SΛUDΛDƩ — r i t u a l

Круглая серебряная луна застряла ровно посередине бескрайнего чёрного неба, по которому медленно плывут почти прозрачные пушистые облака. Пустой взгляд неловко падает на спокойную гладь мрачной бездны глубокого озера, скользит по многочисленным муравьиным дорожкам вокруг. Изредка мелькают чёрные силуэты неспящих разведчиков в масках, которые даже ночью стоят на страже погружённого в полный мрак замка. Иногда можно увидеть тонкие огонёчки, похожие на диковинных светлячков, но они тут же пропадают, растворяясь блёклой струйкой дыма. Вдалеке кто-то жжёт костёр, чёрные клубы которого поднимаются вверх, прямо к умиротворённому небу.
Задумчивый взор внезапно останавливается, заметив в окне непонятное шевеление. Чимин на миг пугается, а после шумно выдыхает, опустив плечи и осознав, что испугался собственного отражения. Ускоренное сердцебиение ещё пару секунд больно стучит эхом в голове; он потирает слезящиеся глаза кулаками, свесив ноги с подоконника, оглядывается по сторонам, окинув обеспокоенным взглядом пустую, погружённую во мрак комнату. Ему кажется, будто кто-то находится здесь, в его спальне, в самом чёрном углу и жадно смотрит на него из темноты. Чимин щурится, на мгновение перестав дышать, закрывает глаза и прислушивается.

Ничего.

Шум в коридоре мешает.
Раздражённо выдохнув, Чимин слезает с подоконника, садится на скрипучий табурет перед большим зеркалом и с грохотом раскрывает один из ящиков тумбочки. Бережно достаёт мешочек, выуживает оттуда маленький розовый камень на чёрной верёвке и кладёт тот перед собой, на грубую перчатку Чонгука. Юнги сказал, что это всё, что от него осталось. Пак долго глядит на вещи, затем — на своё отражение в зеркале; шумно сглатывает, когда внутри просыпается необъяснимое чувство. То самое, которое его мать называла проказой, а отец — детскими глупостями.
     
Розовый кварц возвышается над перчаткой, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Чимин закрывает глаза, спокойно выдыхая и расслабляя всё тело, задерживает руку над столом, пытаясь очистить голову от ненужных глупых мыслей. Об рёбра гулко стучится беспокойное сердце, окаймлённое тревогой, погружённое в неясную дымку из предчувствий и сомнений. Тут же ушей настигает дикий глухой хохот из-за двери, но вдруг прерывается строгим голосом матери, гремящим уже в черепной коробке: перестань придаваться греху, Пак Чимин, иначе снова придётся хорошенько отмыть тебя. Мотает головой.

— Замолчи, — шёпотом вторит призрачному отчитывающему тону.

Ты сумасшедший!

— Хватит, — камень над перчаткой медленно кружится, ускоряясь с каждой секундой, но Чимин даже не шевелит рукой.

Посмотри на других детей! Разве ты не хочешь быть таким же?!

— Молчи, — отвечает женскому голосу в своей голове, когда перед закрытыми глазами начинают мелькать необъяснимые смазанные силуэты. Есть.

Закройте! Заприте его здесь! Не кормите; злой дух должен голодать!

Чимин испуганно дёргается от призрачного грохота захлопнувшейся двери. Наступает тишина, нарушаемая лишь цоканьем туфель матери по ту сторону.

В тёмном мраке воспоминаний тонким шёпотом звучит голос друга, настолько родной и знакомый, что тело сковывает неподдельный страх. Чимин замирает с зажмуренными глазами, беспомощно приоткрыв губы и замерев, ведь во мраке мелькает до боли знакомая искренняя улыбка, которую в последний раз он видел в детстве.
     
Смешок Чонгука заставляет вздрогнуть, а затем звучит немного писклявый детский голосок: я принёс тебе поесть. Пак сглатывает, видя очертания руки с разбитыми костяшками, которая бережно сжимает украденную порцию ужина. Чувствует ту призрачную дрожь, которая била его в тот момент. В те моменты, когда тяжёлая дверь снова и снова захлопывалась, а из-за неё гремел голос матери, причитающей о нечистой силе.

Ни слова семье Чон. Выпороть вора!

— Нет!

Чимин остервенело таращиться на собственное отражение, испуганно распахнув глаза и дёрнувшись, будто очнулся от глубокого сна. Кварц падает на перчатку; парень вздрагивает, отдёрнув пальцы от камня, трёт веки и снова глядит на себя в зеркале, пару раз моргнув. Неожиданно пришедшее видение было слишком реальным, будто бы из тёмного угла на него глядела мать, хватающаяся за розги. Бешеное сердцебиение сковывает грудь колючими оковами, а тошнотворный ком в горле заставляет откашляться. Вытирает со лба выступившие капельки пота и резко вскакивает со стула.

SΛUDΛDƩ — i n s t i n c t

Дверь его спальни с грохотом ударяется о кирпичную стену, но дикий глухой смех и громкий говор вдалеке не стихают. Чимин зло сжимает в кулаке камень, громко шлёпает босыми ногами по грязному каменному полу, пока сбегает по лестнице вниз, прямиком в чёрную столовую, откуда доносится громкая музыка, смех и голоса. В коридоре натыкается на пару спящих пьяниц, брезгливо переступает через лужи пролитого вина, больше напоминающего кровь, останавливается в арке и внимательно окидывает взглядом происходящее.

В нос ударяет терпкий запах жжёных трав, табака и алкоголя, который заставляет невольно поморщиться. Столовая, погружённая в полумрак и освещаемая редкими факелами на стенах, погрязла в дыме от трубок и самокруток из клочков бумаги. Она содрогается от грохочущего хриплого смеха каждый раз, когда в призрачной дымке мелькает улыбающаяся рожа знакомого сотника. Чимин щурится, невольно закрыв нос рукавом рубахи, жмётся к краю стенки, когда из прохода его буквально выталкивают, не замечая. Мимо проходят две полуголые девицы и исчезают где-то в дыму — голова начинает кружиться от картинок.

— Какой это раз?!

— Пятый — не иначе!

Компания разражается волной хохота, а один из силуэтов опускается на пол, прямо на колени. Чимин подходит ближе, стараясь не вдыхать пьянящий запах и сдерживаться, чтобы не закричать от злости и раздражения, мгновенно накрывших его с головой. Парень замирает в паре метров от мужчин, видя, как та самая фигура на полу целует кого-то. Точнее, что-то. Чью-то грациозно изогнутую ладонь. Пак крепче сжимает кварц, подаренный когда-то давно тем , от кого в замке Праосвен остались только воспоминания. Женские смешки смешиваются в непонятную какофонию, но всё внезапно становится на свои места, когда звучит до боли знакомый голос:

— Раздавай.

Чимин ловит взглядом кривую ухмылку Юнги, восседающего прямо на обеденном столе. Новый Король запрокидывает голову, выливая в рот целый бокал вина, отчего по краям рта катятся кровавые капли, ползут по подбородку, тут же срываются на обнажённую грудь и расстёгнутую рубаху. Одна из девушек облокачивается на столешницу, красиво выгибается, языком слизывая вино с шеи правителя. Остальные мужчины задорно гогочут, скрывая наглые взгляды за картами, а девицы — завистливо вздыхают, надеясь оказаться поближе к Шуге. Где-то в углу в небольшой барабан стучит незнакомый музыкант в окружении пьяных товарищей.
Происходящее выглядит настолько абсурдно и отвратительно, что Чимину дико хочется закричать, остановив это всё. Его никто не послушает, но тогда хотя бы злость на друга перестанет больно стучать по вискам и заставлять скрипеть зубами, сильнее сжимая кулаки. Юнги разглядывает карточные масти, щуря раскосые глаза, довольно улыбается и мельком, смазано целует одну из девушек, припавшую к его груди. Следом за жалким подобием поцелуя тянется ещё одна, и получив своё, устраивается у его ног. Конюхи, сотник, повар и ещё пара солдат немногословно переглядываются, перебрасываясь картами, а Чимин замечает, как дрожит всем телом.

— Хва...тит, — несмело давит он, и его никто не слышит.

Как всегда.

Парень передёргивает плечами, раздражённо вздохнув, но вдруг внезапно замирает, почувствовав на своём животе чужие тёплые руки. Ладошки медленно скользят по брюкам, по рубахе, заползают под неё, медленно оглаживая бледную кожу. Чимин испуганно дёргается, почувствовав отвращение от прикосновений, отпрыгивает в сторону и тут же запахивает рубашку до самого горла, ошеломлённо глядя на опьяневшую девицу, которую пару раз видел в прачечной. Она удивлённо смотрит на него в ответ, по-птичьи склонив голову.

— Уйди, — слышится знакомый хриплый голос. Прачка вздрагивает, уставившись на Короля, который даже не глядит в её сторону. Но она уверена: слова обращены ей. — Не твоё.

Чимин непонимающе выгибает бровь, почувствовав себя вещью, когда слова неприятно режут по ушам. Прачка послушно кивает, ускользнув в тёмную арку, а Пак поворачивается лицом к Юнги, бросив в его сторону вопрошающий взгляд. Король уверенно кроет последней оставшейся картой ход соперника, тем самым оставляя того в проигрыше, лениво допивает вино и облизывается, оттолкнув от себя одну из наложниц. Его затуманенный взор медленно ползёт по дрожащему то ли от страха, то ли от злости Чимину, который по-прежнему молчит, не решаясь сказать ни слова.

— Выйдите.

Компания непонимающе переглядывается, оживившись, и глазеет на своего правителя, вальяжно развалившегося на столешнице.

— Как это... выйти? — неуверенно спрашивает сотник.

— Ты глухой? — первым поднимается Юнмён, ухватив за шкирку пьяного соседа. — Пошёл вон. Это приказ Короля.

Столовая будто сотрясается от этих слов, а солдаты и остальные послушно удаляются, прихватив с собой ничего не соображающих одурманенных девиц. Одна напоследок тянется к Юнги, который брезгливо отталкивает ту от себя, отчего несчастная девчонка чуть ли не падает: вовремя летит в объятия к незнакомому парню. Шуге кажется, будто после его приказа прошла целая вечность — настолько долго они все уходят из погружённого в хаос и беспорядок зала. А Чимину наоборот хотелось бы уйти самому. Он с ужасом глядит на чёрный шлейф тонкого плаща последней девушки, скрывшейся в арке. Они остаются одни.
Мин навесу наполняет свой бокал вином, протягивая другу.

— Я не хочу.

— А я не спрашивал, — бутылка с грохотом летит на каменный пол, рассыпаясь кровавыми брызгами.
Но Юнги даже бровью не ведёт, прожигая диким взглядом хрупкую фигуру напротив.

Он спрыгивает со стола, немного расплескав вино, стремительно сокращает расстояние между ними двумя и насильно дёргает Чимина за руку, пытаясь втиснуть в сжатый кулак наполненный бокал. Пак дёргается, отступая назад, но как назло упирается спиной в холодную грязную стену, с ужасом окинув взглядом окрашенное огненными тенями лицо Шуги.

— Ты устроил пир на костях, — дрожащим голосом шепчет парень, глядя правителю в чёрные глаза.

Он находится настолько близко, что невольно становится не по себе. В нос ударяет терпкий запах алкоголя и табака, от которого Чимин морщится, стараясь вывернуться из цепкой руки товарища. Юнги склоняет голову, криво дёргая уголком рта и пристально рассматривая лицо напротив. Он сильно дёргает сжатый кулак на себя, отчего беспомощный Пак разжимает тот, показав другу маленький розовый камень.

— Ты... — Шуга замирает, увидев знакомую вещь, — опять за старое?

— Ты солгал, — смотрит прямо ему в помрачневшие очи, ни на секунду не отрываясь. Становится страшно. — Ты солгал, Юнги. Чонгук жив, — от его шёпота по спине Мина ползут мурашки, но он тут же уверенно распрямляет плечи, зло сверкнув глазами. — Ты солгал народу. Ты лжец.

— Замолчи, — шипит, отставив бокал в сторону и сильно вцепившись в рубашку. — Я собственными глазами видел, как ему отсекли голову. На моих глазах убили нашего друга и брата, Чимин; это не шутки, — чёрные колючие волосы спадают на глаза. — Как ты смеешь обвинять меня в таком? Как ты смеешь вообще думать обо мне в таком ключе?! — губы безвольно подрагивают в опасной близости от чужих, и Пак невольно отворачивается, шумно сглотнув.

— Я тоже видел, — шепчет он в ответ, морщась от стальной хватки. — Чонгук жив. Его никто не убивал. Он жив. Юнги, ты поступил неправильно, ты сделал ужасную вещь...
     
— Закрой свой рот, сумасшедший, — грубые пальцы больно сжимают подбородок: Шуга насильно принуждает повернуться и столкнуться с ним взглядами. Ему нравится чувствовать эту дрожь чужого тела, видеть в глазах вспыхнувшие повиновение и страх. Нравится вдыхать запах ужаса. — Твои чокнутые бредни никогда не были правдой. Слышишь меня?! — хриплый крик режет уши. — Ты просто не можешь смириться с этим. И скоро сойдёшь с ума окончательно.

— Как ты?

Юнги вздрагивает.

Чужой пронзительный взор скользит по его лицу, не выражая никаких эмоций. Он резко вырывает из руки камень, откидывает в неизвестном направлении. Рывком впечатав парня в стену, буквально швыряет к столу, отчего Чимин испуганно всхлипывает, чуть не упав. Он еле стоит на ногах, держась за ушибленный бок, но в тот самый момент, когда Мин быстро настигает его, насильно прижав к столешнице, уверенно пытается вырваться из цепких сильных рук. Король недовольно шипит, огрев его грубой пощёчиной, а после больно впивается руками в плечи, прижав друга к столу. Чимин в ужасе дрожит, жмуря глаза, но вдруг останавливается на месте, будто прилипнув.

Горячее дыхание обжигает оголённую шею и грудь, а в следующее мгновение он чувствует на коже незнакомое ощущение. Касание чужих губ. Юнги медленно скользит губами по ключицам, поднимаясь выше, а плечи начинают ныть от сильной хватки.

— Ты... сумасшедший, — Чимин пытается оттолкнуть припавшего к нему Короля. — Ты чокнутый! Пусти! Отпусти меня! — правитель уверенно перехватывает его запястья, больно сжав их.

— Не двигайся, — гремит в ушах хриплый приказ, а вокруг шеи сжимается крепкая ладонь.
     
— Ты пьян, — шепчет Пак, испуганно заглядывая в глаза напротив, когда Юнги снова склоняется над ним и томно выдыхает.
     
— Уже давно.

Шуга задерживает на чужом лице свой пристальный изучающий взгляд, но Чимин на это лишь недовольно фыркает и начинает брыкаться ещё больше. Правитель медленно приближается, заставив парня под собой в ужасе дёрнуться, когда щёку обжигает поцелуй горьких от вина губ. Мин выжидает реакции пару секунд, но получив в ответ слабый крик о помощи, являющийся отказом, поднимается и рывком тянет Чимина на себя. Он ловко пинает его в бок, заставляя скорчиться от боли и упасть на колени, прямо на грязный пол. Пак ошарашенно выдыхает, когда запястья больно стягивает тонкая лента. Ему становится страшно, обидно и до скрежета в зубах досадно.

— Юнги!.. — Чимин пытается зубами развязать оковы, пока Король на мгновение исчезает. Парень беспомощно оглядывается, на коленях стараясь отползти как можно дальше, но в следующий миг сдавленно вскрикивает, когда Мин грубо хватает его за волосы. — Успокойся, Юнги.... Считай до десяти. Как мы раньше это делали... вместе.

— Заткнись! — болезненная пощёчина опускается на одну из щёк, отчего Пак не сдерживает слёз. — Я ненавижу тебя, Чимин. Я так ненавижу тебя.

С губ срывается шумный вздох, когда их взгляды сталкиваются: Юнги, печально улыбаясь, глядит на него сверху, больно сжимая подбородок, а Чимин, не сдерживаясь и глухо плача, загнанным зверем смотрит на хищника. Шуга, снова не услышав ничего в ответ, вскидывает руку вверх, и на миг действительно чудится, будто в его широкой ладони мелькает небольшой кривой нож, который вот-вот полоснёт прямо по шее. Но нет. К счастью или к сожалению, это далеко не оружие.

— Знаешь, я был бы рад, если бы ты был
моим, — Мин замолкает на секунду, всматриваясь в испуганные глаза, однако Пак снова упрямо молчит, — шутом. Они ведь все немного чокнутые, да?

Подрагивающие влажные от слёз губы вопросительно приоткрываются, когда по ним мерзко скользит красная паста, которой блудницы привыкли красить свои рты. Юнги рисует на чужом лице длинную уродливую улыбку почти от уха до уха, затем довольно смеётся, швырнув на стол помаду в поржавевшем футлярчике, и, грубо оттолкнув лицо, уходит прочь.

Чимин моргает, отчего по щекам градом стекают блестящие солёные капли, и так и остаётся стоять на коленях в мрачном зале.

⚔ ⚔ ⚔

SΛUDΛDƩ – s v e t

Многочисленные зажжённые свечи разрезают плотную темноту комнаты, в которой стоит глухая тишина. Лишь изредка слышится сдавленный шёпот, неясно причитающий о чём-то. Чёрный силуэт, стоящий на коленях посреди многочисленных диковинных шкур, склоняется ниже, прижав к груди обе руки. Он жмурится, быстро шевеля губами, качает головой в такт собственным непонятным фразам, а затем пристально вглядывается в величественный золотой портрет, сияющий в вечерних сумерках. На миг ему чудится, что на холсте мигают две точки, глядящих на него в ответ, но, пару раз моргнув и шумно сглотнув, Тэхён понимает, что всё-таки показалось. Это обычный портрет.
    
В горле больно застревает комок слёз, рвущихся наружу, однако заплакать никак не получается. Ему кажется, что после этого обязательно должно стать легче. Но уже на протяжении долгого времени сорваться и зарыдать не может. Тяжкое бремя, непосильным грузом повисшее на его плечах, давит вниз, на самое дно мрачных мыслей, и рядом нет никого, кто мог бы подать руку, потянуть на себя и вытащить из чёрного омута призрачных воспоминаний, жестокой реальности и полного бессилия. Теперь точно никого нет.

Тэхён устало потирает красные глаза, поднимается с ковра и не спеша выходит из спальни, тихо прикрыв за собой дверь. Старые тапки громко стучат по мрамору, пока Король сбегает по лестнице вниз, быстро преодолевает длинный коридор, ведущий в другое крыло огромного замка. Он идёт вперёд, не обращая ни малейшего внимания на кланяющихся служанок, придворных, что направляются в свои покои для сна. Проскользнув в больничное крыло и наткнувшись на многочисленных ахающих от удивления медсестёр, Ким замечает русую голову Пака, тут же направляясь к нему.

— Ваше Величество, — советник прикладывает руку к груди, учтиво поклонившись, а поджарая женщина в сером платье приседает в реверансе, пряча взор. — Что вы здесь делаете в столь поздний час?

— Не так уж и поздно, — игнорируя вопрос, Тэхён старается улыбнуться медсестре, чьё лицо выражает неописуемую печаль: всем сейчас нелегко. — Как обстановка? — он колеблется, но всё-таки неловко опускает ладонь на худое плечо женщины, ободряюще поглаживая.

— Привезли новых раненых, — она нервно поправляет белый платок, обёрнутый вокруг головы и шеи. — Лекарств пока хватает, но нужно... достать ещё, — несмело заглядывает в синие глаза Короля, которые загадочно блестят.
     
— Достанем, — Тэхён кивает сам себе, деловито кивнув Чанёлю, чтобы тот разобрался с ситуацией. Разворачивается, направляясь вниз по тёмному коридору, пролегающему между многочисленных железных коек. Лёгкие шторки между ними колеблются от каждого неловкого движения, а стоны больных и раненых вселяют ужас. Ким останавливается напротив одной из кроватей, садится на край и уверенно трясёт за ногу спящего парня. — Брось! Ещё рано спать.
     
— Как будто здесь есть, чем заняться кроме этого, — недовольно ворчит в подушку Бэкхён, потрепав себя по чёрным волосам. Он садится на постели, потянувшись, но тут же морщится от кольнувшей бок боли. — Была бы моя воля — сбежал.

— Видимо, не очень хочешь, — с губ слетает слабый смешок, на что Бэкхён недовольно фыркает, смахнув со лба колючую чёлку. Рукой старается незаметно сжать поверх рубашки почти зажившую рану. — Болит?

— Нет.

— Не ври.

— Тогда не задавай глупых вопросов, — кидает в ответ, скрестив руки на груди. — Долго ещё меня в этом... подвале держать будешь?
     
— Ничего себе подвал, — он удивлённо раскрывает рот, обводя взглядом чистые стены, пол, обращая внимание на аккуратных медсестёр, бережно ухаживающих за больными. — Хватит злиться. Вылечишься до конца, и тогда будешь свободен. Как птица.

— Можно будет... уйти? — несмело спрашивает Бён, слегка недоверчиво глядя Тэхёну в глаза, а у того сердце сжимается.

Как это уйти? Куда?

Ким хмурится, невольно потеряв дар речи и почувствовав, как внутри что-то больно закололо: обида стучится в сердце, намереваясь поселиться там. В последнее время Бэкхён являлся для него примером, стимулом двигаться дальше и не падать духом даже тогда, когда в очередной раз летишь в грязь лицом. А теперь что? Разве Бёну не нравилось в замке? Разве ему не нравилось дружить с ним? Тэхён откровенно этого не понимал, отчего становилось ещё обиднее.
     
— Если ты захочешь, можешь уйти, — сухо кивает, отвернувшись.

Бэкхён, заметив перемену настроения товарища, хочет добавить про оставшуюся семью, про сестру, которая очень хочет домой, но его обрывают: отогнув белую тюль, в палате вырастает худощавый врач. Он мешкается, держа в руках исписанный чернилами свиток и две склянки с лекарствами, быстро кланяется Королю и подходит совсем близко. Тэхён послушно отходит в сторону, давая врачу возможность перебинтовать и обработать рану, а мужчина благодарно кивает.

— Почему так долго заживает? — Бэкхён вопросительно заглядывает в болотные глаза лекаря, но тот не обращает на него никакого внимания: лишь бережно поливает порез лекарством. — Айщ!

— Тихо, — чуть слышно шепчет врач, приложив чистую марлю к покрасневшей коже. — Глубоко порезал, — он звучно хлопает крышкой на склянке, задумчиво пробежавшись взглядом по напряжённому лицу Бёна. — Ваше Величество, — Тэхён невольно дёргается, уставившись на него в ответ, — мне донесли, что среди пленников есть раненные.

— Они пленные, — он непонимающе поднимает бровь, окинув удивлённым взором безмятежное лицо врача, окрашенное рыжими тенями от танцующих пламеней свечей. — Зачем оказывать им помощь?

— Они в первую очередь люди, — лекарь сожалеюще поджимает губы, боясь в ответ получить грубый отказ. — Поймите, нет ничего....
     
— Знаем мы твои сказки, — внезапно штора отъезжает в сторону, и в палату грузной походкой заходит Намджун вместе со своим помощником. Его высокие сапоги громко гремят, а холодный взгляд скользит по присутствующим в комнате. — Ваше Величество, — кланяется.

— Объяснись, — Тэхён сцепляет руки в замок за спиной, переводя пристальный взор с главнокомандующего армии на врача.

Виснет немая пауза: Бэкхён молча наблюдает за происходящим, а лекарь машинально поднимается со скрипучей койки, с вызовом взглянув на военных. Намджун долго и внимательно смотрит в болотные глаза, ища хоть каплю сожаления и раскаяния за содеянное, но видит лишь полное безразличие к происходящему.

— Этот человек не знает ничего о понятии "защищать", — главнокомандующий переводит взгляд на Короля. — На поле боя он оказывал помощь раненным из армии Праосвена, — незаметно проскользнувшая в палату нянечка удивлённо охает и старается как можно быстрее исчезнуть, прихватив с собой использованные бинты. — Это ли не предательство? Предательство хуже войны.

— Нельзя назвать спасение жизней предательством, — вырывается из врача прежде, чем Тэхён успевает и слово вставить: мужчина напряжённо смотрит прямо перед собой, сильно сжимая бутыль с лекарством в руке. — Вы, несомненно, правы, — кивает, поджав аккуратные пухлые губы.
— Предательство хуже войны. Но знаете, что хуже всего? Эгоизм.

Он замолкает, ни на секунду не отведя синего взора от нахмурившегося лица командира. Намджун недовольно поджимает губы, поражаясь дерзости непоколебимого врача, который, на первый взгляд, кажется хрупким юношей.

— Довольно, — говорит Тэхён негромко, но так, чтобы все его услышали. — Мы обсудим это позже, — кивает лекарю, и тот возвращается к обработке раны Бэкхёна. — Намджун, по какому вопросу ты здесь так поздно?
     
Главнокомандующий ещё пару секунд смотрит врачу в спину, недовольно вздыхает и, помотав головой и прогнав гневные мысли прочь, возвращается к беседе с правителем.

— Мне сообщили, что вы здесь, — Намджун заводит руки за спину, сохраняя строгое выражение лица, отчего раскосые серые глаза становятся ещё выразительнее. — У меня есть хорошая новость. Нам удалось отбить атаку с севера. Теперь праосвенцы точно не сунутся туда. По крайней мере, в ближайшее время.

— Замечательно, — Король довольно кивает. — Укрепите север ещё больше и при любой попытке проникнуть на нашу территорию наносите удары. Мы не будем церемониться с ними, — кивает сам себе, когда врач заканчивает. — Куда направляешься сейчас? — обращается к Намджуну, не отрывая любопытного взора от каменной маски на лице командира.

— К пленным, Ваше Величество.

— Так поздно? — удивлённо вскинув брови, спрашивает он. Главнокомандующий молча кивает, слегка прикрыв глаза. — Значит, идёшь на допрос? — поджарый помощник несмело поддакивает начальству. — Я пойду с тобой.

— Что? — Ким непонимающе удивляется. — В этом нет никакой необходимости, Ваше Величество. Пленные ведут себя спокойно, не агрессивно, и с ними вполне могут справиться мои подчинённые.

— Я не сомневаюсь в тебе, Намджун, поэтому не помешаю твоей работе, — правитель дёргает краем губ, скользнув мимолётным взглядом по врачу. — Сокджин, — лекарь тут же отзывается, смахнув с глаз светлую чёлку, — ты пойдёшь с нами.

Мужчина ничего не отвечает, покорно кивнув головой и решив, что лучше промолчать. Намджун тоже не говорит ни слова, несмотря на дикое желание запротестовать и вообще выгнать врача вон. Главнокомандующий выходит из палаты, чтобы лишний раз не показывать раздражение и недовольство от происходящего; следом за ним бесшумно выскальзывает помощник, а после — лекарь, чья тень тут же исчезает в коридоре, миновав командира. Тэхён, нервно одёрнув криво заправленную рубашку, тоже собирается выйти, но его прерывает несмелый голос друга:

— Можно... с тобой? — Бэкхён поспешно надевает белую рубаху на себя, вскакивая с кровати, а правитель невольно отмечает, что они чем-то похожи сейчас. То ли деревенский мальчишка выглядит облагороженным, то ли Король слишком вымученным и потрёпанным. — По...жалуйста, — доброе слово даётся с трудом, отчего парень отводит взгляд угольных глаз в сторону.

— Без глупостей только, — не обернувшись, отвечает Тэхён и отгибает штору, на миг остановившись. — А то вдруг удрать решишь.

Бён думает, что, наверное, послышалось, раз правитель так быстро согласился взять его с собой. Всё-таки поход к пленным — ответственное дело, а не развлечение. Заметив мазнувшее по лицу главнокомандующего удивление, Король жестом показывает не обращать внимания, и все четверо медленно направляются прочь из больничного крыла. У входа в коридор их ждёт Сокджин, нервно сжимающий руками льняную сумку с лекарствами. Стук сапог, лёгкий шёпот помощника командира и неловкое молчание сопровождают их до тех пор, пока они не оказываются у крутой лестницы, ведущей в подземелье, прямиком к пленникам.

Как только часовой открывает тяжёлые железные ворота, а затем скрипучую дверь, становится не по себе. В нос ударяет запах сырости, по ушам бьёт лязг цепей и криков праосвенцев, от которых даже Бекхён невольно вздрагивает. Намджун ступает первым, тихо и важно, сцепив руки за спиной и поглядывая на тюремные камеры, располагающиеся с обеих сторон от узкого прохода. Особой чистотой они не отличаются: с потолка капает вода, образуя грязные лужи на каменном полу. Некоторые пленники держатся за прутья, протягивая чёрные руки к вечерним визитерам, а Джин старается не смотреть на них, потупив взор в пол и крепче прижимая к себе сумку. Тэхён с любопытством поглядывает на измученных мужчин, чумазых женщин, скалящих зубы при одном только взгляде на людей Леодрафта.

— А... это? — внезапно он останавливается у одной из камер, с застрявшим в глазах ужасом взглянув на валяющееся у самой решётки тело.

— Айунг, — Намджун, остановившись и мельком взглянув на праосвенца, машет рукой. Часовой поспешно семенит, виновато рассматривая человека по ту сторону камеры. — Позаботься об этом.

Тэхён, не сдвинувшись с места, шумно сглатывает и растерянно наблюдает за тем, как часовой пытается подобрать брякающий ключ, чтобы открыть ржавый замок. Он даже не чувствует, как немного грубо, но властно товарищ подталкивает его в бок — запинаясь, Король спешит следом за удаляющимися людьми. Намджун поворачивает за угол, о чём-то тихо беседуя с помощником, а Бэкхён и Джин немногословно переглядываются, изредка поглядывая в сторону стонущих пленников. Правитель замедляет шаг, любопытно рассматривая праосвенцев: чумазые, с чёрными волосами и глазами, они сидят в тюремных камерах подобно диким зверям, пытаются вырваться наружу, но ничего не могут сделать, ведь на территории империи Леодрафта эти люди — никто. Тэхён останавливается у одной камеры, услышав тихое девичье пение, вот только девушку не видно. Она сидит в тени.

— Эй, — присаживается, аккуратно ухватившись за прутья. Совсем забывает о мерах безопасности. — Красиво поёшь, — детское любопытство берёт над ним верх, пока парень старательно пытается разглядеть лицо девчонки. В ответ слышится лишь лязгание цепями и чей-то вымученный хриплый стон, не похожий на женский. — Ты не одна?

— Что тебе нужно? — из темноты на него смотрит девица со спутавшимися волосами; она обессиленно пододвигается ближе, сдирая и без того пораненные коленки в кровь. Цепи на её руках лязгают, больно раня запястья, но она упёрто ползёт, мимолётно вытерев кровь с лица. — Ты... паж? — уточняет, щуря угольные глаза и окидывая бедный вид правителя оценивающим взглядом.
     
— Да, — Тэхён быстро кивает, решив, что хочет немного поиграть .

— У меня есть к тебе дело, — Юна болезненно корчится от стреляющей боли в вывихнутом плече.

— С чего ты взяла, что я буду помогать тебе?
     
— Потому что, судя по всему, тебе тоже не сладко живётся здесь, — она хрипло смеётся, дёрнув краем разбитой губы, а в глазах её застревает напряжение и готовность в любой момент снова отползти в тень. Юна выглядит так, будто сошла с ума. — Там, — девушка кивает в угол, — лежит очень важный человек, — Тэхён кивает, понимая, что родственников или возлюбленных поместили в одну камеру. — Но он умрёт, если не получит помощь.

— Замолчи, — слышится шипение из тёмного угла, отчего Король дёргается.

— Нет, послушай, — повышает голос Юна. — Я не смогла спасти брата, но тебя обязана, — девушка неаккуратно ползёт на мужской голос и вытаскивает за плечи обессиленного парня. — Так что? — с вызовом глядит на Тэхёна, но тот её не слушает — не может оторвать взгляда от испачканного в грязи лица и чёрных глаз, смотрящих на него с недоверием и обжигающей ненавистью. — Поможешь?
     
Ким приоткрывает губы в немом ответе, глядя на то, как парень упёрто пытается сесть, несмотря на ту боль, которую от каждого движения приносит раненная рука и синяки по всему телу. Чонгук садится, утирая подсохшую на подбородке кровь, шмыгает носом и возвращает тяжёлый взгляд на Тэхёна, смотря прямо перед собой с застрявшим в глазах напряжением.

— Пошёл вон, — цедит Чон сквозь зубы, глядя пажу в светлые очи. — Нам не нужны подачки от зажравшихся, — сплёвывает прямо на потрёпанные тапки Тэхёна, отчего тот машинально отстраняется от решётки и падает на пятую точку. — Убирайся, мальчишка! — рявкает Король Праосвена, громко лязгнув цепью. — Уйди прочь!

Ким невольно теряет дар речи, скребя белыми ладошками по грязному кирпичному полу, но всё-таки медленно поднимается под испепеляющим взором Чонгука, отряхивается, гордо вскинув подбородок, и быстрым шагом уходит прочь. По всему телу бешено стучит пульс, болью стреляя в висках, а руки до сих пор нервно подрагивают от внезапной стычки с диким праосвенцем: манерам его явно никто не учил. Тэхён возмущённо вздыхает, чуть не врезавшись в спину Бэкхёна, а затем тормозит, зло сжав подрагивающие пальцы в кулаки. Дождавшись, пока останется наедине с часовым, он бесшумно подходит ближе, преграждая путь тучному мужчине, что громко брякает ключами.

— В восьмой камере сидят двое, так? — щуря мутнеющие от недовольства глаза, спрашивает Ким, спустя некоторое время получающий в ответ утвердительный кивок. — Юноша сильно ранен. Я не хочу, чтобы ещё кто-нибудь умер в этом замке, поэтому переведите его в отдельную камеру и позаботьтесь о медицинской помощи. Держите его под стражей, — часовой послушно кивает, несмотря на вопрос, застрявший в глазах, и тут же убегает, гремя старыми сапогами.

Тэхён, сцепив руки в замок и осмотревшись по сторонам, бесшумно исчезает за очередным поворотом.