«Они меня возненавидят».

Эта мысль не покидает меня весь остаток дня.

И как я сразу-то не подумал? Если родные узнают, что я стал шаманом, то ни за что больше не посмотрят на меня как прежде. Шаманы властолюбивые, коварные, мерзкие; шаманы живут в своих роскошных тик'альских стенах, отнимая наши права и свободы во имя своего удовольствия.

«Мы избавимся от шаманов, любой ценой», — слова, что из раза в раз с упоением скандировали Кайл и Кофи, звенят эхом в голове, пока я таращусь на недоеденную энчиладу* с курицей и физалисом в тарелке передо мной.

(энчилада — тонкая тортилья, свёрнутая с начинкой, обжаренная на сковороде, а затем запечённая в духовке под сыром и соусом из чили и какао)

За столом я один, так что некому посоветовать мне расслабиться. Лоретто сидит на другом конце многолюдного кафетерия, потому что другие студенты не ужинают со своими кураторами, и как это будет выглядеть, если усядемся рядом мы? К нам и так уже приковано много внимания.

«Я так увлёкся затеей овладеть аурой, что абсолютно пренебрёг тем, что у меня была жизнь и до Тик'аля, — продолжаю размышлять, всё утопая в своей угнетающей безысходности. — Забыл даже, что должен был притворяться учеником. Так правдоподобно играл шамана, что на самом деле им стал. Обхохочешься!»

Только вот моя семья хохотать не будет. Кайл вообще выслушает, если я попытаюсь объяснить ему всё то, что узнал от Лоретто? Что простокровки и аурокровки на самом деле одно и то же, что все наши распри являются лишь одним большим недопониманием? «Но тогда ведь это будет означать, что в прошлых войнах сотни людей погибли зря, что сам Кайл воюет зря». Нет, он такую правду не примет.

А Кофи? Кофи поверит, если расскажу ему, что не все шаманы такие же лицемеры, как те врачи, которые отказались лечить его умирающего отца? «Да он скорее согласится, если брякну, что те самые врачи вскрыли мне черепную коробку и аурой сделали лоботомию...»

Отпихнув тарелку, я закрываю глаза. Всё равно досадные мысли вертятся, перебивая одна другую.

«... а если даже я на практике, ничего не объясняя, молча продемонстрирую, что научился укрощать ауру, то ма с мамой, наверное, решат, что я сошёл с ума. Как брат моего прадеда, ну а что?» — Теперь вдруг приходит на ум, что может, брат прадедушки покончил с собой вовсе не потому, что обезумел и потерял связь с реальностью, а потому, что не смог вынести одинокое бремя правды? Может, он тоже пытался поведать людям истину, но никто не послушал?

А меня уж тем более никто слушать не станет, я известен своими опрометчивыми выходками и поспешными выводами; моё неугодное родным мнение лишь выставит меня ещё большим дураком.

Но как тогда мне одновременно быть и шаманом, и повстанцем?

Как стать тем, кем я желаю стать, не лишившись того, кем я был?

Ещё раз взглянув на остывшую, потерявшую аппетитный вид мешанину в тарелке, я в итоге поднимаюсь на ноги. Хочу плюнуть на всё, отправиться в Лореттовы апартаменты и тривиально завалиться спать, пока голова не разболелась от депрессивных мыслей, но внезапно замечаю наблюдающую за мной знакомую пару глаз в очках...

«Фарис?»

Парень моей сестры глядит на меня из-за резного оконца кафетерия, стоя в вечернем мраке снаружи, подальше от освещения главной улицы. Однако его всё равно слишком хорошо видно, чтобы можно было назвать дельным шпионом. Да и не может он быть шпионом, тут же поучаю сам себя я, он же студент-алхимик — простокровка. «Но... простокровкам ведь, помимо элитных стражников и редких уборщиц, не дозволено оставаться на священных шаманских территориях после заката».

В следующий же миг воспоминание о тайной встрече Фариса с одним из членов Совета, которую я ненароком подглядел в библиотеке, всплывает в сознании. Тревога скручивает полупустой желудок. «Фарис выторговал себе особые права? Привилегии? Но что тогда предложил взамен?»

Когда наши взгляды пересекаются, Фарис разворачивается и быстро идёт прочь, глубже во мрак.

Тревога заглатывает меня целиком, словно штормовая волна тонущий корабль. Арьана мало что знает о бунтарских планах наших братьев, но всё равно что-то да знает. Если же Фарис предал её и рассказал это что-то Императорскому Совету... «Надо было поговорить с этим плутом сразу же!» А если он видел, как я управлял аурой утром? И сейчас пойдёт и предаст уже меня, разболтав всё моей семье?

При мысли об этом становится совсем дурно. Не могу я раскрыть свои новые способности родным, только не таким образом.

Бросив грязные тарелки на столе, отправляюсь следом за Фарисом.

༄༄༄

Преследую быстроногого плута по лабиринту вечерних тик'альских аллей, окутанных иллюзорно мерцающим светом фонариков, развешенных по балконам и крышам, я вскоре оказываюсь в узеньком переулке, по которому никогда прежде не ходил.

Фонарей тут нет, лишь лениво шепчущий ветер. Тьма обступает меня всё сильнее, пока я иду вглубь проулка, пытаясь нагнать предателя, но в какой-то момент становится так темно, что дорогу под ногами и не различить.

Слишком темно.

Тихо.

Безлюдно...

Мнительные инстинкты пробуждаются, заставляя меня замереть. Луна в небе светит ярко, как и всегда, однако у земли противоестественная, как смог, чернота, и теперь кажется, что сам воздух вокруг пронизан чьим-то невидимым присутствием. Магия? «Ловушка?» Или тревога мне глаза застилает?

Мурашки начинают красться по рукам, когда я силюсь расслабиться. Силюсь нащупать свободу в мыслях и призвать ауру на случай, если придётся драться, однако ничего не выходит. Лишь нервничаю сильнее. Я не видел Мариселу и не слышал ни слова от неё уже больше месяца, и у императрицы наверняка есть дела и поважнее, чем я, но что, если вот так вот она желает увидеться со мной сейчас сама? Может, моих попыток стать шаманом, по её мнению, недостаточно, ей надоело втихомолку слать за мной соглядатаев, и она решила от меня избавиться?

Убить в этой черноте?

«Ну вот, сейчас запаникую. — Сжимая в кулаки руки, я оглядываюсь. Ничего за спиной тоже не видать, но не поздно ли развернуться и пойти прочь? Или бежать теперь глупо? — Но ничего не делать ведь ещё глупей...»

Когда я уже почти было бросаюсь назад, чья-то фигура вырастает передо мной. Хлёстко, неожиданно. Строго. Заставляя меня снова застыть так и не развернувшись. Это происходит за секунду — достаточно времени, чтобы мышцы среагировали и напряглись, но недостаточно, чтобы мозг полностью осознал опасность и струсил.

Фигура делает шаг ко мне, и я замечаю длинные волосы, отсвечивающие под луной чёрным глянцем.

— Лоретто! — Мой испуг тает, тьма тревоги перед глазами рассеивается. — Я из-за тебя поседею...

Лоретто смотрит на меня с немым вопросом в глазах, но с дороги не уходит.

— Я тороплюсь, — шиплю я, теперь раздражаясь, отпихивая куратора в надежде, что Фарис ещё не ушёл далеко. Когда я выходил из кафетерия, был уверен, что Лоретто всё ещё преспокойно ест, однако очевидно, в отличие от всех остальных из куратора моего как раз-таки вышел бы отличный шпион. «Интересная, но неуютная мысль».

— Что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает Лоретто, пропуская меня вперёд, но тут же беззвучно отправляясь следом.

— Мне надоело, что на меня все пялятся. Хочу выяснить, какие у императрицы на меня планы.

— Ты всё уже выяснил у меня. Ей нужен шаман Монтехо. Бывший враг ныне под её командованием, чтобы доказать своё превосходство.

— Я не собака, чтоб мной командовать.

— Тогда не бросайся за первой же попавшейся на глаза приманкой.

Колеблясь с ответом, я смотрю вслед Фарису, удаляющемуся в темноту, затем оглядываюсь через плечо на Лоретто. Не останавливаюсь, но замедляюсь, и это оказывается ошибкой, потому что даёт Лоретто возможность увидеть, что я начал сомневаться. Лоретто Тэйен никогда не упускает возможности. И теперь я тоже замечаю, как мысли начинают нестись вихрем в зрачках куратора, замечаю, как Тэйен открывает уже было рот, чтобы что-то сказать и переубедить меня.

Поэтому начинаю говорить первым:

— Я устал подпрыгивать каждый раз, когда кто-то на меня косится. И я даже не знаю — почему? Сомневаюсь, что моей перемазанной аурой физиономии будет достаточно, чтобы заткнуть каждую недовольную простокровку в Кабракане. Я же никто, Лоретто. Ну, Монтехо, и что? Кому до этого есть в наши дни дело? Я не правлю над уличным сбродом, не могу указывать им, что делать и кому поклоняться.

«И если Джая была права, если Совет подозревает о планируемом восстании, и я лишь нужен им для того, чтобы продемонстрировать мою отрубленную голову, когда всё зайдёт слишком далеко, чтобы запугать народ, почему я сижу и покорно жду казни, как подсадная утка? Я не могу доверять воле судьбы, не смогу и сбежать в последний момент, чтобы два столетия где-то отсиживаться и тренироваться, готовясь к борьбе, как Тэйен».

— Скажи честно, думаешь, Марисела оставит меня в покое после Испытаний?

Лоретто мрачнеет:

— Нет.

«И моя семья тоже не станет защищать Елю-шамана».

— Тогда мне нужно что-то предпринять. Перестать играть в жертву, верно? Оказаться на шаг впереди, Лоретто! Если я сумею выяснить планы Совета, то смогу и вывернуть информацию в свою пользу, получить преимущество. Подыгрывая, но устанавливая собственные правила игры.

— Этим уже занимаюсь я, — качает головой Тэйен.

— Нет, ты подыгрываешь, поджидая момента, когда можно будет вывернуть информацию в свою пользу и получить преимущество. Вот, — я указываю пальцем на самого себя. — Я твоё преимущество. Всё это время ты не можешь сражаться в одиночку, но теперь-то мы вместе. Я буду сражаться на твоей стороне. Мы вместе сильнее. Ты же мне доверяешь, так?

Тэйен замирает на месте.

Матюгнувшись, я тоже вынужден остановиться и с сожалением наблюдать, как силуэт Фариса окончательно растворяется во мраке между храмами. Но если у меня не получится убедить Лоретто в моей правде, у Лоретто точно получится убедить меня в своей, а мне надо, чтобы куратор помогал мне, не мешал. Если мы сейчас опять начнём ссориться вместо того, чтобы объединиться, императрица уж точно победит.

— Доверяю, — говорит куратор после чересчур долгой паузы. Говорит негромко, едва-едва слышно, будто бы понимает это только сейчас, и подобное понимание Лоретто совсем не нравится.

Пока я продолжаю стоять неподвижно, Лоретто делает шаг, чтобы поравняться со мной, и мы оказываемся бок о бок, почти что зажаты между стенами, очерчивающими узенький переулок.

Между нами теперь вряд ли достаточно места для дуновения ветра. Если я вытяну руки и упрусь ладонями в противоположную стену, то Лоретто окажется в ловушке моих объятий. Если Лоретто сделает то же самое, то в объятия зажмут меня. Опять совсем не вежливая дистанция, но и Лоретто не возражает — опять.

Где-то в закоулках души мне становится любопытно, а не специально ли Тэйен всё это затевает: преследует меня, как муки совести, в темноте и выводит из равновесия, дабы тем самым я растерял всю уверенность и согласился с Лореттовым нерешительным до активных действий мнением? Или просто бросает Мариселе вызов такими вот крошечными, безобидными, но приносящими неимоверное удовольствие шажками? Она хотела видеть меня у себя в постели и на службе, а я в итоге стою тут, в Лореттовой милости. И сплю на Лореттовом диване.

Её Величеству такое не может понравиться.

Кроме того, она — некогда доверенное лицо короля Монтехо, которого отравила, — должна как никто другой понимать, что слуги чаще всего и становятся причиной краха правителя. Учинённая Мариселой гражданская война убила всю Лореттову семью, а Марисела потом, что? Схватила осиротевшего маленького ребёнка и бросила на воспитание у своей дряхлой бабки Первокровной, делая вид, что так выражает заботу? Ага, чтобы себе верного раба вырастить? Друга? Преемника? «Но преемник-то ей зачем, если она явно намерена сама править вечно».

А может, как сказал Йен, Первокровная и впрямь планировала Лоретто, как и многих до этого, убить? Ради какого-то ритуала, наделяющего силами, который требует не менее могущественной жертвы, чем заклинатель? «И только так, может, и сама Марисела побеждала в Испытаниях раз за разом все эти годы?»

Только вот если ребёнок и будет заглядывать в рот своему спасителю, но рано или поздно осознание обмана прояснит с возрастом мысли. Да и не зря говорят, что ученики превосходят своих учителей, а? «Лоретто куда прозорливее, чем кажется своей юной внешностью». И сейчас, когда Мариселе так нужна та жертва, те силы, перед грядущими Испытаниями, Тэйен возьми и сбеги от Первокровной.

Джая сказала, что моего куратора не сложно найти в Кабракане, но зачем же Лоретто скрываться, да ещё и на каких-то окраинах, где так легко получить серебряный нож под рёбра? «Нет, если хочешь выжить — прячься у всех на виду. Там, где не сумеют и пальцем тронуть без лишнего шума, где можно притвориться покладистым, глупо распоряжающимся своим талантом юнцом, вышедшим в свет, чтобы якобы просто выказать подростковую строптивость и добиться признания от матушки Первокровной или её внучки на троне, но на деле... где у всех на глазах можно в самый ответственный момент отказаться играть по правилам злых опекунов и — отомстить».

Официально для всех в городе Тэйен является лишь одарённым шаманом, пропадавшим невесть где долгое время и наконец вернувшимся в родные земли. Талантливым, вежливым, всеми нахваливаемым шаманом. По праву заслуживающим высокое положение при дворе. Не может императрица такого приговорить без веской причины к смерти — ведь это будет выглядеть так, словно она устраняет соперника перед приближающими состязаниями, боится проиграть. Сомневающийся, неуверенный в себе правитель никому уже не внушит страха и благоговения, на которых держится вся Мариселова власть.

А Лоретто играет очень уверенно: смело, но не дерзко. Хитро, но не коварно. Авторитетно, но не властно. Да даже стражи, вроде Гвен и Йена, в Лоретто души не чают, разве может Совет убить такого шамана, рискуя верностью стражей? Кто тогда будет запугивать народ, если не они?

Всё стоя с Лоретто лицом к лицу в окружении таинственных ночных теней, я понимаю внезапно, что был вовсе не прав, что Лоретто на самом-то деле удалось сделать немало за проведённый тут год.

Никто и единого плохого слова о моём наставнике не сказал до сих пор — что это, если не безупречная репутация, если не заявка на победу и трон? Выиграй Тэйен в своих первых же Испытаниях, сразу после прибытия в Кабракан, люди могли усомниться и не принять власть незнакомца, но теперь — всё подготовлено идеально.

Сначала не осознавая масштабов угрозы, сейчас императрице с её советниками остаётся лишь локти кусать и играть по своим же законам. Они разве что могут завалить Лоретто работой, подкинуть дикого студента, врага-простокровку, как я, и кучу других проблем, уповая на то, что Тэйен оступится. Надеясь, что однажды найдётся причина, чтобы Лоретто обвинить и казнить или же уволочь обратно в лапы колдуньи Первокровной.

Но отныне я и сам шаман, не простокровка.

Мы союзники, не враги.

И если мы с куратором сможем предугадать следующий шаг императрицы, то у нас появится нерушимый шанс на победу — шанс дожить до Испытаний методично, целеустремлённо, продуманно, а не полагаясь на слепую удачу, на которой дожил до сегодняшнего дня я.

«Да и раз Марисела нынче не так уж и сильна без своих жертвоприношений, у Лоретто есть и все шансы получить трон», — эта мысль звучит опьяняюще правильно в моей голове.

Всю свою жизнь я мечтал увидеть кого-то отличного от шамана у кабраканской власти, но теперь, когда сам я вдруг оказался шаманом — я и ситуацию вижу с нового ракурса. Магия не проблема, проблема — это жажда безудержного контроля над чужими жизнями. Колдовство же является лишь инструментом. Как оружие. Или ложь. Или боль.

Однако Лоретто не нужен контроль, Лоретто нужна справедливость, точно как мне — разве не поэтому куратор рискнул рассказать мне правду о том, что аурой может овладеть каждый?

А вместе мы можем претворить нашу мечту в реальность! Тэйен — единственный человек, который способен сделать всех счастливыми и равными без кровопролитий.

«Лоретто — мой ключ к достижению всего, о чём я мечтаю. Не Кайл, не новая война, не чудо. Лоретто». Восторг берёт за душу. «И мне тогда не придётся всю оставшуюся жизнь скрывать от родных свои магические способности. Не придётся родных враньём предавать».

«Моя собственная революция».

— Мы команда, — я произношу слова так убедительно, как только могу, и протягиваю руку, предлагая Лоретто пожать её в знак согласия. — Тебе незачем больше быть одиночкой.

Мой жест выходит неуклюже, между нами недостаточно пространства, чтобы вытянуть руку как следует. Больше похоже, будто я пытаюсь измерить расстояние между собой и Лоретто ладонью или отнекиваюсь от объятий, которых втайне хочу. «А может, и правда хочу. Объятия подбадривают, а меня никто уже два месяца не обнимал с тех пор, как я в Тик'але без семьи».

Не знаю, о чём думает Лоретто в этот момент, однако вижу, что мысли всё продолжают кружить в зрачках куратора, пока подсвеченные блеском звёзд глаза пристально смотрят в мои.

Вокруг нас полная тишина. Вечер безмятежный, воздух тёплый. На мгновение меня снова охватывает чувство умиротворённого покоя, и мне кажется, я почти что ощущаю, как Лореттовы сомнения сходят на нет, словно разглаживающаяся после стихшего ветра гладь озера. Одна из тех книг, что я читал, утверждала, что аура также питает интуицию, так может, так и работает шаманская эмпатия?

Хотя рациональный ум, конечно, тут же шепчет, что Лоретто вот-вот укоризненно возразит. Начнёт предостерегать меня о том, чтобы я не вляпался в очередную беду...

— Ладно, — говорит Лоретто, никаких возражений.

Мысли перестают метаться в Лореттовых зрачках, и взгляд куратора фокусируется, хотя лицо в то же время и приобретает какое-то необъяснимое, неуловимо взволнованное выражение, и напряжение появляется в уголках губ.

Лоретто соглашается, но по причине, которую находит не совсем по душе.

«Разве не хочет, чтобы мы были командой?» Однако я забываю вопрос в тот же миг, потому что вместо того, чтобы объяснить мне свои причины или же принять моё рукопожатие, Лоретто поднимает руку и... прижимается ладонью к моей груди. Точно желая оставить на мне свой отпечаток. Или согреть? Согреться?

Дыхание спирает. Ладонь у Лоретто на этот раз холодная, чувствую через рубашку и невольно дрожу. Однако прикосновение твёрдое, уверенное, подбадривающее. Полагаю, это максимально близкая к объятиям вещь, какую куратор готов мне пока предложить, но всё равно этого кажется недостаточно.

— Если ты правда веришь, что у нас что-то может получиться, Еля, то хорошо, — кивает Лоретто. — Но я пойду с тобой.

— Нет, Фарис встречается с моей сестрой, он может согласиться поговорить со мной, но только не в присутствии кого-либо ещё. И... — Оглядев снова переулок, понимаю, что я и не знаю вовсе, в какой части Тик'аля мы находимся. Я шёл за Фарисом, особо и не думая куда. — Не уверен, где его теперь искать.

Лоретто указывает подбородком во тьму впереди:

— Он всё ещё рядом.

— Шаманская интуиция?

— И да, и нет. Эта дорога ведёт в тупик, там старый аурный фонтан. Фарис либо ждёт где-то во мраке, пока мы освободим ему путь обратно, либо прячется у фонтана — с той же целью.

— И он один? Это не ловушка Мариселы?

— Нет.

— Точно?

— Точно, Еля. Шаманская интуиция. — Лореттова рука от моей груди так же уверенно, неспешно отстраняется, и Лоретто разворачивается, чтобы уйти в обратном направлении. Снова заставляет меня вздрогнуть, когда невольно касается меня плечом и бедром на узкой дороге. А потом, уже уходя, вдруг говорит: — Спроси у Фариса о богине.

Мой нос растерянно морщится от столь резкой смены темы.

— Чего?

— О богине, — повторяет Лоретто, не глядя на меня. — Первокровной? Знаю, по Кабракану о ней ходят слухи. Хочу знать, видел ли кто её.

Ничего больше не объясняя, мой учитель исчезает в ночи.