Они из разных миров.

Амелия поняла это еще в первую секунду знакомства, и этот неоспоримый факт продолжает напоминать о себе в самые незначительные моменты. Мысль, будто вспышка, возникает в мыслительном потоке каждый раз, когда Энзо появляется в поле зрения.
Она возникла, когда он изучающе смотрел на нее во время завтрака, словно еще не успел подобрать к ней «пароль», возникла, когда она поспешно отвела глаза, когда специально старалась не касаться его и когда дала ему пощечину.

Но понять – это одно. Однако принять... совсем другое.
Амелия была волком по натуре. А он – чересчур уверенной в себе жертвой. Мысль ясна, как день. Но почему в последнее время Амелии все чаще начало казаться, будто они... похожи?

После дневного столкновения с Энзо в ванной Амелия-таки дождалась своей очереди в душ. Она покорно стояла у двери после того, как тот прогнал ее, зачем-то мысленно вела обратный счет от ста до одного и изучала свои рваные кроссовки. Когда-то они были серыми, но во время побега приобрели цвет торфа. Ей бы сходить в ближайший магазин одежды да прикупить себе чего-нибудь по размеру. Футболки и шорты Уолсена, конечно, хороши, по крайней мере за неимением ничего, но в овер-сайз (так эту одежду называла Кая), Амелия чувствовала себя не очень комфортно. Она будто шла ко дну. К слову, воду она не очень любила.

В своем счёте девушка дошла до пятидесяти трех, как вдруг дверь с шумом отворилась. Энзо быстрым шагом прошел мимо нее вглубь коридора, не удостоив и взглядом, словно она была предметом мебели. После парня в воздухе остался висеть приятный прохладный запах мужского геля для душа.

Сама не зная зачем, Амелия провожала его широкую спину взглядом, и тот, похоже, это почувствовал. В двух шагах от лестницы, ведущей на первый этаж обратно к ребятам, Энзо резко обернулся.

Отводить глаза Амелия даже не думала. Она лишь надеялась на то, что щеки ее не сильно зарделись. Парень, по всей видимости, тоже не планировал проигрывать это не провозглашенное соревнование.

Но глядеть продолжительно в его планы явно не входило. С ничего не выражающим лицом Энзо поднимает руку вверх и демонстрирует ей средний палец. Амелия не успевает среагировать, как парень удаляется в лестничном проеме.

Придурок. Благо, ей знаком этот жест, и она не чувствовала себя дурой. Ник подобным образом часто посылал Дэна куда подальше. Интересно, были ли еще какие-нибудь грубые приемы, о существовании которых Амелия пока не знала? В ту самую секунду ей страшно хотелось догнать этого идиота и проявить всю накопившуюся дерзость.

Понедельник подобрался чересчур быстро, и так или иначе это означало, что табличка на стеклянных дверях менялась на «открыто». Дряхлое местечко, смотрящееся довольно скудно на фоне более выигрышных по интерьеру забегаловок в этом районе, не привлекало огромную клиентуру. Полной посадки, как говорил Уолсен, в последние года здесь никогда не наблюдалось. Началось это с его экспериментов над телом, которые требовали огромного количества времени, благодаря им он старался навсегда избавиться от волчьей оболочки. Несмотря на то, что они пока не венчались успехом, присмотр за «У Уолсена» отошел на второй план. Позже из-за недостатка средств пришлось уволить официантов и двух поваров, и вот, на сегодняшний день, в забегаловке «У Уолсена», как бы абсурдно это не звучало, остался один Уолсен.

День откровений пришелся на утро того самого понедельника. Братья спокойно перенесли ночное вынужденное перевоплощение и настроение у обоих было приподнятым. Энзо и Кая покинули сие скромное заведение, намереваясь наведаться к знакомым, у которых можно было устроиться на первое время. Сначала Дэн не хотел отпускать их одних, ибо риск нарваться на полуволка был довольно велик, однако Энзо не стал его слушать и махнул рукой на слова о предосторожности. Плевать они оба хотели. Ну и пусть. Пусть. Амелия даже надеялась, что они наткнуться на Ника и познают, что из себя представляет настоящий гнев полуволка. И почему Дэн вообще предпринимал попытки огородить их от опасностей, защитить? Неужели он, как и Виль, просто души не чаял в обычных людях и доверял абсолютно всем и каждому?

Так или иначе, Уолсен рассказал свою правду, и Дэн набрался сил рассказать свою. Мужчина и так сделал для них слишком много, посему скрывать настоящую причину побега, по мнению беты, было просто несправедливо по отношению к нему.
Амелия ожидала увидеть его шокированным или хотя бы слегка удивленным, ведь весть о том, что альфа Патрии ищет способ изъятия из полуволка человеческой оболочки должна, по крайней мере, вызывать определенные эмоции негодования. Однако Уолсен лишь задумчиво почесал отросшую рыжую бороду. Взгляд его был направлен на твердую поверхность стола, которая блестела благодаря его тщательным стараниям. Странно, что Уолсен относился к этому месту так трепетно. Несмотря на явную изношенность всего присутствующего, мужчина старательно делал вид, что забегаловка «У Уолсена» ничем не отличается от многих других кафешек. Он прибирался, насвистывая какую-то надоедливую мелодию из рекламы по телевизору, готовил бургеры и отменную картошку, не забывая при этом потряхивать одной рукой с пальцами, собранными вместе, и хвалить себя коротким «Какой я молодец!» за проделанную работу. В общем, Уолсена совсем не смущало отсутствие клиентов.

«Еще не вечер...» – мысленно напомнила себе Амелия и подняла глаза на уткнувшегося в какой-то комикс Виля. Брат увлеченно пожирал картинки и текст глазами, совсем позабыв о своем остывшем кофе. Ничего его уже не тревожило, даже Дэн, приносящий всю правду-матку на блюдечке. Вот уж у кого жизнь удалась. Добился-таки чего хотел с самого начала.

– Мы с вами боремся за одно, Уолсен, – продолжал Дэн, не моргая глядя на застывшего мужчину, – За право выбора.

Право выбора!

Амелия вмешалась:

– Ну конечно, у меня ведь тоже был этот выбор. Никто не заставлял меня убегать. Никто не заставлял меня насильно поступать в какую-то человеческую школу.

Это правда. Сейчас полным ходом шла подготовка документации Амелии для беспроблемного поступления в учебное заведение. Энзо подключил своих знакомых, благодаря которым подделки будут выглядеть лучше всякого оригинала. Конечно же, мнение Амелии по этому поводу никто не спрашивал. Было дико осознавать, что потихоньку она начинает свыкаться с мыслью, что никто не воспринимает ее всерьез. Так не должно быть. Посему она старалась не подавлять свою ярость. Наоборот, питать ее, жить ею, чтобы в один прекрасный день взорваться и...

– Я знаю, ты считаешь меня монстром.
Дэн вдруг положил свою огромную ладонь на сжатый кулак Амелии. Как комично смотрелась ее маленькая ручка, объятая гневом, в сравнении с его успокаивающим жестом.

– Но поверь, только превратившись в волка ты поймешь, насколько невыносимо это существование. Никаких чувств. Никаких эмоций. Только инстинкты. А отец, я уверен, был бы и не против сразу же избавиться от человеческого сознания. Теперь представь себе эту жизнь, Амелия. Ты готова жить в теле животного? Готова каждый день рисковать шкурой? Каждый день охотиться и убивать?

«Я была готова...»

Может, дело в том, что ей с самого детства внушали, что таково ее предназначение?

«Нет»

Отец ведь не просто так ее удочерил. Он хотел, чтобы она стала полуволком.

«Но хотела ли этого ты?»

– Я запуталась, Дэн. Я уже ничего не понимаю. Мне страшно думать о будущем. Всю свою жизнь я стремилась лишь к одному, и теперь ты отобрал мою единственную цель. И после этого ты расстроен, потому что я считаю тебя монстром? А как бы чувствовал себя ты, Виль, забрав я твои дурацкие комиксы?

И с этими словами Амелия склоняется к столу и вырывает из рук брата книжку с картинками. Тот даже не заметил смену ее тона, поэтому не успел вцепиться в нее своими длинными пальцами. Комикс оказывается у девушки в руках и она, долго не думая, разрывает его на две части. Это было легко, гладкие глянцевые страницы были тонкими. Наверняка этот экземпляр стоил не малых денег. Но Амелии было все равно. В эту секунду ей лишь хотелось отобрать что-то и у них, дабы показать, каково это – лишиться того, без чего не представлял свою жизнь. Да, разорванный комикс Виля не восстановит ее душевные раны. Зато сделает больно ему. Не так сильно, как ей, но хотя бы немного. Все лучше, чем ничего. Амелия бросает испорченную книжку в дальний угол кафе.

Брат резко встает с места. В его глазах кипела ярость. Раньше Амелия не видела его таким злым.

– Неблагодарная дура!

До этого, он никогда не смел повышать на нее голос. Виль всегда был самым уравновешенным из братьев, прикрываться под маской шута было куда легче, чем строить из себя короля. Однако теперь Виль словно сорвался с цепи.

Он быстрым шагом идет туда, куда Амелия закинула две части былого супергеройского комикса. Возвращаясь, он натыкается на Дэна, который успел встать и извиниться за эту сцену перед Уолсеном. Тот в свою очередь пожал плечами и быстро удалился на кухню, старательно строя отрешенное выражение лица. На самом же деле его наверняка беспокоило будущее состояние его излюбленного заведения.

Амелия осталась сидеть на месте. Она лишь слегка повернула голову в сторону приближающегося Виля, которого от срыва удерживал Дэн.

Неужели Виль был готов напасть на нее?

– Думаешь, мы рады выслушивать твое нытье из-за дня в день? Думаешь, нам доставляет удовольствие видеть тебя такой подавленной?

Хрипловатый голос Виля звучал чуть ли не умоляюще.

– Мы лишь спасаем твою чертову жизнь, сестренка. Подкидышам с детства внушают желание скорого перевоплощения, и уж поверь мне, это сравнимо с промывкой мозгов. Я и Дэн ни раз говорили тебе, что существование в волчьей шкуре далеко не рай. Но конечно же этого было мало. Рядом всегда был Ник, осуждающий нас и Шона, готовая вешать тебе на уши столько лапши, сколько понадобится. Про отца я вообще молчу. Мы не смели открыто бросить ему вызов, так как и сами до определенного момента считали волчью оболочку благословением. Но с приближением твоей Церемонии все становилось яснее некуда. Ты не видела настоящей жизни, поэтому считаешь, что волк – твоя единственная надежда вкусить ее. А я видел. И поверь, Амелия, это чертовски круто. Человеческая жизнь – вот где настоящий рай. Так что позволь, пожалуйста, показать тебе, что она из себя представляет. И прекрати вести себя как ребенок...

Двери «У Уолсена» резко отворились, отбирая возможность у Виля продолжить.
В уголках глаз Амелии успели собраться слезы, но она не позволила себе раскисать и быстро сморгнула их. Переводя взгляд с Виля на дверь с перевернутой табличкой «закрыто» к ним и «открыто» снаружи, она наткнулась на непривычно сосредоточенные лица Энзо и Каи.

– Как ребенок? – первой подала голос Кая, – И это говорит парень, сжимающий книжку с картинками в руках.

Виль выпрямился и кивнул Дэну, показав тем самым, что успокоился. Подкол со стороны Каи быстро охладил его пыл.

– Это подарок на день рождения, – тихо сказал он, будто ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, вздыхая и присаживаясь на место.

Амелия шмыгнула носом, но не стала вмешиваться в разговор. Ей стоило больших усилий оставаться сейчас здесь, с ними, а не во вгоняющих в мрак мыслях.

– У тебя был день рождения? И ты меня не предупредил? – внезапно раздался звонкий голос Уолсена со стороны кухонного дверного проема, – Я ведь мог приготовить торт, да еще какой! Мои десерты – просто пальчики откусишь.

– Откусишь? – скривилась Кая, шумно присаживаясь за стол рядом с Энзо за их общий излюбленный столик.

– В Патрии день рождения не празднуется, – почти шепотом сказала Амелия, проигнорировав ее.

– Благо, леса Патрии остались позади, – вставил Дэн.

– Уолсен, ну что в самом деле? Мне ничего не нужно!

Виль, как и вся компания, повернулся на звуки бренчания посуды. Вместе с ней мужчина успел достать половину необходимых продуктов и увлеченно занимался поисками венчика. Амелия поняла это по его приглушенному бормотанию.

– Не слушай его, Уолсен! Я всеми руками «за» торт, – бодро ответил Энзо.

Мужчина радостно взмахнул найденным венчиком в воздухе.

– И когда тебе успело исполниться девятнадцать? – спросил он.

– Двадцатого августа.

– Два дня назад! – вскинул брови Уолсен.

Амелия надулась. Она на очереди. Стоит ли напоминать братьям, что в день ее семнадцатилетия должна будет состояться Церемония Перевоплощения? А осталось до него всего ничего. Она могла бы податься в бега, позволив тем самым отцу совершить обряд, но куда это ее приведет? Что ей потом со всем этим делать? Былой семейной гармонии не вернешь.

– Насчет «чудаков» я была права, – медленно проговорила Кая, косясь на ухмыляющегося Энзо, – Не праздновать день рождения! Я пропустила момент, когда отмечать достижение определенного возраста стало грехом.

– Это не грех, Кая, а пустая трата времени и нервов, – ответил ей Дэн.

– Жизнь в лесу – вот пустая трата времени и нервов, – вмешался Энзо, отрывая глаза от вовсю готовящего Уолсена.

– Поэтому ты решил поджечь наши дома? – переключился на него старший Запанс.

– Нет, – пожал плечами парень, – тогда мне просто было скучно.

В разговор включился Виль, пережевывающий картошку:

– Знаешь, будь ты героем комикса, тебя бы пришибли на первых двух страницах. Ты тот самый персонаж, смерть которого двигает сюжет.

– Хорошо, что я не задрот и воспринимаю мир таким, какой он есть. И в настоящем мире, Виль, существует такое понятие, как «разумность».

– Ага, именно это понятие подтолкнуло тебя к идее поджечь нас к чертям, я правильно понимаю?

Амелия так старательно вслушивалась в разворачивающуюся беседу, что поняла то, что ей не знакомо значение слова «задрот» только спустя минуту.

– Как все сложилось с жильем? – спросил Дэн у жующего гамбургер Энзо.

– Я останусь у друга, – коротко ответил тот.

– Я у подруги, – подключилась Кая.

– А я у тебя, Уолсен, если пообещаешь сделать торт шоколадным, – громко добавил Виль.

Амелия, как и всегда, не проронила ни слова. Она не принимала участие в беседе, поэтому вскоре их переговоры стали для нее лишь набором звуков. Бледным, размытым фоном. Она осталась одна. Зачем концентрироваться на словах, коль те не несут в себе ничего значимого? Ей было странно глядеть на искрящиеся глаза Энзо и Каи. Странно видеть улыбки братьев, которые раньше не так часто освещали их лица.
Странно осознавать, что они променяли семью на двух несносных преступников.

***

Ник Запанс проснулся в холодном поту.

Он старается выровнять свое тяжелое сбивчивое дыхание, но попытки не венчаются успехом. Тогда он закрывает глаза. Прислушивается к учащенному сердцебиению. Единственное окно в хижине открыто на распашку, и его до самых кончиков пальцев пробивает холод. Ник крепче кутается в одеяло. Лето подходит к концу, Алиену ждет дождливая и хмурая осень. Покидать постель и закрывать окно совсем не хочется, хотя он и понимает, что этой ночью блаженное царство Морфея не раскроет ему своих объятий.

Вновь этот сон. Один и тот же сон на протяжении последних девяти лет. После него Нику никогда не удается заснуть.

Сегодня он в очередной раз предпочел не оставаться в шкуре волка. После вынужденного перевоплощения совсем немногие покидают волчью оболочку. Предпочитают тесным хижинам приятный прохладный воздух. Однако в последние дни, после побега его братьев и сестры, Ник все чаще остается в теле человека. Он не знает, с чем это связано.

Яркую картину мучащего сновидения сложно вытравить из памяти. Ник не можете перестать ворочаться в постели. Кто-то словно всеми силами пытается закрепить сон в сознании.

Его начинает трясти. Дрожь пробирает все тело. Оно не поддается сигналу.

«Хватит. Прошу. Хватит».

Обрывки сна, снова, вспышками возникают перед глазами.

Нику тринадцать лет, он бежит по лесу Патрии в волчьем обличье. Набирает скорость. Он – настоящий хищник. Никто и ничто его не остановит. Ветки с удовлетворяющим хрустом ломаются у него под лапами.

Отец говорил не убегать далеко. Отец предупреждал, что выход в город чреват ужасными последствиями. Ник был послушным сыном и всегда следовал правилам, поэтому у него и мысли не возникало, что его пробежка по лесу в поисках кролика может обернуться трагедией.

В ноздри ударяет человеческий запах. Ник резко останавливается. Среди густой листвы в ста метрах от себя он замечает наставленное на него охотничье ружье.

Он сглупил. Едва почувствовав его ему стоило обернуться и бежать что есть мочи к альфе. Но Ник, как и всегда, полагал, что справится со всем сам и заслужит желанную похвалу. Откуда ему было знать, что перед ним в итоге окажется не заблудившийся человек, а охотник?

Тот держит его на прицеле. Еще секунда и воздух пронзит выстрел. Ник не дожидается наступления этой секунды. Он прыгает на охотника. Мужчина явно не ожидал подобного исхода, поэтому не успевает прицелиться вновь. Слишком поздно. Ник впускает в ход зубы.

Кровь. Кровь. Кровь. Как не вяжется это месиво с застывшей красотой родного леса. Земля впитывает и ее, и приглушенные крики невнимательного охотника.

Ник помнит разорванный в клочья охотничий костюм. Помнит мольбу, словно мужчина полагал, что волк пощадит его. Помнит едва заметную складочку возле уголка губ охотника. Все указывало на то, что тот часто улыбался. А лучше сказать – саркастично ухмылялся.

Ник убил его. А тело оставил гнить в канаве неподалеку. Там, где его уже никто и никогда не найдет.

«Убийца. Убийца. Убийца».

Стоит ли скрывать, что позже Ник выяснил все, что только можно было об убитом им человеке.

Стоит ли скрывать, что фамилия охотника была Приц. У него была жена, подарившая ему единственного сына.

Сына звали Энзо.