Элизабет уже не помнила о боли. В этом и есть первое чудо человеческого тела: забывать о том, что было несколько секунд назад, сохраняя лишь смутные очертания и свою критическую оценку произошедшему. Лизи была напугана. Что уж и говорить о том, что уйти из жизни в девятнадцать не входило в ее планы, но то, с чем девушка встретилась за гранью жизни, оказалось намного абсурднее.

Вокруг было совершенно темно. Лизи сильно зажмурилась, отсчитала несколько секунд, открыла глаза – ничего не изменилось. Темнота была абсолютной, и Элизабет не могла дышать.

Ее страх оставался властен над памятью. Всегда.

Когда маленькой Лизи было не больше четырех, старший брат решил разыграть ее за пару дней до Хэллоуина. В ту ночь Джонатан вырубил свет во всем доме, когда малышка шла по большому широкому коридору. Она потерялась в темноте, брат прятался под кроватью в гостевой комнате, а родители были слишком далеко и не слышали плача. Лизи шла и шла до тех пор, пока в темноте не загорелись два светящихся глаза, сердце малышки не екнуло, пол не оборвался, и она не полетела вниз.

Элизабет не помнила того мгновения, когда оказалась на полу у лестницы, она помнила лишь, что падала целую вечность, потому что темнота не имела формы и была тем самым Ничем, монстром, который и жил под ее кроватью долгие годы. Лизи было очень страшно.

До сих пор.

И не так была страшна ночь, как монстры, скрывавшиеся в пустоте под ее покровом. Элизабет обхватила руками плечи, крепко сжала и попыталась унять дрожь во всем теле, но оно совершенно не слушалось. Темнота вокруг обретала форму, пульсировала разноцветными кругами на оболочке глаза, вращалась и вытягивалась, она была чем-то отличным от реального мира, и Элизабет никак не могла понять, где, в конце концов, находится.

Пальцы Лиз пробрались под тонкую материю рукавов, обхватив руки повыше локтей. Элизабет попыталась согреться, но кожа вновь покрылась мурашками, а озноб лишь усилился. Стоя здесь, в полной неизвестности, не чувствуя ничего, кроме парализующего холода, она была слишком уязвима. Элизабет закрыла глаза, мысленно сосчитала до десяти, игнорируя колотящееся сердце, снова сильно зажмурилась, и распахнула глаза темноте. Лизи понимала, что бездействуя здесь, она ни на шаг не приблизится к спасению, и вряд ли в самом абсурдном месте в самом абсурднейшем из миров кто-либо придет ей на помощь.

Лизи медленно опустилась на корточки, выставив замерзшие руки вперед, и подумала о том, что теперь, как в старых некогда любимых фильмах, благодаря которым оно коротала одинокие вечера, Элизабет в полной неизвестности предоставлена исключительно самой себе.

Если это и был тот самый ад, то, по крайней мере, Лизи хотелось достойно в него войти.

Она сделала несколько глубоких вдохов и принялась ощупывать землю руками. Жесткая, каменистая, влажная и очень холодная, она скорее напоминала какую-то огромную пещеру.

– Эй! Здесь кто-то есть? – на одном дыхании крикнула Лизи.

­«...есть...» – эхом откликнулись невидимые стены.

Элизабет наклонилась поближе к холодной почве и поползла на четвереньках.

«Если здесь есть эхо, значит, есть стены. Если есть стены, есть и выход, верно?»

Элизабет цеплялась за мысль о спасении, как цеплялся бы любой человек, оказавшись даже за гранью жизни. В этом была их суть. Она ползла вперед очень медленно, тщательно прощупывая камни, которые зачастую оказывались довольно острыми.

Как известно, если лишить человека одного из органов чувств, значительно обостряются другие, но как ни старалась Лиз вслушиваться в малейшие шорохи и внюхиваться в гнилой запах сырости, единственной ее сильной стороной в этом абсурдном положении была исключительно тактильная. Уже спустя несколько метров руки наловчились перебирать мелкие камушки и избегать небольших, но острых валунов. Если поначалу Лизи казалось, что иногда она натыкается пальцами на панцири каких-то небольших жуков, то теперь в этом не было никакого сомнения.

Элизабет не испытывала сильной фобии насекомых, но, как и любая девушка, обладала острой неприязнью к этим мерзким многоногим усатым тварям, и натыкаясь на них в кромешной темноте, нередко тихо вскрикивала и зажмуривалась от отвращения.

Некоторые шустро шевелили лапками и тут же убегали из-под пальцев Лизи, и она одергивала руку, иногда же она натыкалась на что-то склизкое и пульсирующее, и на секундочку вскрикивала чуть громче. Здесь, в каменистой почве возились на редкость огромные черви, и уж они-то не отличались юркостью, присущей маленьким жукам.

Элизабет казалось, что она ползет в этой темноте уже целую вечность. В очередной раз наткнувшись на сплетенного в кольцо червяка, она отдернула руку и вскочила на ноги. Спина затекла, и шею неприятно покалывало, и Лизи, в конец опустошенная отвращением, не могла перевести дыхание.

«Существует ли вообще выход отсюда?» – подумала она, нервно покусывая губу, и чувствуя, как капелька крови появляется на лопнувшей коже.

«Если я чувствую все это, если я чувствую боль, значит, я жива».

«Но где я?»

Этот вопрос во всевозможных вариациях возникал у нее в голове, пульсируя и сжимаясь как органический мир на дне пещеры. Элизабет не имела ни малейшего понятия, куда двигаться дальше, но цеплялась за мысль, что добраться необходимо именно до стены, чтобы дальше было легче двигаться к выходу. Снова закусив губу и смахнув капельку крови, Элизабет вздохнула и опустилась на колени, вновь отправившись в путь.

Пещера была безразмерна. Сколько бы Лизи ни продвигалась вперед и не прощупывала пространство вокруг себя на расстоянии вытянутой руки, не встречалось ни одной преграды. Со временем Элизабет начала больше внимания уделять и звукам. Пригибаясь к земле, она отчетливо слышала копошение в слоях песка и почвы, поднимаясь на ноги – как с потолка что-то постоянно капала.

«Сталактиты и сталагмиты», – подумала Лиз, вспомнив парочку умных слов из школьной программы, но так и не вспомнила, чем же они друг от друга отличаются. В конце концов, Элизабет решила вернуться к проблемам насущным и стала чуть быстрее и менее старательно пробираться вперед.

Спина и шея затекали от длительного нахождения в неудобном положении, руки со временем уже не могли столь тщательно перебирать камни. Элизабет показалось, что в какой-то момент почва стала более влажной, нежели в начале, и это осознание послужило стимулом с новой силой начать поиски выхода. Неожиданно руки Лиз наткнулись на груду камней, которые лежали прямо у нее на пути, и когда ее пальцы потянулись за верхним, они тут же провалились в две большие дыры в нем. Большой круглый камень не умещался в ладони, и посередине него была еще одна, третья, дырка. Проскользнув по камню еще чуть дальше, Элизабет поняла, что щупает чьи-то зубы.

Она подскочила на ноги и закричала намного громче, чем прежде. Сомнений не было: чей-то череп лежал на груде чьих-то костей. Задыхаясь от крика, перемешанного со страхом, Лизи снова упала на четвереньки, отползая подальше от скелета, и тут же лбом врезалась в сырую стену пещеры.

Она была покрыта какой-то мерзкой слизью, выступающей на рубцах, и стараясь не задумываться о создаваемом отвращении, Элизабет стала продвигаться вперед. Шаг за шагом она пыталась сконцентрироваться на своем дыхании, делая его размеренным и не впадать в панику. Вскоре Лиз подумала о том, что стоит прощупывать каменистые стены тщательнее, возможно там скрыт выход. Но увы, пещера была сплошной, без дыр и щелей.

Лизи цеплялась за стену левой рукой, а правую выставила перед собой, когда наткнулась ею на стену. Пещерный тоннель поворачивал направо, и стоило Элизабет пройти еще несколько метров, как она заметила слабые лучи света, что пробивались откуда-то спереди. Ее дыхание участилось, шаг ускорился, и спустя несколько минут Лизи уже отчетливо видела перед собой выход.

В нескольких метрах на высоте, ненамного превышающей ее собственный рост, мелькал выдолбленный в скальной породе лаз. Элизабет оставалось лишь добраться до него. Все еще оставаясь в неосвещенном подземном туннеле, Лизи двинулась вперед, сделала шаг, и тут же ее нога провалилась в пустоту, сердце ухнуло к желудку, отразившись дикой болью в висках.

Элизабет опустилась на корточки и пошарила в темноте руками: дальше лежала пропасть.

***

Еще прежде, чем Август открыл глаза, он подумал о том, что земля нынче не очень уж устойчивая, и почему же его изрядно покачивает, если он лежит, прижавшись к ней всеми точками опоры. Но качало так, что начинало тошнить, и поэтому, когда Гас открыл глаза, то первым, что он увидел, было абсолютно чистое небо. Такого приторно-голубого, неестественно-акварельного оттенка, что парень попытался сесть, боясь, что его и вправду стошнит. Он отбросил руку чуть вправо, и она оказалась в воде. Сердце Августа в одно мгновение увеличило свой ритм в несколько раз, и он с ужасом оглянулся вокруг: вода была повсюду.

Она уходила на многие мили, до самого горизонта, прикрытого серой полосой тумана, переходящего в матовый оттенок неба. И среди всего этого кошмара была лишь небольшая колючая доска, на которой Август плыл в никуда.

– Вот черт! – воскликнул парень, ерзая на месте, – черт, черт, черт!

Все его одежда в момент намокла, и он даже успел задуматься о том, куда же делся его лыжный костюм, почему желудок скрутило спазмом: то ли от внезапного голода, то ли от дикого страха, и почему, в конце концов, в аду так отвратительно мокро.

– Так, Робинзон, давай мыслить здраво: нам нужно добраться до берега. В какой стороне берег?

Август еще раз внимательно огляделся по сторонам, но ничего нового так и не увидел. Наоборот, туман стал еще плотнее, и казалось, намного сильнее приблизился к брошенному в море путнику. Август задумался и не нашел в своей памяти ничего умнее, как облизать указательный палец и поднять его над головой, пытаясь определить направление ветра. Ветерок был очень слабый, близкий к штилю, и дул Августу в спину, медленно подталкивая его «лодку» вперед.

Парень несколько секунд смотрел на воду, чувствуя, что не движется практически совсем, и наконец, глубоко и отчаянно вздохнув, снял с себя часть одежды и слез с доски в воду. Она оказалась чуть холоднее, чем он предполагал, и из-за этого, Гас едва ли мог двигать ногами, что и выходило у него достаточно неуклюже и даже не то что по-собачьи, а скорее как у старого кота, у которого отказывают лапы.

В принципе, как и коты, Август не любил воду и всегда отказывался иметь с ней дело. Он не умел плавать, страдал морской болезнью и ненавидел даже детские лягушатники. В детстве он чуть было не утонул в озере на рыбалке с дедушкой, который уже к тому времени большую часть времени был смертельно пьян, и тогда Август лишь каким-то чудом выбрался и остался жив. Сейчас же он надеялся на это же чудо, но боялся куда больше, чем прежде.

«Что случилось, черт возьми?» – думал он, все еще медленно перебирая ногами и держась руками за доску, толкая ее вперед.

– Кажется, я свихнулся. Да, точно. Кажется, на этот раз старина Гас вляпался по самое «не хочу».

Спустя несколько минут Августу пришлось признать, что он уже изрядно устал и вряд ли намного приблизился к цели. Туман же, наоборот, казалось, был быстрее и стал ближе на несколько метров. Август замер, покачиваясь на волнах, и положил голову на скрещенные на доске руки.

Что-то коснулось его ноги в воде и тут же исчезло. Август мгновенно открыл глаза, которые тут же округлились от удивления, задергался на месте, пытаясь подтянуться на доске, но из-за паники, лишь перевернул ее. Потеряв равновесие, парень перестал держаться на плаву и на секунду вместе с доской погрузился под воду. Барахтаясь в воде руками и ногами, пуская брызги, Августу удалось снова вырваться на поверхность и прижаться к доске. Он откашлялся и перевел дыхание, слыша, как быстро колотится сердце от страха, паникой обуявшего разум.

Август сделал несколько глубоких вдохов и вновь позволил себе расслабиться, откинувшись на доску. Через несколько минут, наконец успокоившись, парень подумал о том, что за чертовщина тут творилась, оглянулся и заметил как несколько теней извиваются в воде следом за ним.

Паника вернулась. Август схватился за доску чуть подальше, подтянулся еще раз и полностью оказавшись на ней, почувствовал резкую жгучую боль в ноге. Довольная большая водяная змея вцепилась в его икру, Август закричал, дернул тварь на себя и отбросил ее подальше в воду. Там, где их было уже несколько десятков и все следовали за парнем.

Боль в ноге была адская, кожа распухла вокруг укуса. Август с ужасом поглядывал на рану, сдерживая очередной прилив паники.

«Надо отсосать яд», – подумал Август, все же нервно хихикнув над этим предложением.

Доску стало бросать на волнах, штиль перерастал в небольшой шторм. Август лежал прижавшись к доске, теряя чувствительность в раненой икре и с опаской поглядывая на водных тварей.

«Черт, черт, черт», – у него совершенно не было идей, что же делать дальше.

Август пробовал осторожно грести руками, держась подальше от змей, что тоже было слабой гарантией от нападения. Так прошло еще около получаса, очень длинного, адски длинного времени страха и отчаяния. Нога Августа опухла еще сильнее, совершенно отказала в движении, и он впервые в жизни словил себя на мысли, что пытается молиться.

Туман становился ближе. Здесь он казался плотным облаком газа, таким непроницаемым, что невозможно было различить, что скрывалось за ним. Теперь до границы тумана оставались считанные метры, а волны все гнали Августа вперед.

Парень еще пытался грести руками, и тут одна из змей промелькнула рядом, раскрыв пасть для укуса. Август дернулся, перехватил ее другой рукой, потеряв равновесие. Доска качнулась и перевернулась как раз на границе с туманом, и Август снова упал в воду, полную диких тварей.

Он стал отчаянно брыкаться, все никак не всплывая на поверхность, и внезапно коснулся дна.

«Дно...» – промелькнуло в угасающем сознании. Август попытался оттолкнуться ногами, и вскоре у него получилось оказаться на поверхности. А дальше был берег.

Август, в очередной раз, отбиваясь от своих истинных страхов, бросился к суше, и выполз на песок, пытаясь отдышаться, чувствуя жгучую адскую боль и то, как унизительно щиплют в глазах слезы.

Но змеи его больше не преследовали.

***

Элизабет карабкалась вдоль стены, цепляясь за выступы на скальной породе. Выход становился все ближе и ближе, но под ним лежала пропасть, и у Лиз была лишь одна попытка спастись. Ей еще никогда не было настолько страшно. Сердце бешено и больно стучало в висках, ладони становились влажными, отчего Элизабет боялась соскользнуть с камней, но выбора у нее не было.

Она добралась до небольшой выступающей площадки, где могла спокойно встать и перевести дыхание, и где до лаза оставалось совсем немного. Лизи пошарила по стене в поисках выступающих участков, но так и не наткнулась на то, за что можно было зацепиться.

Страх все сильнее пульсировал в висках. Лиз откинулась на стену пещеры, закрыв глаза и чувствуя отчаяние, подкатившее к горлу. Внезапно она почувствовала себя такой слабой, такой беспомощной маленькой девочкой, что слезы сами брызнули из глаз, из-за чего головная боль стала еще сильнее.

«Господи... за что мне все это, Господи...»

Лизи стояла так довольно долго. На площадке, достаточно узкой, без возможности сесть или даже опуститься на корточки, не было возможности оставаться долго: затекали ноги. Элизабет перевела дыхание и снова взглянула на выход. Довольно далеко, не дотянуться с места.

«Только если...»

Прыгать.

У Лиз не было другого выбора. Она простояла в нерешительности еще несколько минут. Элизабет понимала, что не стоит тянуть, ибо с затекшими ногами шансов оставалось куда меньше.

«Во всяком случае, я не удивлюсь, если это окажется каким-то чертовски правдоподобным сном», – подумала она и прыгнула.

Пролетев над пропастью, Лиз зацепилась руками за края лаза, взвыла от боли и бессилия, но все же сумела подтянуться на руках, и тут же оказалась на поверхности. Сил не было никаких. Элизабет распласталась на большом валуне, горячем от палящего солнца. Голова разболелась еще сильнее, руки и ноги тряслись от пережитого страха, а мысли все никак не собирались в кучу. Элизабет чувствовала, как все внутри переворачивается, поднялась на колени рядом с сухим кустом, и ее вырвало.

Желудок сводило спазмом. Тело Элизабет больше ее не слушалось. Она пролежала здесь довольно долго, чувствуя навязчивый запах рвоты, но, в конце концов, собралась с силами и поднялась на ноги, огляделась по сторонам: впереди был пляж, позади – лес.

Элизабет направилась к воде с надеждой умыться, когда заметила на берегу человека.

– Эй!.. – слабо крикнула Лиз.

– Эй! – еще более слабо откликнулся Август.

– С вами... с вами все в порядке? – спросила девушка, подбегая к распластавшемуся по песку полуголому парню, но тут же залилась краской и стыдливо отвернулась.

– Не назову это нормой... скорее чьей-то хреновой шуткой, – болезненно усмехнулся Август, поворачиваясь на бок и не скрывая отвращения от распухшей ноги.

Элизабет глянула на него исподлобья и опустилась на колени рядом, рассматривая рану.

– Господи...

– Можно просто Август, – рассмеялся парень, протягивая руку.

– Элизабет.

Лизи была вконец разбита, и ее даже слегка шокировала легкомысленная радость Августа в его еще более, чем отвратительном положении. Но она чувствовала исходящую от него самоуверенность, которая так же, как и всегда, бросало девушку в краску.

– Можно я...? – Элизабет указала на рану, Август кивнул.

Девушка подошла к воде, где к берегу прибилась небольшая доска с остатками одежды. Лизи оторвала часть от брюк и опустила материю в воду. Она была совершенно чистая и немного прохладная, Элизабет умылась, сгребла в охапу оставшиеся брюки и вернулась к парню. Крепко перевязала рану и опустилась рядом на песок.

– Как вы сюда попали? – спросила Лиз, все еще стыдливо смотря куда-то в сторону.

– Понятия не имею, если честно, – Август уже едва шевелил языком. – Последнее, что я помню, – это чудовищная, просто адская боль. Здесь, – он указал на живот, где теперь не было никаких следов.

Элизабет кивнула.

– Я тоже помню боль.

Внезапный порыв ветра заставил их обоих вздрогнуть, а ощущение ледяного пристального взгляда – обернуться.

Август и Элизабет увидели перед собой Человека в черном, и весь его вид, как и при последней встрече, был просто идеален. До абсурда. До сумасшествия. Его губы растянулись в улыбке, но по спине Лиз пробежал холодок.

– Первые прибывшие. Я рад, что ими оказались именно вы.