из личных наблюдений

̶н̶а̶с̶т̶о̶я̶щ̶е̶е̶ ̶и̶м̶я̶ ̶с̶о̶к̶р̶ы̶т̶о̶ ̶У̶з̶л̶о̶м̶ ̶Т̶а̶и̶н̶с̶т̶в̶*

Той, Кто Знает Всё

༄༄༄

*Узел Таинств — сплетение аурных чар высшего уровня, предназначенное для сокрытия личности. При активации Таинств тот, кто их наложил, станет неуловим для окружающих: почерк, голос, внешний вид будут ускользать из чужих мыслей, не позволяя узнать шамана до тех пор, пока этот шаман сам не раскроет наблюдателю/слушателю свою личность.

༄༄༄

Марисела притомилась. Она никогда бы не призналась в этом — даже самой себе, но... Да, она притомилась.

Её выдавали руки, сжавшиеся в кулаки, как только Елисей отвернулся. Выдавала безупречная осанка, которая будто поплавилась, вынудив ссутулить плечи, когда Елисей распахнул двери зала, торопясь уйти. И опустевший взгляд. Опустевший, но — не потухший; пронзительные карие глаза императрицы Иш-Чель сердито сверкнули, точно тлеющие в костре угольки, когда её взор наткнулся на куратора Елисея, безмолвной, верной тенью поджидавшего своего подопечного в коридоре за дверью.

«Будешь опять паясничать, твои дни сочтены», — обещал её взгляд, заставляя Лоретто цепенеть от своей жестокости.

Однако единственное, что Марисела могла себе позволить в конечном итоге осознанно: разочарованный, недовольный вздох. Одновременно с захлопывающейся за спиной Елисея дверью Марисела опустилась на колени и потрепала свою любимую кошку за ухом.

«Поспешила, Тэйен заметит?» — Плохо скрытая опаска мелькнула на сей раз в её зрачках, и она резко подняла голову, чтобы узнать, не намекнул ли её нежный жест на слабость.

Однако дверь уже затворилась. Куратор с императрицей так и не успели выяснить, кто же подсматривает за кем.

«Хм...»

Стоит, пожалуй, отметить, что неподражаемой Мариселе Иш-Чель не так-то легко навредить, а светские игры, состоящие из поклонов и двусмысленных взоров, нынче ей лишь претили. Так что какая уж разница, что увидит и подумает о ней Тэйен?

Любимая кошка — огромный чёрный ягуар по кличке Инти, который пугал своим хищным видом любого при первой встрече, — довольно замурчала, ластясь к своей хозяйке, словно самый милый котёнок, и Марисела тут же отбросила мысли о смехотворном кураторе, ощутив себя нужной этому прекрасному четвероногому существу. Иногда ей казалось, что она не нужна никому, кроме своих кошек, хоть восседает она на самой вершине пищевой цепи — на троне.

Ну да в бездну все тревоги. Есть ли смысл думать о Тэйен дальше, право? Эта пешка не достойна её личного времени. Куратор! Звание-то какое, фи! Наставник. «Учитель...» Эта шаманская дрянь не курировала и не учила, и вообще всеми силами избегала встреч со своим воспитанником, пока наконец сегодня её не застали врасплох смертью Валто и не вынудили взять на себя ответственность за Елисея, нашедшего труп. Трусливая, безмозглая пешка.

Как все.

А Марисела от пешек притомилась. Устала она от ненависти с презрением, какие вызывали в ней неизменно и поголовно тупые окружающие, которые не могли толком ни понять, ни тем более верно выполнить все тонкости приказов умудрённой своим горьким опытом трёхсотлетней императрицы. Она устала от бремени власти, которое некому делегировать. Хотя... будем объективны, кто, если не она? Без Мариселы всё рухнет, рассыплется, порядок в анклаве обратится прахом и новой кровавой войной.

И что тогда достанется ей? Если она не будет всё контролировать — всё будет контролировать кто-то другой. Её будет контролировать кто-то другой.

Нет, Марисела Иш-Чель больше не отдаст власть.

Хотя она так устала...

В какой-то степени, кажется, Марисела даже родного дядюшку Тихона уже ненавидела, ведь он не делал ни черта. Только нашёптывал ей свои идеи, заставляя исполнять роли и племянницы, и императрицы, и владычицы всех земных и неземных духов! А может, Марисела тем временем хотела выращивать цветы и разводить кошек? Может, ей натирала корона!

Но кто, если не она?

Нет, дядюшка прав, никто не справится с глупцами лучше неё. Никто не умеет обольщать дураков так же эффективно.

«Но от этого с ума можно сойти...»

Как ни крути, Марисела по-прежнему не представляла свою жизнь без Тихона. Он был единственным, кто вытирал её слёзы, когда она была ещё невинной девчонкой, потерявшей родителей, не умеющей колдовать, живущей под гнётом короля Монтехо и слепо верящей, что её спасёт кто-то другой, а не она сама...

Дядюшка научил Мариселу выживать. Убивать. И за это она всегда будет ему благодарна.

Тем не менее, желания выжить — всё контролировать — стало в последнее время как будто бы недостаточно. Оно тоже приелось? Или Марисела упускала из виду что-то? Контролировала не всё?..

Не Елисея Тамм. Да, тот отказывался от её дрессировок.

И из-за этого Марисела ещё больше злилась на идиота, который, сам того не подозревая, нарушал её и без того шаткий покой. Такой наивный и розовощёкий, Елисей не хотел выживать, он... хотел чего-то другого. Может, он тоже думал, что хочет власти, но — нет. Его слова, его реплики, его впечатлительные глаза... они просили... чего? Дружбы? Доверия? Любви?

Марисела усмехнулась себе под нос.

Как по-детски.

Любовь не спасает от смерти.

К тому же, все эти чувственные шалости Марисела сегодня Елисею уже предложила, когда подсела к нему в саду, а он не клюнул. Он хотел чего-то... ну чего же... И Марисела, наблюдая за ним, тоже! Это бесило.

Пугало.

И в который раз утомляло.

В последние месяцы Мариселовы нервы и без Елисея изрядно потрепали поиски «богини». Наставницы Лоретто, на след которой они с дядей всё никак не могли напасть. Давненько императрица ничего об этой наставнице не слыхала, а потом вдруг в анклаве объявился Тэйен вместе с бесконтрольными слухами, а теперь ещё и Елисей путал все карты... Непредсказуемая комбинация. Не к добру. Любые слухи, если их пускала не сама Марисела, ей мешали. Она путалась среди них, тонула, теряла себя среди масок, которые была вынуждена носить, чтобы выживать.

Попытка выведать тайны несговорчивого куратора через его ученика, тоже оказалась тщетной. Очевидно, Тэйен скорее задушит Елисея, чем что-то расскажет ему.

«Кстати, интересно было бы наблюдать, как Тэйен и Тамм душат друг друга? Устроить?»

Снова вздохнув, Марисела сгребла Инти в охапку и обняла прямо на холодном полу. Кошка в ответ прильнула к ней своим теплом. Нет, Марисела плакать не будет.

Но мысли не давали покоя...

Ненависть — до странности грустная ненависть — к мальчишке, который искал новые способы счастья в старом, злом мире, росла с каждой секундной по мере того, как Марисела размышляла, что Елисей теперь с Лоретто. «Malnacido*». Ну что он нашёл в своём учителе? Почему отдал свою лояльность ему? Почему Елисей не возжелал излить Мариселе душу, не принял её очаровательных прикосновений в саду, а сейчас так лихо поспешил прочь из зала? Ведь даже поиски богов не мешают наслаждаться чужой лаской по ходу дела.

((*Malnacido — «сукин сын» (досл. с испанского «плохо рождённый»)))

Неужели Марисела перегнула палку и прикоснулась к юнцу чересчур откровенно?.. Дядюшка говорил, что Иш-Чель порой вспыльчива. Но это ведь, наоборот, всех заводит!

Что греха таить, если бы не дядя Тихон, который постоянно шептал на ухо советы и если бы эти советы не действовали, Марисела бы наверняка уже давно стукнула розовощёкого засранца лбом об стол и выведала все его намерения если не лаской, то силой.

Или... можно было бы банально пробраться к нему ночью в постель. Елисей же определённо ничего не смыслит в плотском влечении, раз отказал Её Величеству, так? Даже возбуждаться толком не умел, глупец!

Но Марисела бы его научила. Кто откажется разделить своё ложе с такой как она, а? Тем более, если она уже легла и разделась, не спросив разрешения? Ни король Гаспар, ни королева Жозефина — последние из рода Монтехо, что носили корону до Мариселы, — ей не отказали.

«А потом умерли в её же объятиях, ха-ха...»

Ну, а если уж Марисела смогла целовать в самые похотливые места простокровок, убийц своих родителей и её собственных истязателей, то Елисей... Сущий пустяк. Было бы даже приятно. Юное, неопытное тело... На миг она могла бы поверить в искренность вновь...

Однако не суждено.

Что ж.

Видимо, лишать Елисея невинного румянца придётся его куратору. Понравится ли это ему?