- Интересные у вас книги, - улыбается Берус, перелистывая книжку с детскими картинками. - И иллюстрации забавные. Правда, Красная шапочка больше похожа на мужчину в сарафане, зато у волка морда на редкость глупая и нелепая... А кто это у нас на картинке?

Малышка Катарина сидит на одном колене расставленных ног Беруса и шумно дышит. У нее никак не получалось удержать равновесия: она качалась, хныкала, задыхалась и ерзала - так, что Берусу приходилось крепко ее придерживать.

- Собака, - вяло отвечает Катарина, приняв наконец удобную позу и почесывая липкий от долгих усилий лобик.

- Собака? - Берус чуть качает головой. - Ну какая же это собака? Совсем не похоже. Приглядись внимательнее: серый такой, клыкастый, с желтыми глазами... ну?

- Собака, - дернувшись в попытке убежать, Катарина куксится и замолкает.

Берус со вздохом убирает с ее лица каштановую челку, все больше поражаясь, как же много в ней Вернерских черт. Даже Грета не была так сильно похожа на брата, а вот его племянница - настоящая уменьшенная копия в женском обличье.

- Денежное дерево должно скоро зацвести, - грустно произносит Грета, протирая уже вымытую до блеска чашку и уставясь на растение в горшке. - Скорей бы... Нам нужны деньги...

- А это кто? - палец Беруса наугад тыкает в изображение мыши.

- Собака.

- Ты меня так, что ли, обзываешь?

- Собака, - Катарина шлепает Беруса по руке, сползает с его колена и ковыляет к столу. - Мама. Пить.

- Так сколько ей, ты говоришь? - задумчиво спрашивает Берус, пока Грета, встрепенувшись, плывет до холодильника и вынимает из него молоко.

- Да, она... плохо разговаривает для своего возраста, но ничего. По воскресеньям я собираю ее в церковь, там такой священник хороший, он...

- Ей не священник нужен, ей нужно развиваться, - Берус вытягивает руку и тоже прикасается к листикам денежного дерева на подоконнике.

- О, мы читаем с ней книги, хорошие книги, авторства Шарля Перро, Андерсена. Мы читаем...

Катарина обнимает стакан слишком маленькими и почему-то сморщенными ладошками - Берус замечает это только сейчас - и с неслыханной жадностью начинает пить. Но не делает и пяти глотков, как Грета выхватывает стакан прямо из рук и начинает тщательно утирать ей губы. Катарина, впрочем, никак на это не реагирует, лишь пытается отдышаться после питья молока.

- Ты обещала передать мне альбом Вернера, - тихо напоминает Берус, сомкнув руки на колене. - Грета?

Она кивает, но за альбомом не уходит. Придвигает к окну стул, садится и начинает протирать салфеткой листочки денежного дерева.

- Ты знаешь, у кого искать сына? - спокойно спрашивает она.

Катарина же пытается заползти на слишком высокий для нее стул, но задыхается от тяжелой одышки. Даже ее тоненькое, почти прозрачное платье кажется клеткой для ее легких, эдаким сачком бабочки.

- Рыба, - заключает Катарина, уместившись наконец на сидении стула и просто восстанавливая дыхание.

- По крайней мере, я знаю, куда мне идти, - разводит Берус руками. Поправляет съехавшую повязку на глазу. - И знаю, где работает его отец.

- Где?

- В борделе. Вернее, он им владеет. Если там его не окажется, то уж точно я встречу в нем людей, которые знают, где он.

- Ребенку нужна мать, - Грета поправляет веточки растения, как волосы.

Берус сжимает губы. Ищет взглядом курево и натыкается на украшенную папиросницу с львиной головой. Незамедлительно достает из нее дамские сигареты. Колебается.

- У вас... спичек не будет?

- Есть зажигалка, - охотно отвечает Грета. - Посмотри на столе, рядом с пепельницей. Мама все никак не бросит эту вредную привычку...

Берус с щелчком пыхает дымом - слишком сладким и непривычно терпким, словно вишневым. Присаживается за стол и, поморщась, бросает:

- Нет у Родриха матери.

- Дети не рождаются без матери.

- Дети не рождаются и без отца, а где отец Катарины?

- Погиб, - просто отвечает Грета. - Отец Катарины погиб на войне.

- Разве... - Берус сбивается. - Разве... ты была замужем?

- Нет, мы не были женаты, но сильно любили друг друга. Я еще не встречала мужчины лучше, чем он.

Берус скептически улыбается. Подпирает щеку кулаком, наблюдая, как возится с пустой сахарницей Катарина.

- Ты так и не догадалась, кто был нарисован на картинке? - Берус придерживает сахарницу за ручку, чтобы она не упала и не разбилась.

- Рыба, - Катарина чихает. Поднимает на Беруса впалые, но до потрясения Вернерские глаза. - Дядя, пить.

- Ты же только что пила? - Берус пододвигает ей стакан с молоком.

И она столь же жадно, как и в первый раз, присасывается к стакану.

- А, может, вы с моим Родрихом и подружитесь, - задумывается Берус, оглядывая Катарину. - А в будущем...

- Нет, - вдруг подает голос Грета и срывает лист растения. Тряпка сжимается в ее испещренной родинками ладони, а шея подрагивает.

- Почему? Родрих ненамного ее младше, и в будущем могла бы получиться прекрасная...

- Нет. Не будет у Катарины никакого будущего. Доктора сказали, что она и до десяти лет не доживет.

И девочка, будто в подтверждение слов Греты, хрипло закашливается и устало падает грудью на стол.

Берус хмурится. Чувствует, как его кулаки тоже начинают непроизвольно сжиматься.

- Так она больна?

- Задержки в развитии, - пожимает плечами Грета и теперь пытается вернуть оторванный листок назад. - И врожденный порок сердца. А еще сморщенные ладошки и легкая хромота из-за неправильно сформировавшихся ступней.

Грета очень долго смотрит на опавший лист, который так и не удалось прикрепить назад, хотя она только что сама безо всякой причины его и вырвала.

Переводит взгляд на Беруса и неожиданно бодро продолжает:

- Но ничего страшного! Мы с Катариной каждое воскресенье ходим в церковь, и там служит такой хороший священник, который...

- Кто ее отец?

На этот раз Грета молчит дольше. Ее лицо приобретает отсутствующее, блаженное выражение, что даже кажется, будто душа ее на секунды поднялась в рай и принесла расслабление.

- Спать, - широко зевает Катарина, сползает со стула и берет с подоконника ту самую книжку с картинками. Вкладывает ее в руку Беруса. - Дядя, собака. На.

- Но это не так уж и важно, - улыбается Грета, и через эту улыбку она словно просит у Беруса прощения. Не то за отказ говорить, не то за вину перед дочерью.

- Неважно?! Да наверняка это какой-нибудь любитель кокаина и алкоголик, иначе с чего бы вдруг у него родилась такая дочь?

- Нет-нет, он прекрасный человек! Я не встречала мужчины лучше!

Берус медленно кладет книжку на стол.

- А как же... Вернер?

Лицо Греты болезненно дергается. Она в смятении сплетает длинные пальцы.

- Я помню, как он сфотографировал меня в выпускном платье, - снова блаженная улыбка. - Он сказал, что мне идет платье. Я до сих пор храню это фото. То был... единственный раз, когда он запечатал меня в негатив.

Берус резко вдавливает сигарету в пепельницу. Поправляет сдвинутую скатерть, но случайно переворачивает стакан с молоком, которое снежными струями растекается по всему столу.

- Ничего страшного, - взмахивает рукой Грета и промакивает белую лужицу тряпкой. Берус с легким холодком на спине осознает, что говорит она эту фразу точно с той же интонацией, с какой сказала и про болезнь дочери.

- Ты хотела дать мне альбом Вернера, - терпеливо напоминает Берус.

Встрепенувшись, Грета кивает.

- Да, секунду. Я еле запрятала его от матери... Она винит тебя в смерти Вернера. Сейчас, сейчас принесу, пока мама не вернулась с работы. Мне нужно вытереть стол...

***

Раньше Берус наверняка извлек бы из редких вин, красивых женщин и утонченной музыки этого заведения все удовольствие, которое только возможно извлечь. Но сегодня он извлекал настоящие удовольствие из того, что под бесформенной накидкой он хорошо скрыт и мало узнаваем.

По пути в бордель Берус увидел плакат на столбе. Старый, желтый плакат, один край которого был отклеен и болтался на ветру, но на плакате был он. Берус. А внизу подпись - «Разыскивается государственный преступник».

Его могли узнать? Здесь, в борделе? Вряд ли. Он очень изменился за это время, и узнать его могут лишь те, с кем Берус знаком лично. А из всех он знает только Марса, и хоть не слишком близко, но точно уверен: пока дело не касается его самого - Марсу абсолютно все равно, что происходит вокруг.

Да и люди особого внимания не обращают. Только мужчина бродяжьего вида в сопровождении ухоженной девушки за дальним столом то ли украдкой смотрит на Беруса, то ли все это только кажется...

- Хотите расслабиться? - возле стола Беруса из ниоткуда возникает девчушка с белокурыми волосами. А ладони рассекают морщины... Ничто так не выдает возраст женщины, как руки.

- Расслабиться? Нет, я ищу...

- Меня зовут Кассандра, - ее улыбка выдает презрение. И то ли презрение это было вызвано внешним видом Беруса, то ли всеобщей ненавистью к мужчинам.

- Я ищу Марса. Хотел бы с ним встретиться.

- Прекрасно, - она вновь улыбается, и вновь толкование улыбки неочевидно: то ли несет облегчение, то ли досаду за потерянного клиента. - Можете подождать его здесь, он должен подойти. А пока советую обратить внимание на наших девочек: они займут ваше ожидание.

Берус в ответ лишь взмахивает рукой. Ссутуливается над столом и выкрикивает уходящей Кассандре:

- Только скажи ему, что я его жду!

Она, растеряв всякую кокетливость, обретает мужеподобную походку и слишком большими для ее изящной внешности шагами направляется к другим девушкам.

Берус снова оглядывает кабак и снова сталкивается с пронзительным взглядом бродяги. Его спутницу под руку уводит Кассандра, а мужик не двигается с места. Берусу приходится опустить взгляд и поплотней закутаться в накидку.

И все-таки он перерос эти пафосные заведения, эти бильярдные столы и кокаиновые россыпи, этих искусственных красоток и удовольствие на одну ночь взамен опустевшего кошелька. Ни музыка, ни блеск бокалов, ни дамский смех его не прельщали, хоть и сердце взволнованно билось от одной только мысли, что при удачном раскладе он очень скоро увидится с Родрихом.

Берус со вздохом поглаживает внутренний карман старого пиджака, в котором лежало вчетверо сложенное фото Вернера. Единственное, что Берус взял из альбома. А больше смотреть не стал. Не смог. За таким долгим затишьем и раскаянием, которое непременно бы случилось после просмотра фотографий, могла случиться новая вспышка болезни, и ему снова мог прийти образ Вернера. И допустить это никак было нельзя.

Бродяга вдруг встает, отрывается от стола и бесцеремонно подсаживается к Берусу.

- Игра на деньги интересует?

Спрашивает - и призывно потряхивает перед ним колодой карт, будто это могло изменить его решение.

- Нет.

- Точно? Денежек нет? А чего ж тогда ты сюда притопал?

- Деньги есть, но нет желания тратить их впустую.

- Меня так высоко еще никто не оценивал, - мужчина по-кошачьи улыбается и шлепает колодой по столу. - Вот спасибочки за утренний комплимент, поднял настроеньице. Ты ж угадал, золотой мой! Я то ли судьбой поцелованный, то ли пальчиками работать умею, - он ловко начинает нырять пальцами меж колоды, тасуя ее. - Так что играть со мной, золотой, рискованно - зубки сломать можно. Но кто не рискует, - бродяга тянется, ловко сцапывает с соседнего стола рюмку коньяка и вливает в себя, - тот не пьет.

- Всякий риск должен быть оправдан. Меня не интересуют азартные игры.

- Может, тебе просто неинтересен азарт? - бродяга знает, что говорит. Он создает образ недалекого человека, а сам тщательно выверяет каждое слово. И это дает повод его опасаться. И уж точно не располагать к нему доверием.

- Я не в том возрасте, чтобы интересоваться азартом.

- Ну конечно, - расплывается в кровожадной улыбке бродяга, словно он понимал Беруса куда больше, чем он сам. Протягивает длиннопалую ладонь и, как бы делая одолжение, бросает: - Кифер.

- Ага, - Берус даже не пожимает протянутой руки, лишь в который раз оглядывает помещение с целью уцепить в нем внешность Марса.

- Ждем кого-то? Или к девочке притопал? Ах, да... у тебя же... не тот возраст. Но под дамским уходом и на мягкой постельке что школяру будет сладко, что старику. Хочешь пари заключить? На интерес пока, не на деньги!

- Пока?

- Ну, золотой мой, у тебя всегда есть мозги с языком, чтоб отказаться. Я ж никого не заставляю, я ж тихий и мирный гражданин. Улица меня вскормила, судьба вынянчала, а фортуна пригрела. Колоду видишь? - Кифер кладет ее на свою тонкую ладонь и протягивает Берусу. - Вытяни любую карту из серединки и мне не показывай, а я...

- Да знаю я этот фокус, - морщится Берус, даже не взглянув на карты. - Ты запоминаешь нижнюю, кладешь вытянутую мной под нее. Тасуешь, а затем по очереди опускаешь на стол все карты из колоды и называешь такую, что идет после той, которую ты запомнил.

- Да ты мошенник! - возмущается Кифер, шлепнув по столу колодой. - Откуда знаешь?!

- Ты чего тут забыл? С картами тебе в кабак дорога, а не в бордель.

- А я здесь работаю, - важно отвечает Кифер, вскинув голову.

Берус усмехается.

- Да? Неожиданно.

- Очень смешно, перешучивай, - Кифер скалится. - Не шлюхой, я их добываю.

- Шлюх добываешь?

- Приманиваю, как собак, и сюда привожу. Редко являюсь в сию злачную дырень, только за баблишком или с девкой новой.

- Они тебя потом добрым словом не вспоминают?

- А должны? Сладкий, они мне потом только благодарны! Я ж ловлю только бессемейных, бездетных, бездомных, бескровных, безработных, незамужних и одиноких. Я им по доброте душевной предоставляю работу, жилье и хлеб! Им платят за это, и они даже могут выходить на улицу! Да и зачем им сбегать? Их вкусно кормят, марафетиком балуют и, - Кифер перегибается к Берусу через стол, - удовольствием обеспечивают. А что у тебя с глазиком?

Берус дергается и спешно поправляет повязку. Кифер, кажется, этого жеста не замечает. Почесывает себя за ухом, достает из нагрудного кармана кисет с табаком и высыпает щепотку на клочок бумаги. Лихо работает пальцами и скручивает ее в папироску. Щелкает зажигалкой и только после этого поднимает на Беруса темно-синие, но почему-то мутные глаза, будто запотевшее стекло бутылки.

- Куришь? - неохотно интересуется Кифер.

- Спрашиваешь.

- Скрутить?

- Если не жалко.

- Нисколько, сахарок, - Кифер сворачивает еще одну и даже делится зажигалкой.

Берус закашливается, когда скисший дым неприятно щекочет слизистую. Но выбора не было. Как не было выбора и по поводу человека, который мог бы организовать встречу с Марсом.

- Ты здесь работаешь, - начинает Берус. - Стало быть, и Марса знаешь?

- О, золотой, я знаю кличку каждой местной собаки!

- Сможешь к нему привести?

А на что Берус надеялся? На что надеялся даже после встречи с Марсом? Сына он не отдаст, это ясно. Если только попросить увидеться с Родрихом, а потом... выкрасть? Ребенка? Убить Марса? Уговорить?

- А нет его, сладкий, здесь. В другом месте отсыпается. Но адресок я знаю и могу поделиться, вот только ты это место не найдешь. Потому что не дом это. Он сейчас на лежанке у братвы засел, а ее просто так не отыщешь.

- А ты? Ты отыщешь?

- Я-то? - Кифер улыбается слишком уж смазанно и слишком довольно, разомлев от осознания собственной нужности. - Отыщу.

И Берус рывком поднимается из-за стола, потянув Кифера за рукав.

- Мне встреча с ним позарез нужна.

- Э, э! Полегче! Я тебе не ищейка! Мне-то за это будет какая-нибудь выгода?

- Брюхо без пули - вот твоя выгода.

- Кто пулю пустит? Ты, что ль, инвалид закосороченный? - Кифер сплевывает в опустошенную рюмку, но спрыгивает со стула и резво направляется к выходу из борделя. В дверях останавливается и оборачивается через плечо, что может означать только одно: Кифер идет с ним.

Они выходят из помещения на легкий морозец. Непривычно видеть чуть присыпанные сахаром германские улицы после метровых сугробов России. Слишком искусственной казалась немецкая зима и слишком блеклым - лето. Уж чем действительно русские хвалятся оправданно, так это природой (хотя брождение по лесу при пурге эту точку зрения немного пошатывало).

- Говоришь, судьба тебя любит? - усмехается Берус, поспевая за Кифером. А он, как изворотливый звереныш, ныряет между самых тонких оград и перелезает через заборы.

- С ума по мне сходит!

- Ты в карты играть умеешь, фокусы разные знаешь, девок в бордель сдаешь, но при этом ходишь в лохмотьях.

- Сценический образ такой, - не смущается Кифер, вовремя нагнувшись прямо перед балкой. - Кого бы ты скорее пожалел: грязного котенка с отмороженными ушами или жирного, упитанного котяру?

- А у тебя отмороженные уши?

- Слушай, ты! Ты не умничай! Метафора такая, ясно?

Они выходят на самую тесную, самую темную и содомную улицу этого городка. Здесь даже свет преломляется в изувеченные оттенки. Даже снег кажется не белым, а выкрашенным в белесый акрил. Даже бледная луна над головой словно вырезана из бумаги, а Кифер...

А Кифер все ведет. Безвыгодно, бессмысленно и бесцельно для себя, но продолжает петлять между домов, фыркаясь хвалебными в свой адрес фразами.

Ноги вдруг начинают ехать по скользкой земле, и Берус в самый последний момент хватается за уличный столб.

- Эй, - Кифер останавливается. - Не убейся. Марс со жмурами не общается.

А Берус держится за столб. Вернее, за желтый плакат. Вернее, за свое выцветшее лицо на этом плакате.

Резко разворачивается к Киферу, но тот даже не замечает. Или просто не хочет замечать? Или заметил, но не узнал?

- Я в порядке, - Берус осторожно ступает на землю, выжигая взглядом в лице Кифера маску, если она была. - Идем.

Не заметил. Или не захотел замечать. Беруса вечно терзает паника, но оправдана ли она на самом деле?

Они ныряют в переулок. Здесь под ногами скрипит не снег, а влажный гравий. Пахнет, впрочем, жженой резиной - это все, что можно было сказать о гармоничности местной атмосферы.

- Ты давно работаешь у Марса? - Берус откашливается от резкого запаха и машет ладонью перед носом.

- Как давно? Ну я же не помню по числам... И вообще, какая разница? Или ты мне не доверяешь?

- А должен?

- Ты слишком активно пытаешься меня спровоцировать, - но даже это не останавливает Кифера - он лишь кривит губы и сплевывает в сторону.

Не останавливает Кифера - но заставляет замереть Беруса.

- Долго еще?

- А ты торопишься? - Кифер скалится, рывком развернувшись и одним прыжком оказавшись перед Берусом. - Я мог бы вообще никуда тебя не вести!

- Однако повел, - Берус по привычке хлопает себя по левому бедру, но вместо кобуры нащупывает лишь ткань штанов. - И не поверил ведь, что я тебе пулю в брюхо пущу.

- Так, слышишь! - взгляд его метаться не начинает, но мелькает в нем что-то чуждое. - Тебе к Марсу нужно или нет?

- Конечно. Скажи мне, когда он снова будет в борделе - и я зайду к нему позже.

- Но мы ведь уже почти дошли! - метание во взгляде становится откровеннее.

- Отсюда близко до дома сестры моего друга, спасибо.

- Но, Берус! Я шел в такую даль... из-за чего?

- А я назвал тебе свое имя?

Вот сейчас Кифер прикусывает язык.

Делает шаг назад. Убирает руки за спину. И приторно, манерно улыбается:

- А ты не помнишь? Контузило, да? Бедненький.

Берус долго смотрит на него. Прищуривается. Шагает к нему навстречу.

И, вложив всю силу, впечатывает кулак в его острую челюсть.

- Сука! - рявкает. Хватает Кифера за растянутый пиджак. Сотрясает тряпичной куклой. - Сучара, крыса помойная! Ты куда меня завести хотел?! Куда, я спрашиваю, ты хотел меня увести?!

Кифер не удивляется. И не пугается. Просто начинает вырываться, царапаться и неумело, загнанно улыбаться. Вот только эта насквозь фальшивая улыбка заставляет Беруса выйти из себя окончательно.

Он замахивается еще раз. Кифер, сверкнув глазами, в последнюю секунду уворачивается.

Вздергивает вверх ладони. Кричит:

- Спокойно! Спокойно, я все объясню!

Снова замах. И снова уворот. Кифер вжимается в стену, выставив вперед руки в защите. И хоть продолжает лицемерно улыбаться - в глазах плещется настоящая паника.

- Я объясню, - повторяет Кифер, сплюнув кровь. - Я знаю твое имя, я видел... Хотел кое с кем встретиться, чтобы...

- Куда?! - Пальцы Беруса сжимают воротник, вдавливая Кифера в стену все сильнее. - Куда? Куда ты вел меня?!

Кифер испускает крысиный хрип. Загнанно вонзается ногтями в руки Беруса. Срывает хватку со своей шеи. Делает спешный шаг в сторону. Вновь выставляет вперед руки.

- Не трогай! Не трогай, я все объясню!

Беруса не так уж и волновали его объяснения. Его уже вообще ничего не волновало. Он чувствует, как бешено вздымается грудь и глаза наливаются чернотой, но сам прекрасно понимает: драку на улице ему устраивать опасно. Велик шанс быть пойманным полицией. И мал - что они не узнают в нем государственного преступника.

Тем более, что узнал даже Кифер. И даже запомнил имя с плаката.

- Тише, тише... спокойно... - медленно опускает Кифер руки, скалясь окровавленной улыбкой и делая к Берусу маленькие, трусливые шаги. - Я не хотел причинить зла, я просто...

- Лучше уйди с глаз, пока я тебе башку не расшиб!

- Не кричи, глупенький, - еще один опасливый шажок к Берусу, - тебя ведь услышат и арестуют.

- Я сказал, брысь отсюда! - Берус делает угрожающий выпад.

Но осмелевший зверек даже не вздрагивает. Дикая кошка и охотник принимают позиции друг напротив друга. Кошка взирает совсем не кошачьими глазами и выгибает спину для прыжка, а охотник не знает: не то бежать, не то сражаться.

Но это всего лишь кошка!

К чему бежать?!

- Зачем ты заманил меня сюда?

- Я?! - на секунду кажется, что Кошка и вовсе не опасна, и даже можно протянуть руку. Она не исцарапает, откуда у кошки когти? - Я тебя не заманивал, тебе ведь самому понадобился Марс.

- Марс был в борделе, мне сказали! Но именно ты начал плести, что его нет! Я ждал его!

- Я просто хотел кое-что у тебя взять, - облизнувшись, произносит Кошка и прижимается грудью к земле еще теснее.

- У меня ничего нет.

- Да? - Кошка сверкает звериными замороженными океанами.

И делает финальный прыжок.

Дергается к Берусу, сцапывает из его кармашка выглядывающее фото Вернера - и пускается бежать изо всех сил.

А Берус срывается следом.

И не мелькает в его больном сознании даже вопроса, зачем оно понадобилось Киферу. Да и не успели бы они промелькнуть. Не успевает пронестись в голове ни одной мысли, а Берус уже проносится до конца последней улицы города и огибает сломанную машину у чьего-то дома.

Они достигают железнодорожной насыпи. Где-то вдали издает глухой сигнал поезд. Кифер решил броситься под колеса? Да нет... не из тех он людей.

Кажется, он не знает усталости. Кажется, он машина, оснащенная внутри механизмами вместо вен и железным клапаном вместо сердца. Ловкое, изворотливое существо - не дышащее, а потому не устающее.

А вот Берус был человеком. И потому - устал.

Уже в самом конце он начал чувствовать, как стучит в висках, а одеревенелые ноги уже отказываются передвигаться. Может, и черт бы с ним, с этим фото. Может, и бежать за ним не следовало.

Вот только осознает это Берус лишь в те секунды, когда замечает: Кифер оглядывается, видит явное отставание соперника и нарочно начинает бежать медленней.

«Догони меня! - призывает Кошка, игриво взмахнув хвостом. - Я почти в твоих руках! Несколько последних рывков, и ты сможешь меня убить! Я сама тебе дамся!».

Кифер настигает одинокую ель, оглядывается на Беруса и ныряет куда-то под нее. Под холм.

Где-то вверху с ревом проносится поезд. От перестука колес, казалось, дрожит земля. Грозно свища, он рассекает поле, а Берус падает вслед за Кифером.

Здесь был бункер. Это очень походило на потайной бункер, но могло быть и обычным бомбоубежищем или подвалом. Железная дверь, вмонтированная в холм; спуск вниз и кромешная темнота.

Может, именно сейчас Берусу стоило бы остановиться. Остановиться, несколько секунд передохнуть - и бежать, бежать уже отсюда прочь, бежать как можно дальше, отставая от дикой кошки и сомнительного будущего.

Но Кифер высовывается из бункера, хватает Беруса за рубаху и рывком тянет на себя.

Ослабшие от бега ноги подкашиваются. Кифер вовремя успевает увернуться, а Берус ныряет в темноту и затылком чувствует остроту нижней ступени.

- И че это?

Боль вонзается в каждую клеточку головы, но Берус слышит: голос явно не Кифера.

И здесь явно больше, чем два человека.

- Это?

Хватает сил, чтобы повернуть голову.

Да. Кифер был не один. А бункер оказался просторным в размерах и походил на притон или тайное логово троих отморозков - покрупнее Кифера, но без такого звериного коварства во взгляде. Скорее - со звериной глупостью.

Берус дергается. Вскакивает на ноги - но тут же вновь оказывается на полу. Только теперь в области живота разливается боль от точного удара, а на запястье защелкивается что-то железное.

- Это? - повторяет Кифер и, выражая всем своим видом снисхождение, опускает взгляд на Беруса. - Дезертир. Предатель, которого разыскивает гестапо.

- Который? У тебя их куча заказана. Эбнер?

- Эбнер.

- Сука! - взвывает Берус, псом рвется с цепи и дергается, но окова наручников лишь сильнее врезается в его руку. - Сука, сука! Мать вашу, падла!

- Я знаю, - равнодушно отзывается Кифер, на всякий случай делает пару шагов назад. Сминает фото Вернера, бросает себе под ноги и затаптывает носком ботинка. - Только вот беда: мир сейчас такой, сахарок, что только падлы в нем и выживают.

А мужики заковывают в тот же наручник второе запястье Беруса. И долго, внимательно смотрят на него самого.

- Да нихрена не он это, че воду мутишь! Обмылок какой-то безглазый. На плакате молодой был.

- Да он это, он! Я по имени его назвал, и он откликнулся!

- Ты сейчас себе язык извернешь, чтоб бабки получить! Только бабки тебе положены были за настоящего, а не за обвалка-доходягу!

- У меня глаз - алмаз, - заявляет Кифер, вскинув голову. - Какая во мне вина, золотые? Мое дело маленькое: людей доставлять. А вы там уже сами как-то между собой решайте, в гестапо его поведете или прямо здесь пришлепните. Мне-то главное, чтоб труд мой поощрялся, потому что без меня вы бы уже в параше своей захлебнулись.

- Нас гестаповцы самих быстрее пришлепнут, если мы приведем им не того.

- Так а на что вам сила, друзья? На что власть над ним? Силой или лаской, а правду можно вытащить всегда... Хотя не мне вас учить. Я человек маленький, мне б лишь бы спасибо какое дали. Желательно побольше и купюрами. Я старался! Меня чуть было не раскрыли, я рисковал!

У них были наручники. У них был свой бункер. И наверняка они так или иначе сотрудничали с гестапо - а, может, только собирались.

Они изнурили его бегом. Они забрали фото Вернера. И лишили возможности увидеть Родриха. Они заманили Беруса, как овцу, а он повелся. Наверное, разучился видеть подлость за столько времени в снегах.

Но они не забрали у него силы, чтобы биться. И не забрали надежду, чтобы знать, ради чего. И Берус бился. Неистово, храбро и яростно, хоть и был в наручниках и их власти. Пока он верил, что борьба не напрасна.

Пока они не забрали у него и эту веру.

- Я размозжу тебе мозг, сука! - выкрикивает Берус последнюю мысль, выкрикнуть которую было просто необходимо.

Кифер тихонько посмеивается. Достает клочок бумаги, сыплет табака и сворачивает в сигарету.

Делает к Берусу шаг, присаживается перед ним на корточки и выпускает дым в его лицо.

- Знаешь, сколько людей хотело размозжить мне мозг, сладкий? Я до сих пор живой только потому, что за другими псиной не таскаюсь и живу себе в удовольствие, - он встает. Разворачивается к мужчинам. - Тогда попрошу половину обещанной суммы, пока точная правда не станет вам известна.

И только после шелеста купюр и победного, кровожадного взгляда силуэт Кифера растворяется в свете на вершине бункера.

Оставив Беруса в темноте и в самом его низу.