— Возьми меня в заложники?

Ло замирает. В коридоре Храма по-прежнему никого, так что Тэйен позволяет себе забыть на миг об окружающей обстановке, поворачивает голову и смотрит на меня во все глаза. Не скрывает своего недоумения. Таращится так, будто я книга, в которой страницы вдруг оказались не по порядку.

Но потом Лоретто серьёзнеет. Мрачнеет. И наконец хищно прищуривается. Вкупе с засохшей на Тэйеновых щеках кровью выглядит это воинственно и как-то потусторонне свирепо, и мурашки прокатываются у меня по спине. «Отлично, такой куратор мне сейчас и нужен».

— Гвен всё-таки сильно стукнула тебя по голове, да? — заключает Ло. — Сволочь.

— Да нет же, Ло! То есть... не знаю, возможно. — Шишка над виском и правда ноет. — Но дело не в этом.

Когда Лоретто продолжает, не веря, молчать, я указываю на лестницу, которая ведёт вниз, к парадному коридору и главному выходу из Великого Храма.

— Кайл и его шайка продолжают на улицах всё крушить, — говорю, — и прямо сейчас их некому остановить кроме нас. Только слушать они нас не станут; люди, охваченные порывом гнева и куражом войны, не расположены останавливаться и слушать — я помню твои слова, да. Но как насчёт того, чтобы их напугать? Война — это бей или беги, верно? Меня Кайл и Кофи не испугаются, от меня не сбегут, но от шамана? От того самого, хитрого, опасного, непобедимого, который однажды явился в их дом и всех одурачил своей простокровной внешностью, а потом вышел весь в крови и ярости с их младшим братом в заложниках? От которого не скрыться нигде?

Лоретто продолжает, поджав губы, молчать.

Но моё сердце пробуждается от воодушевления. «Вот он, вот наш звёздный час».

— Это будет легко, Ло! Помнишь легенду о Забвенных снах, книгу о древней стране, где зародилась магия? Я прочитал, нашёл у тебя на полке. Историю, где королевич Хэллхейт взял в плен девушку брата своей невесты, чтобы заставить ту его выслушать, когда она вознамерилась его убить, потому что не узнала его в новом теле, в новом воплощении и... Неважно.

Я снова указываю на лестницу, затем на себя. Улыбаюсь, в надежде, что Тэйен хоть улыбнётся в ответ.

— Если Кайл увидит, что ценой его восстания буду я, — добавляю, — он прикажет всем сложить оружие. Одно дело не ставить ни во что моё мнение и рисковать, бросая меня среди шаманов на три месяца, но совсем другое — видеть своими глазами, что моя жить зависит от его сиюминутного решения, так? Не станет же он жертвовать семьёй ради завоевания дворца? Ради куска камня?

Мои слова Ло не вдохновляют. Совсем. Куратор не перестаёт разглядывать меня угрюмо и апатично, точно дожидаясь какого-то финального довода.

— Для Кайла дело не в куске камня, Еля. Дело во власти. А она свела с ума немало людей.

— Как и страх! Нам нужно напугать всех как следует, лишить боевого духа, не больше. Объяснять всё будем потом. Сейчас важно пресечь дальнейшие беды, установить порядок. Надо дать людям понять, что война не стоит того, что цена такой победы слишком высока. Что если могу погибнуть я, брат их предводителя, то и им не выйти из этой бойни живыми. Ты сможешь ещё раз призвать ауру целой тучей? — Я развожу руками, рисуя круг побольше, невольно морщась, когда чувствую, как на содранных локтях натягивается израненная кожа. Но такая мелочь меня теперь не остановит, к боли сегодня я почти что привык. — И так чтоб твоё тело опять мерцало как неземной хрусталь? О, при виде такого простокровки обделаются и разбегутся, клянусь.

Проходит целая минута, давящем своей неопределённостью мне на виски, пока куратор всё обдумывает. Как всегда в такие моменты, мысли в глазах Лоретто мечутся, как звери в клетке, ища выход, взвешивая возможности и прицениваясь. Буквально вижу, как картинка собирается воедино в Лореттовом разуме, как лазейка находится, взгляд загорается...

— Мне не нравится этот план. — Отрезает Ло. Отворачивается и снова начинает идти по коридору в противоположную от выхода сторону, к библиотеке. — Лучше уйти тихо.

Опешив, я пялюсь Тэйен в спину. Но куратор шагает прочь твёрдо и непреклонно, даже не давая мне шанса сказать что-то ещё.

— Почему?

Нет ответа. Ло не из тех, кто объясняется, и выругавшись, я вынужден бежать следом, а на ходу выдумывать дополнительный аргумент. «Неужели Лоретто до сих пор опасается проиграть? После того, как удалось одолеть целую ораву могущественных шаманов в лице советников и Иш-Чель?» Нет, дело в чём-то ещё.

— Ты думаешь, что в суматохе меня могут покалечить? Зря, если дело касается простокровок, я смогу за себя постоять.

Лоретто не реагирует.

— Или тебе не по нраву, что придётся наконец оказаться в центре внимания? — не сдаюсь я.

Забыв после встречи с Мариселой весь свой былой парламентёрский настрой, я начинаю по старой привычке терять самообладание, когда опять не получаю абсолютно никакой реакции от куратора. Чувствую себя клоуном, на которым даже не смеются! Не желая отвечать, Ло вечно начинает всё и всех филигранно игнорировать, и хоть это и ожидаемо, каждый раз вгоняет во фрустрацию. Казалось бы, чем ближе мы становимся друг к другу, тем проще нам должно быть говорить по душам, но Лоретто — омут с акулами. Ничего не скажет, если хоть чуточку настроение не то.

Быть может, это вовсе не скрытность, а своего рода тактика. Молчанием тоже можно много добиться: напугать, пробудить в собеседнике сомнения, чувство вины, тем самым заставив копаться в себе и искать изъян в своих же поступках, пресмыкаться, сдаваться...

Однако сейчас Лореттово поведение оказывает на меня абсолютно противоположный результат. Эффекта неожиданности уже нет, как нет и сомнений, ведь я давно уяснил, что за молчанием Ло прячет вовсе не упрёки, а собственные тревоги. Поэтому внутри у меня, наоборот, всё начинает клокотать от раздражения, от осознания того, что весь день сегодня Ло, упрямая шаманская задница, нагло отказывается делиться важной для нашего выживания информацией со мной!

Негодование просачивается в мой голос, словно дым, заставляя и топать, и говорить громче:

— Что ты собираешься делать на сей раз, Лоретто? Ещё двести лет отсиживаться в тени и ждать более подходящего случая? Уповать на то, что однажды все всё сами поймут и к тебе прибегут просить помощи? Идеальнее момента не существует, признай! Все козыри уже при тебе. — Хочется схватить Ло за руку и силой остановить, но так меня точно пошлют. — Тем более благодаря Ил'ле, у нас и того больше, правда? Если что-то пойдёт не так, если мне понадобится помощь, ты отдашь свою удачу мне — а я тебе верну её вдвойне, усилив своей, если помощь нужна будет тебе. В мгновение ока и хоть сотни раз на дню! Это же делает почти что неуязвимыми. Пока мы доверяем друг другу, верим друг в друга, мы сильнее всех. Ты хочешь спасти свой дом или нет?

Ло замедляет шаг. Не останавливается, но колеблется, слушает, и Лореттовы руки сжимаются в кулаки. Моя надежда ликует.

— Ты хочешь пойти к Кайлу, — говорит Ло, на меня не глядя. Не могу понять, вопрос это или утверждение.

— Да.

Покачав головой, Лоретто наконец перестаёт настырно шагать. Поворачивается и опять долго, пристально глядит, но не на меня, а на это раз куда-то сквозь меня. Будто в будущее. Или в прошлое? И мысли в зрачках не плещутся — наоборот, тоже стоят, как лёд. Словно Ло в этот момент проживает в воспоминаниях какое-то событие, и нет вокруг никакого Храма, нет царапин на теле, нет врагов или друзей. Куратор застывает как собственный памятник, и даже выражение лица становится пустым и отрешённым, лишённым всякой эмоции. Думает ли Ло в этот миг о Кайле? О Первокровной? О погибшей в прошлой гражданской войне семье?

Не знаю.

Невозможно сказать, однако выглядит это жутко и немного печально. Такое лицо бывает у умирающих, осознавших, что они лицезрят свой последний восход. И у выживших, понявших, что им придётся наблюдать ещё тысячи таких безликих восходов и в одиночестве отныне носить в сердце погибших.

— Ло... — вырывается у меня то ли выдохом, то ли сдавленным стоном, затмевая весь мой только-только зародившийся гневный азарт. — Ну ты что, всё будет хорошо. У нас получится, обещаю. Никто меня не покалечит, а ты...

Лоретто целует меня.

Я забываю все реплики, что собирался сказать. За всю свою жизнь я не целовался столько, сколько за последние дни, но надоест мне явно нескоро. Не могу отказаться, когда Лореттовы ладони с тёплым отчаянием заключают мои щёки в объятия, а губы впиваются в мои и того горящее. Тэйенов язык проникает в мой рот, сначала осторожно, неуверенно, точно боясь ранить, невесомо касается самого кончика моего языка... а потом глубже и жарче вбирает в себя моё тепло, осмелев. Поцелуй на вкус как пепел и грусть, пыль и смирение.

Лоретто не спешит, целует меня с жадностью и упоением, наслаждаясь моментом, наслаждаясь мной, отчего мне становится страшно, хотя сердце влюблённо ёкает. Страшно, потому что это слишком уж приятно. Лореттов поцелуй полон такой любви, что я начинаю ощущать себя хрупкой чашей, до сих пор уцелевшей на полке после череды цунами только чудом.

И пусть рядом никого нет, но это всё равно первый раз, когда Ло меня целует — да и вообще ко мне прикасается — в общественном месте, при свете дня и там, где нас могут увидеть. От этой мысли пульс пропускает удар, разбегаясь волнами спазмов по телу, и мышцы обмякают, отдаваясь чужой воле.

То ли Ло думает, что этим поцелуем меня переубедит? То ли соглашается с моим планом, но заранее хоронит меня на войне? Ни один из вариантов мне не по душе. Однако что бы там ни было, наш поцелуй как печать, как связующая нить, заявляет всему миру одно: мы принадлежим друг другу.

Мы были однажды, а значит, мы есть — навсегда.

༄༄༄

— Кайл вряд ли будет в самой гуще событий, — говорю я, когда мы спускаемся по пустой лестнице на первый этаж. Вкус Лореттова поцелуя всё ещё щекочет язык, и я облизываю губы, скашивая глаза на шагающего рядом куратора. Ло на меня не смотрит. — Кайл любит руководить, но пачкаться ненавидит. Так что придётся как-то незаметно прокрасться мимо сражающихся у стен Храма на площадь, к тик'альским воротам. Насколько я помню, братья планировали свой пункт сбора именно там.

— Парадные двери Храма заперты, там не выйти, — отзывается Ло. — Их всегда закрывают в случае малейшей угрозы. Широкие арки, много гостей, которые знают центральные коридор наизусть и могли разболтать врагу. Самое слабое место.

— Выйдем через жилые этажи?

— Там, где нас чуть Гвен не пришибла? Гвен, которую утащил к медикам Йен, который каждого повстанца в лицо знает и наверняка растрепал, где нас видели?

— Хм. — «Да, у жилых этажей скорее всего нас будет кто-то да поджидать». Мысли соперничают в голове одна с другой, ища решение. Неужели везде, куда ни сунься, нас с Ло теперь окружают либо марионетки Мариселы, либо бугаи Кайла? Нет, не может такого быть. У любой загадки есть ответ — а то и не один, — если достаточно упорно его искать.

Если бы только у нас самих был шпион среди повстанцев... Только этим шпионом раньше был я, а теперь, сколько бы тайн я ни знал, нужной мне в их числе нет. Может, Аря что-нибудь успела подслушать о том, как и куда наши братья сегодня распланировали бросить силы? Но даже если б мне было на чём написать ей письмо, активированные на Храме защитные чары вряд ли позволят это письмо ей отправить магией, а пешком я до сестры не дойду.

Однако...

В голове внезапно всплывают слова Фариса, сказанным нам с утра: «Аря написала... отравили... восточное крыло...»

— А что насчёт восточного крыла, Ло? Там есть потайные двери?

Лоретто задумывается, всё сжимая и разжимая сбитые кулаки, пока мы идём по ступенькам из белого камня. Несмотря на внешнее напряжение, однако, выражение лица у куратора теперь спокойное. Уверенное. Почти умиротворённое. И это не может меня не радовать.

— Там есть лишь парочка веранд, скрытых за рощами, но потайных нет, — говорит Лоретто глухо. — Восточное крыло отделяет от площади аурный фонтан и храмы мелких погодных богов, где нынче разводят цветы и куриц, так что туда мало кому интересно ходить.

— Значит, это то, что нам надо. — Если Кайл с Кофи осмелились напасть на Тик'аль, то какой-никакой, а план города храмов да раздобыли. И взглянув на него, тоже решили, что у восточных дверей ловить нечего — и некого.

«Арьана снова мне помогает», — от осознания этого становится тоскливо на душе. Поразительно, как сестра умудряется найти нужное слово и правильный момент, чтобы его мне передать. Ненавязчиво поддерживает меня, как добрый ангел-хранитель, снова и снова. Даже будучи далеко.

Остаётся лишь надеяться, что она и сейчас дальше, чем могла бы быть. «Дома». Если сестра сегодня ринулась следом за братьями в Тик'аль, чтобы их образумить или спасти Фариса, ей определённо бы досталось в пылу сражения. Хотя... и сидеть сложа руки Аря бы не стала.

«Получается, в лучшем случае она дома, но только потому, что братья узнали, что она за ними подслушала и отправила с утра в Тик'аль письмо, и... что? Они отняли у Ари чернила и бумаги, и аурное кольцо? Заперли на чердаке? Связали, чтобы не выбралась и не помешала? Связали собственную сестру?» — пугающая догадка.

Путь до восточного крыла Великого Храма занимает какое-то время. Шаманы понастроили лестниц и уровней, как в муравейники, красивых, элегантных, но сложных, и даже если знать все повороты, это каждый раз целый поход. Ещё и в честь Испытаний всюду развешали заколдованные гобелены — вытканные мерцающими золотыми узорами цветов, от которых пахнет как от настоящих бутонов... нос забивается от яркой медово-фруктовой вони.

Пока мы идём, навстречу нам с Ло попадается лишь парочка спешащих куда-то низкоранговых шаманов. При виде нашей окровавленной, рваной одежды они буквально подскакивают на месте. И с круглыми от ужаса глазами тут же юркают за дверь ближайшего открытого зала, будто решив, что мы пришли резать на куски их.

Лоретто даже не удостаивает убегающих взглядом.

Затем, вновь оказавшись в чинном одиночестве, мы находим дверь поневзрачнее в одном из неосвещённых боковых служебных коридоров первого этажа, чтобы выйти не прямо на улицу, а в закоулок в кустах, из которых можно будет незаметно проскользнуть мимо любых неприятелей, если таковые в этой части города всё же имеются.

Все двери Храма заперты и зачарованы снаружи, но изнутри выйти может любой. Только вот и желающих выйти нет.

Мне теперь приходит на ум идея о том, что большинство шаманов по сути и не умеют сражаться — поэтому спрятались. Да, аура способна совладать с любым смертным оружием, но ведь и аурой нужно знать, как управлять в бою. Лоретто знает, потому что в детстве пришлось пережить всякое, Марисела и её вековые советники — по той же причине, вероятно, а остальные? Ялин, Фарис, Джая? Я? Я понятия не имею, как испепелять аурой людей или хотя бы кинжалы.

Шаманы живут в Тик'але, как простокровки в райской куще, не ведая сложностей и невзгод; еду им подносят, одежду стирает храмовая прислуга... Да и Марисела, очевидно, боясь измены и покушения на свою светлость и прикрывая это идеями о гуманности, запрещает аурокровным учиться науке ведения боя и даже хранить оружие — Ло пришлось свои кинжалы прятать.

В итоге шаманы растут как тепличные овощи, которые замёрзнут при первых же холодах: которым всю жизнь вдалбливают, что они потомки небожителей, святые росточки, коих никто не посмеет и пальцем тронуть, покуда они молятся на Иш-Чель. Наверное, ещё вчера большинство из них охотнее бы поверили, что солнце способно пред ними преклониться, чем простокровки пустить им кровь.

Конечно, тогда Кайлу достаточно заявиться на порог, размахивая пистолетом и ядовитой ухмылкой — и все сдадутся. Потому что даже не понимают, что ещё делать.

«Нельзя этого допустить».

— Мы готовы? — спрашиваю я, взявшись за приятно прохладную ручку двери и покосившись на Ло. Специально говорю «мы», чтобы Лоретто не думалось, что придётся делать всё в одиночку, так как выражение лица у куратора, хоть и спокойное, во взгляде всё равно до сих пор то и дело проскальзывает какая-то несвойственная Лореттовым зорким глазам отрешённость.

Не глядя на меня, Тэйен кивает.

«Но до сих пор прокручивает в голове наихудшие исходы», — понимаю. Мои доводы Ло уговорили, но не убедили.

— Не переживай, Ло, будет быстро, — пытаюсь ободрить куратора я, хотя у самого желудок сводит от волнения. Неизвестно, что ждёт нас за этой дверью. Будто пропасть впереди. — Когда мы доберёмся до площади, представь, что ты меня обнимаешь за плечи. Только сзади и чуть крепче, чем стоило бы, чтобы было похоже, что я в плену. Можешь даже не говорить ничего, я сам прикрикну на Кайла.

— А если Кайл откажется сдаваться? — спрашивает Ло, подняв на меня наконец в сумраке коридора бесцветный взгляд. — Если скажет: «Плевать, убивай»?

— Я же его семья, разве он может позволить мне умереть?

Ло неопределённо ведёт плечами.

Сомнения впивают занозы мне душу при виде этого. Но нет, это лишь Лореттовы страхи. Ло всегда думает о страхах. Однако ныне нельзя им поддаваться, пора действовать. Сейчас или никогда. «Да и Кайл не отправил бы Кофи разыскивать меня по всему Тик'алю, если б ему на мою жизнь стало откровенно плевать». И даже если ему плевать — что невообразимо! — и если Кайлане заставит одуматься братская любовь, то заставит паника. При виде Тэйеновой силы все простокровки, включая моихбратьев, поймут, что шансов у них напобеду нет.

Сделав вдох поглубже, я распахиваю дверь.

Был почти уверен, что меня ослепит в тот же миг солнце и свежий воздух взбодрит, но ни свежести, ни света нам с Ло не достаётся. Пожар в эту часть города не дошёл, но дым по-прежнему клубится всюду над храмом и застилает всё. Я даже не сразу понимаю, куда мы вышли. Лишь приглядевшись, различаю Манговую рощу и выложенную плиткой пустую дорогу за ней. Благо, хоть глаза не щиплет и дышится, хоть и горько, но в полную грудь — видимо, магия, что живёт в Тик'але косвенно помогает. Не нейтрализует пожар, но медленно лишает его удушающего действия.

— Чувствую себя вором. Прям как когда таскал у шаманов ауру, — усмехаюсь невесело я, когда начинаю украдкой красться к дороге через пышный цветник, маня Ло за собой.

«Я вернулся в ту же стезю, с которой всё началось. С плутовства». Утешает ли это меня? Не особо. Но зато я наконец-таки знаю, что делаю.

— Ло, если что-то пойдёт не так, если мы потеряемся в неразберихе и тебя заметят простокровки, скажи им «рассвет».

— Что? — Ло идёт следом за мной абсолютно бесшумно.

— «Рассвет». Кодовое слово, по которому повстанцы друг друга узнают. Скажи им, что ты Том, что в мантии, потому что пришлось притворяться шаманом, и ты просто ищешь меня.

— Мм.

Из-за угла вдруг доносится вопль. И диковинный звук, похожий одновременно на хлюпанье и с хлопком лопнувший шарик. В нос мне следом ударяет гадкий запах сырой крови и палёного мяса, и тошнота в очередной раз подкатывает к горлу, отчего я чуть не складываюсь пополам. Беспокойство связывает желудок туже, принимаясь липко расползаться по рукам и ногам. «Что там происходит?»

— Тебе, наверное, стоит забрать свой кинжал обратно, Лоретто, — добавляю я, сглатывая тошноту и выходя из кустов на пустую дорогу, стараясь не вдыхать гадкий аромат глубоко. — Будет странно, если в заложниках я, а оружия нет у тебя, да?

— Елисей! — чужой голос, причём совсем рядом.

Собственное имя прошивает меня испугом, как внезапный удар под дых. Я выдёргиваю из-за пояса этот самый кинжал, сжимая его в ладони почти что до судороги, готовый бить.

Оглядываюсь, краем глаза замечая, как Ло, так и не ответив, скользит за пелену дыма, прячась, и в следующий миг вижу приближающегося к нам Кофи. «Нет, не к нам. Ко мне». Кофи не замечает Лоретто, потому что улыбается так, как будто я только что поджигал город вместе с ним.

— Вот ты где! Боги, Еля, мы тебя обыскались! — Не дав мне и слова вставить, Кофи с разбегу заключает меня в свои длиннорукие, щуплые объятия со всей силы, что у него есть. Меня ещё больше начинает мутить. — Ох-ха, я уж боялся, что не найдём. Ты цел?

— Да-да, я... отстань. — Не без усилий выпутавшись из хватки любвеобильного Кофи, я гляжу на сводного брата. Он тоже весь в саже, провонявший костром, запыхавшийся и смурной. От нервов втягивает щёки по привычке, которую перенял у Кайла и от которой выглядит худее, чем обычно. Его короткие дреды грязно торчат в разные стороны, а на правой щеке кровавый след по форме напоминающий чью-то ладонь, будто кто-то ему залепил, умирая, пощёчину. — Что вы натворили, Кофи? Где Кайл?

Кофи одаривает меня косой улыбкой.

— Впечатляет, ха? Мы же говорили тебе, что вытащим тебя из этого вшивого шаманского логова, Еля. — Его глаза вспыхивают тёмной хитрецой. — Ещё бы эти аурокровные твари не прятались в своём храме, как тараканы. Мы поймали, кого могли, но этого мало, чтобы их всех воспитать. Ты не знаешь, как попасть в Храм?

— Нет, — лгу я.

— Ладно, пошли тогда к нашим. — И Кофи начинает тянуться ко мне, чтобы увести за собой.

Я отпрядываю. Только сейчас осознаю, что в другой руке он держит вовсе не пистолет и не нож, а... ошейник. Металлический? «Серебряный». «Чтобы их всех воспитать», — сказал он. Мне становится не по себе. Воспитать каким образом? Как собак? Эту часть своего плана братья мне не поведали, понимаю внезапно. Они вообще никогда со мной не обсуждали то, что собираются делать после восстания; обычно забавляли меня лишь сказками о дворцовых пирах, а я и был тому рад.

Я снова поднимаю глаза на Кофи, но тот смотрит на меня совершенно невозмутимо, будто не на людей охотится сегодня, а на сбежавших из Мариселова вольера ягуаров. Но даже её ручных ягуаров мне было б заковывать в ошейники жаль!

— Мне нужно найти Тома, — брякаю я первое, что приходит в голову. — Я с тобой не пойду.

Кофи хмурится.

— Тома? Еля... — Он осекается, отводя взгляд куда-то в сторону, и сначала мне кажется, что пора паниковать и выдумывать новый план, раз он видит в кустах Ло, но Кофи лишь тянет время. — Мелюзга, ты уверен, что Том ещё жив? У нас тут вообще-то опасно. Ты не видел заварушку на площади? Там уже не разобрать, где свои. Стражники, что на нашей стороне, перемешались с теми, которые ещё бьются за шаманов, а местная прислуга... В общем, нельзя рисковать и каждого, кто без оружия, отпускать. Если Том вовремя не убежал, то боюсь, его могли задеть.

«То он сейчас появится и тебя со спины огреет», — хочу заершиться я. Но Ло не собирается появляться, будто и впрямь желая, чтобы Кофи меня увёл. Очевидно, Тэйен до сих пор не верит в успех нашего плана и всеми силами пытается его избежать.

Да и сам я уже начинаю вновь чувствовать дрожь в коленях, понимая, что братья, которые знакомы мне — которые играли со мной в прятки в детстве, обедали за одним столом и морщились, когда просишь пришибить паука, — не убивали людей! «Что не так с ними? Со мной?.. В какой момент всё переменилось?» И как теперь вести себя мне?

— Еля, — заводит было вновь Кофи, — пойдём, а то...

До того как он успеет потащить меня за собой, я разворачиваюсь и сигаю в кусты. Кофи что-то вскрикивает мне вслед, но дым стелется вокруг агрессивно и густо, и я успеваю метнуться вбок и наутёк, оставив брата в растерянности среди фигурного цветника, в котором он не сориентируется так же хорошо, как любой живущих в Тик'але шаман. Как я.

Только вот когда я крадусь к тому месту среди деревьев, где, как я был уверен, меня ждёт куратор, повсюду нахожу лишь беззаботный шелест листвы.

Ло нет.