очень романтично.

– И я люблю тебя. Но впредь говори мне это только в солнечные дни.

Уолли расплылся в детской улыбке и взял ее за руку. Их тела плотно прижаты друг к другу, Шона опустила голову на его плечо. Его хижина стала для нее вторым домом, они сидели на кровати и наблюдали за хаосом в закрытом окне. Ей хотелось стать с ним одним целым. Перенять его оптимизм, его непосредственность, его беспричинное счастье.

– Вас понял, мисс, – прошептал Уолли и запечатал на ее губах поцелуй со вкусом черники.

Лили и Дейзи перестали видеть Шону так часто, как раньше. С утра пораньше она бежала гулять по лесу с Уолли, потом преподавала, а после – наблюдала за его уроками. Полуволки и подкидыши постарше понимающе друг другу улыбались, каждый раз, когда Уолли с Шоной вели себя как парочка.

– Ты перестала выглядеть загруженной, мисс Шона, – говорила ей Лили, – я рада, что он поделился с тобой долей счастья.

– Никогда не замечала, какая у тебя оказывается красивая улыбка! – подхватывала Дейзи.

Изначально казалось, что и Уолли расцветал рядом с ней. Его привычное приподнятое настроение становилось для Шоны не привычным делом, а событием. Ей нравилось видеть его счастливым. Ей нравилось видеть собственную улыбку в зеркальном отражении. Раньше она не замечала, какие милые у него ямочки.

Но потом проявилась не самая приятная сторона отношений. Сначала настроение ее партнера казалось даже чересчур приподнятым. Он был, как обычно, весел и будто бы состоял из солнечного света. Однако потом, спустя какое-то время, Уолли затухал, как долго горящая свечка со стекающим горячим воском. Шоне не нравилось быть той, на кого стекал этот воск.

Поначалу она делала вид, что не замечает, что после очередного прекрасного дня вместе с ним, когда время близилось к вынужденному перевоплощению, Уолли становился нервным. После, эти перемены невозможно было игнорировать.

– Что тебя расстраивает? Каждый вечер, перед вынужденным перевоплощением, ты будто угасаешь, – сказала ему Шона, беря его руку в свою, когда сумерки начали сгущаться. Пара гуляла по лесу. Даже молчать в такой атмосфере было комфортно. Не хотелось начинать спор в такой спокойный день, но их ссоры и так сами по себе быстро приходили к логичному завершению. Ни Шона, ни Уолли, не были типажами полулюдей, склонными к обиде.

Они были вместе вот уже почти три недели. Все шло нормально какое-то время, если не считать скачки в его настроении. Вероятно, он старался найти некий баланс между личной жизнью и работой, но Шона быстро пришла к выводу, что вещи, которые тебя беспокоят в партнере, стоит обсуждать. Уолли учил ее искренности. Не резкой правде, высказанной тебе в лицо, а аккуратной, с должным количеством беспокойства.

Нужно быть вежливой, тактичной. Но молчать определенно нельзя.

– Н...ничего. Все хорошо. Все, – говорил он заикаясь. Не очень-то убедительно. Выглядел он дерганным.

Что с ним происходило?

Шона постаралась заглянуть ему в глаза, но Уолли не смотрел на нее. Странно. Как только они сошлись, Уолли почти только и делал, что пялился на нее. Везде. Когда она преподавала, когда они собирались на охоту. Когда выдавался свободный час и они проводили время в хижине Кларо за книгами. Шоне это нравилось. Он словно бы присматривал за ней. И восхищался ею. Сложно было прочитать что-то определенное в этом взгляде.

Поэтому теперешнюю скрытность нельзя было игнорировать. Она означала, что что-то поменялось. Выход из равновесия.

– Ты мне врешь, – изображать спокойствие на самом деле не так уж и просто. Особенно для Шоны.

– Я же говорю, все норма...льно.

– Почему ты делаешь такие паузы?

– У меня... Ты тоже это слышишь?

– Слышу что?

Уолли начал часто дышать. Шона крепче стиснула его руку.

– Голоса. Странные голоса. Ты же слышишь их, Шона? Слышишь ведь?

Она не знала, что ответить. Уолли вдруг поднял на нее глаза. Наконец-то. Однако в них она прочла лишь мольбу. Уолли хотел, чтобы ее ответ был утвердительным. Возможно, тогда он уже понимал, что то, что он только что сказал – ненормально.

В лесу царила тишина. До хижин они еще не дошли. Даже ветра не было. И он прекрасно это знал.

Не могло быть никаких голосов.

– С тобой все хорошо? Может, ты не выспался?

Уолли покачал головой. Теперь лицо ее любимого выражало разочарование.

– Я не хочу их слышать. Я... слышу этот шепот... Со вчерашнего дня. Я боюсь, что не засну этой ночью.

– Голоса прекращаются, когда ты перевоплощаешься? – спросила Шона.

Уолли опять покачал головой из стороны в сторону:

– Именно поэтому я не услышал шаги Дейзи в день, когда она вновь отыскала нас и накинулась с... расспросами. Мой слух все-таки получше... твоего.

Он даже попытался улыбнуться. Мать-природа, может все не так уж и плохо! Хотя слегка приподнятый уголок губ сложно было назвать полноценной улыбкой. Ей было больно видеть его таким.

– Может, оно само пройдет, Уолли? Возможно, это все нервы. Постарайся поменьше быть в городе и больше в волчьем теле. Оно спасет тебя.

***

Не спасло.

Их история любви длилась всего ничего. Стоит ли вообще называть это любовью?

Уолли так и не перестал слышать голоса. Его состояние ухудшалось с каждым днем, он здорово прибавил в весе от нервного переедания, все чаще находился в городе и почти не виделся с Шоной. Ни в волчьем, ни в человеческом теле.

Она не понимала, поставил ли он точку в их отношениях.

Не знала, куда деться от безысходности. Дни тянулись, Шона все чаще наведывалась к Лейле с Малькомом (конечно же с ее разрешения), чтобы проведать малышку Амелию. Отношения с Уолли совсем выбили ее из колеи, и она совсем забыла о подкидыше! Но теперь, когда Уолли перестал быть центром ее мира (хотя она надеялась спустя какое-то время вновь ощутить на себе его взгляд), пора было возвращаться к жизни.

Шона сидела на полу в хижине Лейлы и учила малышку Амелию различным упражнениям. Поднимала руки, делала наклоны вперед в сидячем положении. Амелия за всем повторяла, только стоя, порой даже улыбалась, когда Шона делала смешные рожицы. Девочка – солнце здорово отвлекала ее от мальчика – солнца. Иногда она все же она вспоминала его, стоит только задержать взгляд на бледной коже Амелии.

– Уолли в самом деле странный, – Лейла, альфа, вошла в хижину и бесцеремонно плюхнулась на свою кровать.

Она всегда теряет некоторую статность, стоит ей провести целый день, занимаясь детьми. Лейла была убеждена, что кроме родной матери их никто лучше бытию полуволчьему не обучит, поэтому предпочитала проводить уроки сама. Шона и другие учителя не обижались. Слово альфы – закон, к тому же Лейла была довольно эрудирована в различным областях. Порой дети приходили к Кларо, когда альфа была занята, но никогда не занимались с Малькомом. Мальком не был сторонником, как он их называл, «людских» учений, и, как ни странно, Лейла его ни в чем не упрекала. Единственное знание, против которого не шел Мальком, было знание полуволков и их истории.

– Странный? – осторожно спросила Шона, невольно выпрямившись и переводя взгляд с Амелии на альфу.

Даже глядя на нее усталую, нельзя было назвать Лейлу не красивой. Кожа была чистой, без единого изъяна, легкий румянец и пухлые губы привлекали внимание в первую очередь. Ее неотразимость поражала, она так хорошо осведомлена в природных дарах, лечащих кожу, что не нуждалась ни в каком макияже, к которому часто обращались полуволчицы, в основном работающие с людьми. Благодаря полуволкам, работающим в городе, у них были деньги на различные женские развлечения. Правда продукты покупались исключительно не специализирующиеся тестированиями на животных, по приказу Лейлы. В этом Шона находила некое лицемерие, но придерживала язык. Стоило Лейле только огласить приказ, как в голове Шоны всплыла картина: Альфа с только что пойманным зайцем в зубах, его кровь свежа и притягательна, лапки перестали дергаться в надежде убежать от хищника.

Шона опустила взгляд, словно бы Лейла могла прочитать в ее глазах все мысли, ураганом проносящиеся в голове.

Лейла тем временем приподнялась на локтях и чуть сузила свои лисьи глаза – так она всегда делала, когда наблюдала за кем-то из своих детей.

– Да, именно что странный. Не думай, что я не заметила связи между вами. Я даже удивлена, что ты не сдалась раньше. Он очень обаятелен.

Шона пожала плечами и начала крутить кисти рук. Амелия тут же повторила за учительницей.

– Я знала, что он давно влюблен в меня, – медленно ответила она, – просто у меня не было времени на всю эту чушь. И теперь, когда оно появилось, Уолли стал именно таким, каким вы его нарекли. Странным.

– Такое часто бывает с мужчинами, – Лейла оперлась подбородком в кулак, лежала она на животе, ноги подняты, она скрещивала их и вновь рассоединяла. Ее ребяческая натура, смешанная с кокетством, неоспоримо прекрасной наружностью и мудростью создавала сюрреалистичный коктейль, – Знаешь, Мальком тоже порой кажется мне странным. Я называю этот период «те самые дни у мужчины полуволка». Сокращенно «ТСДМП». Мне нравится придумывать названия необъяснимым вещам.

Шона перевела взгляд с Амелии на альфу.

– Мальком кажется совсем не таким, как Уолли.

– Никто не знает своего мужа лучше, чем жена.

– Может, вся проблема в этом? Может, я просто плохо знаю Уолли. Возможно, нам вообще не стоило начинать отношения.

Лейла вздохнула, словно внезапно ощутила тяжесть груза, который лежал на плечах Шоны все это время.

– Ему просто нужно время, Шона.

***

Шона так и не поняла, почему под «временем» в их случае подразумевалась вечность.

Уолли сбежал. Отрекся от Патрии. Ни сказал никому ни слова и просто перестал возвращаться в леса, прослужившие ему домом. Удар ниже пояса.

Все, что у нее осталось – сплошные догадки. Сбежал ли он, потому что голоса так и не прекратились в его голове? Сбежал, потому что существование в стае тяготило его? Сбежал, потому что разлюбил работу? Сбежал, потому что не хотел больше видеть ее?

Его ухаживания и любовь, в которой он сознавался ей раз за разом, с каждым днем все больше и больше напоминали приятный сон. Было ли это все на самом деле?

Было ли это все?

«Что с тобой произошло?»

Как же она желала задать ему этот вопрос лично. После посвящения Шоны в советницы альфы, после трагичной смерти Лейлы и назначения альфой Малькома, после стольких прожитых лет в новом обществе Патрии, созданном новым правителем, ее мысли все равно возвращались к веселому рыжему парню с детской улыбкой и полным обожания взглядом.

Ее начали мучить новые вопросы. Влюбилась ли она не в него на самом деле, или в его видение самой себя? Любила ли она его... Или любила его любовь?

И казалось, вот оно, Мать-природа услышала ее. Бог позволил этой встречи случиться, дал ей возможность, ей, уже не семнадцатилетней девушке-преподавательнице, а женщине-советнице альфы, ей, достигшей своей главной цели, но так и не обретшей вторую половину... Он позволил ей вновь увидеть его.

Уолли уже не был таким молодым и полным сил. Теперь его можно было назвать только мужчиной. Он так и не избавился от лишнего веса, зато на его руках все также виднелись мелкие татуировки. По-другому и быть не могло. Это был тот самый Уолсен.

Мертвый.

Она словно лишилась возможности дышать.

Нет, нет, нет... Он должен быть живым. Она следила за ним, подключила к миссии Ника, чтобы вместе со сбежавшими найти и ее утерянную любовь.

– Мать-природа, Уолли...

В глазах помутнело. Горячие слезы потекли по щекам. Он лежал в своей комнате, на полу, а в руке... колба с какой-то непонятной жидкостью. Неподвижный. Мертвый.

Она побежала к нему, опустилась на колени. Нет, нет, нет....

– Прошу тебя, открой глаза, Уолли. Открой свои глаза.

Он должен был рассказать ей. Должен был вновь посмотреть на нее так, будто бы больше не видел никого на свете. Должен был сказать, что все еще любит ее.

«Я ведь люблю тебя, мисс».

Она трогает его руки, переплетает его холодные пальцы со своими. Конский каштан и древовидная гортензия. Ее всхлипы превращаются в крики боли.

– Ты не должен был умирать! Не должен был умирать!

Потом она встает, и начинает крушить перед собой все, что видит.