Сердце ухает вниз, когда я выбегаю из Лореттовых апартаментов. На длинной, залитой безмятежным солнечным светом лоджии, куда выходят двери всех жилых покоев на этаже, стоит едва уловимый, но отчётливый, едкий запах гари, перебивающий привычный аромат цветущего сада внизу.

На первый взгляд вокруг тишина.

Однако этот запах...

«Нет, Кайл не мог всё испортить, — думаю, сглатывая горечь, оседающую в горле. — Не мог напасть. Во-первых, план вторжения был рассчитан на третий день Испытаний, а сегодня празднества едва начались. Во-вторых, у Кайла ведь теперь даже оружия против шаманов нет, его убьют, он знает. Он не такой идиот!»

Я не уверен даже, что пугает меня в этот миг сильнее, пробегая мелкой дрожью по позвоночнику: то, что Кайл способен помешать моему только-только пошедшему в гору счастью, или то, что Кайла в расплату за эту попытку Марисела способна убить, уже не ограничиваясь угрозами? Сколько бы я ни злился на своих братьев, вид их смерти мне не прибавит радости.

«А может, это всё же не Кайл». Надежда умирает последней, поэтому подсказывает мне, что может, это Первокровная вот так вот громогласно пришла вершить кару над императрицей своими руками? Или просто в алхимических лабораториях на этот раз и впрямь произошёл несчастный случай? Редко, но такое бывает.

Нужно проверить.

Я поворачиваюсь было в сторону лестницы, чтобы выйти из Великого Храма, как через порог своих апартаментов следом за мной выскакивает Лоретто. Волосы спутались после моих ласк, но мантия, которую я стянул, снова на Ло — накинута впопыхах, не застёгнута, так что вьётся за спиной голубой, непокорной накидкой, оставляя Лореттову грудь обнажённой и беззащитно вздымающейся.

А ещё, пока я стоял и раздумывал, куратор успел вытащить из-под матраса свой посеребрённый кинжал. При виде него у меня холодеют ноги. «Ло думает, всё настолько плохо? Нам нужно оружие?» Иметь в своём распоряжении клинок для шаманов в Тик'але — противозаконно; и пусть Марисела и давно знает, что он у Ло есть, Тэйен всё равно рискует своей репутацией немало, выходя с ним на люди при свете дня.

Переведя взгляд на Лореттово лицо, понимаю, что да, риск, по мнению Ло, оправдан: выражение лица моего куратора посуровело, как могильная плита на Старом кладбище. И кажется, побледнело. Ни намёка на тепло, что плясало в уголках Лореттовых губ несколько минут назад в плену моих объятий.

— Ло, мне нужно... нужно... — Фраза отказывается покидать мою глотку. «Мне нужно узнать, не остался ли я уже без брата».

— Мы должны уходить, — возражает Ло, покачав головой. — Сейчас же.

— Мы должны выяснить, что случилось!

— Что бы ни случилось, ты не тот, кто всё разрешит! — На последнем слове Лореттов голос повышается, твердея, как камень, брошенный в спину. За тревогой в чёрно-карих глазах вспыхивает сердитый блеск. Нет, если Ло и боится чего-то, если и держит в руках кинжал, то вовсе не для самообороны. Это ведь я шаман-недоучка, я то ли импульсивен, то ли решителен, я нарываюсь на беды.

«Лоретто боится, что со мной что-то случится». Я щенок, который должен сидеть под диваном, пока бушует гроза.

— Но...

За моей спиной раздаются шаги.

Резко обернувшись, но краем глаза успев заметить, как Ло крепче сжимает кинжал, я нахожу на этаже Фариса, который мчит к нам навстречу на всех парах, так быстро, что эхо его шагов бьёт по ушам. Никогда не видел, чтоб он так спешил; этот предприимчивый плут никогда не высовывается без веской причины, всегда предпочитает дискутировать по углам, в тени и отрепетировав речь.

Однако всё это он явно не отрепетировал.

Подбежав к нам, Фарис, открывает рот, чтобы что-то сказать, но начинает кашлять. Складывается пополам, упираясь руками в колени, пытается отдышаться, что-то сипло бормочет, когда очки слетают с его переносицы и летят на пол. Наклонившись, чтобы поднять их, Фарис чуть не падает на трясущихся ногах. Вот уж шаман, который в отличие от императрицы, не способен никого покарать, даже бегать — и то с трудом, ведь вечно сидит в своих лабораториях с Арьаной. «И таких безобидных аурокровок, как Фарис, Кайл хотел погубить?»

Тоже придя к выводу, что от Фариса ждать угрозы не стоит, Лоретто быстро прячет кинжал в складках мантии.

Фарис, отдышавшись, выпрямляется и глядит на нас. Его курчавые волосы липнут от пота ко лбу, а лицо бледное как мел — куда бледнее, чем у Ло.

— Аура в лаборатории взорвалась? — спрашиваю я, моя надежда зарождается снова.

Фарис отрицательно мотает головой. Только сейчас понимаю, что на нём пижама, хоть и скучно однотонная, какую можно принять за летний костюм. «А значит, он и впрямь спешил, как умалишённый».

— Аря написала, — выдавливает из себя Фарис между вдохами. Глядит на меня, потом на Ло с влажной мольбой в глазах, враз позабыв всё своё былое недоверие моему куратору. — Стражу отравили. Нас отравили. Восточное крыло... Кайл здесь. Я думал, успею! — Ничего больше не добавив, ещё пуще побледнев, а потом позеленев, Фарис делает шаг к бордюру лоджии и едва успевает перегнуться через край, как его выворачивает. Не в первый раз за утро, по-видимому, потому ничего кроме желчи, которая льётся вниз на кусты, в его желудке не осталось.

Я отвожу глаза, самого начинает подташнивать при виде этого.

Но в голову закрадываются новые мысли. «Аря написала. Стражу отравили...»

Йен вчера жаловался, что ему пришлось выйти в караул вне очереди, потому что альгвасилы отмечали что-то и, как он выразился, наелись дряни. Вовсе не случайно, получается? «И Аря это знает». Единственная причина, по которой она могла всё выведать: подслушала дома разговор наших братьев.

«...Нас отравили. Кайл здесь...»

Я гляжу на Ло. Куратор смотрит на меня в ответ не мигая, стоит молча и напряжённо, как мой личный страж. Но кое-что в моей голове пока не сходится. Если отравили нас, шаманов, разве это не включает и Ло? И меня? Если Кайл подослал кого-то следом за мной и этот кто-то откопал серебро, что я спрятал, и использовал по назначению, почему я не чувствую себя позеленевшим и больным, как Фарис?

И Лореттова бледность явно обусловлена недовольством, не страхом, не отравлением.

Покосившись ещё раз на Фариса, я вспоминаю, что не ел вчера в кафетерии, где питаются все аурокровки. Я вернулся в Тик'аль с маминым кульком еды и беззазорно сожрал половину жареных крылышек прежде, чем оставить вторую половину с капустой и пряниками Ло. Мы не ели и даже не пили ничего из той пищи, до которой мог добраться враг. «Нам банально повезло».

Однако всех остальных, получается, лишили магических сил? Включая саму Иш-Чель?! Невозможно. Хотя с утра вокруг и правда подозрительно безлюдно; ни стражи, ни шаманов в коридорах мне не повстречалось, когда я шёл к Ло... «А тогда Кайла некому даже остановить». — Неподдельный ужас прошивает мне ледяной стрелой меж лопаток спину.

И я не могу оценить насколько плохи дела, потому что сторона, на которую выходит лоджия, обращена в атриум, замкнутый парк, окружённый стенами Великого Храма. Среди деревьев там стоит мини-сцена и белые кресла, подготовленные для советников и Её Величества, где они будут восседать и наблюдать на Испытаниях за выступающими, демонстрирующими свои таланты шаманами. Если Кайл и правда в Тик'але, новых взрывов тут не будет ни слышно, ни видно, пока не окажется слишком поздно.

Не колеблясь, я бросаюсь к выходу.

Слышу лишь, как Ло мчится за мной.

༄༄༄

Не рискнув показаться из парадного входа Великого Храма, я миную несколько пустых холлов и боковых лесенок, и выбираюсь на улицу из непримечательной служебной двери, которая ведёт в заросли на одной из аллей. Здесь можно разглядеть из-за угла главную площадь, но и притаиться за кустами роз, если потребуется.

Ло догоняет меня уже на улице.

Я не уверен, что именно ожидал увидеть. Тишь да гладь? Привычное покачивание манговых веток на ветру под стрекотание насекомых? Сияющий капельками радуги на солнце фонтан, что стоит в центре площади перед Храмом? «И невыспавшихся садовников, которые обычно в этот ранний час спешат облагораживать зелень», — да, пожалуй. Именно эта картина мне знакома.

На худой конец, я рассчитывал лицезреть пару разбитых взрывом самодельной петарды дорожных плиток и с десяток полудурковатых, быдловатых друзей Кайла — их у него не может найтись больше, — что ругаются с советником Тихоном. Тот же своим извечно спокойным, наигранно снисходительным и деланно мудрым тоном вместе с капитаном стражи выпроваживает всех — уже в наручниках — обратно за священные стены города храмов. Обратно в Кабракан, где местные коррехидоры выпишут им огроменный штраф, за который ма отдаст двухмесячную выручку нашего магазина, а потом взъестся на Кайла с Кофи так, что будет материть каждое новое утро в течение полугода.

Не могли же братья учудить что-то фатальное взаправду. Отравить всех? Нет, только не Верховного советника и не Высшего альгвасила; те соблюдают осторожность, не едят в кафетерии с подчинёнными и не пируют с рядовыми стражами. Марисела любит завтракать со своими фанатами в образе племянницы Тихона, так что ещё могла наесться серебра, но советниками и генералами она не разбрасывается. Те бдят за её порядками, пока она развлекается.

Потом, конечно, императрица отыграется за Кайловы выходки на мне, когда снова восстановит силы, но это будет потом. Я стерплю.

Очевидно, мой мозг и впрямь верит, что надежда умирает последней.

Потому что даже когда вместе всего, что я только что разукрасил в своей голове, я вижу не радугу и не Тихона, а завесу из чернеющего смога, разум отказывается её признавать. «В глазах помутнело, наверное. Быстро бежал. Сейчас дым развеется вместе с маревом в голове».

Не развеивается.

За смогом и сажей, наоборот, мои глаза, фокусируясь, начинают различать кое-что похуже. Десятки — нет, сотни — невесть откуда взявшихся людей, которые не подстригают газоны и не чистят дороги, а... уничтожают их.

Это похоже на простокровный ад.

Среди клубов дыма кто-то катается по площади то ли в драке, то ли в приступе боли. Кто-то целенаправленно поджигает цветы и деревья, которые уже пылают вдоль улиц лентами из алеющих языков пламени: серый морок взмывает ввысь, затмевая небосвод и укрывая всё вокруг густой, заставляющей першить горло и щипать глаза тьмой. Ещё человек двадцать с азартом ломают фонтан, вода из которого растекается по брусчатке площади, тонкими струйками собираясь в лужицы, что хоть как-то смывают сажу с белых плиток. Но сажа ложится вновь. Ещё несколько вооружённых компаний куда-то бегут с боевым кличем, как дикари.

И где-то кто-то кричит. До моих ушей долетает визг, перепуганный, истошный, а потом резкий звук, похожий на хруст костей.

Визг обрывается.

В груди у меня что-то немеет. «Нет, но ведь час назад тут была медитативная тоска... Так не бывает! Война не приходит вмиг! Правда?..»

Даже не пытаясь больше сглатывать ком в пересохшем, забившимся гарью горле — лишь затошнит ведь сильнее тогда, — я оборачиваюсь на Ло и вижу, что куратор глядит на царящее перед нами с не менее опешившим видом. Что бы Тэйен ни хотелось тут увидеть, реальность оказалась в разы беспощаднее.

Основное действо, похоже, разразилась где-то у парадных дверей Великого Храма, так что за дымом нам не видно ничего, кроме мельтешащих силуэтов, и не слышно ничего, кроме обрывков редких воплей, звона и злых фраз.

«Почему всё это происходит? Где Кайл? Если их рук дело, разве они с Кофи не должны были сделать всё... аккуратно? Бесшумно? Гуманно? Они не обещали мне крушить Тик'аль. Они хотели взять его штурмом! И где советники императрицы, её верные псы? Почему они позволяют сжигать простокровкам свой дом?.. Где, в конце концов, Первокровная, богиня, что обещала на сей раз пресечь бессмысленные кровопролития в землях своих адептов?!»

По какой-то машинальной дурости я начинаю шагать в сторону криков. Узнать хоть что-то, чтобы сложить пазл воедино и понять, откуда всё это взялось.

Ло хватает меня за плечо.

— Стой, — говорит мне куратор. Говорит властно, категорично и чуточку тише, чем полагается, вероятно, чтобы меня лишний раз не пугать. Но голос выходит низким, словно с угрозой. — Ты никуда не пойдёшь, Еля.

Дёрнувшись из хватки куратора, — но не вырвавшись, — я делаю ещё шаг, и нога опускается во что-то скользкое. Я останавливаюсь окончательно. Скашиваю глаза вниз, под ноги, и понимаю, что там не лужа из утёкшей воды из фонтана, а... кровь. Нехотя, скорее интуитивно ища опасность, чем следуя любопытству, я тут же окидываю взглядом кусты роз вокруг и замечаю неподвижное тело, лежащее в метре от нас. Я его не узнаю, но это явно шаман — на нём мантия не пойми уже какого цвета, багровеющая теперь всюду от крови, и ноги и руки его изогнуты в позе несвойственной для живых конечностей. Будто его избили и истыкали ножами сразу со всех сторон.

«И неужели ни у кого из повстанцев даже ни крохи сомнения не возникло, когда они увидели, что кровь у шамана обычная, по-человечески красная? Не аурно-чёрная, не демонически злая, как верит народ? Или они решили, что серебро лишило шаманскую кровь и цвета?.. Или люди вообще не думают, когда идут убивать?.. Не знаю».

В голове у меня всё логичное отключается.

Я тут же невольно вспоминаю липкую, тяжёлую, лишающую смелости кровь Валто, что засыхала на моих руках. Вспоминаю папу Умара, бездыханное, коченеющее тело которого выносили из дома на моих детских глазах. «Унесли и так и не вернули... Никого не вернули».

И с тех пор в моём мире нет тишины. Нет безопасности. Есть лишь холод, что клянётся могилой, от которого надо бежать. Мне говорят, что всё хорошо, но всё плохо — мир может окончательно рухнуть в любой момент, он давно трещит! «А значит, смерть всегда рядом». Жизнь не имеет смысла, и вот сегодня появилось тому подтверждение. Запах крови и дым.

— Еля... — Лоретто говорит что-то ещё, но я не слышу. Не то что голос куратора, собственное сердцебиение больше не слышу.

«Беги, глупец Монтехо... Твоя смерть уже рядом...»

Старая, почти побеждённая, казалось бы, за дни покоя с Ло тревожность сжимает моё сердце в капкан с новой силой. Сначала меня охватывает дрожь, потом удушающая паника — такая, что хочется зажать руками уши и броситься со всех ног наутёк, — а потом вдруг приходит оцепенелое равнодушие. Паника жарко взрывается так, что не продохнуть, а уже в следующую секунду внутри становится темно и пусто, точно эмоции перелились через край и потеряли всякое значение. Ни тревоги, ни печали, ни удивления, — ничего больше нет. Я один.

Наверное, это шок, но и его я не ощущаю. Всё бесцветное, зыбкое. Мёртвое...

«Но надо бежать...»

— Мы должны что-то сделать, — говорю я, мой тон выходит отчуждённым, фраза как заученный текст, в который я сам не верю. — Должны остановить... — «Но кого?» — ...их. — «Мне нужна тишина».

— Лучшее, что ты можешь сделать, — возражает Лоретто, — это не подливать сейчас масла в огонь. Тебя растерзают, если сунешься под горячую руку. Люди, охваченные порывом гнева и куражом войны, не расположены останавливаться и слушать.

— Но они всё уничтожат.

— На Великом Храме защитных чар больше, чем во всём Кабракане. Марисела не подпустит никого на порог даже будучи на смертном одре, почему, думаешь, внутри до сих пор так спокойно? А сад можно восстановить, фонтан тоже. Его ломают не в первый раз и наверняка не в последний. Однако если покалечат нас, это будет куда сложнее. Пошли же!

Ло снова дёргает меня за руку, и на сей раз я поддаюсь.

Стараясь не глазеть на кровавые следы, что остаются от моих ботинок, я плетусь следом за Ло, как марионетка. Вокруг крики, треск огня и шорох металла, но внутри у меня по-прежнему зияет дыра. «Зачем вообще нужно было мир строить, если его так просто сломать?..»

«Глупец Монтехо...»

«Это идёт твоя смерть...»

Из шокового транса меня выводит рефлекс. Шестое чувство, что заставляет пригнуться за долю секунды до того, как что-то со звуком рассекаемого металлом воздуха проносится над головой.

Уклоняюсь, однако в следующий же миг мне в спину прилетает удар чужого сапога. Я оступаюсь, заваливаюсь вперёд, на Лоретто, но куратор, едва успев обернуться и столкнувшись со мной, падает и кубарем катится по земле. А следом и я.