Следующим утром я просыпаюсь от грохота шагов в коридоре. Недоумевая, выглядываю из своей комнаты и буквально сталкиваюсь нос к носу с Ялин, расчёсывающей на ходу выкрашенные в розовый цвет кончики своих чёрных волос. Как она умудряется так шуметь, будучи на вид такой субтильной, — загадка.

— Что за спешка? — спрашиваю, одновременно показывая жестами. Немного потренировался, но всё равно не уверен, что выходит правильно.

Однако Ялин меня понимает.

— В конце каждой учебной недели мы сдаём экзамен, — жестикулирует в ответ она. — И я опаздываю! Ты идёшь?

Её вопрос выбивает из меня остатки сонливости, снова бередя моё беспокойство. «Я экзамены должен сдавать? Уже? Даже если пренебречь тем фактом, что я обманщик, притворившийся шаманом, разве не рановато? В Лореттовой речи не было ни слова об экзаменах».

Однако по школьному опыту знаю, что прогуливать контрольные — идея плохая; учителя в таком случае мстят и подсовывают задания вдвойне сложней, когда наконец придёшь. А прийти рано или поздно придётся, потому что плана побега у меня по-прежнему нет.

Так что остаётся только кивнуть, быстро умыться и следовать за Ялин.

༄༄༄

Мы приходим в небольшую мастерскую в рабочей пристройке Великого Храма. Воздух здесь приятно свежий, но окна выходят на глухую стену соседнего здания, отчего складывается ощущение, будто находишься в подземелье, а не чертогах великих волшебников. Столы же тут грязные, уставлены керамическими горшками, старыми фресками и бесчисленными пузырьками с пудровыми красками.

Джая и Валто уже здесь, хмуро разглядывают какие-то кувшины с тарелками, выставленные перед ними.

— Не знала, что ты придёшь, Елисей. — Джая рассеянно моргает, когда замечает нас с Ялин на пороге. Золотые нити в её волосах и кольцо в носу поблёскивают даже в этой тусклой обстановке, точно лучики надежды во мраке. — Ты случайно в магии минералов не разбираешься?

Я качаю головой.

— Почему я не удивлён, — хмыкает Валто, поднимая одну из посудин со стола, чтобы рассмотреть белёсые разводы на её поверхности.

— Чем именно вы занимаетесь? — спрашиваю я, игнорируя его.

— Нам нужно их почистить, — объясняет Ялин, указывая на посуду.

— И в этом весь экзамен? Какое... — «...разочарование». Я ожидал, что нас заставят обращать воду в огонь или стекло в бумагу, но полировать тарелки? Без шуток? В уроках астрономии в школе больше магии было.

Следующие несколько часов разочаровывают ещё пуще, потому что остаётся только сидеть и уныло наблюдать, как остальные пытаются нагреть воду с помощью ауры, чтобы смыть кипятком разводы на керамике, потом призвать ветер, который окажется достаточно мощным, чтобы сдуть грязь, как предлагает Джая, и так далее.

Валто пробует изменить зелёный цвет одной их тарелок на белый, чтобы полосы налёта были не так заметны, но выходит у него лишь оттенок выцветшей голубизны — и я даже не знаю как! Он просто таращится на тарелку целую минуту, не моргая, пока глаза не заслезятся.

Сам же я и не пытаюсь. Что я могу? Никаких кураторов, которые могли бы прийти проверить, как у нас дела, нет, так что по крайней мере в этом плюс. Могу не изображать вид бурной деятельности.

Два часа спустя сдаются уже все, и я, лениво вертя в руках маленький потрёпанный кнут, который, наверное, используют всадники, когда выгуливают коней и ягуаров на праздничных парадах, беседую с Ялин. Ловко перебирая пальцами, она рассказывает мне о разнице между утвердительными и вопросительными предложениями в жестовом языке. Пока что это самое интересное за день.

Краем глаза я также вижу, как Валто и Джая время от времени ещё предпринимают попытки преуспеть в деле, хотя теперь это скорее выглядит так, будто Валто пытается Джаю склеить.

— В тысячный раз, Валто, отвали! — восклицает Джая, когда тот опять подходит шепнуть что-то ей на ухо. — Сказала ж, у меня девушка есть.

— Ты просто меня не примеряла, — лыбится, как имбецил, он.

— Ты ботинок что ли, чтоб тебя примерять? — Джая корчит гримасу, изображая, что её сейчас стошнит. — Тогда отвали дважды, я веган. Не ношу кожу.

Когда Валто в третий раз прямым текстом посылают, его внимание неожиданно переключается на меня. Уперев локти в столешницу, он внимательно смотрит на меня через всю мастерскую, однако в его взгляде теперь никакого флирта, только неприкрытая злоба, будто в его любовных неудачах виноват я.

— А ты б мог хотя бы сделать вид, что помогаешь нам с заданием, Елисей, — говорит он, едко выговаривая каждое слово. — Или Тэйен ничему тебя не учит?

Не собираясь ублажать его раздутое самолюбие, я зыркаю на него не менее едко в ответ:

— Ничему.

— Может, попробовать банальное мыло, без магии... — бормочет тем временем Джая, изучая очередную посудину.

Глянув снова на белёсые полосы на тарелке в её руках, когда она подносит ту к свету, я неожиданно для себя самого осознаю, что видел подобные прежде.

— А это не известковый налёт?

Джая пожимает плечами.

«Если это известь...» Может, нам и не нужна магия? Родители как-то забыли коробку с пуговицами в подвале под открытым окном, и дождевые капли, стекающие по стене, оставили на них точно такие же разводы. Мама тогда очистила пуговицы лимонным соком. «Простая химическая реакция, — сказала она. — Известь является основанием, а лимон кислотой. И одно терпеть не может другое. Тебя что, на уроках химии не научили, Еля?»

— У вас есть лимоны? — Когда все качают головами, я, вдохновившись, подскакиваю на ноги. Если у Лоретто на столе был апельсин, то в Тик'але и лимоны найдутся, верно? «Хоть что-то интересное за день будет».

Быстро добраться до кафетерия, до которого приходится обойти весь гигантский Храм и несколько улиц, не удаётся, однако в итоге лимоны я добываю. Никто не замечает, что я утаскиваю еду с собой, что хорошо, ведь тут и это считается неприличным. Хотя... я ходячее неприличие, по их мнению.

Вернувшись в мастерскую, я выдавливаю лимонный сок на одну из тарелок. Проходит несколько минут, все смотрят на меня как на сумасшедшего, но потом химическая реакция приходит в действие. Известковые разводы начинают растворяться под действием кислоты, обращаясь в крошечные пузырьки кислорода на керамической поверхности, отчего лимонный сок начинает напоминать шампанское.

— Чудо! — с неподдельным восхищением ахает Джая. — Это алхимия?

В ответ я лишь неопределённо веду плечами. «Если бы». Алхимия — процесс творческий, она помогает менять свойства вещей с помощью ауры, которая материализует мысли и позволяет создавать уникальные произведения, как искусство. Но подобной силой мысли обладают лишь могущественные шаманы, она требует немало тренировок и — таланта, которым я обделён. Тут же обыденная, предсказуемая наука, исход которой любой может просчитать. Скукота.

— Понимаю теперь, почему Лоретто не прочь тебя обучать, — замечает Ялин. — Ты находчивый.

— Никакой он не находчивый. — Валто выглядит ещё рассерженнее теперь, когда моя идея сработала. Уголки его рта насупились вниз, а взгляд надменно прищурился в мою сторону, из-за чего его аристократично прямые черты лица исказились как ломаная фигура. — Елисей даже не чистокровный, родители у него не шаманы. Может, прапрабабка его однажды перепихнулась с колдуном, а теперь он по счастливой ошибке унаследовал магию. Талантливым, как твердят слухи, ему не быть, сколько б ни старался, потому что... — Наклоняясь через стол, Валто заглядывает мне в глаза, и на его губах расцветает гаденькая усмешка. — ...как и его родители, он рождён прислугой, а не чудотворцем.

«Прислугой? — Зубы скрипят, сдерживая внезапно желание врезать Валто по морде, чтоб стереть его самодовольство. — Мои предки правили в Кабракане веками до того, как шаманская императрица устроила переворот и захватила трон! Так кто же здесь рождён прислугой?» Но нельзя поддаваться на провокации. Когда я вспылил в последний раз, то оказался в наручниках и — здесь.

Так что я лишь награждаю Валто испепеляющим взглядом, продолжая стоять неподвижно, как скала.

Однако Валто не сдаётся.

— Молодые шаманы вроде нас троих тренируются с самого рождения, чтобы впечатлить Совет и получить шанс учиться у лучших, а тебе, простокровному с каплей магии, преподносят всё и сразу, Елисей? — рычит он. — И за что? Да тебя, поди, пожалели. Или поспорили на тебя. Пари на то, что смогут подобрать дворнягу с улицы, отмыть, надрессировать и слепить что-то более-менее сносное.

Ялин и Джая, позабыв о посуде, озабоченно переглядываются, наблюдая за нашей с Валто разгорающейся ссорой.

Подстрекая моё негодование, руки у меня сжимаются в кулаки, причём левая вокруг кнута, который я опять подобрал, как вернулся с лимонами. Так и чешется шлёпнуть им Валто как кобылу. Я делаю глубокий вдох, и лёгкие наполняются прохладой мастерской, но гнев лишь жжёт изнутри всё сильнее.

— А тебя, очевидно, никто так и не отмыл, — цежу, не в силах больше молчать. — Потому что ты несносен, Валто! Думаешь, ты избранный? Божественный светлый маг, рождённый творить чудеса? Магия не знает лимитов, она уничтожает всё, к чему прикасается. Это хаос. Зло.

— Я думаю, с нас хватит лимитов. Шаманы и ведьмы подвергались гонениям поколениями.

Специально или нет, но Валто выводит меня из себя только больше, когда раз за разом продолжает поправлять свою белобрысую чёлку, которая уже засалилась от его пальцев, пока он говорит:

— И даже в Кабракане, месте, некогда основанном шаманами, мы не могли пользоваться магией без разрешения, пока старых королей и королев не свергли! Мы были собственностью короны, Елисей, были вынуждены выполнять приказы таких тупых простокровок, как ты. Убивать и умирать ради капризов жестоких тиранов.

Мне хочется расхохотаться в ответ. Так вот, во что он верит? Знаю я эти россказни, клевету, которую шаманы распространяют, чтобы оправдать свою спесь. «Нас однажды обидели, поэтому теперь мы имеем полное право обижать всех в ответ».

Однако императрица Иш-Чель никогда не признавала ничего, кроме неуязвимости шаманов — а ей-то почти триста лет, старше неё никого, и она лично помнит времена, когда мои предки были жестокими тиранами.

И ни в одной известной мне книге по истории не упоминается ни единого плохого слова о моих королях и королевах. Потому что все их любили! Даже шаманы.

Никто не подвергал императрицу гонениям; она была советником последнего кабраканского короля, который доверял ей как родной дочери, — пока она не решила забрать власть себе. Говорят, он слёг от неизвестной болезни и умер так стремительно, что даже шаманы не смогли его вылечить, и завещал трон Иш-Чель, своему верному другу, вместо родных детей. И конечно, его дорогая советница не могла просто его отравить, так? Шаманские боги бы её покарали за это, да-да.

«Только вот почему тогда её законное восхождение на трон вылилось в гражданскую войну, что тянулась годами? Почему детям почившего короля пришлось бежать и скрываться под чужим именем?»

— Ты не один из нас, — заключает Валто, скрестив на груди руки и огибая стол, чтобы встать прямо передо мной. — Ты рождён прислуживать, вот почему знаешь, как чистить грёбаные тарелки. Потому что это твоя обязанность. А что ещё входит в твои обязанности, а? Полы драить? Варить? Подлизываться? Ты ж должен быть хоть в чём-то хорош, раз такому перфекционисту, как Лоретто Тэйен, приглянулся.

Хотелось бы мне знать на это ответ. Я и сам гадаю, как Лоретто уговорили за меня взяться.

Может, в этом-то всё и дело? Валто подослали помочь моему несправляющемуся куратору меня раскусить, доказать, что я не шаман? Заставить меня самого признаться в том, что на деле я потомок отравленного короля, а потом отравить меня так же?

— У Тэйен нет друзей, и сомневаюсь, что кто-то захочет начинать список своих приятелей с тебя, дворняжка... — Буквально вижу, как взгляд Валто загорается от какой-то новой мысли, которую он находит гениальной. — А у Тэйен и любовников нет. Тебя не в бордели ли подобрали? — Оценивающе пробежав глазами по мне сверху вниз, он похабно ухмыляется. — Хотя для шлюхи ты недостаточно красив. К тому же, ещё пару кило, и тебя можно будет назвать жирным.

— Эй! — Джая упирает руки в бока.

В ответ выражение лица Валто на миг теплеет, и он перестаёт хмуриться, переводя на неё взор.

— Ты не жирная, крошка. Формы тебе идут. — Затем он поворачивается обратно ко мне, и взгляд его опять полон плотоядной желчи: — А ему — нет. Скажи-ка мне, Елисей, я неопытен, когда дело касается борделей, но там ценят что-то помимо внешности? Навыки, например? Умение нагибаться, не пискнув, или дерзость нагибать тех, кто выше тебя по статусу? И то и другое? Знаешь, поговаривают, тебя видели выходящим из Тэйеновых комнат в ту самую ночь, когда ты сюда только прибыл. Что вы там делали, а? Тра...

Кнут смачно шлёпает его по губам, прерывая на полуслове.

Валто отшатывается, скорее в изумлении, чем от боли, и горшки с тарелками позвякивают, когда его спина врезается в стол. Однако до того как я успею хлестануть ещё раз, его ноздри раздуваются как у зверя.

Что ж, вот и всё.

Я пытался держать себя в руках, изо всех сил пытался. Но словно наблюдая киноленту записанную в моей голове, понимаю, что делаю, только когда мы с Валто уже летим на пол, сцепившись ногами и руками. Вокруг грохочут блюда и кувшины, а пудра красок сыплется во все стороны, точно приправа для ярости.

Валто крупнее меня, напоминая мне этим Кайла, хотя я никогда не дрался с братом, и я едва успеваю схватить его ручищу прежде, чем та разобьёт мне бровь, пока мы катимся по каменным плитам.

Джая кричит, пытаясь нас разнять, но мы лишь отпихиваем её, целясь кулаками друг в друга.

— Что, я прав, да? — шипит Валто, ударяя меня в живот. — Вы, простокровки, понимаете только физический язык боли и удовольствия. Мозги и магия не для вас!

— А вы, аурокровки, умеете только языками чесать и ломать законы природы! — Мои костяшки с хрустом встречаются с его челюстью. Я вдавливаю Валто в пол, приставив локоть к его горлу, но он тут же меня отталкивает.

— Потому что шлюхи и прислуга даже на это не годны!

— Ненавижу! Убью тебя!

Противоестественно резкий ветер вдруг свистит между нами. Не ветер даже, потому что порыв этот словно соткан из предостережения, выбивающего из равновесия с такой мощью, что кажется, будто на спину швырнули булыжник. Обомлев, секунду спустя я понимаю, что меня откинуло от Валто. Мой позвоночник больно врезается в ножку одного из столов, пока Валто отлетает к противоположной стене.

Поначалу я думаю, что это Джая или Ялин воспользовались аурой, однако подняв глаза, осознаю, что Джая, стоящая неподалёку, ошарашена не меньше.

— Это что такое? — рокочет низкий голос с порога.

Моё сердце уходит в пятки. В испуге дёрнув голову набок, я вижу в дверях Верховного советника Аргироса и беловолосую женщину, которую уже встречал вместе с ним в вестибюле, когда только очутился в Тик'але. Из-за их спин выглядывает Ялин, натянуто, точно с извинением, улыбаясь.

Советник медленно заходит в мастерскую, оглядывая погром, который мы с Валто учинили, и его бородатое лицо, покрываясь красными пятнами, свирепеет. «Неудивительно, мы же устроили драку в стенах священного шаманского города, это преступление. Я устроил».

— Я не виноват! — бросив на меня косой взгляд, обещающий в будущем закончить начатое, Валто подскакивает на ноги первым. — Он псих, он на меня набросился!

— А он меня спровоцировал. — Покосившись на Валто в ответ и потирая будущие синяки на рёбрах, я тоже поднимаюсь. А ведь только-только старые кровоподтёки от драки за велосипед зажили. «Опять карма?»

— Ни один из вас не выглядел так, словно хотел предотвратить ссору, когда мы прибыли. Ни один из вас не кажется невиновным, — замечает Беловолосая. Её доводы каким-то неведомым образом и впрямь звучат рационально и успокаивают, может, благодаря её тихому, мирному тону. Или тут замешана магия? Интересно...

— Ты. — Советник поворачивается ко мне. — Тебя тут вообще быть не должно, юноша. До Испытаний уже меньше двух месяцев, так что у тебя ускоренная программа и персональное расписание с Лоретто.

В ответ я могу лишь моргнуть, растерявшись, отчего мои взбаламученные эмоции окончательно стихают. Пожалуй, я бы знал об Испытаниях, если бы Лоретто пришло в голову хоть чуточку позаботиться о своём ученике и сообщить мне о существовании какого-то расписания, а не просто сунуть книгу мне в руки и исчезнуть на три недели?

— Но... куратор? — осторожно встревает Джая. Значит, Верховный советник и есть её куратор. Тогда она и правда талантливая, раз такой высокопоставленный чин взялся её учить. — Елисей выполнил задание, что вы нам дали.

Любопытство вспыхивает в глазах советника на мгновение, но — только на мгновение.

— Да неужели? — Его брови снова опускаются. Сомневаюсь всё же, что мой фокус с лимонным соком его впечатлит; он не похож на дилетанта, способного спутать химию с алхимией.

Однако прежде, чем я успею выдумать себе оправдание, из коридора доносится эхо новых шагов. Все поворачиваются как раз в тот момент, когда у входа в мастерскую появляется Лоретто Тэйен собственной персоной.

Прибыв, Тэйен замирает на пороге не то нерешительно, не то недоверчиво. Мой куратор выглядит запыхавшимся, совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы понять, что пришлось спешить. И когда Ялин успела всех собрать? Я был уверен, что наша с Валто потасовка длилась не больше минуты.

Воцаряется тишина.

Все смотрят на Лоретто — Лоретто смотрит на всех в ответ, бесстрастно и невозмутимо, хотя юное лицо моего наставника можно скорее принять за ещё одного студента, не учителя.

— Какие-то проблемы? — Тэйен сегодня в аккуратно зашнурованной мантии, фиолетовой, как все кураторы. «Значит, ты помнишь, что тебе меня вообще-то учить полагается». Ещё раз окинув взглядом рассыпанные краски, раскатившиеся по полу горшки, остальных студентов и даже стены, словно растягивая время, глаза Лоретто наконец устремляются на меня: — Что ты здесь делаешь, Елисей? У тебя персональное задание.

Поджав губы, я заставляю себя расправить побитые плечи.

— Нет у меня никакого задания. — «Фигушки, не останусь я сегодня один виноватым. Посмотрим, что скажет советник, когда я скажу, что учитель из Тэйен дерьмовый». — Я вообще не видел вас уже несколько недель, куратор. Не давали мне никаких заданий.

— Значит, книгу ту ты уже вызубрил?

«А-а, семьсот страниц истории...»

— Но я уже всё это читал прежде.

Глумливая насмешка начинает танцевать в уголках Лореттовых губ, и мой наставник даже не пытается её скрыть, когда отвечает:

— Копия, что ты получил в своё распоряжение, является единственной существующей, так что сомневаюсь. — Напоследок ещё раз очертив глазами мастерскую, словно ставя точку, Лоретто поворачивается к выходу. — Прибери тут всё, Елисей. А потом займись настоящим делом.

— Лоретто, знаю, Елисей твой первый воспитанник, — подаёт внезапно голос Беловолосая. — Если тебе нужна помощь или совет...

— Спасибо, но мы отлично справляемся, Зури.

Когда Тэйен уже ступает было за порог, советник Аргирос нарочито громко прочищает горло.

— И всё же, полагаю, как преподавателю, тебе не помешает на собственном примере показать, как у нас делаются дела, — говорит он.

Лоретто замирает.

Сначала я не вполне понимаю, что подразумевают слова Аргироса, однако когда Тэйенова осанка деревенеет, до меня с ужасом доходит: советник просит Лоретто помочь мне убраться. Это не приказ, а всего лишь предложение, но — унизительное. Указывающее на более низкое, зависимое положение Лоретто при шаманском дворе. Да притом ещё и озвученное в присутствии каких-то мелких сошек в лице местных студентов, для которых сплетни — форма познания? Подло.

«Похоже, я не просто уничтожил свою репутацию сегодня, но и репутацию своего наставника. Мне крышка. Лоретто точно захочет теперь мои кишки на кулак намотать».

Валто тихо хихикает.

Я, паникуя, молчу.

Когда Ялин поднимает руку, чтобы что-то спросить, беловолосая Зури — её куратор? — качает головой:

— Нет, Ялин, ты помогать с уборкой не будешь. К тому же, тебе тоже есть что почитать.

Ялин вздыхает.

— Остальные на сегодня свободны, — объявляет советник, довольно кивнув. И с этими словами все уходят.

Все, кроме меня и моего куратора.

༄༄༄

Почти что физически ощущаю, как обволакивает нас время, вялое и вязкое, когда мы с Лоретто смотрим друг на друга, оставшись в полном одиночестве и опасной тишине мастерской. Среди мусора и погрома мой наставник в своём холёной, без маломальского пятнышка мантии совершенно не вписывается в обстановку разрухи, отчего лишь сильнее кажется, что вот-вот произойдёт что-то плохое.

Тревога вьётся, как дым, в груди, пока я жду, когда Лоретто начнёт кричать и меня отчитывать — или сразу бить? — в месть за унижение, заработанное из-за меня перед другими кураторами и студентами.

Однако Тэйен ничего не предпринимает. Лишь барабанит пальцами по бедру, похоже, ожидая действий от меня, наблюдая с не меньшим подозрением.

— Ну... я... — Ничего смертельно острого в руках куратора не вижу. Ветра обезумевшего, способного пришпилить меня опять к двери, не чувствую. Должно быть, это означает, что Лоретто в относительно уравновешенном настроении. — Я помою пол, а вы можете посуду собрать, — предлагаю неуверенно.

Лореттовы пальцы перестают барабанить. Смотрю, как куратор огибает мастерскую, сдвигает инструменты и утварь, расчищая угол одного из столов, а затем запрыгивает, усаживаясь на этот самый стол и болтая ногами.

— Ты помоешь пол, — соглашается Лоретто, одаривая меня флегматичной улыбкой, — и ты же можешь и посуду собрать.

Было б логично, если у меня возникло желание надрать дерзкую задницу этой пародии на учителя за такой ответ, но видимо, вся моя вспыльчивость сегодня израсходовалась на Валто. Да и чего я ждал от шамана, угрожавшего мне ножом у горла во время нашей предыдущей беседы? Очевидно же, не сочувствия.

Весь следующий час, если не дольше, я хожу кругами по помещению, поднимая горшки и кувшины с пола, оттирая их от грязи, составляя так, как они стояли. Удача, что ничего не разбилось, а то мне, наверное, пришлось бы собирать их по осколкам как мозаику и клеить своими ж соплями, потому что ауры на это у меня точно нет.

Лоретто пристально, безустанно за мной наблюдает, но ничего не комментирует. И издёвок я тоже нет — уже неплохо.

— Знаешь, я вообще-то начал драку отчасти из-за тебя, — наконец подаю голос я, когда невыносимо становится от того, что за мной молча следят, как за червячком в банке. Перехожу обратно на «ты», потому что выкать как-то странно, да и Лоретто вроде не против. — Валто сказал... наговорил гадостей кучу, которые касались и тебя тоже.

Всё так же непринуждённо болтая ногами, вокруг которых непокорными складками собирается подол фиолетовой мантии, Лоретто вскидывает на меня бровь.

— Неужели? И ты, Елисей, подумал, я сказочная девица в беде, которой требуется защитник её непорочной чести? Как мило. — В Лореттовых чертах сегодня ни следа утомлённости. Хуже даже, Тэйен выглядит бодро и жизнерадостно, несмотря на необходимость меня терпеть, когда вытаскивает из потайного кармана небольшую коробочку. Отогнув крышку, вынимает оттуда пряник. — В следующий раз подумай получше, ладно?

Таща последний кувшин на стол как раз рядом с куратором, я замираю на полпути. «Пряники». Те самые, которые мне передали родные и, как сказала Гвен, Лоретто приспичило конфисковать — могу узнать стряпню Кайла где угодно! То есть всё то время, что мы не виделись, Лоретто таскается с ними, дожидаясь момента, когда можно будет сожрать у меня на глазах? «Вот же сука».

— Это вообще-то мои, — замечаю, мрачнея.

— Ага. — Сжевав первый пряник, Тэйен тут же принимается за второй. По-прежнему ни капли смущения. — Мне бы и в голову не пришло, что бывают морковные пряники, да ещё и такие вкусные. Они с кориандром? Или там мускатный орех? Хочешь?

— Ты специально, что ли?

— Провоцирую тебя? Может быть. Что, мне тоже вмажешь?

«Ага, чтобы мне потом твоя невидимая магия тумаков отвесила».

— Обойдусь. Оставь себе. Я поем свежих, когда вернусь домой, а у тебя это, может, единственная возможность попробовать что-то, приготовленное с любовью, а не сервированное в кафетерии.

С очередным пряником, замершим у губ, Лоретто как-то несвойственно для себя на меня смотрит. Заторможенно и слегка отрешённо, будто слова задели за живое, и требуется момент, чтобы принять и подавить плохие эмоции. Сомневаюсь в своём успехе, однако.

— Ну, потом не говори, что тебе не предлагали. — Секунду спустя Тэйен с демонстративным аппетитом снова кладёт пряник на язык. Крошки сыплются на шёлковую шнуровку мантии.

Сейчас едва ли время обеда, но я уже сыт сегодняшним днём по горло, когда волочу ноги к раковине в углу, чтобы набрать ведро. Вода, как везде в Тик'але, ледяная. Когда начинаю оттирать рассыпанные по полу краски и цветная мазня пачкает мне штаны, пока я ползаю под столами, Лоретто всё так же непрерывно, внимательно наблюдает за мной. Наблюдает, наблюдает... это жутко выбивает из колеи, но я всё же прикусываю язык и молчу.

— Так что ж такого Валто ляпнул? — спрашивает наконец Тэйен, когда пряники кончаются. — Чтобы врага в твоём лице нажить?

Я поднимаю глаза, но выражение лица у Лоретто нечитаемое. Моему учителю и впрямь интересно, чем задеты мои чувства? Или хочется знать, чтобы потом было о чём с другими посплетничать?

— Он сказал, что мы с тобой... Ну, знаешь. — Когда Лоретто опять выгибает на меня бровь, я невольно закатываю глаза. — Ой, не заставляй меня говорить вслух, понятно же! Он сказал, что меня видели у твоих комнат, когда я получил книгу, которую должен сейчас читать. Только, очевидно, кто бы ни засёк меня на твоём пороге, книгу не заметил. — Делаю нарочитую паузу, выжимая тряпку. — Он ещё употребил слово «бордель», — добавляю, чтобы звучало драматичнее.

К моему разочарованию, Лоретто не находит это драматичным и даже не злится, как я за миг до того, как хлестанул Валто по губам.

— Бордель, серьёзно? — фыркает Тэйен. — И кого из нас тогда создали работать в борделе? По мнению Валто, разумеется.

— Меня. Тебя создали, чтобы бордель посещать.

Нежданно-негаданно Лоретто в ответ начинает смеяться. Длинные волосы весело покачиваются за спиной, губы растягиваются, зубы сверкают, и смех выходит такой беззаботный, раззадоренный, искренний, что я даже останавливаюсь на секунду, вытаращившись. «Никогда не думал, что шаманы способны на что-то искреннее».

— Мы с тобой, ха? — говорит Лоретто, вдоволь насмеявшись и снова фривольно болтая ногами. — Но это же нелогично, неразумно и... вообще невозможно, Елисей. Ты это знаешь, я это знаю, Валто это знает. К чему твоя пылкая реакция тогда?

— Он назвал меня прислугой и шлюхой.

— А ты предпочитаешь быть господином и девственником?

Я сердито выдыхаю.

— Я ни то, ни другое. Может, тебе легко стоять в стороне, когда другие говорят подлости и совершают мерзкие поступки, куратор, но у меня обострённое чувство справедливости. Я борюсь за правду.

— Правда не последний свободный стул, никто её у тебя не отнимет. Она уже тебе принадлежит, раз ты её знаешь, так какой смысл за неё бить морду кому-то? Чтобы доказать? Но на кулаках можно доказать только боль. — После короткой паузы Лореттов взгляд наконец серьёзнеет. Облизав обсыпанные сахаром губы, Тэйен с сожалением смотрит на опустевшую коробочку из-под пряников. — А что до справедливости... ты же понимаешь, что справедливость — это мир во всём мире, так? За мир нельзя ратовать, развязав войну. Это всё равно что убить того, кого любишь, чтобы доказать свои чувства.

Всё натирая полы, краем глаза я смотрю, как Лоретто, говоря, усаживается поудобнее: подтягивает правую ногу и упирается ботинком в столешницу, чтобы положить на колено локоть. Подол мантии разлетается, и под ним выглядывают старомодные серые штаны, до нелепости простенькие по сравнению с роскошной шаманской мантией.

Глянув на меня сверху вниз, мой наставник, очевидно, приходит к выводу, что меня не убедили рассуждения на тему войны и мира, так что продолжает:

— По моему опыту, Елисей, ни один счастливый человек не имеет потребности делать несчастными других. Ты ничего не знаешь о жизни Валто, как в общем-то и я, но что-то мне подсказывает, что задирая тебя, он пытался заставить чувствовать лучше себя. Или же оставить у тебя такой же паршивый осадок, какого у него в избытке. И глянь-ка? Ты подарил ему удовольствие от победы и отдых на остаток дня, а сам полы моешь.

Поколебавшись, Лоретто добавляет чуть тише:

— И если хочешь мой щедрый совет, как учителя, в следующий раз хотя бы попытайся изобразить равнодушие. Оно заставляет задиру чувствовать себя бесполезным. Отказ играть по чужим правилам работает куда эффективнее, нежели попытки побороть агрессию большей агрессией. Не лей воду на воду, а то сам в ней утонешь.

«Легко быть философом, когда руки чистые». — Стоя на коленях, с рукавами по локоть промокшими в грязной, холодной воде и с вонючей тряпкой в руках, я недовольно кошусь на Лоретто исподлобья. Встретившись со мной взглядом, Тэйен слегка наклоняет голову, точно бросая мне вызов, не прочь подискутировать в ответ. За этой готовностью дискутировать в глазах у куратора не скрыто, однако, ни сарказма, ни триумфального самодовольства, ни жалости ко мне.

И не могу не согласиться, что шаман на этот раз прав: мой агрессивный настрой потерпел крах, и я драю полы, точно как прислуга, какой Валто и желал меня видеть.

Физический труд вроде бы должен утешать, ведь иначе придётся учиться управлять аурой, которой я управлять не могу. «И Лоретто в этом признаться не могу». Тем не менее обязанности прислуги не кажутся благословением. Противостоять коварным колдунам — цель благородная, а в том, чтобы притворяться поломойкой ради этого, нет благородного ничего.

— А ты тогда считаешь себя персоной счастливой? — спрашиваю, поникнув.

Лоретто сминает коробочку из-под пряников одним безжалостным, резким движением.

— По-твоему, я выгляжу как счастливая персона?

«Нет». Но почему нет? Разве шаманы, как Тэйен, не имеют всё, о чём можно только мечтать? Место при дворе, всеобъемлющую силу, замысловатые колечки на пальцах, свободу поступать как пожелают и с кем пожелают? И даже мои пряники!

— Ладно, неважно. — Шмыгнув носом, я снова принимаюсь за пол. — Валто всё равно лгун. Он сказал ещё, что шаманы однажды подвергались гонениям.

— Об этом он не соврал.

— Ещё как соврал. Я не идиот, историю знаю. Все её в школе учат.

Выражение Лореттова лица вдруг меняется, и мысли в глазах начинают метаться, будто разрываясь, не в состоянии моментально решить, стоит ли давать мне ещё один щедрый совет.

— В школе ты изучал историю простокровных, одним из каких и был всю свою жизнь до сих пор, а не шаманскую историю, — наконец произносит Лоретто, и левая нога моего куратора, всё ещё свисающая со стола, перестаёт беспечно раскачиваться. — Может, я и не питаю к тебе симпатий, мой драчливый студентишко, но книгу ты от меня получил не потому, что во мне тлела надежда на то, что ты уронишь её себе на лицо и задохнёшься.

«Какой вздор, — хочется заворчать. Ещё и упрямое зелёное пятно на полу отказывается оттираться. — Если б шаманы не были неуязвимы, нашим людям не потребовалось бы больше двух веков на то, чтобы найти способ их остановить, а мои братья бы не потратили почти пять лет на попытки вывести формулу эссенции, способной у колдунов отнять магию! Да и всё равно мы по-прежнему подвергаем себя огромной опасности. В конце-то концов, у императрицы ни много ни мало империя в распоряжении, которую мои предки буквально построили для неё, с альгвасилами и шаманскими вояками, и наверняка шпионами, а у нас лишь кучка бессильных простолюдинов, вооружённых мечтой о светлом будущем, и ничего больше».

Однако то, как слова Лоретто прозвучали...

— Предположим, я поверил, куратор, — начинаю рассуждать вслух, то ли чтобы с Лоретто поспорить, то ли с собой, — и шаманы и правда однажды были рабами, но... как? У вас — нас — невероятная сила.

Лоретто пожимает плечами.

— У каждой силы есть слабости, — говорит. — И чем больше у кого-то сил, тем больше и слабостей, такова уж природа. Она любит баланс. Версия истории, которую вам преподают в школе, та, где шаманы неуязвимы, служит как раз для того, чтобы убедить всех в нашем превосходстве, скрыть слабости. Укрепить мир и власть великой императрицы Иш-Чель. — Последняя фраза на губах у Лоретто звучит сухо, точно песня, повторённая так много раз, что потеряла своё очарование. — Или ты ждёшь, что тебе скажут правду? Выдадут инструкцию к тому, как поработить всех до последнего чародеев вновь?

Ничего я не отвечаю. Не знаю, что сказать, ведь никогда не задумывался об истории в таком ключе.

Лоретто тоже больше ничего не говорит, терпеливо дожидаясь, пока я домою пол, а когда заканчиваю полоскать ведро с тряпкой и убираю их обратно под раковину, тут же спрыгивает со стола.

— Люди редко совершают поступки без причины, — говорит Лоретто, отворачиваясь к выходу и на меня больше не глядя. — Магия не исключение, Елисей. Тебе нужна причина, чтобы её учить. Открой ту несчастную книгу.

И, не прощаясь, Тэйен уходит.

༄༄༄

Как только я снова один и свободен покинуть мастерскую, спешу обратно в Студенческий дом, к книге, что получил от Лоретто. Мой куратор только что буквально признался в том, что не станет учить меня магии, пока я не прочту её, и это-то и должен быть мой счастливый билет — возможность избежать того, что моё вранье вскроется. Но мне хочется знать, кому принадлежит правда. Нужно знать.

Добравшись до своей комнаты и начав перебирать хрустящие от старости страницы, я нетерпеливо отыскиваю главу об основании Кабраканского анклава. Картинок в ней немного, так что неудивительно, что я пропустил её, когда сонно листал фолиант в прошлый раз.

«Великое завоевание», — гласит заголовок. Пульс учащается, когда я понимаю, что ни Валто, ни Лоретто мне не солгали, что это вовсе не та история, которую мне преподавали в школе.

История, что преподавали мне, утверждала, что более четырёх столетий назад шаманы пригласили людей — народ, не наделённый магическими способностями, — из-за океана, чтобы жить вместе в мире и изобилии, обмениваться знаниями и навыками, алхимией и наукой, и строить общество рука об руку. Однако в этом трактате говорится иное, и выглядит он куда старше, чем все мои школьные учебники, так что факты в нём должны быть хоть чуточку, но менее приукрашены переписчиками.

Этот трактат говорит, что всё было как раз наоборот: народ, не наделённый магическими способностями, прибыл без приглашения, завоевал, осквернил и — зверски убил каждого шамана, пытавшегося тому помешать. Конечно, такая версия выставляет аурокровных уязвимыми, так что понятно, почему они предпочли её скрыть, но...

Ком встаёт поперёк глотки, когда я читаю дальше. Шаманов убивала и порабощала армия под предводительством человека по имени Монтехо, чей род и правил в Кабракане на протяжении поколений после.

Мой род.

«Я наследник убийцы».

__________

от автора:

Знаете, что в этой главе, на мой взгляд, самое забавное?) Даже не Валто и его хромой вариант dirty talk и не Еля в роли прислуги, а Ло с пряниками.

У Ели кнут, у Ло — пряники... Эдакая версия плохого VS хорошего полицейских, где Еля решает проблемы грубой силой, а Лоретто изысканно так, непринуждённо сжирает чужие пряники, философствуя тем временем о мире во всём мире и заставляя Елю задуматься, не врезав — в отличие от некоторых — ни разу. И добивается Ло своим методом "пряника" куда больше, чем Елисей с кнутом, между прочим. Ну и... Еле же пряники тоже предлагали, верно? Сам отказался))

P.S. да, я буду звать Лоретто Ло. Нам можно! Еля тоже к этому придёт, но... не очень скоро. Доверие нужно заслужить, сами понимаете