Понедельник. 6 сентября

Выйдя из палаты Хоупа, Нахун сделал пару неуверенных шагов и остановился. Волнение овладело им сразу после того, как этот брутальный, холодный до мурашек на затылке мужчина завел речь о предстоящей операции и серьезном разговоре. Он судорожно перебирал в голове возможные варианты развития событий, но, как ни крути, все сводилось к тому, что он понятия не имеет, зачем им разговаривать. Его тело по всем показателям идеально подходило для донорства, все необходимы документы он подписал и сдал - его группа крови и печень подошли и могли дать этой двенадцатилетней девочке шанс спасти свою жизнь.

За размышлениями парень не заметил, как доктор Уильямс подошел к нему сзади и с ухмылкой произнес почти на ухо:

«Скачи к лифту, зайчик. Мой кабинет этажом выше».

Вместе с этим справа от него появилась рука хирурга, показывающая направление, взглянув на которую, парень отметил для себя тонкие, длинные, красивые пальцы с идеальным маникюром, как у профессионального пианиста, и не дешевые часы Blancpain - подобные отец подарил Нахуну на восемнадцатилетие.

В кабине лифта они были одни и поднимались в полной тишине. Блу пару раз проскользил по мужчине взглядом, но тут же отводил его, потому что холодные голубые льдинки глаз беспрерывно изучающе смотрели в его сторону. Что он хотел разглядеть? По выражению лица невозможно было прочесть, что же так заинтересовало в нем доктора Уильямса. Может быть пропасть между его серьезным решением и далеко несерьезным плюшевым костюмом кролика? С этой мыслью парень стянул с головы пушистые ушки. А возможно ему интересно, почему парень в таком юном возрасте решил стать донором печени для незнакомого человека?

Последняя догадка Нахуна подтвердилась сразу после того, как он присел на предложенное кресло напротив стола доктора, который сразу расположился на своем кожаном крутящимся стуле и, пододвинувшись поближе к парню произнес:

«Итак, Нахун Чан-та-ран-гу, почему Вы решились на эту очень опасную для вашей жизни операцию?»

«Хочу спасти эту девочку», - просто и честно ответил парень.

«Насколько знаю, она вам не родня. Так в чем же причина?» - глубокий вибрирующий голос и леденящий взгляд прошлись по коже Нахуна, оставляя фантомные ожоги, которые он почувствовал на физическом уровне, от чего даже слегка поежился.

«Я не знаю ее, это правда. Но почему я не могу... просто помочь?» - парню было очень некомфортно, хотя он часто общался с самыми разными людьми в офисе и в Клубе и думал, что с высоты своего опыта никогда не будет так глупо чувствовать себя рядом с кем-то.

«Хах, даже родственники порой не соглашаются на донорство, узнав о возможных опасных последствиях. В карте указано, что Вы ознакомлены со всеми деталями операции, и ваша подпись на месте... Вам совсем не страшно?» - Нахун выдохнул, когда доктор Уильямс отвел взгляд на экран компьютера, но задав вопрос, он снова стал прожигать его взглядом, вызвав новую волну неприятных ощущений. Парень разозлился на реакцию своего организма. Он уже ничего не боялся в этой жизни - все, чем он дорожил, было безвозвратно потеряно, поэтому, поддавшись в сторону собеседника, Нахун решил переломить ситуацию:

«Я не понимаю, к чему вы клоните, доктор Уильямс. Вас что-то смущает в моей анкете?»

«Честно? Да! Вы потеряли родителей, затем сестру, а теперь жонглируете своими органами направо и налево, раздавая их незнакомым людям. Это наводит на определенные размышления», - мужчина сузил глаза и, положив руки и грудь на стол, сократил расстояние между ними.

Его слова о родителях и сестре кольнули иголкой в сердце, и глаз Нахуна слегка дернулся. Нервный тик он победил уже давно, но это неврологическое проявление порой возвращалось, когда он сильно нервничал. Сейчас никак нельзя было показывать свою слабость, поэтому он с улыбкой опустил на секунду голову, чтобы дать себе короткую передышку от холодного взгляда собеседника, а затем вновь посмотрел в голубые льдинки и сказал:

«Вы хорошо изучили мои анкету и карту, а значит видели заключение психолога. Я прошел полное медицинское обследование в этой больнице и здоров по всем фронтам. Возможно Вам не понять, но существуют в этом мире альтруисты, готовые просто помочь, даже в некоторой мере в ущерб себе».

«Как складно у Вас все выходит. Но, все не так просто, как Вы говорите. Знаю я нашего психолога, его поверхностные обследования и эти заключения, пфф. К примеру, я ни за что добровольно не подпишусь ни на что, в чем будет хотя бы один процент вероятности моей скорой кончины. Если это, конечно, не будет касаться моей семьи, но, слава богам, ее у меня пока нет. Я хочу насладиться этой жизнью по полной», - доктор с ухмылкой откинулся на спинку кресла, но не отвел взгляд.

«Вы наверняка очень любите себя», - сказал Нахун, копируя оскал мужчины.

«А Вы нет?» - густая бровь взлетела вверх.

«Прошу прощения, я вижу Вас впервые и не достаточно хорошо знаю, чтобы испытывать к Вам нежные чувства», - съязвил Нахун, так как хотел уже поскорее поставить доктора на место и сбежать от неприятного для него разговора.

«Подловили, мистер Кролик. А что на счет теплых, нежных чувств к себе самому?» - последовали вибрирующий короткий смешок и вопрос, который прошелся острыми лезвиями по незаживающей ране.

Нахун вздохнул и решил поставить точку в этом разговоре:

«Доктор Уильямс, со всем уважением, но считаю, Ваш вопрос не уместен. Я принял взрослое, взвешенное решение и не изменю его. Не понимаю откуда такой интерес к моей скромной персоне. Сделайте свою работу, и мы с Вами больше не увидимся».

«Уверены? Может потом Вы решите отдать почку или сетчатку?» - к ледяному взгляду и ухмылке добавилось мерное постукивание пальцев по деревянной столешнице.

Мужчина своим вопросом попал в самую точку, от чего внутренности поджались, но Нахун не двинул ни одним мускулом, а лишь вздохнул и, встав с кресла, произнес:

«Если на этом всё, я бы хотел уйти. Меня ждут дела».

«Ладно, скачи, мистер Пушистый хвостик. Только помни, у бесстрашных зайчиков печальный конец», - Нахуну было плевать на резкий переход на неформальное общение, он просто хотел поскорее выйти из этого кабинета, где ему с каждой минутой становилось все тяжелее дышать.

Захлопнув за собой дверь, парень на несколько секунд согнулся, облокотившись руками о колени, в попытке поскорее привести себя в чувство. Безжалостные тиски, которые навсегда облепили его сердце, сжались так сильно, что в глазах потемнело. Хотя он в свое время заключил с этим орудием договор, по которому оно мучило его лишь настолько, чтобы он мог двигаться дальше в попытке исполнить свою миссию.

Нахун был даже отчасти благодарен этому хирургу, но только за то, что тот не вышел следом за ним и не увидел состояния парня, в которое вогнали его сказанные им слова.

Продышавшись, он спустился вниз, взял свои вещи из камеры хранения больницы и, переодевшись в туалете, выбежал на улицу.

Достаточно было нажать на кнопку, как оставшийся ему после смерти родителей черный кроссовер моргнул фарами и звучно заурчал, встречая хозяина. Быстро прыгнув на водительское сидение, он лег на руль:

«Нахун, все хорошо. Ты выбрал свой путь, и ты все делаешь правильно. Так нужно, чтобы расплатиться. Ты уже тысячи раз все обдумал. Не стоит так реагировать на чьи-то слова... Дерьмо!»

Стукнув по рулевому колесу, он выжал газ, и автомобиль резко сорвался с места.

***

«Блу, привет! Ты сегодня припозднился. Как дела, дорогой?» - Вайлет оторвался от макияжа Оранжа и застыл с кистью в руке, глядя на друга, когда тот вошел в Комнату отдыха радужных.

«Были дела. Все, как обычно», - Блу насильно натянул улыбку, которой хватило ровно на пару секунд их приветствия, а затем резко развернулся к шкафчикам, чтобы друзья не заметили его нестабильного состояния и красных глаз. Парень все же остановился за квартал от Клуба, так как снова и снова проматывал в голове свою причастность к смертям дорогих ему людей, и в конце концов дал волю слезам... впервые за долгое время.

Взяв свою униформу, он быстро прошел в ванную, чтобы натянуть голубой халат, уложить волосы, надушиться своими любимыми духами, и во всей красе отправиться за очередной дозой своего ежедневного заслуженного наказания. Он выбрал его, чтобы дать себе возможность жить дальше, чтобы заглушить свою вину на время, которое ему требовалось.

Сегодня в его расписании было четыре постоянных клиента. Он шел на это добровольно и знал чего ждать - боли, физической, пронзительной, до синяков, до разрывов. Он позволял приходящим мужчинам все и даже больше, поэтому у него было около двадцати постоянных випов, которым нравилось подчинять себе этого стойкого парня, который, что бы они не делали, не рыдал и не скулил. Им было радостно унижать сильного человека, они чувствовали полную безоговорочную власть, что не могло не подкупать и не стать для них отдушиной, прогоняющей накопившиеся за день злость и стресс.

В этот вечер, как и во все предыдущие, его нещадно вдалбливали в кровать, впивались жесткими пальцами в его мягкое стройное тело, царапали кожу, душили, впихивая в рот твердые члены, - раскаляя все нутро, снова раздвигая рамки терпимости. Ни звука, кроме частого дыхания. Блу запрещал себе эмоции рядом с этими людьми, даже с теми, кто относился к нему по-человечески, потому что после однажды произошедшего, он больше не верил в сладкие речи.

Нахуну приходилось балансировать на грани - с одной стороны он самовольно причинял себе боль чужими руками, с другой - он должен был беречь сосуд, в котором кое-как трепыхалась его изорванная в клочья душа, для тех, кому могли бы помочь текущая по венам кровь и еще здоровые органы.

Домой он приехал почти в 4 ночи. Ему нравился Сиам Сквер в это время - пустынный и безлюдный, встречающий его истерзанное тело безмолвным молчанием и тусклым светом фонарей, будто понимал его состояние. Так делала мама, когда он возвращался после неудачи на соревнованиях, спокойно и нежно обнимала его, утешая и не говоря ни слова.

Он проделал все необходимые манипуляции, которые требовались для поддержания сосуда в нужной кондиции, и лег в кровать. Тишина в огромной квартире уже не вызывала панических атак и удушливых слез - все это было в прошлом, теперь она приносила успокоение. Уже больше года он нес бремя Блу, и, казалось, принял эту жизнь, принял себя нового, но... этот доктор... с его пронизывающим ледяным взглядом и дурацкими вопросами...

«К черту его! Он не знает, через что я прошел и чего хочу. Просто забудь, Нахун!» - парень не стал произносить свои мысли вслух, желая сохранить безмолвие и безмятежность его обители. Одна единственная слеза обожгла щеку, а затем растворилась на поверхности белой наволочки, и он провалился в сон.

***

Неделя проходила по четко прописанному плану: в будние дни Нахун вставал в девять утра, делал зарядку, принимал душ и ехал на свою дневную работу. Компания родителей «Chantarangu Logistics» немного сдала позиции на рынке после их смерти, но до сих пор приносила стабильный доход.

С уходом из жизни владельцев покинули офис лишь те, кто не верил в то, что бизнес продолжит свое существование без руководящей семьи, но у отца Нахуна была подобрана отличная команда талантливых, верных и честных людей, большая часть которых жила этой работой и в итоге признала в молодом человеке своего босса. Заместители, и в то же время друзья семьи, всеми силами поддерживали ребёнка, которому выпала непростая судьба.

Почти четыре законченных года обучения на факультете бизнеса придали Нахуну уверенности в своих силах. Первые восемь месяцев были самыми трудными. Он стал полноправным владельцем семейного бизнеса, но до статуса хорошего руководителя было еще далеко. Было невероятно тяжело так резко повзрослеть и встать у руля немаленькой компании, поэтому парень спустя месяц стал расслабляться в любимых барах, а затем связался с компанией молодых папенькиных сынков, которые в пустую спускали свою жизнь и родительские деньги.

Правая рука отца - Тхирасак Чайчана - изначально взял все в свои руки и постарался порционно вводить наследника в курс дела. Нахун сожалел о том темном времени, когда вел распутную жизнь, пытаясь вернуть в нее хоть какие-нибудь краски, и частенько вваливался в свой кабинет с перегаром и в мятом костюме прошлого дня, чем несомненно расстраивал этого пожилого мужчину, так похожего на отца.

Утро, о котором Нахун раскаивался больше всего, началось с того, что он пытался не умереть после очередной ночной пьянки и жесткого перепиха с незнакомцем в туалетной кабинке второсортного клуба. Мужчина зашел в кабинет, когда парень жадно глотал воду с антипохмелином, и, сев на кресло для посетителей, серьезно произнес:

«Нахун, я не могу спокойно смотреть на то, как ты гробишь свою жизнь. Соберись в конце концов, малец! Жизнь продолжается, у тебя есть тот, о ком надо заботиться, Ламаи - еще совсем ребенок, а ты... Сколько можно? Ты бросил учебу, а твой внешний вид... ты ежедневно даешь офисным болтливым сойкам почву для смешков и судачеств».

Бессонная ночь, скукоженная до предела и бьющаяся в приступах самобичевания после гибели родителей душа дали о себе знать, парень разозлился и завелся с пол-оборота:

«Кхун Тхирасак, знайте свое место! Я сам разберусь со своими проблемами, а вы идите на хуй со своими нотациями, поучайте лучше ваших соек!»

«НАШИХ соек, - мужчина обреченно вздохнул и, встав с кресла, подошел к двери. - Ради уважения к памяти о твоих родителях я пропущу эти слова мимо ушей, Нахун. Но мы еще обязательно вернемся к этому разговору».

«Пошел вон», - прошипел алкоголь в парне, который не желал слушать наставлений от человека, который по сути был ему никем.

Спустя полгода парень узнал о болезни сестры и тут же бросил свой разгульный образ жизни, сосредоточившись на работе и на здоровье единственного оставшегося у него родного человека. Он часто вспоминал слова Тхирасака, и корил себя за то, что не прислушался еще тогда и не позаботился о Ламаи. А мужчина будто и не помнил о его неуважительном поведении, помогая парню находить нужных врачей и беря на себя большую часть проектов и сделок.

Нахун часто пытался подойти к заместителю и попросить прощение за свое поведение в прошлом, но не решался вновь поднимать эту тему перед стариком, который вел себя так, будто не было этого унизительного периода в жизни его подопечного.

В один из дождливых дней, когда Ламаи уже двое суток как лежала в больнице, Нахун пришел на работу в растрепанных чувствах и первым делом прошел к кабинету своей правой руки.

«Кхун Тхирасак, можно?» - несмело заглянул он в кабинет заместителя.

«Конечно, малец. Забегай», - раздался мягкий баритон.

Парень сел на диван для гостей и не знал с чего начать. У него не было близких, кому он мог бы высказать, выплакать свое горе, но в этом человеке он всегда видел характер его отца и добрую улыбку матери.

«Нахун, ты хочешь обсудить наши дела? Я бы и на планерке все выдал, но раз уж ты здесь... Договоры с RT и SP подписаны, и это хороший толчок вперед для компании. Мы могли бы неплохо раскрутиться на теневых договорах и перевозке, хранении нелегального груза, но твои родители всегда были против этого, поэтому в эту сторону я не копаю», - говорил мужчина спокойным голосом, который напоминал голос его отца. Стало тепло и в тоже время душно, слезы подступили к горлу, и Нахун отвернулся к окну.

«Малой...» - позвал мужчина, а когда тот не ответил, подошел к нему и, сев рядом, положил руку на его плечо. Парень не выдержал и, развернувшись, прижался к его груди. Слезы лились градом, а слова вырывались небольшими порциями:

«Я теряю... ее... Она уйдет... к ним. Прости меня, дядя... за всё, что я говорил и делал... Я не знаю... Как мне... жить, если у меня больше... никого не будет?»

«Ну-ну, у тебя есть я, компания, и самое главное ты сам у себя есть. Ребенок, я понимаю, как тебе тяжело сейчас, но надо надеятся на лучшее. Моя жена нашла еще одну программу, возможно...» - мужчина успокаивал и гладил темные спутанные волосы.

«Нет... Ничего не помогает. Мы уже столько перепробовали», - слезы продолжали обжигать кожу, у Нахуна опускались руки в борьбе с этой пожирающей сестренку болезнью.

«Ты справишься, Нахун. Ради своих родителей... ради тех, кто любил и любит тебя. Ты обязательно должен быть счастлив. Родной, после черной полосы непременно идет белая - это я тебе с высоты своих почти семидесяти лет говорю. Мои друзья заложили в тебя столько хорошего, я вижу в тебе их силу, доброту и любовь к этому миру. Соберись и выдай нерастраченное нуждающимся, и ты получишь много любви в ответ, найдешь себя. А я буду рядом, мы вместе пройдем через все это», - эти успокаивающие слова старика не могли заглушить полностью всю ту снедающую острую боль, которая прочно сидела в душе и теле парня, но она будто подернулась дымкой, стала ноющей, терпимой.

С этих пор он часто сам приходил в кабинет заместителя, чтобы поговорить и получить новую дозу успокоительного.

Нахун работал по 6 часов в день, а все остальное время безвылазно проводил в палате сестры, пытаясь хоть как-то скрасить ее дни. Симптомы последней стадии рака были безжалостными и ужасающими: постоянная головная боль, судорожные припадки, тошнота, часто заканчивающаяся рвотой, частые перепады настроения, частичная потеря памяти. В последний месяц у сестры сильно ухудшилось зрение, и Нахун часами читал ей ее любимые произведения. Плакал он только тогда, когда сестра засыпала, чтобы не показывать ей своей боли, чтобы она не считала себя обузой для брата.

В очередную пятницу парень пришел на работу совсем разбитый после тяжелой ночи, полной криков и боли Ламаи, и по инерции зашел в кабинет заместителя. Его там не оказалось, секретаря тоже не было на месте, и парень прошел по коридору к своему кабинету. Молоденькая девушка, которую взяли пару месяцев назад на место его помощника сидела за столом и вытирала бумажными салфетками свои раскрасневшиеся глаза.

«Доброе утро! Фуенг, в чем дело?» - спросил молодой глава компании.

«Кхун... Кхун Тхирасак... скончался вчера вечером... остановка сердца», - еле выговаривает она и снова начала рыдать.

«Я буду рядом, мы вместе пройдем через это».

«Это уже не так. Я снова один».

Еще один внезапный удар этой немилосердной судьбы поверг его в шоковое состояние. Нахун схватился за столешницу секретаря, чтобы не упасть, не веря в то, что ему снова приходится переносить подобное.

«Родной, после черной полосы непременно идет белая - это я тебе с высоты своих почти семидесяти лет говорю».

«Нет и не будет никакой светлой полосы! И вас уже нет рядом!»

От всего светлого, что было в нем, потихоньку отрезали кусок за куском и вот уже практически не осталось ничего, что бы удерживало его в этом мире.

В дом усопшего Нахун пришел на следующий день. Бальзамированное тело Тхирасака находилось в прямоугольном гробу на широком столе, увенчанного цветами и благовониями, вокруг которого сидели родные и монахи, читавшие молитвы. Парень совершил подношение - любимый коньяк мужчины, заменившим ему на короткое время отца и мать, а затем сел у окна этой просторной комнаты.

(Прим. автора: Подготовка к похоронам в Таиланде в среднем занимает 7 дней. Сразу после того, как человек скончался, вызывают сотрудников экстренных служб, которые фиксируют смерть. Затем тело усопшего увозят в морг при храме, бальзамируют и вновь возвращают родственникам. Бальзамация – крайне распространённая похоронная процедура в Таиланде, ведь там круглый год довольно жаркий климат. Иногда процедура проводится на дому.)

Запах благовоний и размеренные шептания монахов вогнали парня в транс. Он видел себя в некогда ярко освещенной просторной гостиной его дома, но теперь все было не так. Со смертью родителей в этой комнате навсегда выключился основной свет, но горел торшер в углу комнаты, который согревал и давал ощущение защищенности в самые тяжелые времена, но теперь и он навеки погас... остался лишь огарок свечи в его ладонях. Огонек был небольшим, тусклого света еле хватало лишь для того, чтобы видеть свои руки... которые больше никогда не коснуться его родных людей, которые не смогли и не смогут вернуть то, что он потерял.

Выйдя из особняка Тхирасака, утопавшем в горе и рыданиях, парень медленно плелся по освещенным закатными лучами улицам Бангкока, не видя ничего перед собой.

Свеча еще горела, но он понимал, что и это неяркое свечение скоро покинет его. Боль разрывала, он уже не задавался вопросами «Почему? За что?», а просто принял безжалостное решение своей судьбы - растоптать его настолько, чтобы ничего не осталось.

«Бииииииииииип», - с громким сигналом автомобиля, остановившегося в полуметре, сознание прояснилось, и Нахун обнаружил себя посреди оживленной трассы.

Масса не самых радужных чувств вскипела внутри, их надо было погасить прежде чем возвратиться в палату Ламаи, поэтому Нахун взял курс к ближайшему бару.

Алкоголь немного притупил боль, когда к Нахуну подсел мужчина и огромной ладонью прикрыл очередной стакан с виски:

«Уже давно пьешь, может поможет что-нибудь другое?»

Парень окинул подсевшего хмельным взглядом, и ему понравилось то, что он увидел. Мужчина явно приехал сюда на байке, тату красовались на всех участках накаченного тела, которое почти не прикрывала белая свободная майка, шикарная кожанка в руках, многочисленные печатки на пальцах, и довольно симпатичное крупное лицо с острыми скулами и темными большими глазами.

«Я... согласен», - пробормотал Нахун и положил ладонь поверх кисти мужчины.

«Отлично. Здесь недалеко есть отель», - мужчина сгреб одной рукой парнишку, который был почти в два раза меньше его, а второй передал бармену карту, чтобы оплатить все заказанные Нахуном напитки.

Спустя почти три часа парень лежал на животе на кровати недешевого номера, восстанавливая дыхание и пытаясь не потерять сознание после двухчасового, безостановочного, до искр из глаз, вдалбливания в него внушительных размеров члена. Мужчина изначально проявил доброту и хотел все сделать аккуратно, но Нахун сам попросил пожестче и получил желаемое с лихвой. Байкер вколачивал его в кровать яростно и грубо, до криков, до спазмов в мышцах, но это была куда более милосердная боль, чем та, которая душила его ежедневно.

«Куришь?» - спросил громила.

«Нет», - хрипло ответил он.

«Дашь свой номерок? Я обожаю скорость и драйв. И то, что было, мне и моему члену по душе», - Нахун не смотрел в его сторону, но знал, что байкер улыбается и чувствовал его взгляд на своем потрепанном теле.

«Да», - парнишка потянулся к своему мобильнику. Секса у него не было уже очень давно, и сейчас он как никогда за последний год чувствовал, что это помогает ему справится с душевными терзаниями. Он испытал оргазм, но не почувствовал его. Мозг сосредоточился на адской боли, и она, как бы странно это не было, приносила радость. Наказывал ли он себя? Да, это была расплата за всё, что он сделал неправильного в этой жизни.

Взяв телефон, он разблокировал его и собирался передать громиле, но тот завибрировал в руках. Звонили из больницы Ламаи:

📞 «Кхун Чантарангу?»

📞 «Я... слушаю», - парень постарался сказать это как можно уверенней, но голос все же дрогнул.

📞 «Соболезную. Пятнадцать минут назад ваша сестра скончалась».

Нахун тут же повесил трубку и уткнулся лицом в подушку, перекрывая себе возможность дышать.

Тьма заволокла все его существо. Свеча навсегда потухла. И больше ничего не осталось. Снова резкая боль пронзила его тело, органы вязались в тугие узлы, реагируя на тяжелые мысли и чувства:

«Я даже не попрощался с тобой, малышка. Меня не было рядом, Ламаи, когда ты испустила последний вздох. Я пил и трахался. Я был не достоин, и Боги забрали вас у меня».

«Аааааааааа!» - прокричал он в недра мягкого прямоугольника, который всосал этот вопль.

«Что-то случилось? Тебе нужна помощь?» - тяжелая ладонь легла на его спину, и парень вспомнил, где находится.

Молча он натянул на себя свои вещи и на трясущихся ногах вышел из отеля. Хотелось спрятаться подальше от людей, звуков, запахов, мыслей, да от всего этого чертового безжалостного мира. Он махнул таксисту и, когда тот подъехал и опустил стекло, назвал свой адрес.

Некогда светлая квартира походила минимум на темницу, максимум на его личные покои в аду. Той идеальной жизни, полной любви, веселых семейных пикников и настольных игр по вечерам, после которых долго болели скулы от длительного смеха, больше нет и не будет.

Ноги довели его до кухни, где он взял нож и тут же рухнул на керамический пол, наплевав на боль в истерзанном канале.

Несколько порезов и его никто не найдет, не спасет, он умрет здесь к утру в луже собственной крови.

Как только холодное лезвие коснулось запястья, в сознании зазвучал родной баритон:

«Ты справишься, Нахун. Ради своих родителей... ради тех, кто любил и любит тебя. Ты обязательно должен быть счастлив».

«Счастье уже не для меня. Я подвел всех, кто меня любил... никого не осталось», - парень до крови прикусил свою губу, слезы лились из глаз, затекая на поврежденную кожу. Из глубин памяти вдруг вылетела картинка, как мама дует на его только что обработанную рану на содранной в кровь коленке и, улыбаясь говорит: «Все не так страшно, дорогой. Скоро все заживет. Ты у меня очень сильный и храбрый, правда?»

Рука с ножом начала сильно трястись, оставляя царапины на бледной коже.

«Соберись, выдай нерастраченное нуждающимся, и ты получишь много любви в ответ, найдешь себя», - снова издали звучал голос Тхирасака.

«Аааа... Аааааааааа!» - Нахун отбросил тесак в сторону, и тот звонко врезался в кухонный остров, отскочив еще дальше от кричащего, закрывающего руками свое лицо, парня.

«Хорошо... Я попробую. Я должен этому миру, своим родителям, сестре, дяде. Я вымолю прощение... Отдам себя всего без остатка, а потом спокойно уйду», - прошептал он в пустоту подобие клятвы и обнял свое тело руками, чтобы хоть немного почувствовать себя живым.

Наши дни. Четверг, 9 сентября.

Подписав немногочисленные в этот день документы, Нахун оставил поручения своей трудолюбивой команде и ушел раньше окончания рабочего дня, спеша к детям из онкологического отделения. Мысль стать приходящим волонтером-аниматором возникла в его голове больше года назад, когда он забирал из больницы документы о смерти сестры и увидел скучающих мальчишек, которые грустно бродили по коридору.

Каждый раз парень придумывал что-то новенькое, чтобы развлечь больных детишек и хоть немного отвлечь их от тяжелых мыслях. Эти крошки были очень умными не по годам, жизнь сделала их взрослыми раньше времени, не дав полноценно насладиться детством. Нахуна тоже распирала огромная злокачественная опухоль, отличие было лишь в ее фантомности, но боль которую она несла с собой была реальной, непрекращающейся и мучительной.

Со смерти сестры прошло много времени: Клуб подарил ему друзей, которых по его мнению он не заслуживал, больница стала его вторым домом, где он помогал чем мог: деньгами, которые зарабатывал на двух работах, делами и кровью. Следующий шаг был не за горами - отдать ненужное тем, кого еще можно спасти.

На первом этаже Нахуна с улыбкой встретила заведующая онкологического отделения и сообщила, что деток сегодня больше, чем обычно, так как больные из других отделений тоже захотели увидеть его представление, поэтому придется провести мероприятие в коридоре, где для детей уже были приготовлены скамейки.

Нахун пожалел, что не надел сегодня какой-нибудь костюм, так как придется выступать перед большим количеством людей, и он наверняка будет немного стесняться. Сегодня он планировал рассказать малышам добрую сказку, для чего прихватил с собой игрушечных лису и зайца.

Когда он, весело здороваясь, прошел к своей импровизированной сцене в виде обтянутого искусственной кожей сидения и увидел горящие глаза и улыбки знакомых и незнакомых ему детей, его сразу отпустило. Он был среди своих, таких же как он, покалеченных немилосердной судьбой людей, только они в отличии от него еще верили в чудо.

«Сегодня я расскажу вам сказку про чудо и то, как важно его не пропустить. Все мы ждем его в Новый год, загадываем желания и молимся Богам. Вот и зайчик сидел в эту холодную ночь на самом высоком бугорке и вглядывался в небо, ожидая увидеть чудо...» - начал Нахун, мгновенно перевоплотившись в профессионального рассказчика, меняя в нужных местах интонацию и громкость своего голоса, порой доходя до шепота.

Во время его рассказа дети сидели, не двигаясь, с приоткрытыми ротиками и мило хлопали глазками.

«Зайчик прижался поближе к лису и спросил: «Когда же случится чудо?»

- Очень хочется посмотреть на него. Будем ждать. Ты никуда не торопишься?

- Подождем, конечно, я еще никогда не видел ни одного чуда – ушастый постепенно отогревался, обнимаемый лисьим хвостиком, и становился более разговорчивым.

Лис сильно прижимал зайчонка к своей груди, тихонько напевая песенку, и зайчонок, высунув голову из-под его объятий, пел вместе с ним. Вот так они сидели, глядя на звездное небо, и ждали новогоднего чуда, не подозревая что оно уже произошло».

Нахун начал петь детскую песенку о счастье, и ребята вдруг стали подпевать ему. В этот момент он почувствовал себя кем-то другим - нынешний Нахун не мог испытывать такое, только тот, уже далекий он из светлого ничем не омраченного прошлого. В глазах защипало, но парень допел песенку, а затем улыбался аплодирующим ему детям.

«Еще!» - просили дети, и Нахун спел им еще несколько песен под аккомпанемент хлопков маленьких ладошек.

Когда он собирался попрощаться, к нему подошла шестилетняя девочка из «стареньких». Она обняла парня, а затем звонко заявила:

«Пи, а давай в следующий раз пригласим на твое представление доктора Улыбку».

«А кто это?»

«Она говорит про доктора Уильямса», - тут же пояснил мальчик лет двенадцати.

«Почему ты хочешь его пригласить?» - удивленно спросил Нахун, не ожидая услышать это имя.

«Каждый раз, когда ты приходишь к нам, он подглядывает в окошки. Наверное думает, что это только для малышей, и его не пустят. Может пригласим его в следующий раз?» - малышка, не осознавая того, выдала информацию, которую Нахун пытался поскорее переварить.

«Почему ты зовешь его Мистер Улыбка?» - задал он первый свой вопрос.

«Он всегда улыбается, как ты, и много шутит», - выпалила малышка. Эта информация никак не вязалась с образом холодного до мурашек Доктора Уильямса, и Нахун задал еще один вопрос:

«А как давно он подглядывает? Хочу побольше узнать, чтобы поговорить с ним и пригласить на следующее шоу».

«Нуууу..., - девчушка посмотрела на потолок и постучала указательным пальчиком по подбородку. - Наверное, с тех пор, как я здесь появилась».

«Ясно. Спасибо», - Нахун резко обернулся, и увидел скользнувшую в бок тень за полупрозрачной дверью в конце коридора.

«Уже три месяца подглядывает... И что ему нужно? Хотя не факт, что он смотрит на меня, может действительно нравятся представления? Ну, нееет. Что за фигня!» - действия доктора были ему непонятны, поэтому он просто решил не зацикливаться на этом.

***

До субботы все шло своим чередом.

Хоуп написал, что не сможет прийти в этот раз, хотя уже вернулся из поездки, поэтому радужные собрались в квартире Нахуна неизменной компанией.

«Давайте выступим сегодня? Чего дома торчать?» - предложил Джираю, разметав тишину.

«Я за. Давно пора. Пусть с нами нет основных солистов, но мы тоже многое можем», - ответил Фум.

(Прим.автора: еще раз продублирую для удобства восприятия:

Оранж - Джираю, электрогитара,

Блу - Нахун, клавишные,

Вайлет - Фум, барабанщик).

Нахун просто согласно кивнул. Третья годовщина со дня смерти родителей подкралась незаметно. Уже завтра. Поэтому с самого утра парню было все в тягость, но он, как обычно, поддержал своих друзей в ответ на ту колоссальную помощь, которую они ему безвозмездно дарили ежедневно.

Когда парни, нагруженные оборудованием, вышли на бурлящую Сиам Сквер, в двадцати метрах от них задорно прозвучало:

«Всем огромное спасибо! Будем рады видеть вас на нашем сайте! К концу года выйдет первый альбом! Он будет бомбезный!»

Парень с синими волосами спрыгнул со сцены и Фум сразу подошел к нему:

«Привет! Вы уходите? Можно занять местечко?»

«Приветик! Да, конечно. Мы нагрели эту сцену, вам будет проще, народ еще не расходится», - весело протараторил он, оценивая взглядом собеседника.

«Мы выступаем впервые. Лучше бы они разошлись», - хохотнул Вайлет.

«Ты не веришь в наши силы?» - буркнул Джираю и прошел с огромной сумкой к сцене.

«Очень интересно. Останусь послушать», - ухмыльнулся Брайан, подмигнув парню с фиолетовыми волосами.

Когда музыкальные инструменты и оборудование были готовы, Вайлет поздоровался с толпой, после чего спел две песни на тайском и корейском. Ему нравилась легкая попса, по его мнению она поднимала настроение и дарила проблески радости в его поганой, утомительной жизни.

Следующим был Оранж, который исполнил две композиции, умело зачитывая рэп, а парни подхватывали в припеве.

Пришла очередь Блу. Он, долго не выбирая, решил исполнить Creep группы Radiohead. Он начал акапельно, затем добавил клавишные, а в припеве вступили гитара и барабаны.

But I'm a creep, I'm a weirdo

Но я ничтожество, я чудак

What the hell am I doing here?

Что, черт возьми, я делаю здесь?

I don't belong here.

Мне здесь не место.

I don't belong here.

Мне здесь не место.

Он вкладывал в слова свои душевные муки и боль, сопровождающую его на протяжении последних трех лет. Песня закончилась, и, почувствовав, как в глазах щиплет, он быстро глянул на аплодирующую толпу, чтобы отвлечься, и вдруг наткнулся на две знакомые холодные льдинки. Картинка была размыта из-за подступивших слез, он быстро смахнул их и снова вгляделся в толпу, но того человека там уже не было, он будто испарился.

«Видимо показалось», - подумал он и, повернувшись к друзьям, показал руками крест, говоря о том, что он больше не собирается петь. Вайлет кивнул и объявил в микрофон, что заканчивать на грустной ноте они не намерены, и дал аккорды новой попсовой песни, которой они и закончили свой небольшой первый концерт.

Когда ребята начали собирать аппаратуру, Фум подошел к Нахуну и спросил:

«У меня сегодня никто не умер и не родился. Может перекантуемся у тебя до начала рабочего дня? Отметим?»

«Можно у меня... Но... без меня. Я побуду в своей комнате...» - тихо проговорил парень, так как сегодня настроение было «сброситься с моста», а не отмечать и радоваться.

«Черный день. Черные мысли. Ясно», - кивнул Вайлет.

«Нахун, давай посмотрим про твоих любимых супергероев или...» - Оранж решил все-таки сделать попытку.

«Перестань. Сколько мы уже знакомы?! Когда нибудь помогало? Если хочет, пусть побудет один, а мы посмотрим ужастик, который с ним точно никогда не глянем», - вступил Фум.

Джираю кивнул, а спустя несколько секунд завопил: «Ого!!! Ребят, смотрите!»

В чехле из-под гитары лежала толстая кипа бежевых банкнот по 1000 бат, и их явно оставил один человек, так как остальные мелкие банкноты были разбросаны врозь.

«Кому-то очень понравилось наше выступление», - констатировал факт Вайлет.

«Берите, и давайте уже пойдем домой», - на выдохе произнес Нахун.

«Разделим честно на троих», - весело проговорил Оранж.

«Мне не нужно. Это вы еле сводите концы с концами и ни в какую не принимаете моей помощи», - Блу решил снова напомнить друзьям о том, что он может и хочет помочь им.

«Возьми хотя бы на мороженое», - проигнорировав его слова, предложил Джираю.

«Хорошо», - улыбнулся Блу, сгреб в ладонь все монеты и положил в карман, а счастливый Оранж взял купюры, весело размахивая ими перед носом Вайлета.

В этот вечер Нахун ехал в Клуб с жутким и очень четким ощущением, что его шею сжимает тугой ошейник, который не дает ему нормально дышать. Даже весело трендящие на заднем сидении друзья не могли отвлечь от навязчивой мысли о тугом ремне, сдавливающем его горло.

По плану, который отправил Норман, было четверо постоянных клиентов и один новенький, имена вип-персон никогда не озвучивались, но парню было на это наплевать - все они были на одно лицо: властные, грубые, желающие владеть и унижать хотя бы за деньги, если не могли сделать этого в обычной жизни.

Тех, кого он знал, ничего нового не показали и не сделали, действуя по уже обкатанной много раз программе. Блу чувствовал себя не лучше и не хуже, чем днём, хотя обычно издевательства клиентов над его телом уменьшали душевную боль.

«У тебя еще один?» - спросил Вайлет, наливая воду в стакан в Комнате отдыха радужных.

«Угу», - ответил Блу, лежа на мягком кресле и не открывая глаз. Его еще влажные после душа волосы прикасались к лицу, и он старался сосредоточится на этих ощущениях, чтобы не думать ни о чем другом.

«У меня тоже. Может мне поехать сегодня к тебе? Что-то ты весь день неважно выглядишь. Можем и Оранжа с собой прихватить, у него сегодня три клиента по два часа, освободиться раньше, но может подождать», - поинтересовался друг.

«Не стоит. Завтра утром я поеду в Храм. Хочу побыть один», - отмахнулся парень в голубом халате.

«Ты же знаешь, что всегда можешь обратиться к нам за помощью, да?» - голос Вайлета был совсем близко.

«Знаю, дружище. Но, меня уже не спасти», - последнюю фразу Блу сказал полушепотом, чтобы собеседник ее не услышал.

***

Блу по обыкновению уверенно вошел в голубую комнату. Клиент сидел на кровати спиной к нему и полностью одетый.

«Опять какой-то извращенец? Хочет, чтобы я его сам раздел и помыл? Блядь, да плевать. Я конечно сделаю это», - подумал он, а затем произнес вслух:

«Кхун, добрый вечер. Вам помочь раздеться и принять душ?»

Мужчина медленно развернулся, переставив ноги, и Блу дернулся, сделав шаг назад, не сдержав короткого звука на выдохе, который вырвался из гортани.

«Ну, привет. А я не поверил, когда Трой сказал, что ты работаешь в этом месте. Смотри-ка, я даже угадал с голубой футболкой», - тихий бархат голоса разнесся по комнате, и уголки губ на долю секунды поднялись и тут же опустились.

Блу молчал, просто не зная, что сказать и, самое главное, что теперь делать. Тело оцепенело и стояло каменным изваянием у двери.

«Чем больше тебя узнаю, тем больше не понимаю», - голос доктора снова стал холодным, как в первую встречу.

«Зачем? Зачем меня узнавать? А тем более понимать?» - парень пытался напрячь извилины, но пазл в голове не складывался, поэтому он разорвал тяжелую тишину:

«Вы следите за всеми своими донорами?»

Голос не подвел, и Нахун совсем чуть-чуть расслабился.

«Нет. Просто я по жизни люблю решать сложные задачки. Сейчас ТЫ для меня и есть нерешаемое уравнение с кучей неизвестных», - ответил мужчина, приподняв один из уголков губ.

«Я... обычный человек», - пробормотал парень.

«Ты правда так думаешь?» - улыбка расползлась по точенному лицу с острыми скулами, но глаза были... грустными?

Нахун дернул головой, отмахиваясь от глупых и наивных предположений, которые хоть как-то могли прояснить то, зачем этот человек пришел сюда, оставив первостепенное: «Он заплатил. Я должен отработать».

«Вы пришли сюда, чтобы задавать вопросы? Возьмите то, за что заплатили, и возвращаетесь в свою чудесную жизнь», - с этими словами Блу подошел к мужчине и, легким движением развязав поясок, стянул с себя халат.

Доктор медленно прошелся обжигающим взглядом по его телу, от шеи до пальцев ног и, вдруг, нежно коснулся большим пальцем до одно из многочисленных красных засосов на груди, оставшихся от предыдущих клиентов.

Блу решил, что Уильямс готов, и подошел ближе так, что почувствовал горячее дыхание хирурга в районе солнечного сплетения.

«Ушастик, я здесь не для этого. Оденься. И... помажь перед сном синяки заживляющей мазью», - мужчина прижал свои теплые ладони к узкой талии парнишки, а затем, отодвинув его в сторону, встал и прошел к столику с закусками и напитками для клиентов.

Нахун постоял несколько секунд в растерянности, но потом быстро собрался, поднял с пола халат и еле натянул его на себя почти одеревеневшими руками.

«Я заплатил, ты прав. Поэтому ты ответишь мне на несколько вопросов. Первый звучит так - ты владеешь неплохой компанией, у тебя есть деньги и квартира на Сиам Сквер, почему тогда ты... работаешь здесь?» - Уильямс развернулся со стаканом в руках, и его глаза снова притянули к себе взгляд парня. Они уже не казались холодными, лед стал прозрачно-чистым, прохладным, но не обжигающим.

Нахун не мог правдиво ответить на этот вопрос незнакомому человеку, поэтому с его губ сорвались простые и наглые слова, дабы побыстрее закончить этот разговор:

«Мне нравится секс».

«Грубый секс, судя по состоянию твоей кожи», - он не задавал вопрос, а констатировал факт, проведя в воздухе по силуэту парня указательным пальцем свободной руки.

«Еще вопросы?» - Нахун проглотил собравшийся в горле ком раздражения.

«Их много, но судя по всему ты не желаешь отвечать на них честно. А значит отложим этот разговор. Отдохни и залижи раны, ведь завтра, на сколько я понял, тебе снова придется изо всех сил трудиться в этой голубой комнате», - на последней фразе лицо мужчины исказилось ненадолго в гримасе неприязни.

Уильямс пошел в сторону двери, но вдруг остановился рядом с Блу и, вздохнув, добавил:

«В анкете ты не указал это место работы. Этот момент точно вычеркнет тебя из списка доноров. Я прослежу».

Это был удар ниже пояса, Блу через столько прошел, чтобы получить этот шанс - шанс спасти чью-то жизнь взамен той, которую он не уберег. Поэтому реакция была соответствующей, парень быстро подошел к доктору и, не задумываясь, коснулся ладонью его плеча:

«Прошу Вас, доктор Уильямс... Я не могу потерять эту возможность...»

«Еще одну чудесную возможность покалечить себя? Твоя конечная цель - загнать себя в гроб?» - густые брови сошлись на переносице, а глаза снова оставляли ожоги на коже.

«Я... я...» - Блу не мог подобрать слова на вопрос, который обнажил реальные намерения на остаток его жизни.

«Можешь ничего не говорить, ответ читается сейчас в твоих глазах. Я не сделаю ни одного надреза на твоем теле, и никто из моих коллег не возьмется за это. Теперь у меня есть для этого весомый аргумент», - слова этого человека пугали, так как он мог испортить все, к чему так долго шел Блу. Надо было срочно что-то делать:

«Но... я всегда предохраняюсь... и еженедельно прохожу проверки. С моим телом, кровью, все в полном порядке».

«Ха, похвально. А с головой?» - недобро хохотнул мужчина.

«Зачем Вам все это? Просто забудьте обо мне... об этих задачках... и... Вы же хороший хирург, просто сделайте свою работу, спасите жизнь этой девочки», - Блу опустился до умоляющих интонаций.

«Я так не могу...» - отрезал Уильямс и двинулся к выходу.

«Почему?» - надрывно спросил парень, но ответом стал лишь хлопок закрывающейся двери.

Оставшись в одиночестве, Нахун больше не смог сдерживать слезы, которые жаждали освобождения весь этот проклятый всеми богами день - день, в который три года назад он позвонил родителям и по-детски настоял на их обещанном приезде в Паттани.

Он вышел из комнаты до завершения «рабочего часа» и хотел быстро прошмыгнуть в комнату отдыха, переодеться и поскорее скрыться, чтобы не отвечать на вопросы друзей о его состоянии, но Оранж был там, и он сразу все просек:

«Дружище, видок у тебя дерьмовый. Дождемся Вайлета и вместе поедем на Сиам Сквер. Даже не смей убегать, мы все равно тебя найдем и будем рядом, ты понял?»

«Понял», - шмыгнул Блу. Шанса улизнуть уже не было, он знал своих коллег, а они знали его, как облупленного. Джираю и Фум сразу подмечали перемены в его настроении, и как только на него обрушивалось дикое желание покинуть этот мир, они чувствовали это и, откладывая все свои дела, находились рядом.

***

Ребята составили Нахуну компанию в поездке в Храм и стояли рядом, пока он разговаривал с родителями у чади с прахом отца и матери. Потом они вместе передали подношения монахам и помолились. Нахун правда просто делал вид, мыслями находясь совсем не здесь. Его тревожила ситуация с доктором Уильямсом, и он был уверен в том, что с началом рабочей недели ему позвонят и сообщат об отмене операции по пересадке.

Но ни в понедельник, ни во вторник ему не поступало звонков из больницы. Среда также прошла в ожидании до тех пор, пока не случился инцидент с Вайлетом и его чуть не скончавшимся во время приема клиентом. Все произошло быстро, в точности как это было с Панитом, только на этот раз мужчину спасли. Блу предложил друзьям в этот вечер переночевать у него, чтобы обсудить этот момент, но Фум сказал, что мертвяки для него в порядке вещей, и этот случай никак не отразится на его душевном равновесии, поэтому он поедет домой к братишке, которому сейчас, как никогда ранее, требуется направляющая рука.

В четверг Нахун должен был снова развлекать детей. Во время представления с мыльными пузырями он все время оглядывался на дверь в надежде увидеть доктора, но в прозрачном окошке было пусто. Зайти в кабинет хирурга он так и не решился, поэтому быстро покинул клинику, как только закончил свои дела.

Вечером того же дня длинноногий красавчик Грин прислал сообщение о том, что завтра у него последний день, и он приедет написать заявление об уходе. Блу искренне порадовался за коллегу, который как и он работал здесь добровольно, но эта ситуация расшатала его сознание:

«Хоть Грин и не говорил, но причина его пребывания в этой дыре была весомая. Значит он смог разрушить эти внутренние барьеры? Смогу ли я...? Нет. Точно нет».

В пятницу, когда Нахун разбирался с документами по новому складу для расширения бизнеса, ему позвонил Норман:

📞 «Блу, привет, дорогой. Завтра состоится вечеринка по случаю Дня рождения Макото. Всем радужным велено быть в Клубе в 15:30. Вас отвезут туда к 17:00».

📞 «Вот, черт».

📞 «Прискорбно, но от этого нам не сбежать».

📞 «Остальные в курсе?»

📞 «Да, только что им позвонил».

📞 «Сколько нас будет?»

📞 «Шесть. Нет, возможно семь, если новенький Йеллоу придет».

📞 «Принято».

Тут же пришло сообщение от Грина:

<Грин: «Завтра я буду с вами. С увольнением пока повременю».>

В общем чате тоже началась активность.

<Оранж: «Блядская сука и ее блядское рождение! Я с прошлой вечеринки так долго отходил».>

<Вайлет: «Черт! А я до сих пор не отошел до конца. Как вспомню... Даже Норман не смог в прошлый раз отодрать от меня трех взбесившихся извращенцев, Макото запретила ему вмешиваться. Телом чувствую все, что они делали. Сожрите мою память!»>

<Джираю: «Может нахер сбежим?»>

<Нахун: «Сколько раз я предлагал вам свою помощь? Вы можете спокойно уйти прямо сейчас!»>

<Фум: «И оставить тебя там одного на съедение этим тварям?»>

<Джираю: «Кстати, сколько нас будет?»>

<Нахун: «Возможно семеро, если новенький придет».>

<Фум: «Как семеро? Ты и Грина посчитал?»>

<Нахун: «Грин должен был сегодня подписать бумаги об уходе из подвальчика, но по какой-то причине передумал».>

<Фум: «Вот, черт. И новичок совсем не вовремя пришел».>

<Хоуп: «Уверен, все будет хорошо, ребята. Давайте не будем паниковать».>

<Джираю: «Ого! С чего ты так решил?»>

<Блу: «Хоуп, ты просто решил нас подбодрить или есть основания так думать?»>

Хоуп так и не ответил на сообщения, и все потихоньку успокоились, приняв неизбежность.

Нахун поскорее закончил с делами и приехал в Клуб раньше обычного. В комнату отдыха почти сразу же вошел Норман без своей обычной улыбки, а за ним плелся паренек с выражением лица самого несчастного человека в этом мире. Управляющий, видимо куда-то спешил, так как обычно он уделял много времени новеньким, но не в этот раз. Он передал Йеллоу в «надежные руки» Блу и быстрым шагом покинул комнату.

Щуплый парнишка отвечал односложно и сам не лез с расспросами, Нахун понимал его состояние. Также вел себя Хоуп, когда стал частью их радужной компании. Поэтому старожил просто сидел рядом и рассказывал основные правила и дал несколько советов, а потом пришли друзья и разбавили тишину эмоциональными речами.

Суббота, 18 сентября. День рождения Макото

Скорее всего многие жители Бангкока хотели бы попасть на этот роскошный праздник. Все вокруг кричало о богатстве именинницы и ее не последнем месте в верхушке тайской элиты: место, убранство помещений, баснословно дорогие блюда и напитки, многочисленный персонал, в который входили профессионалы своего дела.

Только шестерке радужных было плевать на все это пышное изобилие, они были выставлены в качестве одного из блюд, которое любой из гостей мог съесть без соблюдений правил приличия.

После унизительного досмотра парней проводили в зал, где их встретили сотни пар алчущих мужских глаз, многие из которых уже предвкушали скорое веселье.

(Арт можно посмотреть в тг-канале)

Радужным раздали подносы  с закусками, и Блу даже не успел отойти от барной стойки, как к нему подошли двое мужчин во фраках. Он был зажат со всех сторон, ощущая омерзительные прикосновения их рук к своему телу.

«Малыш, повеселимся? Нас будет сразу двое, получишь в два раза больше удовольствия», - хохотнул один из них, жадно водя пальцами по спине парня и заводя палец под джинсы в межягодичную складку.

Возможности защититься от грязных домогательств не было, да Блу и не хотел, он воспринимал все происходящее, как еще одну порцию наказания за всё, что он сделал в прошлом. Боль должна была снова перебить боль, это ежедневное сражение давало возможность двигаться дальше. На одно мгновение он встретился взглядом с голубыми глазами Реда, которому он сочувствовал как и своим старым друзьям, ведь они не выбирали такую судьбу.

Вдруг одного из прижимающихся к нему гостей отодвинули в сторону изящные руки и высокий темноволосый красавец заигрывающе весело произнес:

«Господа... если вы уступите мне этот голубенький галстук сейчас... то после мероприятия я... оставлю вам номерок и мы поиграем с вами в игру на выносливость...»

Голодные взгляды обратились на подошедшего и жадно прошлись по его стройному телу. Ухмылки озарили их лица, они переглянулись и одобрительно кивнули.

Гость повел Блу на второй этаж и завел в свободную комнату, а затем прошел к окну, засунув руки в карманы.

Нахун сел на кровать и расстегнул пуговицу. Негромкий лязг металла обратил на него внимание красавца, который тут же повернулся и сказал:

«Прости, малыш, но твоя попка меня не интересует. Просто посиди, скоро все закончится».

Нахун был мало сказать удивлен, шок скорее всего читался в этот момент на его лице. Он ждал чего угодно, только не подобного поведения гостя. Парень внимательно следил за его действиями и понял, что тот переживает, частенько поглядывает в телефон, медленно перемещаясь по комнате и находясь в своих мыслях.

Блу застегнул пуговицу на джинсах и просто ждал продолжения. Неизвестность пугала его сильнее, чем уже изведанное.

Он не знал, сколько прошло времени прежде чем в комнату постучали и вбежал мужчина в строгом костюме-тройке и позвал:

«Кхун Лиен! Вы нужны! Срочно!»

Прежде чем выбежать в коридор, гость, чье имя Блу теперь знал, бросил на прощание:

«Сиди здесь. За тобой скоро придут».

Блу выглянул в коридор, снизу слышались разговоры и даже крики, он вернулся обратно к кровати, сев на пол и облокотившись на нее спиной. У него не было с собой телефона, чтобы узнать, как обстоят сейчас дела у его друзей.

Пришлось сидеть в тишине и ждать. Время тянулось мучительно медленно, тьма внутри давила с каждой минутой все больше. Нахун боялся и избегал таких моментов - один на один с собой, со своими мыслями и чувствами, которые словно огромная безжалостная машина, похожая на драглайн с шар-бабой, монотонно рушила стены хлипкого строения, которое он построил, чтобы хоть как-то упорядочить смысл своего существования.

Когда огромный металлический шар снова замахнулся, дверь резко открылась и в комнату вошел спаситель его почти разлетевшегося в клочья сознания. Это был Грин:

«Блу, милый, давай-ка, пошевеливай ножками, и поскорее! Мы уходим».

Нахун вскочил на ноги и быстро прошел в коридор, где его встретили улыбающиеся Оранж и Вайлет, ничего не понимающий Йеллоу, а также двое с иголочки одетых близнецов Фолди.

«Держи», - Оранж протянул другу его сумку с вещами. Блу взял ее и благодарно кивнул.

«Так, здесь вся радуга?» - спросил один из братьев.

«Нет Реда», - почему-то шепотом сказал Блу.

«Мы его не нашли и на телефон он не отвечает, но я видел, как его забирала... Как вы сказали, сиропчики? Семья Кититтчат? Мои мальчики говорят, что с ним всё должно быть хорошо, и я им верю. Давайте выбираться», - длинноволосый красавчик квохтал, как курочка-наседка, собирая всех цыплят под свое крылышко. Особая нежность досталась новенькому, который выглядел так, будто только что впервые высадился на планете Земля.

(Прим. автора: Грин с детства любит лимонадик с двойным сиропом, поэтому называет братьев Фолди «сиропчиками»)

Из особняка они вышли спокойно, на улице толпилось огромное количество разодетых людей, которые стояли кучками и что-то активно обсуждали. Близнецы шли вперед, прорываясь сквозь толпу, а парни следовали за ними, пока не дошли до черного лимузина, стоящего из-за своих габаритов почти на выезде из территории.

Когда они нырнули внутрь этого шикарного изделия Американского автопрома, то сразу почувствовали запах роскоши: запах натуральной кожи и дорогих духов.

Грин по неосторожности сел рядом с Йеллоу, приобнял его и начал успокаивать, гладя по еще голым рукам, так как никто из радужных не успел переодеться:

«Малыш, возьми себя в руки, ничего не произошло...»

Его грубо перебил один из близнецов:

«Это пока, но может, если ты не перестанешь его лапать!»

Повисла тишина, но машина почти сразу тронулась с места, и второй брат Фолди без слов потянул Грина и посадил на свои колени. Красавчик, не сопротивляясь, тут же прильнул губами к шее одного из ревнивцев, бесстыдно прошелся по ней языком до самого уха и промурлыкал:

«Ревнуете к ребенку? Вы уже должны были уяснить что мне нравиться, а что нет».

«И все же, неприятно», - Грина стащили на сидение, и он оказался зажатым между двух Фолди.

Блу улыбнулся этой милой картине, а затем спокойно спросил:

«Расскажете, что произошло?»

«Ох, вы же еще не в курсе! Сво-бо-да - вот что! Макото скончалась прямо на вечеринке, а приемник по завещанию - наш папочка! Шикарный для всех радужных расклад!» - весело ответил Грин, при этом придерживая ручки своих мальчиков, которые медленно двигались по его бедрам.

По салону прошелся хор вздохов облегчения.

«Боги, не дайте этому злу шанса на реинкарнацию! Так значит, Норман стал полноправным владельцем всего бизнеса Макото? Фиииу», - присвистнул Фум.

«А где он?» - спросил Блу, сдирая с себя голубой галстук.

«Никто не знает. Надеюсь, скоро все узнаем из его уст. Мне очень нужна его подпись на заявлении об уходе», - ответил Грин и нежно поцеловал в щеку одного из обнимающих его парней.

***

Нахун натянул на себя футболку и попросил высадить его в получасе ходьбы от своего дома. Друзья тут же спросили, нужно ли составить ему компанию, на что тот ответил уверенным голосом, приправив его улыбкой:

«Все хорошо. Увидимся завтра, ребята. В ТАКОЙ день я не собираюсь грустить».

Но оставшись в одиночестве на улице, он снял с лица маску, которой провел друзей, чтобы они снова не плелись следом в его тоскливый мир. Слишком рано он возвращался в свою квартиру, спать совсем не хотелось, а значит мозг снова примется за болезненную деятельность.

Спустя почти час он медленно брел по Сиам Сквер, которая мигала неоновыми вывесками, кричала, пела, мельтешила и безумно раздражала своей жизнерадостностью.

Свернув наконец к своему подъезду, Нахун достал из сумки ключи и поднял голову. Неожиданно на ступенях лестницы, ведущей к его квартире, он увидел сидящего в сгорбленном положении доктора Уильямса. Сердце дернулось, за мыслью: «Что он здесь делает?» последовала неожиданная следующая: «Плевать. Хорошо, что сегодня я не буду один».

Обойдя мужчину, парень открыл дверь и, не обернувшись, негромко сказал:

«Заходите, раз уж пришли».

Пришлось включить свет, чего он уже давно не делал, так как возвращался в ночи и шел сразу в спальню по знакомому с детства пути. Его, вдруг, удивило насколько велика его обитель, слишком большая для него одного. Еще один камень полетел в корзинку грусти, и он прошел на кухню и спросил, снова не посмотрев на нежданного гостя:

«Что вы здесь делаете?»

«Я хотел поговорить. В Клубе тебя не было, и вот... решил прийти сюда», - раздался бархатный баритон, который звучал красиво в этом просторном помещении с шикарной акустикой.

«Ясно. Есть будете? Правда у меня только лапша быстрого приготовления», - Нахун смотрел куда угодно только не на доктора, начав искать кастрюлю в недрах просторных шкафов. Возможно это был страх продолжения начатого разговора, ему не хотелось говорить о серьезном. «Просто посиди рядом», - мысленно просил он.

«Не откажусь... Хотя я не ем подобное», - сказал гость, присев на высокий барный стул у кухонного острова.

«Хм, не удивлен», - хмыкнул Нахун, наливая в кастрюльку воду из фильтра. Включив огонь, парень сел напротив мужчины, и не удержался, чтобы не поднять взгляд от столешницы и не заглянуть в его холодные глаза.

К удивлению, он не увидел обжигающих льдинок, это была вода, спокойная блестящая гладь озера, от которой он несколько секунд не мог оторваться. А потом увидел движение хорошо очерченных бархатных губ раньше чем услышал звуки, которые они произносили:

«Нахун, я сожалею о том, что сказал тогда. Я очень сильно разозлился».

«Еще бы. Проституток в доноры не берут», - ухмыльнулся хозяин квартиры, не прерывая взгляд, направленного на точеное, слегка грустное лицо собеседника.

«Не в этом дело», - гость вздохнул и опустил голову.

В это время вода закипела, и Нахун начал проделывать манипуляции с приправами и лапшой, погрузившись ненадолго в свои мысли.

Доктор Уильямс был симпатичным, даже очень, но парень избегал подобных ему, так как уже имел дело со смазливым богатым мужчиной, который выкупал его в Драконе три месяца подряд. Блу любил его и думал, что чувства взаимны. Он отдавался ему ежедневно, как в последний раз, уже погружаясь в розовые мечты о прекрасном будущем рядом с этим человеком.

Последний месяц мужчина требовал все больше и сексуальные фантазии были все извращеннее, но влюбленный Блу списывал все на веселый, бунтарский характер партнера, который в силу своей творческой профессии имел право на спады в настроении и буйные периоды. Но все закончилось плохо - после очередного траха, ненормального даже по меркам искушенных в сексе людей, мужчина быстро оделся и бросил на прощание истерзанному парню: «Мда, думал ты продержишься дольше остальных, но не судьба. Больше ты мне не интересен, Лавандочка. Чао!»

«Перевариться... Давай, я», - доктор вырвал его из неприятных воспоминаний, забрав из рук ложку для помешивания.

Нахун сделал пару шагов назад и облокотился об остров, глядя на неспешные, но четкие движения хирурга. Тупая, ноющая боль в душе никуда не делась, но ее уже не разрывало как прежде в часы одиночества.

«Садись. Скоро все будет», - спокойно произнес мужчина, и не задавая лишних вопросов, сам нашел тарелки и палочки.

Нахун сел за стол, и наслаждался этим неожиданно свалившимся на него в этот вечер спокойствием. Нет, не было радости, возбуждения, любопытства к происходящему, но и не было горечи, тревоги, отвращения к себе и сломленности. Он наслаждался этим наверняка мимолетным моментом внутренней тишины.

Первую минуту они ели молча, после очередного неприличного звука всасывания лапши в рот, Нахун не выдержал и встал, чтобы включить первое попавшееся радио.

Теперь они ели под романтичные композиции про любовь, которые были совсем некстати. После очередной трижды пропетой фразы певца: «Ты сидишь напротив, но я бы так хотел обнять и попробовать тебя на вкус», Нахун закусил губу и посмотрел на Уильямса, который откровенно пялился на него и явно пытался сдержать смех. Парень резко вскочил и, выключив радио, сел на место. На несколько секунд повисло неловкое молчание, а затем доктор, все же не удержавшись, прыснул.

На несколько секунд Нахун оцепенел, но этот заливистый смех все же вынудил его улыбнуться и сказать:

«Неловко вышло... Вы наелись?»

«Да, спасибо», - кивнул доктор, подавив смех и зажав пальцами переносицу.

«Останетесь на ночь?» - вырвалось у Нахуна, так как он инстинктивно хотел продлить это чувство спокойствия.

«Ух. Звучит заманчиво. Если можно, я посплю на диване. В 9 утра у меня смена, а до дома далековато», - ответил мужчина, встав из-за стола, и понес тарелку в раковину.

Нахун неожиданно для себя с облегчением выдохнул и начал говорить:

«На диване будет неудобно...»

«Предлагаешь свою кровать? Вот так сразу?» - задав вопросы, доктор подошел очень близко, от чего парень вжался спиной в столешницу и быстро пробормотал:

«Есть еще пара свободных комнат. Там убрано. Выбирайте любую. Санузел есть в каждой, а также одноразовые принадлежности и полотенца в шкафчиках. Если нужна одежда, в ванной также есть халаты для гостей».

«Хорошо. Выбери комнату сам», - раздалось в ответ, и мужчина сделал шаг назад.

Проводив Уильямса в бывшую спальню Ламаи, Нахун вежливо пожелал мужчине хорошего отдыха и прошел к себе. Рухнув на кровать, он приложил ладони к сердцу, оно слишком часто билось. Наверное, потому что ему в кое-то веке в конце дня не хотелось лезть на стену в этом холодном душном помещении, которое когда-то было его домом, куда он спешил в любом настроении, где его ждали и любили. Но все испорчено, его же руками стерто, и теперь это лишь бездушные стены и приют на ночь.

Мысли снова терзали, разрывали, ломали. Нахун вскочил на ноги и пошел в душ, где долго стоял под еле теплой водой, концентрируясь на том, как струи бьются об макушку и капли скатываются по телу вниз.

«Вот бы вода могла забирать с собой боль».

Когда он вышел из ванны в пижамных штанах, было уже начало первого. Он быстро завернулся в одеяло, желая поскорее заснуть, но не вышло. Теперь в голову лезли мысли о докторе:

«Зачем он пришел? Уговорить меня не идти на операцию? Зачем хочет решить эту задачку? Просто интерес и азарт? На что он злился?

Почему я вообще о нем думаю?

Его глаза сегодня были другими...

И все же не стоит отрицать, я ему благодарен. Он вовремя появился и спас меня от одиночества и самобичевания. Не рассказал о моей второй работе в больнице. А еще выложил столько денег за прием в Клубе... Деньги! Может не показалось, и все же на том выступлении это были его глаза среди толпы, и его купюры?»

Парню очень хотелось получить ответы на все свои вопросы, также внутри расцвело теплое чувство благодарности к этому человеку, поэтому он словно под гипнозом встал с кровати и на цыпочках быстро преодолел расстояние до комнаты сестры.

Аккуратно, очень медленно он открыл дверь и сделал шаг внутрь. Мужчина спал, растянувшись посредине широкой кровати в бежевом махровом халате.

Нахун не мог ответить себе на вопрос, зачем он пришел и что намеревается делать. Мужчина спал, значит поговорить не удастся, надо было возвращаться назад, но... так не хотелось уходить.

«Я просто полежу немного рядом с ним. Это поможет не думать ни о чем. Блядь, а если он проснется и решит, что я его домогаюсь?»

Парень еще некоторое время вел диалог с самим собой, то делая шаг вперед, то возвращаясь назад. Голос, топящий за «остаться здесь», в конечном итоге победил, и парень медленно прошел по мягкому ковролину к кровати и осторожно лег с краю, свернувшись калачиком. Запах его любимого фруктового шампуня, мерное дыхание Уильямса и тепло, которое было совсем рядом и которого не хватало в его жизни, сделали свое дело, и Нахун не заметил, как уснул.

Парень очнулся, когда первые солнечные лучи пробивали ночную темноту. Шторы были не задернуты, поэтому он первым делом увидел лицо мужчины в нескольких сантиметрах от своего, и только потом почувствовал его руку на своей талии.

И снова это спокойствие, откуда оно взялось? Нахун прислушался к себе - зудящая душевная боль была на месте, но ее будто прикрыли массивным колпаком. Безусловно этот человек водрузил его. Благодарность - это чувство вновь вышло на сцену, пока парень рассматривал острые скулы, длинные пушистые обездвиженные ресницы, ровный нос, крупные чувственные губы.

Нахун еще раз вспомнил все моменты, связанные с Уильямсом, и это «чувство благодарности» дало его телу импульс.

«Пусть будет так. Дам ему то, что он явно хочет, и он уйдет. Ему не нужен такой, как я».

Медленно убрав с себя тяжелую руку мужчины, он встал с кровати и сходил в свою комнату за презервативами и смазкой.

Вернувшись, парень снял с себя одежду и нанес лубрикант на свое анальное отверстие, а затем достал из упаковки презерватив и подошел к кровати.

Аккуратно развязав пояс на халате мужчины, Нахун осторожно положил его на спину и навис над его еще спящим телом, затем с ловкостью кошки спустился вниз, не касаясь сильных ног, и, поддев пальчиками черные боксеры, освободил и увидел то, на что нацеливался. Член доктора был красив, а размер был хорош даже в состоянии покоя. Проведя по нему всей шириной влажного языка, он обхватил головку губами и нежно провел им от уздечки до отверстия на кончике. Ствол дернулся и начал просыпаться. Сделав несколько движений, углубляя ствол в свой рот, он добился того, чего желал, - вовлек доктора в свою игру.

Мужчина лишь пошевелился, когда Нахун выпустил изо рта его ствол. Оставалось дело за малым. Парень стал аккуратно натягивать резинку на уже достаточно твердый член, заранее встав на колени и нависнув над спящим.

Только когда он несколько раз провел рукой по обхваченному пальцами аппарату и приставил его к своей еще не подготовленной дырочке, доктор открыл глаза. Но парень уже делал свое дело, аккуратно надавливая телом на головку так, что она прошла внутрь.

«Что? Зачем?» - мужчина приподнял тело на локте, а второй рукой торопливо потирал глаза.

«Шшш-ш», - Нахун приложил указательный палец к его губам и начал покачиваться вверх-вниз, пока не вогнал твердый ствол под самый корень в свой канал.

Доктор издал утробный стон, приподнялся и, заключив парня в крепкие объятия, прошептал ему на ухо:

«Что ты... делаешь... дурашка?»

Нахун провел пальцами по ежику на затылке доктора, отчего тот закатил глаза, а затем, скользнув руками под халат, аккуратно стянул его с плеч.

Когда парень начал медленно двигаться, выводя и снова внедряя, мужчина обхватил большими ладонями его ягодицы и прижал к себе:

«Гррр, ответь... на вопрос. Иначе продолжения не будет».

«Просто... расслабьтесь и возьмите то... что хотели...» - прошептал Нахун, чувствуя себя хорошо с распирающим его нутро членом внутри. Членом этого доктора. Человека, который так просто вошел в его жизнь.

«Я не этого... желал. Не так...» - пронеслись слова рядом с ухом парня, пока его тело летело на кровать. Теперь мужчина был сверху и на его лице читалось смятение.

«Пусть будет именно так... Всем станет от этого легче», - руки парня прошлись по рельефу груди нависающего сверху и так не вышедшего из него мужчины.

«Мне... нет», - проговорил доктор.

«Вы еще пока не знаете... Мне... определенно полегчает», - Нахун обхватил мужчину за шею и, притянув к себе, прижался губами к его губам. Некоторое время он вел поцелуй, чувственные губы поддались ласкам и приоткрылись, чтобы почувствовать вкус настырного зайчонка, и как только их языки сплелись, Уильямс больше не сопротивлялся и даже перенял инициативу.

Ласки мужчины были напористыми, но не причиняли боли, не обжигали кожу. Он размашисто входил в парня на всю длину, отстранялся и снова входил, доставляя удовольствие. Нахун терзал зубами свои губы, чтобы не издавать звуков, как привык делать в стенах Клуба.

«Ах... дурашка... я запрещаю тебе... молчать», - бархат с хрипотцой, сопровождаемый тяжелым горячим дыханием, раздался у самого уха, после чего язык прошелся по мочке уха и завернул за ухо.

«Мммммммм», - Нахун дал волю своим связкам, но губы так и не разомкнул.

«Громче... не слышу», - томно говорил мужчина, внедряясь еще и еще в податливое тело и начав покусывать и обсасывать поочередно горошины сосков парнишки.

Парень выгнулся в пояснице, приблизив грудь к ласкающему ее рту, и неожиданно для себя выдал стон:

«А...ааааааах».

«Вот так... уже лучше... хочешь кричать - кричи», - Уильямс заглядывал своими голубыми, казавшимися невероятно огромными на таком небольшом расстоянии, глазами прямо в его душу, пока его бедра продолжали таранить узкую дырочку, а рука легла на покачивающийся в такт движениям член.

Нахун не всегда, но кончал и не раз с клиентами, но это был физиологический результат некоторых действий с его телом, которые давали секундное чувство освобождения. Но здесь и сейчас, находясь под этим мужчиной, он приоткрыл дверцу своей темницы, и она неожиданно распахнулась настежь. Прошло не больше минуты, как длинные пальцы доктора, обрамляя его тугой ствол, водили по нему от корня до головки, иногда проводя пальцем по сочащейся дырочке, и момент разрядки настал. Нахун взял высокую ноту, издав стон во все горло, не сдерживаясь, будто выпустив наружу все невысказанное за три года молчания, и часто задышал.

«Умничка... зайчонок...» - доктор похвалил повиновавшегося и ненадолго внедрился языком в его рот, облизав небо, а затем ускорил темп движения бедер.

Парень смотрел на него щенячьими глазками, не веря в то, что сейчас с ним происходит. Тело трясло мелкой дрожью, он приподнимал ягодицы, прося добавки, вонзался пальцами в напряженные мускулы рук, вдыхал аромат смеси мускуса и фруктов, смотрел на разгоряченное красивое тело партнера, по которому соблазнительно скатывались капельки пота, которые очень хотелось слизать языком.

В один момент брови Уильямса сошлись на переносице, он сделал еще пару движений и с горловым стоном, похожим на рык хищного зверя, прижался к парню всем телом, содрогаясь в экстазе. Финал был упоителен для обоих. Мужчина пытался выровнять дыхание, а Нахун боялся мысленно назвать это счастьем, дав этому чувству простое некрасивое название - «мне хорошо сейчас».

В затянувшемся молчании Нахун старался ни о чем не думать, слушая быстрый стук их сердец. Руки прошлись по спине доктора, а когда коснулись его волос, парень опомнился и положил их на кровать:

«На этом всё».

«Так ты объяснишь, что это было?» - вдруг спросил на выдохе мужчина, оставив нежный поцелуй на шее парнишки.

«Это мое... спасибо», - прошептал он, заглядывая в голубые, глубокие озера глаз.

«За что?» - мужчина приподнялся, удерживая вес тела на прямой руке, а второй стал поправлять растрепавшиеся волосы парня.

«За то, что не сдали меня и мою вторую работу, за то, что пришли вчера... мне это было нужно», - Нахун не понимал к чему эти откровения. Надо было заканчивать с разговорами и попрощаться с этим мужчиной.

«А знаешь почему?» - глубокий взгляд не отпускал его пытающиеся сбежать от зрительного контакта глаза.

«Знаю, вы говорили. Сложная задачка с множеством неизвестных. Но решение до безумия простое. Я такой... Теперь вы можете забыть меня, как страшный сон... Вернемся к простому - «донор-хирург»», - парень приложил ладони к накаченной мужской груди и несильно надавил на нее, желая освободиться.

Уильямс вынул из Нахуна свой член, но тут же схватил пытавшегося сбежать зайчонка и, прижав к себе, медленно проговорил:

«Я хочу, чтобы ты доверился мне. Тебе не нужна эта работа в Клубе и не стоит дарить свои органы нуждающимся. Ты...»

«У меня больше нет ничего, за что я мог бы держаться в этом мире», - поток откровений было не остановить, тепло и спокойный голос этого человека рушили сдерживающие их стены.

«Ты не прав, зайчик. У тебя есть дружба - я видел твоих друзей, и они, на первый взгляд, неплохие ребята. У тебя есть любимое дело, да даже два - кампания родителей и музыка. А еще любовь...» - доктор продолжал сжимать дрожащее тело парня.

«Любовь? Это чувство только для избранных. Мне не повезло...» - эмоции начали не просто просачиваться, а выходить наружу тяжелыми сгустками.

Уильямс немного ослабил хватку и, отстранившись, посмотрел в глаза собеседника: «Меня сильно и уже давно тянет к тебе... Думаю, это лю...»

«Перестаньте! Не говорите ерунды! Такого, как я невозможно полюбить... нельзя!» - Нахун практически прокричал эти слова в непоколебимое лицо доктора, так как пребывал в шоке от услышанного, это никак не вязалось с его видением имеющихся реалий.

«Но, я уже сделал это...» - снова этот мерный бархат, да еще и рука, поглаживающая парня по спине, будто успокаивая. Нахуна затрясло еще сильнее и запылившийся сундук с болью распахнулся, эмоции вырвались вместе со словами, пытаясь снести все на своем пути:

«Нет! Вы просто не знаете меня. Я! Это я и мой эгоизм убили моих родителей, они из-за моего нытья разбились в тот день... А потом... все те же убийцы плюс загульная жизнь с морем алкоголя и траха не дали мне разглядеть болезнь сестры на более ранней стадии... возможно она сейчас была бы еще жива!»

«Ш-ш-ш, ты не виноват... ты в этом не виноват», - мужчина крепче сжал парня.

«Виноват! Вам этого не достаточно? А то, что меня больше года ежедневно ебли во все щели? Их было много... очень много... огромных, крепких... безжалостных...» - сердце стучало так сильно. Доктор нахмурился, слова Нахуна попали в больное место, но он, продолжая держать его, громко сказал:

«Хватит!»

«Что вам нужно? Возьмите мое тело столько раз, сколько хотите, успокойтесь и бегите прочь. Я не принес никому ничего хорошего за всю мою бестолковую жизнь», - парень почувствовал, как слезы начинают с большой скоростью наполнять его глаза.

«Дурашка ты, крольчонок... Скажу, как есть - Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!»

«Вы... ох, за все это нельзя любить, - Нахун приложил руки к своей груди, указывая на себя. - Уходите! Увидимся на хирургическом столе...»

«Я не уйду», - услышал он в ответ.

«Я не тот человек... что вам нужен...» - первая слеза скатилась горячей дорожкой по щеке.

«Тот...» - не унимался мужчина.

«Моя жизнь... уже не жизнь, а долг. Я спасу как можно больше людей... принесу как можно больше пользы и уйду», - Нахун уже не мог сдерживать громкие рыданий.

«Ты не можешь... уже нет. Я не позволю», - руки Уильямса снова начали гладить парня по спине и голове.

«Зачем... зачем вы это... делаете?» - спросил Нахун сквозь рыдания, но немного тише.

«Что это?» - переспросил мужчина, шепча в ухо.

«Даете надежду... путаете», - также шепотом ответил парень. Этот человек странным образом впустил свет в кромешную тьму, рядом с ним было не страшно, но страшно было осознавать, что этот мужчина хочет быть с ним.

«Малыш, я уже очень давно за тобой наблюдаю. Сначала было просто интересно, а потом... не заметил, как ноги сами несли меня в онкологическое, чтобы еще раз тебя увидеть... Теперь задачка полностью решена, все встало на свои места. И чтобы ты не говорил, я не смогу отпустить тебя. В той сказке, которую ты рассказывал детям, я уверен - Лис точно знал, что Чудо сидит рядом с ним, а Зайчик все искал его в небе. Посмотри на меня. Я рядом и никуда не уйду», - слова были такими искренними, а в голубые озера глаз хотелось погрузиться с головой и никогда не выныривать.

Спустя долгие секунды раздумий, Нахун пробормотал:

«Я здоровый снаружи, но внутри... так много ран... Вы уверены... что хотите с этим связываться?»

«Ты забыл? Я - врач. И я уверен», - улыбка озарила красивое лицо, после чего губы увлекли парня в сладко-соленый поцелуй, сметая все его выстроенные стены, давая ему надежду на то, что душевная боль, которая пока все еще прочно сидела в нем, со временем утихнет.

«Ты справишься, Нахун. Ради своих родителей... ради тех, кто любил и любит тебя. Ты обязательно должен быть счастлив».

Свеча зажглась.