(из личных наблюдений 

̶н̶а̶с̶т̶о̶я̶щ̶е̶е̶ ̶и̶м̶я̶ ̶с̶о̶к̶р̶ы̶т̶о̶ ̶У̶з̶л̶о̶м̶ ̶Т̶а̶и̶н̶с̶т̶в̶

Той, Кто Знает Всё)

༄༄༄

Фарис считал себя счастливым человеком. Правда, искренне считал. Несмотря на то, что он был далеко не из самых сильных (а точнее, одним из самых бессильных) шаманов в Тик'але. Несмотря на то, что детей аурокровки, что могли жить веками, заводили нечасто, а значит, сверстников юного Фариса можно было пересчитать по пальцам (друзей среди этих сверстников у него не имелось вообще).

И несмотря на то, что Фариса угораздило влюбиться в Арьану, простокровку, которую он повстречал, когда помогал отцу мыть пробирки в Аурных лабораториях, а Аря пришла туда после того, как чудом — или своей бессменно неунывающей улыбкой? — добилась разрешения изучать теоретическую магию.

Фарис всей душой верил, что родился под счастливой звездой.

Ведь будучи бессильным шаманом, он не привлекал внимания, а значит, мог подслушать и подсмотреть куда больше, чем всякие Лоретто и Елисей. Ведь хоть сверстники и злорадно насмехались над Фарисом из-за его немощного магического таланта, одиночество однажды подтолкнуло его улыбнуться Арьане в ответ. И вот, теперь у него была девушка! Чудесная, добрая девушка, которую даже его бабуля, которая ни к чему уже в своём почтенном возрасте не относилась всерьёз, серьёзно одобрила! С Арьаной Фарис мог разговаривать обо всём. Быть собой. Она никогда над ним не смеялась злорадно.

Разве несчастный человек мог похвастаться всем этим? Нет, он счастливчик.

Однако... у Фариса всё же нашлась проблема.

Тревожность.

Всепоглощающая, всепрожигающая тревожность!

Фарис не мог сказать точно, откуда взялась его хворь и когда — кажется, родилась вместе с ним. Тревожность заставляла его трижды возвращаться в свои апартаменты и проверять, запер ли он дверь на заклятие. Она же вынуждала его таскать с собой свою (точно чистенькую) вилку в кафетерий и всегда-всегда готовить одежду за день-два, а то и три дня, до выхода в ней в свет. А ещё заранее сочинять монологи для людей, с которым Фарис собирался поговорить, складывать своё полотенце в ванной ромбиком, поправлять очки...

И что, пожалуй, самое грустное, эта нервозность постоянно вынуждала Фариса сомневаться в себе. Аря говорила, что сомневаться нормально, что даже Еля в себе сомневается, а он вон какой красавчик... Погодите, красавчик? Этот бледнолицый забияка, у которого кулаки вечно чешутся, красавчик?! Так, а не пора ли ревновать свою девушку к её брату? В конце концов, Елисей Арьане даже не родной брат и мало ли, какие там замешаны чувства...

Нет, глупо ревновать.

Это подстёгивает тревожность.

«Только и всего...»

А будучи счастливым человеком, Фарис научился видеть плюсы и в ней. Благодаря своей беспокойной мании, например, Фарис виртуозно притворялся простокровным, робким простачком, когда заглядывал в гости в дом Ари. Или, может, он и не притворялся, а взаправду боялся её братьев, ведь Кайл и Кофи вечно разглагольствовали о том, что убьют всех шаманов однажды? А шамана, что спит с их сестрой в первую очередь, нет ли? Может, и зря Фарис нашёл себе девушку. Влюблённость его могла погубить... Ладно, наверное, в виде исключения, риск стоит того.

Тем не менее, сомнения оставались.

«Что ж тогда ты в своей хвори нашёл...»

О-о-о! Вот! Вот, тут тревожную необходимость всюду перебдеть уж точно стоит поблагодарить: Фарис никогда в жизни не ломал руки — даже пальца ни разу не вывихнул! Он ни разу не отравился просроченным йогуртом, не потерял библиотечную книгу, не провалил зачёт в школе при лабораториях, где учился... Из-за этого всего, конечно, его пугали и йогурты, и библиотечные книги, и зачёты... Но страх продлевает жизнь. Бережённого аурный дух бережёт! Или как там?..

И всем этим, очевидно, не мог похвастаться Елисей. Этот задира не знал, что такое страх. Не думал о будущем. Отчасти поэтому Фарис праведно боялся и Елисея, разумеется. Тот мог ударить. Высмеять. Или натворить глупостей и унести с собой в могилу всех, кто пытается ему помочь.

Хуже даже, Елисей мог разболтать лишнего своему куратору Тэйен, а Тэйен — настоящий спящий вулкан. Безобидный, кроткий библиотекарь с первого взгляда, но — почему этот библиотекарь появлялся, где не ждут, и добивается, чего не могут другие, а? Уж точно не благодаря помощи Первокровной, ведь даже чисто гипотетически богине, что, нечем больше заняться? Лишь носиться и исполнять Лореттовы прихоти?

Скорее уж Лоретто будет исполнять прихоти Первокровной. Или прихоти императрицы Иш-Чель. Или советника Аргироса. Все они там у власти раболепные и продажные, говорил отец. Мать же часто добавляла, что власть есть амбиции, а амбиции есть смерть. Чем большего добиваешься, тем большего ещё хочешь — любой ценой. Это бесконечная лестница, но ведёт она не в небеса, а на замшелое дно. У людей нет чувства меры. Они едят, пока не начнёт тошнить, и убивают, пока не умрут сами.

Поэтому Фарис не нуждался в амбициях. Он не хотел умирать. Он был счастлив.

Поэтому Тэйен — спящий вулкан. Никогда не знаешь, когда такой проснётся и похоронит всех в пределах своей досягаемости под толщей кипящей лавы и горького пепла. Пожалуй, оттого Тэйен с Елисеем и нашли общий язык. Оба с поехавшей крышей. Безумцы, что любят риск.

«Но ради чего?»

Фарис не обладал развитой интуицией, но чуял, что Тэйен что-то скрывает. А значит, задира Елисей с отбитым чувством самосохранения мог стать жертвой своего куратора. И утянуть за собой на дно всех даже похлеще, чем Кайловы революционные планы. В конце концов, Кайл был вулканом активным, его видели издали и в нужный момент слуги Иш-Чель могли потушить, а вот Тэйен...

Почему же тогда Арьана до сих пор доверяла своему безумному брату? И заставила Фариса сегодня блуждать по тёмным аллеям, чтобы передать её послание? Уж не потому ли, что влю... Стоп. Ревность. Это дурацкая ревность! Арьана знала, что делала.

Теряясь в своих сомнениях, стоя во тьме у аурного фонтана и всё поправляя очки, когда Елисей ушёл, Фарис внезапно замер.

«...прихоти Первокровной».

А ведь у богини и впрямь мог быть какой-то жуткий, потаённый план посерьёзнее игр за власть и изучения звёзд. Уничтожение всего неоправдавшего надежд, грешного мира, например? Воскрешение мёртвых? Испытание живых?.. Если подумать, боги же как раз и созданы, чтобы испытывать и карать смертных! И теперь Фарис, получается, привлёк внимание карающего божества? Накликал на себя беду? Из-за бледнолицего Елисея?!

Поёжившись, Фарис снова дёрнул очки на переносице, которая уже ныла, и огляделся. Одна тень за аурным фонтаном мелькнула и — будто уставилась на него глазами, сотканными из мрака, в ответ... Мурашки побежали у Фариса по спине, и он задрожал, умоляя их сгинуть. Снова поправил очки. Прищурился. Сглотнул. Никого не увидел, но ему всё равно уже хотелось броситься наутёк.

Фарис сдержался — да и бегать быстро не умел. Нет, тень же не могла наблюдать, правда? Разве что... разве что шаман, спрятавшийся в тени, соткавший себе камуфляжные чары из мрака? Но это слишком уж искусные чары. Фарису такие не под силу, сверстникам-задирам тоже... Советнику Аргиросу? Нет, тот не шпионит сам, слишком ленив — это Фарис знал, потому что умел подслушивать. Её Величество императрица Иш-Чель же странствует по Митналу, межмирью духов, — все это знают, а значит, ей не до слежки. А вот Первокровная на такое, наверное, и впрямь способна.

«...прихоти Первокровной».