из личных наблюдений 

̶Т̶о̶й̶,̶ ̶К̶т̶о̶ ̶З̶н̶а̶е̶т̶ ̶В̶с̶ё̶

̶П̶е̶р̶в̶о̶к̶р̶о̶в̶н̶о̶й̶

Той, которой не нравится происходящее

༄༄༄

Лоретто Тэйен ненавидит своё имя. Оно странное, неподходящее, чужеродное... И несмотря на всё это, мелодичное — так утверждала сестра, а сестра ошибалась редко.

Однако пташка Лоло совсем не чувствует в своём сердце мелодий, когда наблюдает, как Еля, ещё немного сонный, взъерошенный и такой милый, уплетает пряники, сидя рядом с Ло этим утром на кровати. Крошки сыплются на Елину голую бледную грудь, но он их не замечает.

В этом самый момент, среди тёплых, мятых простыней в залитой солнцем спальне, рядом с Ло Еля, похоже, счастлив. И если присмотреться, заглянуть в Лореттовы очи, то и дело сияющие тоскливой, робкой надеждой, то станет ясно: Ло верит счастью Елисея — это чувство кажется Ло роднее, правильнее, чем собственное имя сейчас.

Но разве любовь должна вызывать и тоску? А если нет... разве то, что испытывает Ло к Елисею, не мелодия зарождающейся любви? Почему Лоретто её не слышит?

Странно всё это. Страшно.

Лоретто ощущает себя рядом с Елей, как дома, но у Ло дома нет. Тоска — это всё, что пробуждается ныне при мыслях о родных, а надежда — это самообман, лекарство, притупляющее все остальные чувства. Елисей не может заменить Лоретто дом. Утро всегда бередит несбывшиеся мечты и глушит инстинкты, так что нельзя поддаваться. Ты сильнее своих иллюзий, Ло.

«Счастье тебе излишне».

Наверное, Лоретто и своё имя ненавидит потому, что оно давно стало избыточным. Оно эдакий призрачный отголосок семьи, которой давно не существует. Подарок родителей, преподнесённый вместе с жизнью, но не отнятый, как все остальные. У Ло ничего не осталось от родной семьи. Только имя.

Поэтому оно лишнее, оно сводит с ума! Зачем оно, если всё прочее сгинуло?

Лоретто — имя совсем не шаманское. Лоретто — грубо, холодно, дерзко. Лоретто — слово, что привезли в наши земли предки Елисея, вооружённые мореплаватели Монтехо. Лоретто — на языке далёких стран это «благородная лавровая роща, предвестник победы».

Знали ли Лореттовы мать и отец, что даруют своему чаду имя предателей, имя своих убийц, потомков того, в кого их чадо впоследствии влюбится? Кого больно будет любить, потому что было легко ненавидеть? Нет, категорически, пташка Лоло не хочет так жить. А иногда ей кажется... кажется, что жить она не достойна и вовсе.

Зачем жить, если ты никто, просто имя, лишённое смысла?

Зачем любить, если искать смысл давно в тягость?

Благо, хоть фамилий шаманы ещё до недавнего времени не носили. А то бы пришлось Лоретто ненавидеть и их. Вместо фамилий у народов здешних земель было принято нарекать себя вторыми именами — прозвищами богов, которые им покровительствовали. Земледельцы поклонялись богу плодородия Юм-Каакс и звали себя в его честь, отдавая тем самым ему дань и считая себя его детьми. Семьи, добывающие драгоценные камни, что использовали как хранилище ауры, считались потомками Зотс, бога пещер на востоке. Виноделы — Акац, врачи — А-Пуч...

Может, сложилась бы дикая путаница, но шаманов было не так уж и много, чтобы по земле ходили люди с абсолютно идентичными двойными именами. А вот богов было много, для каждой горы, каждой пещеры, каждого виноградника свой. Выбирай — не хочу.

Да и личные имена, видно, шаманы любили причудливые, вычурные, редкие. Иначе зачем было называть Ло Лоретто, а? Не шаманское это имя, нет.

«Излишне».

Ныне лишь Марисела жила традицией. Марисела Иш-Чель. Она, как императрица, нарекла саму себя в честь богини Иш-Чель, Госпожи Радуги. Дочерью Той, Кто Знает Всё. Радуга у шаманов всегда считалась апогеем магического таланта. Радуга — покровительница первопроходцев, мудрецов, старейшин, хранителей тайных знаний. Вездесущая аура. Защита и месть.

Высшее «Я».

А вот Лоретто Тэйен... Никто. Без рода, без бога. Бренная тень. Тэйен — такой фамилии, такого бога, даже не существует! Тэйен — по-шамански «новолуние». Красиво? Да, но бессмысленно. Всё равно что назвать себя Деревом или Ливнем. Есть, однако, древнее имя Тейн — так звали воина и поэта, который по легенде однажды спас мир, спустившись в подземное царство и сразившись с Тьмой, одолев её силой своей любви к жизни... Эта легенда Лоретто была по душе. Сила — то, что нужно, чтобы от одиночества не сойти снова с ума. Поэтому Ло лишь немного пришлось исправить, чтобы не было так уж всё слишком явно.

Лоретто Тэйен.

Воин? Поэт? Новолуние? А может быть... наглый обманщик?

Какая разница? Лоретто ненавидит имена. Они вешают ярлыки. Слова — просто бирки, оковы, которые мешают распахнуть крылья.

Лоретто не любит оковы. Не приемлет боле чужую власть над собой.

Лоретто не преклоняется даже перед властью богов... так ведь? Но если не преклоняешься, как же ты будешь мстить за свою семью, Ло? Без божественной хладнокровности тебе не справиться. И нет, не смотри, на лучезарного Елисея, запивающего пряники молоком. Ну и что, что его кудряшки так мило золотит солнце? Солнце тебя не спасёт! Еля тебя погубит.

«Нам нужно что-то менять, пташка Лоло. Серьёзно, немедленно что-то менять. Монтеховская мелодия делает тебя мягкотелой...»

Вздрогнув, точно услышав проклятие в своей голове, Ло снова глядит на Елю.

Так-то лучше.

«Нужно что-то менять, слышишь? Тебе пришлось столь много пережить и зайти так далеко не для того, чтобы влюбляться. Нет, глупее исхода и не сыскать... Ты всё ещё им любуешься? Правда влюбляешься, что ли? Тогда хотя бы признайся! Он оборвёт тебе крылья!»

Поймав на себе меланхоличный взгляд Ло, Елисей перестаёт жевать пряник. Вопросительно глядит на куратора, будто спрашивая: «Что, я накрошил?»

Но Лоретто плевать на крошки.

«...признайся!»

— Ты очень красивый. — Ло находит в себе смелость признаться лишь в этом.

«Ясно всё... Трусливая безродная тень. Ты излишня».

Вытерев тыльной стороной руки испачканный молоком рот, Елисей улыбается в ответ. Так тепло, бесхитростно, словно они оба дома.

И Лоло это нравится.

А Первокровной не очень.