eivør — undo your mind

Звонкие капли, разбивающиеся об острые камни, заставляют ёжиться от морозного холода, пробирающего до костей. Они украшают фарфоровую кожу, целуют пухлые губы и опускаются бриллиантами на светлые волосы. Тяжёлая рука беспомощно срывается со скалы, окунаясь в кристально чистую ледяную воду, и Чимин распахивает глаза, жадно вдыхая свежий воздух и ёжась от колючего пронизывающего ветра, что так некстати ласкает мокрую кожу. Юноша садится, вытягивая красные от холода ладони, рассматривает аккуратные дрожащие пальцы, тяжело дыша.

Вымокшая насквозь рубашка неприятно и мерзко липнет к телу, отчего становится ещё холоднее: ему кажется, будто каждый порыв оставляет на коже глубокий саднящий рубец.

Он долго сидит посреди острых камней, прямо у самой воды, наклоняется ближе, так, что ледяные барашки волн чуть не накрывают его с головой. Скорость у реки Праосвен бешеная: стоит ему легко запустить тонкие пальцы в шипучие волны, как рука мгновенно дёргается в сторону.

Чимин запрокидывает голову, смотря на васильковое небо. Оглядывается на окружающие его деревья; изумрудные ели устремляются ввысь, настолько высоко, что голова начинает кружиться. Верхушки будто подпирают сапфировые облака, украшенные глянцевыми звёздами, которых с каждой секундой становится всё больше и больше. Юноша щурится от ветра, когда смотрит вдаль, но кроме бесконечной глубокой реки и её широких пенистых волн ничего не видит.

Вокруг всё молчит, уступая место бурной шумящей реке, на которую Чимин продолжает завороженно смотреть. Он гладит острые камни, пристально вглядывается в исчерна-синие воды, которые так и манят окунуться в них с головой, увлекая за собой на расколотое дно. Он не помнит, как оказался здесь, но в этом месте ему нравится гораздо больше, несмотря на приближающуюся бурю. На синем небе кружат чёрные стаи птиц, улетающих прочь из этого места, которое обманчиво похоже на настоящую сказку. Пак поднимается с колен на дрожащих ногах, оборачивается вокруг своей оси, оглядываясь по сторонам, но никого вокруг нет — только быстрая река Праосвен и он сам. Волны мягко цепляют его за бледные босые ноги, а камни больно впиваются в кожу.

— Эй, — еле слышно хрипит Чимин, однако ничего не происходит: голос пропал. — Эй!
Снова ничего, кроме раскрытого в немом крике рта. Пак ведёт растерянным взглядом по стройному ряду малахитовых елей, жадно вдыхая стойкий аромат хвои, делает пару шагов к лесу и тормозит, внезапно завидев очередную птицу, кружащую в воздухе. Он бы не обратил на неё никакого внимания, если бы животное не приближалось к нему, взмахивая грациозными широкими крыльями. Птица пикирует вниз, совершая пару кругов, а Чимин испуганно закрывается руками, согнувшись в три погибели и упав меж двух камней, чтобы она не смогла напасть на него. Юноша утыкается лицом в землю, накрыв голову ладонями, сворачивается клубком и прислушивается к прежней тишине, надеясь, что незваный гость улетел прочь.

Чимин не знает, сколько времени проходит прежде, чем он решается высунуться из своего укрытия. Боязливо прикрывая лицо руками, парень осторожно выглядывает и тут же сталкивается с внимательными глазами дикого зверя. Птица сидит в паре метров от него, примирительно сложив большие чёрно-бурые крылья, пристально глядит на него в ответ, склонив голову на сторону. Она молчит, а Чимин вторит ей, широко распахнув глаза и удивлённо уставившись. Они пялятся друг на друга какое-то время, пока Пак в голове перебирает все знакомые виды птиц, но не понимает, кто перед ним: то ли очень крупный ворон, то ли хищный беркут. Сердце сводит от страха — никогда не знаешь, что находится в этой маленькой перьевой голове. Вдруг нападёт?

Именно поэтому Чимин дёргается назад, больно ударившись спиной об острый камень, когда животное осторожно вытягивает когтистую лапу и делает шаг навстречу. Птица тянет шею, заставляя юношу поёжиться от заострённого кривого клюва, кружащего в опасной близости от его лица. Пак сталкивается с ней взглядами, всматриваясь в чёрную глубокую пелену внутри небольших глаз, и на миг кажется, будто где-то он уже видел эти чёрные очи. В голове что-то щёлкает, отчего Чимин пугается самого себя: его подрагивающие пальцы тянутся к дикому животному, которое не двигается с места, позволяя коснуться жёстких перьев. На миг время останавливается совсем.
Птица неуклюже скачет ниже, взмахивает большими крыльями и прыгает ему на локоть, крепко сжимая кожу цепкими лапами.

Чимин всего на секунду пугается, но потом лишь выше поднимает руку, сжав кулак. Животное быстро вертит головой, послушно замерев, по-прежнему молчит, а парень завороженно разглядывает ту вблизи, восхищаясь диковинной красотой. Никогда доселе он не видел птиц настолько близко, тем более таких редких. Вылезает из-за камней, бережно держа локоть навесу, чтобы животное не испугалось и не улетело. Взобравшись выше, Пак искренне улыбается, когда птица смотрит на него в ответ — он клянётся, что в умных глазах видит благодарность.
     
Но внезапно животное дёргается, резво вскинув голову и уставившись на лес. Чимин не слышит ничего, поэтому удивлённо следит за её прямым взглядом. Перед ними только плотный ряд елей, напоминающий завесу, через которую сложно пробраться, и полная неизвестность, от которой колени предательски подгибаются. Особенно в тот момент, когда меж деревьев мелькает чёрная сгорбившаяся фигура. Птица сильнее сжимает локоть, мгновенно напрягшись, а Чимин испуганно пятится назад. Из леса к ним выходит несколько собак: все чёрные, как самая тёмная ночь, с яркими жёлтыми глазами-пуговицами.
     
Одна из них, самая старая, мягко ступает по земле, приближаясь; за ней плетётся поменьше, но грозно рычащая. Птица на руке воинственно спрыгивает, взмахнув широкими крыльями и устремившись прямо на животных. Пак мгновенно дёргается за ней, норовя ухватить животное за хвост, чтобы остановить — эти шавки вмиг раздерут её на куски, но не успевает, когда первая псина прыгает в сторону, получив удар когтями по морде. Дикие псы мгновенно срываются с места, нападая на защитника Чимина, а тот начинает кричать, раздирая горло. Крика нет, он тонет в глухой тишине.

Пак хватает камень, швырнув в собак, но это мало помогает. Юноша отчаянно пятится назад, чувствуя колючие слёзы и ледяную агонию, сковывающую его изнутри, когда одной из шавок удаётся подбить смелую птицу лапой. Животное издаёт гортанный рёв и позорно качается в сторону, попадая под мощные лапы. Псы жадно раздирают животное, а Чимин напрягается всем телом, издавая безмолвный крик. Перед глазами застревают ужасающие образы, глотку сковывает страх, тело — подлая трусость. Желтоглазые псы с кровавыми мордами скалятся, надвигаясь, и в конечном итоге одна из них делает прыжок в сторону парня.
Он срывается со скалы, бесповоротно падая в ледяные объятия реки.

— Чимин!

Пак подпрыгивает на месте, всем телом ощущая прилипнувшую к потной спине ночнушку. Дёргается, в темноте пытаясь разглядеть зовущего, но ничего не видит спросонья, поэтому мальчишка шипит снова, тут же больно толкнув в бок. Чимин испуганно хватает его за руки, не понимая, чего от него хотят.

— Чимин, — зовёт мальчик, переходя на шёпот. — Вставай-вставай, — теребит его за край белой рубахи. — Король не будет ждать. Он предупредил.

— Чего?.. — потирая мятое ото сна лицо, Пак до сих пор тяжело дышит из-за ночного кошмара, который ещё пару мгновений назад убаюкивал его в своих уродливых лапах.

— Вставай, говорю, — подросток грубо стаскивает с него тонкое одеяло, швыряя то на пол. — Я уже получил оплеуху. Поверь, это не самое приятное чувство, — Чимин щурится в темноте, вглядываясь в смуглое лицо мальчугана.
     
— Юнги звал меня?

— Да, — кивает он, подбежав к двери. —Король звал тебя. Собирайся и быстро в его комнату.
     
Чимин чувствует себя настолько паршиво, что невольно начинает тошнить. Он с трудом соскребает себя с тёплой постели в чёрном углу комнаты, некоторое время смотрит прямо перед собой и не мигает, вспоминая свой сон. Что бы это могло значить? Сновидения для Пака вообще явление редкое и удивительное, потому что почти все они являются вещими. Когда глубокой ночью в голове возникают кошмары или любые образы — жди этого. Он уяснил это с самого детства, когда предостерегал кухарок от пожаров, а конюхов — о холодной зиме. Чимин жмурит веки, пытаясь прогнать из сознания багровые картинки, надевает брюки, криво заправив в них рубашку, и босыми ногами шлёпает к зеркалу.

— И когда ты успел стать... таким?
Сглатывает застрявший в горле ком, буравя собственное зеркальное отражение отрешённым взглядом, полным ненависти и разочарования. Работа персонального шута моментально потащила всё его состояние на беспросветное мрачное дно, состоящее из позора, страхов и отвращения. Отвращения к самому себе, к своему окружению и, конечно, к Юнги, на которого он теперь даже смотрел с трудом, пытаясь подавить ядовитую ненависть. Себя он ненавидел за трусость: вместо того, чтобы перечить Мину, Пак молчал изо дня в день, пока в груди томилось желание позорно убить себя, чтобы Король не утруждался.

Застегнув рубашку, Чимин выходит из комнаты, тяжело вздохнув напоследок, медленно бредёт по тёмным коридорам холодного замка и оказывается на последнем этаже, прямо перед большой дверью, откуда раздаются приглушённые разговоры и смешки. На этот раз в спальне не оказывается ни одного мужчины, кроме самого виновника полуночного торжества: Юнги расположился посередине большой мягкой кровати в окружении длинноволосых девушек. Чимин даже не сразу понимает, сколько их здесь — три точно на кровати, ещё одна кокетливо выглядывает из-за шторы, а две других сидят на полу у ног господина. На него не обращают никакого внимания, ведь Король слишком занят любовными утехами сразу с несколькими девицами, отчего Пака чуть не выворачивает прямо на ворованный ковёр.

— Ваше Величество , — Чимин сжимает зубы так, что челюсть сводит, — вы хотели меня видеть?
Юнги наигранно удивляется, оторвавшись от губ девушки, переводит на парня ленивый взгляд и кривит рот, приобнимая сразу двоих служанок.
     
— Проходи, — кивает Паку, указывая на место прямо перед кроватью. — Хочу видеть тебя лучше, — запрокидывает голову, скользнув языком по припухшим губам.

Послушно подойдя ближе на свинцовых ногах, Чимин безмолвно смотрит на Короля, который довольно улыбается, стоит третьей девчонке на кровати ловко скользнуть под одеяло. Пака выкручивает дикая злость, раздражение и отвращение к происходящей оргии, в которой, к сожалению, ему придётся принять участие. Он врезается взглядом в лукавые очи Юнги, что ни на секунду не отрывает взгляда от Чимина. Мин самодовольно хмыкает, прикусив губу, когда девичьи ладошки умело доставляют ему удовольствие. Мерзко, противно и грязно — всё, о чём может думать Пак.

— Расстегни пуговицы.

Чимин дёргается, будто его кто-то нарочно толкнул, и вопросительно округляет глаза, смотря на правителя, который непоколебимо ждёт исполнения приказа. Он жмурится на секунду, повторяя про себя, что скоро всё закончится, а пальцы предательски поддаются, щёлкая пуговичками. Одна за одной они оголяют фарфоровую кожу худой груди, отчего чёрные глаза Юнги затягивает томная поволока. Женская ладонь мягко поглаживает его шею, щекочет за ухом, пока девичьи губы слегка посасывают мочку.

— Начинай.

Беззвучный, но глубокий вздох слегка отрезвляет Чимина от тяжёлой пелены, свалившейся на плечи. Он судорожно всхлипывает, припоминая развлечения для Короля, но в голове как назло пусто: девчонки внизу, отвратительно пошлые, тянутся к нему, цепкими пальцами хватаясь за брюки. Пак слегка отпирается, морщится, когда руки заползают непозволительно высоко.
     
— Что имеет шею, — сглатывает от дрожащего голоса.

— Улыбайся, — Юнги прерывает его, шумно выдохнув и отпихнув от себя девицу.
Чимин слушается, проклиная себя.

— Что имеет шею, — повторяет, жмурясь, когда холодные пальцы девчонки скребут его живот, — но без головы?

Происходящее напоминает полное сумасшествие, от которого всё перед глазами начинает предательски кружиться подобно скрипучей карусели. Чимин широко улыбается, иначе Юнги обещал собственноручно сделать ему улыбку до ушей тупым ржавым ножом, наигранно-выжидающе окидывает присутствующих медленным взглядом и тормозит на лице Короля, беспристрастном и мерзком.

— Обезглавленный мертвец? — округляет чёрные пуговицы одна из служанок, по-кошачьи уместившись на узкой груди своего господина.
     
— Дура, — качает головой Юнги, отпихивая черноволосую девушку снова и поднимаясь на кровати. — Ты слышишь эту загадку во второй раз, — он хватает её за острый подбородок, притягивая к себе, и с отвращением кривит губы, оттолкнув. — Мне не нравится. Мне ничего не нравится.

bts — boy meets evil

Все в погружённой в рыжий полумрак танцующих языков комнате замирают, пристально наблюдая за дальнейшими действиями Короля, который молча осушает большой бокал с вином, тут же метнув его в сторону. Чимин дёргается, жмуря глаза, когда в ушах застревает звон стеклянных осколков, незаметно отшатывается назад и мысленно молится, чтобы это издевательство, жалкая пародия, детская игра в королей закончилась: у Юнги слишком плохо получается. Парень качает мутной головой, взлохмачивая чёрные волосы, похожие на острые перья ворона, медленно ползёт пристальным взглядом по бледной фигуре перед собой и сверкает угольными глазами:

— Пошли все вон. Кроме тебя, шут, — делает акцент на последнем слове, платонически облизываясь, отчего становится похожим на дикого озверевшего пса из самого страшного сна.

Служанки хлопают глупыми глазами, мгновенно растеряв остатки похоти и грязи, царившей в спальне, запахивают оголённые тела чем попало и, бесцветными тенями скользя по стенам комнаты, исчезают слишком быстро для Чимина. Он вымученно выдыхает, наспех потерев слезящиеся глаза, в черепной коробке проклинает самого себя за слабость, трусость и нерешительность, которые с самого детства шли с ним рука об руку, не позволяя исправиться и измениться. Взращенные властной матерью, они год за годом давили в нём любые попытки пресечь их или отказаться. Именно поэтому, растеряв все остатки самообладания, Пак срывается, подобно падению в своём сне, с отвесной скалы смелости и летит вниз, прямиком в непредсказуемые воды с каменистым дном. В объятия Юнги.

Когда Чимин плачет, Король уже стоит напротив него и медленно тянет на себя, скользя длинными пальцами по оголённым ключицам и шее. Голова шута устало падает на плечо своего правителя, изнутри лопаясь от собственной безнадежности: Пак сам не понимает, зачем она ему вообще дана на плечах, если он ей особо не пользуется. Его маленькие ладони цепляются за шёлковую рубашку Юнги, солёное лицо тычется в изгиб шеи, а сам Чимин отдал бы всё на свете только за то, чтобы просто исчезнуть. Здесь и сейчас испариться навсегда.

— Ты устал.

Юнги говорит очевидные вещи, подразумевая не целый день, проведённый в шахте или на кухне, а моральное состояние парня, содрогнувшегося от тихого шелеста губ. Король вертит им как хочет, будто бы он — самый искусный кукловод в расшитом камзоле, который сегодня устраивает лучшее представление с послушными диковинными марионетками. Чимин некстати вспоминает детство, когда Мин частенько ловил его за пусканием слёз. Он вечно повторял "как девчонка, ну какой из тебя король?", а потом вопреки всему крепко обнимал, качаясь на месте, и не отпускал до тех пор, пока друг точно не успокаивался. Так было раньше, не сейчас, когда дружеские объятия, напоминающие предельно дорогие лекарства, приобрели оттенок бóльшего.
Чимина это пугало и одновременно притягивало. Ничего похожего он никогда не испытывал, а поделиться было не с кем. Пак Чимин остался совсем один.

— Ты сегодня плохо выполняешь свои обязанности, — когда юноша отрывается от чужого острого плеча, пряча на дно карих глаз остатки дружеских чувств, Юнги мягко ведёт пальцами по щеке, растирая колючие слёзы. — Непорядок.

Сердце болезненно содрогается, и Чимин шумно сглатывает, загнанным зверем смотря на своего мучителя. Юнги напоминает настоящего маньяка, с обожанием рассматривая свою жертву, а шут — пострадавшего от синдрома, неразлучно связавшего хищника и будущий обед. Король обводит лицо напротив внимательным взглядом, от которого не ускользает разметка родинок, напоминающих маленькие звёздочки. Они медленно ползут вниз, по тонкой шее и ключицам, по зефирной груди и украшают впалый живот, а у Юнги в голове взрываются тысячи желаний поцеловать каждую. Ладонь тянется к запретному плоду, жадно вцепляясь в подбородок. Чимин подошёл слишком близко к клетке с самым ядовитым змеем.

— Отработаешь? — лукавая искра, вспыхнувшая ярким огнём в глазах цвета вороного крыла, заставляет юношу предательски вздрогнуть, что не ускользает от правителя.
Чимин жмурит свинцовые веки, сжимая кулаки, осторожно пятится назад и перебирает пухлыми губами, которые Юнги давно с удовольствием бы изорвал зубами.

— По... пожа... — невнятно лепечет юноша, складывая ладони в дрожащем умоляющем жесте. Выглядит жалко. Особенно, когда тот опускается на колени. — Пожалуйста... — всхлипывает, вздрогнув. — Отпусти... меня... Отпусти меня...

Юнги очень рад, что в его коллекции много кукол. Все они, правда, бездарные и пустоголовые, одинаковые и безликие, но зато есть одна, самая красивая и желанная. С заласканной солнцем кофейной кожей, сказочными глазами цвета заморской нуги, губами, что по вкусу лучше — он уверен — любой сладости и с тонким стержнем внутри, который хочется крепко сжать в удушающих объятиях и сломать. Эта кукла не достанется никому.
     
— Рано, — он склоняется над бывшим другом, которого теперь так нельзя назвать: Шуга давно пересёк все границы дозволенного, торжественно помахав приличиям и нормам общества королевской рукой. — Ты такой красивый, — заколдованным взглядом он липко ползёт по вскинутому к потолку лицу.

Голова начинает кружиться, когда Чимин окончательно убеждается в диком звере, поселившемся в теле товарища. Он смело может назвать его таковым, особенно в тот момент, когда Юнги тянет его вверх, будто действительно подцепив за тонкие ниточки, и медленно стягивает со смуглых плеч рубашку. Карие глаза Пака закрываются, стоит ненужной вещи предательски соскочить вниз и с лёгким шелестом упасть на ковёр. Шут, названный так скорее для вельмож и служанок, превращается в личную игрушку, с которой можно вытворять всё, чего только может пожелать Его грешное Величество.
     
— Развернись, — нет, Шуга не принуждает его, не хватает за руки, оставляя саднящие отметины и синяки, не угрожает тупым пером, но отчего-то внутренний голос трусливого пасынка подсказывает послушаться.
     
И Чимин, вопреки животному страху и желанию сбежать отсюда, поджав хвост, поворачивается к нему спиной, устремляя растерянный взгляд больших шоколадных глаз на голую стену. Дальше не происходит ничего, кроме переплетения двух трепетных дыханий. Одно медленное, мягкое и жадное, раздающееся позади него, а другое, от которого горло сводит, почти сходит на "нет". Юнги, внутренне окаменев от податливости своей жертвы, следит, словно ядовитая мамба, заколдованная от предвкушения, за каждой мышцей на хрупкой спине, прикоснуться к которой хочется слишком сильно. Именно поэтому он следует своим желаниям, скользя кончиками пальцев по звёздной россыпи родинок.

— Послушный, — задумчиво тянет шёпотом, делая шаг навстречу.
Прикосновения ледяных рук необъяснимо обжигают кожу, и Чимин невольно вздрагивает от мурашек, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Он не знает, что ему делать: выждать, пока Юнги наиграется и отпустит, или кусаться, подобно жалкой шавке, которую всё равно рано или поздно забьют до смерти? Пак понимает — они давно не друзья друг другу, но факт того, что они одного пола и росли с детства плечо к плечу, как настоящие братья, не даёт покоя. В последнее время Чимин уверен в потере ориентира, потому что он даже не знает, жив ли Чонгук, обманчивы ли видения, лжёт ли тот, кто раньше всегда был рядом, а теперь, заполучив слепящую глаза власть в горячие руки, изгаляется над ним. Он летит вниз, меж острых скал, которые ломают его подбитый бумажный змей, и ударяется о ледяные воды, когда Юнги позволяет себе поцеловать его.

Он жмётся колючими бордовыми губами, целует в острое плечо, прикрыв глаза с длинными ресницами, а затем прижимается сзади, плотно и сильно, заставляя слегка выгнуться и беспомощно упереться руками в тумбу. Пьяно мажет по изгибу плеч, шеи, ведёт языком по коже цвета топлёного молока, жадно трётся, и оба задерживают дыхание. Один от смешанных чувств, ядрёной смесью разрывающих грудь, а другой от мягкого тела в своих руках. Возбуждение, подобно опасному вирусу, распространяется по его телу, подбивая на прощание с самоконтролем. И Юнги поддаётся, собственнически оглаживая бледное тело под собой, ведёт ладонью от ключиц до сетки рёбер, затем по животу и прижимает к себе, пока Чимин вымученно хватает ртом воздух, пряча глаза за чёлкой.

— Больше не сопротивляйся, — Шуга благодарно трётся носом о душистую кожу на спине, заставляя Чимина развернуться лицом к себе. Он любовно оглаживает пальцами оголившееся бедро, всматриваясь в большие глаза напротив. — Никогда. Слышишь?
     
Вмиг на чёрной радужке королевских глаз оседает несвойственное чувство, которое Пак доселе видел лишь пару раз. Юнги гладит его по щеке, молча сморит в глаза, а его собственные угольные очи буквально кричат: не оставляй меня. Одиночество, окружившее единственного из друзей, у которого всё ещё есть отец, стальными тисками сковывает его уже давно, поселившись глухой обидой на дне побагровевшего сердца. У Чимина всегда был Чонгук, закрывающий его дружеской грудью. У Чонгука всегда был Чимин, подставляющий плечо в особо тяжкие моменты. У Юнги не было никого.

— Я... боюсь, — еле слышно трепещат пухлые губы.

— Боишься? — Мин рад, что Чимин нарушает тишину, иначе он давно бы впечатал его в эту тумбу, сминая хрупкую фигуру в своих руках. Король ловит взглядом лицо напротив, озарившееся детским страхом. — Чего?

— Тебя.

Одно лишь слово рушит его замок из песка за доли секунды, и уголки губ Юнги опускаются, отчего лицо снова мрачнеет. Он ползёт ладонью по загривку, зарываясь пальцами в светлые вихры, а другой рукой властно хватает шута за подбородок, прижимаясь горячей грудью к его, вздымающейся от рваных вздохов.

— Правильно делаешь.

Юнги видит, как Чимина буквально выкручивает от происходящего, видит застрявшие в глазах непонимание и испуг, и только за это хочется уничтожить юношу прямо здесь. Почему Чонгук заслужил дружбу? Почему Чонгук заслужил любовь? Почему Юнги не заслужил ничего?
В покрывшейся льдом душе селятся остатки той мимолётной близости, когда Чимин покорно молчал и томно вздыхал от поцелуев за ухом, отчего Шуга злится ещё больше. Даже сейчас этот шут, жалкая шавка, место которой в самом грязном дворе его Королевства, позволила одиночеству напасть на Юнги с новой силой, накрыть с головой и смачно ударить о беспросветное дно. За это он ненавидит его. Особенно в тот момент, когда притягивает к себе за подбородок, мазнув губами по щеке, а Чимин дёргается, отворачивая лицо и протестующе упираясь в грудь руками. Мин вдруг громко смеётся, оттолкнув парня от себя, пьяно пошатывается по пути к кровати и падает на неё, хватаясь за живот.
Он чокнутый — Чимин знает это. Поэтому молчит, обнимая себя за плечи, чтобы не чувствовать липкий стыд, обнимающий со спины.
    
— Мне не нравится, как ты выглядишь, — Шуга задумчиво потирает красные искусанные губы, оперевшись локтями о колени. — Ты слишком красив для шута. Я не хочу, чтобы на тебя кто-нибудь смотрел, — в агатовых глазах ceлитcя пустота, от которой кровь в жилах стынет. — Ты же только мой
шут, да? Только мой?

Пак рвано вздыхает, от страха вжимаясь в тумбу, дрожащими руками мнёт поднятую с пола рубаху. Ему страшно слушать это. Страшно настолько, что невольно хочется зайтись в крике о помощи, раздирая глотку, пока его не разорвали на части в этой душной клетке.

— Отвечай!

Он подпрыгивает, жмурясь.

— Д-да, — мямлит шёпотом.
Король криво ухмыляется, отчего лицо омрачается ещё больше, и хлопает в ладоши, устало уронив угольную голову. Чимин понимает, что самый худший кошмар становится реальностью, когда в пропитавшуюся похотью, грязью и разбитыми надеждами спальню входит мальчишка-паж с ослиной головой в руках, предназначенной для Королевского Шута.

⚔ ⚔ ⚔

Морозный вечер, плавно парящий над Империей Леодрафт, мягко взмахивает сизо-черными крыльями в последний раз и, наконец, завершает день, расцветая сверкающими звёздами на чёрной глади бескрайнего небесного океана. Холодный воздух кружит в танце маленькие колючие снежинки, напоминающие настоящие блёстки, которые ни на секунду не останавливаются, переливаясь при свете резного фонаря, осторожно повисшего в руке советника. Тэхён, замеревший у каменного выступа, не следит за временем, пока находится здесь, в месте, где всегда был с отцом. Сердце обливается кровью, отчего лицо, на это мимолётное мгновение гордого одиночества, превращается в мальчишеское и обрамляется круглыми слезами. И отрезать язык тому, кто посмеет осудить Короля за такое.
     
Ким любит оставаться один, слушая глухие удары в груди и мёртвую тишину, залёгшую вокруг. Он долго смотрит на глубокое чёрное озеро, облачившись в самую тёплую шубу, стоит до тех пор, пока ноги не подкашиваются от холода, а глотать слёзы становится совсем невыносимо. Отца не хватает. Очень сильно не хватает.

— Он пришёл? — кидает через плечо, на что советник, напоминающий фигуру, выточенную из прозрачного льда, машинально отмирает, взмахнув фонарём.

— Пришёл, Ваше Величество, — Чанёль учтиво кланяется, прижав свободную ладонь в белоснежной перчатке к сердцу. — Ожидает вас в кабинете.

Тэхён кивает сам себе, в последний раз окидывая бескрайние засыпающие просторы цепким взглядом, безмолвно трепещет губами, будто прощаясь, и уходит, поспешно до боли растирая солёные щёки. В замке он долго крутится у зеркала, греет руки в тёплой воде, пока служанка поливает их из большого ковша и боится спросить, всё ли порядке, когда стеклянный взгляд упирается в стену. Чанёль послушно ведёт его в один из многочисленных кабинетов на одном из нижних этажей золотого дворца, где, стоя у большого окна, правителя ожидает его цепной пёс.

— Добрый вечер, Намджун, — Тэхён подходит ближе, получая в качестве приветствия низкий поклон. — Ты хотел поговорить? — он растягивает губы в улыбке, прогоняя с лица любые намёки на проявленную слабость.

— Ваше Величество, — главнокомандующий снова кланяется, прячет руки за спиной и выжидающе смотрит на господина, который ведёт бледной рукой с перстнями вдоль стройного ряда ножей. — Этот разговор не должен занять много времени. Сегодня утром пришли вести с границ.
     
Король Леодрафта не отвечает, выхватывая из чехла один из клинков, азартно оглаживает лезвие пальцем и оглядывается, проверяя, на месте ли большая доска со следами прежних игр. Тэхён, на самом деле, внимательно слушает своего главного воина, ждёт каждого слова и кропотливый рассказ. Даже если вместо трепетных расспросов метает нож в доску с такой силой и мастерством, что тот тут же вонзается в дерево так, будто это подтаявшее масло.

— Как обстановка? — задумчиво тянет Ким, сверкнув перстнем в виде львиной головы.
     
Намджун невольно думает, что он ещё ребёнок, не наигравшийся и не готовый вести за собой Леодрафт. Но, конечно, молчит, топя в себе дурные мысли. Клятва не позволяет обвинять своего Короля. Клятва гласит защищать его во что бы то ни стало. А Ким Намджун, главнокомандующий армии, следует только ей.

— Печальная, — мрачно отзывается мужчина, не мигая. — Пока сердце Леодрафта и близлежащие поселения в безопасности, граница страдает. Праосвен не успокоится — они прекрасно дают нам понять это. У них определённо творится что-то странное.

— С чего ты взял? — Тэхён любопытно оборачивается, отчего светлые вихры открывают синие глаза.

— Тактика атаки во многом отличается от той, что была раньше. От той, что была много лет назад, — Намджун, кажется, сделан из настоящей стали. — Нам неизвестно о деяниях, совершаемых на чужих землях, разве что свержение бывшего правителя. Вы прекрасно знаете о том, что некоторое время там правил кто-то ещё. Никто и никогда из наших людей не видел Его, а те, кому удалось, уже давно молчат.
Ким незаметно передёргивает плечами, хмуря тёмные брови.

— Ты намекаешь на то, что в бойне мы убили их Короля? — он щурит хитрые глаза, крепко сжав в ладони ещё один клинок.

— Нет, — главнокомандующий качает головой. — Я не имею права докладывать вам недостоверные вести и предположения, но ситуация обязывает. За свою жизнь я много чего увидел и много чего знаю, именно поэтому делаю вывод о том, что в Праосвене что-то происходит. Свержение правительства, заговор, волнения — что угодно, но из-за мелких нападений на наши границы это определённо касается нас. Они подобны вшивой пиявке, присосавшейся к нам. И наша кровь постепенно заканчивается.
     
На гладком лбу залегает задумчивая морщина, отчего Тэхён вмиг выглядит гораздо старше.

— Понимаю, — он кивает, медленно ведя пристальным взглядом по изрезанной доске напротив. — Хочешь сказать, нужно напасть на них и поставить на колени?

— Если позволите, — уважительно склонившись, Намджнун прикрывает глаза.

— Это нужно как следует обдумать, — Тэхён с силой метает нож. — Наши шпионы по-прежнему молчат? — поворачивается лицом к главнокомандующему, лицо которого окрашено жёлтыми тенями свечей.

— По-прежнему без вести пропавшие.

— Паршиво, — потирая лицо пятернёй, он вымученно вздыхает и падает на резной стул, устало уронив голову на руку. — Как можно жить в неизвестности? Иногда у меня просыпается желание самостоятельно сесть на лошадь и отправиться в Праосвен лишь для того, чтобы взглянуть в лицо этой пешке, посягнувшей на наши земли.

— Исключено, — прерывает его Намджун. — Мы сделаем всё возможное, чтобы разузнать как можно больше о делах, творящихся по ту сторону. Ваше Величество, только прошу, подумайте над моим предложением. Думаю, другого выхода у нас нет и не будет.

Стоит ему договорить, как входная дверь кабинета приоткрывается, и в небольшую тёмную комнату заходит Чанёль вместе с Джином за своей спиной. Врач благодарно кивает советнику, когда тот, поклонившись, уходит на второй план, и сам низко кланяется Королю, не обращая внимания на военного.
     
— В чём дело? — Тэхён мгновенно поднимается на ноги, одёрнув тёплый жилет.

— Ваше Величество, я по делу, — негромко начинает лекарь, а застрявшая в его прозрачных глазах тревога заставляет правителя по-настоящему прислушаться. — Только что с границы привезли отшельника. Он очень сильно ранен и, кажется, есть заражение.
     
— Кажется?

— Нет, — Сокджин рвано выдыхает, понимая, что сглупил. — Он точно заражён. Я попытался сделать всё возможное, но, скорее всего, яд пошёл дальше. Дело не в том, что он ранен от рук праосвенцев. Этот мужчина из наших лесов. И там есть ещё, такие же, как он. Они что-то знают.

В комнате виснет напряжённое молчание, не нарушаемое даже вздохами: все трое будто перестают дышать, ожидая продолжения разговора друг от друга.

— Настоящие шпионы, — заговорщицки улыбается Тэхён, через плечо глядя на Намджуна. — Как насчёт выловить парочку и отправить на допрос?

— Будет сделано, — военный уважительно кланяется, приложив руку к сердцу.

— Будьте осторожны. Иногда они способны вытворять странные вещи, — красивое лицо Сокджина, который определённо должен был родиться в королевской семье, озаряется напряжением.

— Насколько странные? — любопытствует Тэхён, блеснув детским азартом в глазах.

— Такие, которые неподвластны нам, обычным людям, — Джин замирает, не дыша. — Это может быть опасно. Будьте осторожны, — мажет мимолётным взглядом по Намджуну.

— Приказ ясен, — поймав на себе цепкий выжидающий взгляд Короля, податливо кивает главнокомандующий и, снова согнувшись пополам и попрощавшись, уходит прочь, прикрыв за собой тяжёлую дверь.
Тэхён на прощание безмолвно отворачивается от врача, возвращаясь к метанию ножей, но тот не уходит, продолжая наблюдать за своим правителем. Немые гляделки продолжаются ровно до тех пор, пока Сокджин севшим голосом не говорит:

— Ваше Величество, игра с пантерой может плохо кончиться.

На секунду Королю кажется, будто на него вылили ведро ледяной воды. Вдобавок ещё и хорошенько ударили по голове чем-то неимоверно тяжёлым, отчего теперь перед глазами замелькали яркие искры, а сама она предательски закружилась. Нож впервые отлетел от стены и со звоном упал на деревянный пол.

— Ты о чём? — медленно повернув голову, спрашивает Тэхён.

— Я узнал вас ещё в самый первый день, — несмело говорит Джин, про себя решив, что если уж лишится головы, то хотя бы поймёт мотивы мальчишки в игре с чудовищем в клетке. — И во все последующие, когда мы сталкивались в коридорах подземелья. Почему вы ходите к
Нему?

Не то чтобы Ким баловался, ежедневно играя с огнём в самом тёмном углу подземелья, но после того случая и разговора с диким зверьком, привлекающим своей непохожестью на лощёных леодрафцев, Тэхён спускался вниз ровно три раза. И все из них он просто смотрел в дверную щель, наблюдая за одиноким праосвенцем, окончательно превратившимся в животное благодаря отросшей бороде и угольным вихрам. Эти наблюдения напоминали ему уроки Чанёля, во время которых они вдвоём следили за дикими зверями на природе и изучали их повадки. Только сейчас ему не хотелось взять лук и запустить в хищника стрелу. Хотелось понять его.
     
— Я не знаю, — вдруг выдаёт Ким. — Я... не знаю.
Сокджин понятливо кивает.

— Я поддержу вас в любом случае и спрячу эту тайну, Ваше Величество, — он подходит к двери, в последний раз поклонившись. — Просто знайте: если она не кусается сегодня, это не значит, что завтра она не откусит вам голову.

Врач уходит прочь, оставляя Тэхёна наедине с проснувшимися страхами.