Энзо понимал, что реакция на слова Дэна о том, что им с Каей придется покинуть дома была неправильной. Как никак, они с этим полуволком в расчете. Он освободил их, а Энзо с Каей постарались указать им короткий путь, по которому пришли.

Позже Энзо старался собрать целую мозаику произошедших событий, дабы воспринять все вместе, а не по-отдельности.

Дэн и Виль, их не сбежавший средний брат Ник, а также плюс-минус сотня полулюдей Патрии являлись оборотнями. Полуволками.

Порой они выбирались в город. За едой для подкидышей и остальными прибамбасами для бытия в хижинах. Тогда почему Дэн попросил Энзо указать им короткий путь выхода из Патрии? Неужели он настолько плохо знал лес? Не мог вывести семью сам?

И еще... Вдруг Дэн просто воспользовался этим как предлогом для того, чтобы их отпустить? Но зачем ему это? Энзо и Кая явно не из хороших людей, полуволкам в этом плане вряд ли повезло с выбранной компанией. Что Дэн получает взамен от их сотрудничества? Если он отпустил их просто так, а это на девяносто процентов вполне допустимо, потому что Энзо сомневается в том, что навыки ориентирования Дэна настолько плохи, значит ли это, что Энзо теперь перед ним в долгу? Потому что если это так, тогда это действительно проблема. Энзо ненавидел быть должником. Да и вообще в нем полно честолюбия. По сути, такие люди, как он – вечно стремящиеся только к материальным благам, мало заботятся о таких мелочах, как долги. Однако что-то внутри Энзо все равно не позволяло вот так просто взять и все бросить. Вот так просто сбежать и не возвращаться к Запансам. Так просто забыть о правде, которую он узнал.

Он в полнейшем шоке, хоть и хорошо это скрывает.

Оборотни существуют. Он видел это своими глазами. Перед ним жестокое животное превратилось в человека.

Наполовину зверь, на другую – слабое и жалкое существо.

Может, Кая была права, и все это – дурной сон?

Так или иначе, то ли необъяснимое чувство долга, то ли раскаяние за распускание рук, подтолкнуло Энзо к предложению присмотра за младшей сестрой Запанс.

Он правда чувствовал вину. Ощущение не из приятных. Казалось, словно он весь вымазан дерьмом. И сам был дерьмом.

Пощечина Амелии вдруг послужила отрезвляющим эффектом, однако от своего решения Энзо все равно не отказался. Позорный должник – вот теперь его роль. Хаос подождет. Цели Энзо меняются также быстро, как выражение лица Амелии.

«Пустоголовый придурок с нарциссическими замашками...»

Интересно, что скажет мама, узнай о том, что произошло с Энзо за эти дни. Кстати, о ней...

Пока все за столом доедали приготовленный Уолсеном обед, парень вытащил из заднего кармана разряженный и разбитый телефон. Разрядился он еще тогда, в лесу, однако разбиться успел, по всей видимости, уже в гуще произошедших событий. Ищет ли его мать? Скорее всего, нет. Также, как и не ищут Каю родители. Подруга вообще не пользовалась телефоном – вечно он у нее где-то валялся разряженный. Да и зачем? Общается она только с Энзо, а с родителями связь держать особо не рвется. Им не плевать, нет. Ну, не плевать так сильно. Просто им гораздо комфортнее живется в придуманном мирке, где их дочь – обычный примерный ребенок. Тот, который просто любит погулять и ночевать у подружек. Конечно же, с ней все в порядке, как иначе? Ну и что, что она их не предупредила – наверное была занята. В головах таких людей обычно нет места сценариям с плохой концовкой. Розовые очки. Все вокруг такие хорошие, а дочь – ангел во плоти. Энзо пару раз удалось застать Каю в разыгрывании образа перед родителями. То был совершенно другой человек. Она хлопала ресницами и строила кошачьи глазки – в общем, разыгрывала целый спектакль. Сейчас тот образ сильно разнился с теперешним – Кая закатывала глаза, усмехалась и сквернословила, короче говоря, была самой собой. А еще она раскопала где-то пачку сигарет, и с наслаждением затягивалась сигаретным дымом. Вспомнив об их любимой игре, Энзо тянется к ее рту и резким движением перехватывает сигарету. Чуть улыбается, глядя на ее нахмуренные брови, и тоже, закрыв глаза, затягивается. И размышляет.

Дэн так и не дал разрешение на присмотр Амелии. Примерно этого Энзо и ожидал. Какой старший брат отпустит младшую сестру куда-то с таким, как он? Однако Амелию нужно было пристроить в школу – на время. Дэн остро желал того, чтобы сестра получала образование. К сожалению, в свои двадцать три Дэну оставалось только работать, ну а Виль в свои девятнадцать хотел только одного – быть поближе к комиксам. Посему сразу же после завтрака направился в какой-то гик-магазин, куда часто заходил будучи в городе, и куда сейчас – вот совпадение – требовался продавец. Он увидел объявление еще в тот день, когда опоздал домой, и судя по тому, как напряглись плечи Амелии – опоздание было ужасным нарушением законов Патрии.

– Потому, что происходит вынужденное перевоплощение? – поинтересовалась Кая, вдруг включившаяся в беседу. Как ни странно, подруга больше не дулась. Даже пару раз посмеялась над глупыми шутками Виля до того, как тот ушел. Вероятно, на нее так благоприятно действовал никотин.

Конечно, они все еще могли принять факт того, что сидящие с ними люди – люди только наполовину. Но со смятением Энзо также чувствовал облегчение. Теперь он понял, почему от братьев Запанс так веяло холодом. Почему ему казалось, что взгляд их был хищным, свирепым.

Он знал правду. И возвращаться к прежнему бытию уже не хотелось. Хотелось узнавать о них больше, хотелось разгадывать тайны Патрии одну за другой.

Энзо и Кая подвергались огромному риску. Вероятно, это тоже послужило тому, что Энзо остался. Риск. Хаос. Он был в опасности. От этого кровь стыла в жилах. Он ведь так любил погони.

В опасном положении был и Уолсен. Дэн не утаил правду и от него...

– Да, – ответила Амелия и закашлялась. Рукой девушка постаралась развеять дым, – Но подкидыши тоже должны придерживаться правил. Нас готовят к жизни в волчьей шкуре. Поэтому, с детства мы должны быть приспособлены к подобному бытию.

– Позволь поправить: вас готовили. Теперь, надеюсь, никаким полуволком ты не станешь, – как всегда честно говорит ей Дэн. Прежде, чем Амелия вспылит, Кая вновь спрашивает:

– Судя по вашим рассказам, вынужденное перевоплощение – это катастрофа. Но у вас ведь сохраняется человеческое сознание – так? Вреда вы никакого людям не наносите. В чем тогда проблема?

– Это шаткое состояние, – повернулся к ней Дэн, – Мозг блуждает где-то между двумя сознаниями. Человеческое, конечно, всегда преобладает, но в отличии от обычного перевоплощения – вынужденное будит некоторые животные инстинкты. Мы не всегда можем их контролировать. В особенности этому сложно научиться подкидышам – полуволками они стали, а не родились.

После обеда Энзо, наконец-то, принимает долгожданный душ. Когда холодные капли текут по телу, будто электричество заставляя каждую клеточку его тела оживиться, он блаженно улыбается. Уолсен позволил каждому привести себя в порядок. Вероятно, запашок от их компании уже был удушающим. Он правда отличный мужик. Такой, об кого много кто вытирает ноги. Сложно быть настолько хорошим в то время, когда по улице спокойно ходят такие, как Энзо.

Парень вышел из маленькой душевой кабинки, такой маленькой, что он не мог выпрямиться во весь рост, и глянул на себя в зеркало. С мокрых черных волос капала вода. Он высушил их полотенцем. Не мешало бы подстричься и побриться, но это он уже сделает, когда переберется к одному своему другу. Домой ведь возвращаться пока нельзя.

Энзо рассматривает свое татуированное тело. Каждый божий раз ему кажется, что перед ним – картинка, а не человек. Так много всего уместилось на тонкой человеческой коже. Он поворачивает голову влево, чтобы рассмотреть на шее свою самую первую татуировку – маленькое ювелирное колечко. Форма оправы напоминает корону, в середине – небольшой бриллиант. Его первый достойный грабеж, совершенный в одиннадцать лет. Мать тогда пошла покупать подарок своей давней подруге на день рождения – а мелкий разгильдяй Энзо незаметно для всех припрятал себе колечко в карман джинсов. Как его тогда никто не поймал – загадка. В те времена он не был таким искусным нарушителем правил.

На правой стороне шеи тату покрупнее – серая кошачья морда. В двенадцать он украл соседнего кота и наплел тогда еще живому отцу и жизнерадостной матери какую-то чепуху, мол, его он на помойке нашел, выкинул кто-то бедняжку. Мама, конечно же, прознала, чей это кот, и в этот же день вернула его владельцам.

На ключицах Энзо – фейерверк. Огни, напоминающие ночное небо с россыпью падающих звезд. Сорванный день рождения его бывшего одноклассника. Того самого когда-то друга, который посмеялся над лысой головой Каи. За свое поведение этот идиот поплатился отсутствием не только фейерверка в его честь, но и пропажей алкоголя. Меж грудей Энзо, там, где у людей обычно сердце – бутылка игристого. Символизирует испорченный праздник. Все ребята со школы просто возненавидели Джорджа, бывшего друга Энзо, который обещал вечеринку мирового масштаба, ведь день рождения на яхте прошел не так весело, как хотелось бы.

Мелкими кражами были усыпаны руки – там было все, от круассанов до детского самоката. На ногах была та же история – в основном то были ювелирные украшения. Энзо, как сорока, просто обожал сверкающие штуки. На торсе же были запечатлены более крупные деяния – краденные произведения искусства, которые он на различных сайтах выдавал за подлинные, и в результате получал внушительные суммы. Сжатый кулак на правой груди – символ уличных боев, в которых он порой принимал участие. Чуть ниже... Волчья морда.

Дань отцу. Единственное тату, не символизирующее личное достижение Энзо в нарушении порядка.

Почему именно волк Энзо не знал. Отец был охотником – конечно же, браконьером. Торговал шкурами различных животных и был в этом деле довольно успешным типом. Когда мама обратила на него свое внимание, она понятия не имела, что скрывалось за его вечной самодовольной усмешкой, которую позже перенял Энзо. А когда узнала – было уже поздно. Она влюбилась, как дурочка. Он тоже, скорее всего, любил ее. Если любовь заключается в том, как два человека смотрят друг на друга, а Энзо как сейчас вспомнит – в детстве он часто замечал их короткие переглядывания, наполненные непонятной нежностью, то скорее всего, то была именно она. По началу.

Энзо вздыхает и теперь вытирается полностью, из-за его продолжительной паузы «разглядывания себя» пол стал мокрым и скользким. Он поспешно натягивает на себя белье и тянется за огромной свежей футболкой, которую любезно одолжил ему Уолсен, как вдруг дверь ванной комнаты отворяется и какое-то яркое нечто теряет равновесие на мокром полу и звучно грохается.

– Мать природа! Тебя не учили закрываться? – кричит, кривясь, Амелия, и трет ушибленный зад.

– А тебя не учили стучать? – тем же тоном отвечает Энзо.

Парень подает ей руку, чтобы нормально встала, но блондинка в который раз делает вид, что не замечает этого и поднимается, шатаясь, сама.

– Почему ты так долго? – вновь спрашивает Амелия. Осуждения в голосе не убавилось, даже после того, как Энзо указал ей на явное отсутствие манер.

Девушка высоко задирала подбородок. Энзо думал, что она специально заставляет себя смотреть ему в глаза, а не на голый торс. Отчего-то эта ситуация его жутко смешила.

– Потому что я долго не мылся, – ухмыляется он, – Еще вопросы?

Амелия продолжает пристально смотреть на него своими голубыми глазами-блюдцами. У Энзо создавалось впечатление, словно на него навели лупу. Она красивая, хоть и ведет себя отвратительно. Лицо круглое, но выступают скулы, под прищуренными глазами синяки, губы сжаты. Одним словом – затаившийся волк. Собирается прыгнуть. Напасть. Убить.

Амелия подходит ближе.

– И почему ты такой? – шепчет она, и даже тон ее кажется каким-то хищным.

– Какой? – поднимает брови Энзо.

Она улыбается, а он почему-то не может отвести глаз от ее губ.

Но тут взгляд девушки опускается вниз. Изучает его татуировки. Энзо напрягается. Бесстыдства девушке не занимать. Ну чего с нее взять, в лесу выросла. Дикарка.

Однако раньше ему было все равно, когда рисунки на теле приковывали внимание. Теперь же Энзо хотелось прикрыться. Девушка будто заглядывала в его внутренний порочный мир, вход в который строго запрещен.

– Зачем тебе волк на груди? – спрашивает Амелия.

Ее тонкие пальцы тянутся к этому тату, но Энзо быстро отталкивает ее и надевает футболку. Нет уж. Подобного он уж точно не выдержит.

– Лучше не трогай меня, – стараясь не выдавать нервозности говорит он.

Амелия энергично кивает:

– Хорошо. Не буду. Про волка расскажешь?

– Это... долгая история. Я не обязан с тобою ею делиться. Ты мне никто, – вновь поворачивается лицом к зеркалу и делает вид, что небрежно поправляет волосы. Теперь Амелия стояла позади и с укором смотрела на него в отражении.

– А на твои вопросы о полуволках я и мои братья, как я понимаю, должны отвечать незамедлительно?

Голос пропитан ядом.

Энзо кривится:

– С каждой новой секундой, проведенной в твоей компании, мне начинает казаться, что я тебе нравлюсь. Сначала решаешься ответить на мои вопросы, потом вламываешься ко мне в душ и бесстыдно пялишься... Признай, Амелия, я тебе небезразличен? О боже, что же скажут братья!

Произносить ее имя оказалось сложнее, чем он думал. Какое оно дурацкое. Совсем ей не подходит. Название чертового цветка. Интересно, кто ее назвал? Отец? Старшие братья?

Этой блондинке подошло бы имя типа Ханна или Брук. Броское, четкое. Не вводящее в заблуждение.

– Ты мне противен, Энзо.

А вот его имя из ее уст звучит как-то... притягательно. Энзо бы хотелось, чтобы она звала его почаще.

– У нас с тобой это взаимно, красотка.

– И все же я хочу узнать о волке.

– И все же я предпочту молчать.

– Я все равно узнаю. Я всегда добиваюсь, чего хочу, – Амелия победно складывает руки на груди.

– Конечно, верю бесспорно, – Энзо устало кивает, – А теперь будь хорошей девочкой и выйди отсюда.

Девушка хмурится. Ее уверенность пошатнулась. Она делает шаг к нему и поднимается на носочки, чтобы прошептать в ухо:

– Я тебя ненавижу.

Дыхание обжигает. Он чувствует, как напрягаются мышцы его измученного тела. Он так устал, и в то же время чувствовал себя как никогда живым. За ним идет охота, как за сообщником сбежавших полуволков. Буквально стая волков в данную секунду охотится на его с Каей головы.

А Энзо стоит и пялится на дочь альфы. Чтобы согнать вновь возникшую напряженную атмосферу, парень улыбается еще шире, глядя на девушку через плечо.

– Я себя тоже.