Акт I. Под землей.

По ушам бьет сирена. Сейчас восемь утра, и по всему Бункеру разносятся крики погибающего кита. Вильям уже привык к этому, в отличии от меня. Выглядит он сонно и устало. На работе он теряет слишком много сил, и вместо стройного подтянутого парня передо мной сидит сутулый очкарик с черными кудрявыми волосами. Мне всегда нравились его волосы, их приятно трепать, хоть Вильям этого не любит.
Помню, когда Вил, будучи четырнадцатилетним мальчишкой, пропадал на стрит-воркауте, после чего бежал играть в футбол. Одноклассницы его обожали, и всегда мне мило улыбались при встрече. Я помню его первую девушку. Вильям просил меня доставать денег у папы, чтоб тот мог подарить ей цветы. Ее звали Ребеккой, тихая милая девушка. Она мне нравилась. Втайне от отца он приглашал ее домой, а мне велел молчать. Тогда он пытался отправить меня играть во двор, но Ребекка всегда звала меня обратно в дом и дергала мои щеки.

И все же, в один день я отказалась заходить домой, и играла в куклы на заднем дворе. Я забыла сумочку своей куклы в моей комнате, и мне пришлось пойти за ней. Проходя мимо комнаты Вильяма, я увидела в приоткрытую дверь, как он целовался с ней. Он как будто пытался ее съесть, а Ребекка отвечала ему тем же. Она открыла глаза и увидела меня, пятилетнею девочку, наблюдавшею за первым поцелуем моего старшего брата. Ребекка хихикнула и оторвалась от его губ. Я успела забежать к себе, перед тем как Вил обделил меня своим недовольным взором.
Сирена перестала жалобно выть, и я с неохотой встаю с кровати. Наша "квартира" делится на четыре части. Одна из них моя малюсенькая комната, в которую вместились лишь кровать и небольшой шкафчик с пылящимися на ней книгами. Книги здесь есть лишь у некоторых, ведь после войны все, что сохранилось, ушло в частную собственность СБЗ (союз Бункеров Земли). Между всеми Бункерами разделили все сохранившиеся книги Земли, и заперли в библиотеки, где теперь их можно найти лишь там. Моя самая любимая книга –– сборник работ А.С. Пушкина. Особенно я люблю стихи и рассказы, где упоминается об образе Земли. Образ золотых полей ржи, гор Кавказа я могу лишь выдумывать у себя в голове.
В детстве мы посещали один из диких пляжей, где помимо нас отдыхают лишь раки. Тогда мама была еще с нами. Наш желтый "Жигули" останавливался у каменистого берега, а я выбегала самой первой, стремясь потрогать воду. Купаться мне запрещали, и поэтому я скакала по камням, пока отец брал Вила и уходил с ним прыгать с берега.
Я наблюдала за крабами, они балдежно щелкали клешнями. Мама сидела в нашей машине, положив ноги на бардачок, и читала книгу. Она потрясающей красоты человек. Золотые волосы ложатся на плечи, зеленые глаза закрыты солнцезащитными очками. Стройная фигура, миниатюрный острый нос, пухлые розовые губы. Я не знаю ее нынешнего образа. Возможно, ее уже нет в живых. А может она в соседнем Бункере вместе со своим новым молодым человеком.
Тогда на пляже меня укусил краб, и на мой крик подбежала мама. Она осмотрела мой палец, достала из походной сумочки какую-то жидкость и брызнула, прям в ранку. Оттуда просочилась белая пенка, и я скривилась от боли. Мама дунула на палец, улыбнулась, произнесла волшебные слова и спросила: "все еще болит?". А я глянула на нее как на волшебницу, забыв о боли. На крик подбежали папа и Вил.
–– Что случилось? –– глотая воздух, спросил папа.
–– Всего лишь маленький крабик укусил нашу Эрику, –– мило улыбнулась мама и дернула мой нос.
–– Раз ничего страшного не произошло, то пойдемте, проводим солнце за горизонт.
Мама вела меня за руку, обняв другой рукой папу. Вильям шел рядом со мной. Вместе мы залезли на булыжник и уставились на огромное желтое солнце. Лучи пекли нам глаза, но упустить такую возможность: глянуть на этот удивительный закат, было нельзя. Это был самый красивый закат в моей короткой жизни на Земле. Я обняла ноги Вила, которые были на уровне моих ручонок, и прижалась к маме. Это был последний раз, когда я действительна была счастлива. Вся семья была рядом.
Сейчас я смотрю на Вильяма, спустя десять лет после войны. Он жив. Он дышит. А я вместе с ним. Он медленно пережевывает кашу. Я не хочу есть, хочу лишь снова прижаться к папе и маме.
–– Вил, я люблю тебя.
Вильям поднимает взгляд, и теперь на меня смотрят мамины бездонные глаза. Глаза мамы на лице Вила – единственное, что у нас осталось от нее.
–– Я тебя тоже, Эрика, –– отвечает он, и его глаза снова опускаются в тарелку.

Сегодня мне поручили быть в инженерном корпусе, которым управляет мой брат. Я быстрым шагом направляюсь к нему в кабинет. Он сидит за своими бумагами, не отрывая взгляд. По нему видно, что он устал от работы, и мне его жаль.
–– Вил! –– зову его я, но мне уделяется ноль внимания. –– Вильям Пейдж, немедленно оторвись от бумаг!
–– Эрика, почему ты не на работе? –– поднял голову мой старший брат, удивившись моему голосу. Он недоволен тем, что его оторвали от работы.
–– Номер двести тридцать четвертый –– Инженерный корпус –– главный администратор Вильям Пейдж, –– отчеканила я голосом девушки, что всегда объявляет все новости по громкой связи, сделав каменное лицо.
–– Теперь мне весь рабочий день слышать твой надоедливый голос,– вздохнул Вильям, растянув на лице старую, почти забытую, ухмылку.
– А мне смотреть на твой зомбированный взгляд, –– усмехнулась я, глядя в глаза старшего брата.
Вильям улыбнулся впервые за долгое время, и я ответила тем же. Из-за его работы мы толком не общаемся, и снова слышать его несмешные шутки и отвечать ему тем же мне непривычно, но от этого тепло на душе.
Вскоре подошли и другие работники. В инженерном отделе я еще не работала, и все эти чертежи для меня новые. Вильям не торопился нам ничего объяснять –– он сам был погружен в свою работу. Когда он поднял глаза и глянул на пятнадцать человек, ждущих его указаний, то просто сказал:
–– Слушайте, вы еще как сработаетесь, если не будете мне мешать. Так что можете пойти в Лон-Франциско. Держите ваши жетоны за работу, –– объявил он толпе и потянулся к нижней полке за жетонами.
Толпа начала радостно кричать, и строиться в очередь за жетонами. Их выдают после каждого рабочего дня как зарплату. С этими жетонами можно посетить Лон-Франциско –– единственное веселое место в Бункере, или приобрести какую-нибудь вещь, если надоело носить общую серую форму. Меня это не особо обрадовало, ведь я хотела провести день с братом. Очередь рассеялась, и я подошла к Вильяму.
–– Держи жетон, Эрика, –– протянул он мне последний серый жетон, когда потянулся рукой вниз, закрывая дверцу стола.
–– Нет, Вил, я хочу побыть с тобой. Знаешь, как я обрадовалась, что буду именно у тебя. Я думала, что проведу весь день с тобой. Я не буду его брать. Дай мне поручение, и я их выполню, –– проговорила я, глянув в зеленую глубокую бездну его глаз, сделав взгляд, просивший выполнить мою просьбу.
–– Эрика, у меня сложная работа, которая тебе не под силу. Иди, повеселись, –– устало вздохнул он, демонстративно показывая, что мои выходки ему надоели.
–– Но, Вил... –– попыталась я сделать новую попытку, но Вильям перебил мою речь.
–– Эрика, пожалуйста. У меня много работы, –– теперь просил уже он. Прием, который всегда срабатывает против меня. Я –– человек, не умеющий отказать в помощи, и я часто ругаю себя за это.
–– Тогда обещай, что будешь сегодня дома в шесть! Как только работа закончится, –– перевела ход игры в мою пользу. Если я не смогу провести с ним день, то проведу вечер, болтая ни о чем за кружкой чая, как было всего год назад.
–– Эрика, у меня... –– начал он, но я не намерена выслушивать его отмазки.
–– Пообещай! –– настаиваю я.
–– Хорошо! А теперь иди! –– психанув, Вильям соглашается на мои условия. Моя цель выполнена.
Я подошла к столу, забрала жетон, презрительно глянув в его глаза, и ушла в сторону Лон-Франциско. Сегодня Вильям будет дома ровно в шесть, он обещал, а значит, я добьюсь своего.