Старая графиня лежала утопая в перине и подушках. Глаза были закрыты, дыхание было тяжелое и прерывистое. Знахарка, получив все необходимые инструкции от врача, сидела у кровати и по времени давала лекарство и следила за состоянием женщины. Это была немолодая женщина, чисто и опрятно одетая. Ее лицо было круглое и излучало спокойствие.
Степан заглянул, она обернулась. Он сделал движение головой, мол, как? Она ответила тоже движением – без изменений. Тихо притворив дверь, он собирался было спуститься, как услышал грохот в соседней комнате. Комнаты больных находились на одном этаже. Доктору так проще было всех сразу навещать. Сегодня доктор был с утра и больше заходить не собирался. Так как в хозяевах остался только Степан, он решил заглянуть к молодому человеку не надо ли чего?
Молодой сосед стоял у окна и пытался наклониться, чтобы поднять опрокинутый столик. Степан подошел. Поднял столик, поставил вазу, которая чудом не разбилась, и кинул в нее цветы. Волосы у парня были взъерошены, он был взволнован, халат распахнулся и Степан увидел, что сорочка скрывала ногу в гипсе.
- Хотел поднять, да не получилось, - и парень приподнял сорочку открывая загипсованное колено, как бы оправдываясь.
- Не беспокойтесь барин, - сказал Степан, помогая ему дойти до кровати.
- А где все? Я давно не видел Варвару Андреевну.
Степан не знал, что сказать. Соврать? Все равно скоро узнает, не сказать, когда барин спрашивают – нельзя. Доктор не давал никаких инструкций по этому поводу. Как всегда, Степан начал тянуть паузу, придумывая, чтобы сказать. На ум ничего не приходило, а молодой человек явно начал нервничать пуще прежнего. А. Была-небыла. Все одно уже виноват во всех грехах. И рассказал все.
Владимир Петрович сначала побледнел, потом покраснел и к концу истории вскочил с кровати. Он стал «метаться» по комнате переваливаясь из стороны в сторону из-за ноги и гипса. Хватался за и без того взъерошенную голову, халат распахнулся совсем, палка с костылем валялись прямо на полу и он дважды чуть не убился через них. Степан убрал их в угол. Молодой человек рвался спасать Варвару Андреевну из плена, только какого никто не знал. Потом стал хватать вещи. Одеваться. Кое-как при помощи Степана, он оделся и спустился вниз. В карету сесть он не мог, поэтому Степан пригнал повозку и постелил барину сукно, дабы не запачкался. Поехали к месту происшествия.
Долго ходил молодой сосед вокруг да около того места. «Чудной барин», - подумал Степан. Он приседал, даже лег при помощи управляющего и что-то высматривал, вынюхивал. Потом взял какой-то окуляр, большой и круглый, и долго смотрел на землю. Вернувшись домой, молодой барин притомился и не смог сразу подняться к себе. Сели в кабинете Варвары Андреевны. Он долго сидел задумавшись и прикрыв рот рукой. Потом, как бы невзначай спросил:
- Карета тяжелая была. Отчего?
- Так особая. Для особых парадных выездов. С гербами, вензелями. Золотом-серебром украшенная. Если не ошибаюсь, царем жалованная за особые заслуги. Я когда мальцом пришел, была уже.
- В упряжке четыре воронных?
- Да.
- Четыре конных спереди, четыре – сзади?
- Так, точно, - еще больше удивляясь, сказал мужик.
- Значит верно, напали десять конных, двадцать пеших. И еще кто-то… Не могу пока узнать, затоптано немного. Если карета ценная, скорее всего грабеж. Варвара Андреевна была в дорогих украшениях… Если ограбили, то почему не отпустили? Выкуп? Вполне возможно, - сам с собой размышлял сосед. – Где тогда письмо? Письма приходили?
- Да. А как же?! Почти кажный день корреспонденцию получаем. Хозяйство большое, присмотр нужен.
- Анонимные были?
- Какие? – не понял мужик.
- Без подписи. Без отправителя.
- Нет. Окромя вашего, - боязливо вспомнил управляющий.
- Ах, да, - вспомнил парень. – Где оно? Его надо срочно найти.
- Не знаю. У хозяйки.
- Где она хранит письма? Ценные письма.
- Так. В столе. В шкатулке.
- Здесь в столе?
- Да.
- Где ключ?
- При барыне. Я не ведаю. Шкатулка?
- Там же.
- Его надо открыть.
- Извините барин, на такое я не пойду. И так мне головы не сносить, но ломиться, али помогать ломать хозяйкино имущество не стану. И так на меня Анастасия Кузьминична осерчала, до крайнего. Там особо личное.
- Пристава надо позвать. У него есть полномочия и власть.
- Ой, барин! Не загуби совсем! Хозяйка была ко мне так добра! А если вернется завтра, а тут… Барииииин! – и кинулся в ноги со слезами.
Отшатнуться, или встать, молодой человек не мог и только сказал, чтобы хоть как-то успокоить мужика:
- Встань! Завтра видно будет. Завтра опять поедем на место. Хочу за следом проследить. Куда карету повезли.
Обер-полицмейстер Никита Федорович Распушин, появился на пороге дома Степана поздно вечером, когда ужин давно прошел, и пора было бы уже укладываться в постель. Степан сидел в одной распущенной рубахе и портках, за столом, положив голову на сложенные руки и горько плакал. Плотный мужчина в форме провел пальцем по пышным черным усам и кашлянул. Мужик поднял заплаканное лицо, потом встрепенулся, быстро вытер рукавом глаза и встал поклонившись. Мужчина оглядел комнату, снял головной убор и сел за стол перед мужиком, который продолжал стоять. Махнув рукой, чтобы и тот сел напротив, он сказал:
- Вот что Степан Иванович! Сказывай, как дело было. Знаю-знаю, что уже не раз рассказывал, а мне еще раз во всех подробностях.
Выслушав рассказ мужика, Никита Федорович стал задавать вопросы, чтобы узнать мельчайшие детали происшествия. Потом спросил:
- Сам где был?
- Дома.
- Кто может подтвердить?
- Никто. Ночь была. Спал я. Живу, как видишь, один.
- Ты не особо умничай. Зови Кузьму.
Выслушав рассказ молодого парня. Никита Федорович узнал, кто привез раненых. Оставалось найти свидетелей. Дело было плохо. Из раненых в живых остались трое, и те были в беспамятстве. Расспросив приглашенных на бал, а на это ушло ох немало времени, начальник узнал, что графиней интересовалось двое молодых людей, которые впоследствии танцевали с ней и пытались завести амур. Особенно один. При прощании, он бросил неосторожно другу фразу, что мол при любом раскладе, вскорости будет графиня его. И… Пропали. Сразу после бала. Как в воду канули, вдвоем. Тут еще бунт этот. Большинство зачинщиков сбежало. Сбежало и прихватило с собой окромя имущества хозяина, еще мужиков, да баб Прохорова подговорив их на восстание. Не забыли с собой забрать имущество Прохорова и самого хозяина с семьей. Осталось совсем мало людей у Прохорова и спаленного соседа. Императору докладывал каждый день. И с каждым днем, заходить в кабинет, было тяжелее и тяжелее. Император все больше серчал. Не кричал, не топал ногами – нет. Говорил тихо, четко, по-деловому, а внутри от голоса государя у Никиты Федоровича все дрожало. Что делать?