Распахнув очи, Бьёрн начинает чертыхаться от головокружения. Даже сесть не получается с первого раза. Пред глазами плывет всё, словно напился он. Огонь от очагов ослепляюще пульсирует, и берсерк начинает отмахиваться рукой, пытаясь прикрыть свет.

— Хорошо хоть мазурку у себя на останках плясать не начинает! — голос скрежетом царапает чуткий звериный слух мужчины. Оглядывается он и видит лица размытые. Лик один обрамлён волосами белесыми, и оборотень инстинктивно начинает тянуться к нему.

— Биргит? — узнаёт её по аромату, да запах не соответствует внешности прекрасной девицы. Несёт от неё запёкшейся кровью и тухлыми кишками врагов, коими обматывает она щиколотки свои. — Где я?

— А он точно не всегда таким был? Просто видывал я чудиков таких, да они такие с рождения самого. Этакий юродивый! — Бьёрн несколько раз моргает и начинает разглядывать говорящего. Голос его высокий, с хрипотцой. Неприятный слуху. Густые кудри прикрывают лицо: вьются из плотно натянутой шапки, бороды с усами, из ноздрей. Нос крючком, шея короткая. Руки длиной в две ноги. А взгляд-то наглый, с прищуром.

— Ты что, меня к цвергам привела?! — выкрикивает воин. Поднявшись с пола и пошатнувшись, он нагинается и опирается руками о колени. Пред глазами плывёт всё, в висках пульсирует. Начинает вспоминать, что сам путь к гномам держал. — Мы в Свартальфахейме?

— Говорю тебе, юродивый он, — схватив за руку Биргит, гном привстаёт на носки и говорит, — аже ему суждено саму Хель низвергнуть, и асы ему в этом помогают...

— Пусти! — Биргит стряхивает цверга и приподнимает за плечи Бьёрна. Карлик же, в свою очередь, хмурится и обиженно скрещивает руки на груди. — Ты как?

— О Имир[1]! Да не хуже ли это Рагнарёка?! — бросает угрюмое гном.

Берсерк выпрямляется и осматривается. Пешера тёмная, но явно обжита. Скорее грот напоминает: костры, коробки непонятные с бутылками из мутного стекла, даже сани с ослом в упряжке, что устало водит глазами по говорящим. На неровных каменистых стенах рисунки диковинные соками белладонны нарисованы. Кажется зверолюду, что несут они в себе только вымысел. Картинки причудливые. Однако некоторые эпизодические работы свидетельствуют о самих историях и легендах: к примеру, муж замечает Галара и Фьялара, что варят из крови Квасира [2] мёд поэзии. Лица их коварные, но сосредоточенные — это удаётся понять даже по нескольким резким чёрточкам. В котле однако не поленились изобразить содержимое красным — должно быть, кровью. Поодаль от них изображён великан Гиллинг [3], разлёгшийся неподалёку от котла. С интересом наблюдает он за процессом варки, дабы рецепт напитка узнать, да не представляет еще, чем обернётся для него это знание. Чуть ниже нарисован дварф Андвари [4], что в куче золота валяется, и плещется он в нём, словно в озере. Радуется и внемлет гном монетам, слиткам и драгоценным металлам вокруг, будто бы они существа живые и несут в себе благую весть ему. По центру же на самом крупном рисунке были запечатлены обнажённая Фрейя, что держит в руках ожерелье Брисингамен [5], а вокруг которой столпились нагие братья Брисинги. Тут же художник явно не поленился выжать из себя весь свой талант и умение, ибо вышла богиня поистине прекрасной. Даже распутно привлекательной, отмечает про себя оборотень. Лицо её страстное — казалось, что получает она вместе с экстазом и сексуальное удовольствие, глядя просто на украшение. Груди её полные и румяные взывают к прелюбодеянию, тени ниже пояса выглядят столь желанными, таинственными, а широкие бедра, несмотря на то, что плотно сжаты, всё равно начинают пробуждать в Бьёрне желание. Звериное желание. Он дёргает ногой, не спеша поворачиваться к собеседникам. Однако мужчину тут же отпускает приступ вожделения, как только он опускает взгляд ниже торса раздетых гномов. Оборотень хмыкает и морщит нос, скривив губы.

Лишь выхода или входа мужчина отыскать взором не может. Блуждает взглядом по гроту, но никаких отверстий найти не получается. Помнит мавок диких с оскалом, что утопить его хотели, чудищ морских, толщу воды. Ярко помнит все оттенки синевы, что мелькали пред взором его тогда, помнит липкие прикосновения русалок. Где же они все?

Прямо о лоб зверолюда ударяется крупная капля, издав громкий хлюпающий звук.

— А где ундины?

— Негоже так грубо показывать, сколь неприятна тебе моя компания. Нету русалок, — ворчливо отвечает цверг.

— Да были же! Десятки. Нет, сотни!

— Приснилось тебе. Грёзы то были. Зато будем знать о твоих похотливых фантазиях. Благодарствуем, что посвятил. Твоей подруге, небось, какой цверг страстный почудился, м? — гном насмешливо поворачивается к Биргит и приподнимает бровь.

Дева воздушная глаза закатывает и отходит, скрестив руки на груди. Холодно ей, тело мёрзнет, да вот изо рта пар не выходит. Потому что мёртвая.

— А где же Свартальфахейм? — спрашивает она, а Бьёрн всё бубнит себе под нос, не понимая сказанного.

— Ну, для начала звать меня Хаконом, — зверолюд замолкает и бросает на цверга взгляд.

— "Высокий"? Да ну?

— Не суди строго, предки мои были мечтателями.

— Послушай, Хакон, — Бьёрн протягивает слова, — да внемли внимательно, ибо второй раз я повторять не стану. Мы направляемся в Хельхейм, и требуется нам помощь.

— Какой грубый юродивый!

— Хакон, — Биргит подходит к цвергу и кладёт руку ему на плечо, — ты с остальными цвергами и эльфа и должны нам помочь. Бьёрну предстоит предотвратить Рагнарёк. А если не удастся ему это сделать, то погибнем все мы. И вы тоже.

Взгляд гнома опускается и не отрывается от одной точки. Размышляет, хмурится. Отходит от путников и начинает что-то бормотать, прижав одну руку к груди, а другой что-то показывая.

— Вы собираете армию? — Бьёрн прикрывает ладонью глаза.

— О, боги.

— Нет, — вступается птица. — Нас просто нужно сопроводить в Хельхейм через ваше царство, как можно быстрее, — карлик непонимающе моргает.

— Да как же без армии?

Асы бы отдали цвергам Фрейю в ублажение на вечность, если бы те начали прислуживать им. Подумай.

— Следуйте за мной, — теперь же лицо дварфа сделалось хмуром, серьёзным. — Сопровожу Вас к старцам. А они уже решат, что делать.

— Так ты тут проводник?

— Страж, — Бьёрн снова хмыкает, из-за чего Хакон бросает на него недовольный взгляд.

— Скажи, а как мы попали сюда, — спрашивает Биргит.

Гном подходит к берсерку и отстраняет его движением руки. Муж в растерянности отходит, и цверг указывает на расщелину наверху, из которой капает вода.

— Гьёлль — вот она, — все трое поднимают головы и разглядывают обычную на вид протечку. Затем гном отходит.

— А пояснить? — Биргит продолжает глядеть на спадающие капли.

— Сама поймёшь скоро.

Хакон взбирается на деревянные ящики и начинает доставать из таких же стоящих вблизи бутылки, разглядывая их содержимое через мутное стекло. Поднимает их и начинает рассматривать дно, осторожно взбалтывая. Бьёрн и Биргит бросают друг на друга недовольный взгляд. Кажется им пещера эта слишком узкой, тесной. Цверг усердно копошится, изредка потирая руки о длинный подол рубахи, обвязанную тряпичным поясом. Что-то напевает он себе под нос, но путники понять его не могут. Аккуратно складывает бутылки обратно в ящик, затем, немного подумав, перекладывает их в другие. Бьёрн раздарежнно вздыхает и стискивает челюсти, уставший от ожидания:

— Что ты делаешь?

— Ищу Гьёлль, — берсерк вопросительно глядит на говорящего. Биргит, отмахнувшись рукой, отходит в другой угол грота. — Чтобы попасть в Свартальфахейм, нужно выбраться отсюда для начала.

— Да подери тебя Фенрир, что ты несёшь?! — Хакон замолкает и медленно поворачивается к Бьёрну.

— Если ты не заметил, — цверг презрительно начинает водить рукой вокруг, — то мы в пещере. И нет, это не Свартальфахейм. Всегда знал, что надо бойцов Мидгарда хотя бы размышлять учить. Кроме своих мухоморов вообще ничего не видят.

Бьёрн делает рывок вперёд, но Биргит тут же успевает схватить его за плечо. Мужчина рычит, однако гном гневу перевёртыша значение не придаёт — продолжает копошиться в запасах бутылок.

— Я этого карлика его же ослу скормлю!

— Успокойся, — спутница его старательно пытается удержать. — Животных нельзя мучить.

Гном же, тем временем, будто совсем позабыл, что не один. Достав одну бутыль, он восхищенно начинает напевать ей, пританцовывая. Крутится в руках с напитком вокруг брюзжащего слюной Бьёрна и подпрыгивает.

— Зачем такой злой, — презрение Хакона сменяется любезностью. — Смотри, чего достал. Трудно было, поэтому назовём это подвигом. Ундины меня не имели, конечно, но тоже проступок героический, как по-мне.

— Рыться в своих запасах? — спрашивает Биргит.

— Обитель плесени и червяков. Знаешь, нырять туда не так уж и приятно. Можешь сама попробовать, — вытащив пробку из горлышка, Хакон водит ею у носа и воодушевлённо вздыхает. — Гьёлль — прошу.

Воительница пытается разглядеть содержимое. Не может поверить, что капающую просто так в метре от неё реку цверг собирает и держит в бутылках. Аромата никакого она не чувствует. Вода же успела помутнеть.

— Так значит, чтобы путешествовать между мирами...

— Надо пить реки. Смотря, какую выпьешь — туда и попадёшь.

— А почему отсюда нельзя было? —  Бьёрн указывает на щель.

— Ну, мы, цверги, лёгких путей не ищем — это во-первых. Во-вторых, вода тут у меня с осадком — настоялась, а значит, действует сильнее. В-третьих, вы и впрямь собирались стоять тут, разинув рты, и глотать по каплям Гьёлль, пока не подействует? Как некультурно! Ради вида эстетического можно и как люди попить. Чтобы Одина не пугать.

— Одина?!

— Да, — цверг широко улыбается. — Осла моего.

Тот, услышав своё имя, начинает топтаться. Достав из-за пояса своего три крошечные деревянные чашки, Хакон разливает Гьёлль и раздаёт стаканчики собеседникам. Бьёрн недоверчиво смотрит на руки карлика, а затем переводит взгляд туда, откуда достал тот сосуды. Вздохнув, он, в конечном итоге, сдаётся и берёт в руки один. Ни он, ни птица гному таинственному не доверяют, однако деваться им некуда — выбора нет. Уж подумать муж не мог, что будет испивать её, как напиток пшеничный.

Разглядывая чашку, он дна её найти не может и улыбается — вспоминает, как воды волшебные реки и ладони его скрывали в прошлый раз, когда он набирал в руки Гьёлль.

Приподняв мису, берсерк уже начал подводить её ко рту своему, как вдруг из маленькой плошки вода литься начинает. Быстрыми потоками из неё вытекают волные, смочив лицо мужчины. Тот роняет миску, захлёбываться начинает, а потоки шумные всё топят его. Оглядывается по сторонам и найти не может ни Биргит, ни Хакона, ни даже осла Одина. Вода тем временем уже подступает к горлу, и оборотень, набрав полную грудь воздуха, ныряет. Глаза открывает под водой и видит: грот никуда не делся — Бьёрн сам, словно в бутылке застрял. Плывёт к камням резистым и пытается руками проход себе найти, да не может. Краски рисунков на стенах начинают под толщей речной исчезать: сперва Фрейя, а затем и цверги с великаном. Гьёлль сжимает берсерка, сдавливает, как тиски его камерные. Всплывает к поверхности он, водит по верхней части пещеры, но и там прохода нет. Оглядевшись ещё раз, мужчина не может найти своего компаньона. Лишь бутылки медленно взмывают вверх. Бултыхается оборотень, задыхаться начинает. Мешкает он и в панике силится найти выход. Однако, замерев, замечает он, что факелы не погасли — под водой. Горят они, только теперь полыхают огнём синим, таинственным, манящим. Подплывает к одному огню с тенями лазоревыми и рукой пытается дотронуться до пламени. Тот не обжигает руки мозолистые, играет языками своими с перстами, танцует. Водит рукой так Бьёрн вокруг огня. Понимает, что сон опять видит дивный, как в прошлый раз, а как выйти из него не поймёт.

Из сна легко выбраться, Бьёрн, — достаточно лишь умереть, чтобы проснуться. Однако не спутай грёзы с реальностью. Умерев в действительности, ты уснёшь. Но очутишься лишь в кошмарах.

Не спутай.

Бьёрн вновь оглядывается. Грудь уже не щемит от недостатка воздуха, горло не сковывает. Мужчина решает вдохнуть под водой: расслабляет сжатые в тонкую линию губы, втянутый живот, мышцы и медленно начинает раскрывать рот. Однако тут же все потоки Гьёлль стали литься внутрь потоком мощным, прижав берсерка к стене каменной. Задыхается он, захлебывается. Руками хватается за горло, а челюсти сомкнуть не в силах. От жжения в уголках губ кажется мужу, что воды глубинные вот-вот порвут пасть его медвежью, вырвут язык и разорвут лёгкие. Жмурится воин, а из плотных потоков водных слышен становится хриплый отчаянный крик — из самого сердца чёрного. Гьёлль вдавливает мощью своей тело Бьёрна прямо в грот, разрывает его изнутри, лопая каждую вену, ломая кости и суставы, и одновременно сжимает его внешне, стискивает. Муж хочет кричать, да крик его безмолвный из груди не выходит, пустой, как боль его поглощающая.

Не спутай сон с реальностью.

Слышит берсерк хруст костей своих. Конечностей вовсе не чувствует уже, словно оторвало их потоками быстротечными. Кожа его бледнеет и отекает, туловище вздувается. А река все заливается внутрь: через рот, нос, глаза и уши.

Он умрёт! Ты умрёшь...

Сопротивляйся! Не дай своим кошмарам умертвить тебя сном. Доверься нам. Спасаем мы тебя не в первый раз.

Верь нам...

— Бьёрн?

Берсерк открывает глаза. Румяные ланиты, веснушки. Тревожные глаза. Как в день, когда она покинула его.

— Виллей? — берёт его за руку и сжимает своими хрупкими кистями. Затем кладёт одну руку ему на щеку и нежно поглаживает.

— Перепугалась я. Сильник такой, а в речке чуть не стонул.

Отводит муж руку девичью и оглядывается. Заводь. Тихая, испуганная. Бледные травинки не двигаются, замерли под тяжёлым взором проклятого. Притаились. Пух летает над озером медленно, словно держится на тонком слое тумана. Прямо над головой пролетает стрекоза. Прозрачные крылышки её отражают бликами белесое солнце, свет которого не режет очи. Свет с дымком настилает траву — Бьёрн даже может различить взглядом слои его. Лучи солнечные размыты: неясно, где тень разлеглась и вытянулась лениво, а где свет пестрит цветами.

Бьёрн снова бросает взгляд на Виллей, но лицо её не различает. Вроде бы, видит: глаза её беспокойные и губы шепчущие. Но нет лика прекрасного женского. Муж усердно моргает и пытается сосредоточиться. Щурится, пытаясь различить черты лица благоверной.

— Ты зачем воду сглатываешь, когда ныряешь? — с усмешкой спрашивает Виллей. Поглаживает щеку его, волосы. Должно быть, улыбается.

Почему я не вижу?

— А смотреть-то на что? Вот потому и прещение над тобой нависло. Бултыхаешься, сопротивляешься. Но чему противиться?

Бьёрн медленно начинает оглядывать озеро. Видит мальчугана с волосами золотистыми. Руками размахивает, зовёт на помощь. Муж медленно встаёт и подходит к водице. Оборачивается, дабы взглядом совета попросить у невесты, да не может отыскать её очами — исчезла. От прядей солнечных тонущего отлетают капли воды в разные стороны. У юнца больно лик знакомый кажется берсерку. Печальные глаза, исказившийся от страха рот. Хочет вздохнуть малец, но ведь дышать он не умеет.

Он не дышит. Так и не научился с рождения.

Ты не помнишь, Бьёрн?

— Да тебя такого хилого даже в баню страшно отправлять, — раздаётся грубый мужской голос позади. Хелга идёт медленно широким шагом, сцепив руки на поясе. — Болотце-то это я даже не осмелюсь озером назвать. А ты и тут тонешь. Везде ты тонешь, Бьёрн.

Мальчик продолжает кричать, пытаясь зацепиться за травинки у берега. Тянет ручку крошечную и хватается за клочок сухой, как тут же отец его ногой отталкивает десницу ребёнка, болезненно наступив башмаком. Юноша взвыл и исчез под водной гладью. Берсерк с укором глядит на отца своего. Тот же, в свою очередь, садится на карачки и продолжает бранить сына:

— Только вот не в воде ты тонешь, Бьёрн, а захлебываешься собственными помоями, — мальчик с трудом выныривает и продолжает барахтаться, протягивая руки к Хелге. — Да вот только, никак не потонешь до конца.

Воин сжимает кулаки. Юный Бьёрн в растерянности глядит на папашу своего. Даже успокоился немного. Берсерк стискивает челюсти и подходит к берегам озера. Поначалу буравит взглядом ненавистным спину отчую, а затем начинает бросать укоризненные взгляды напоследок, когда огибает его. Медленно спускается он в воду, плывёт к самому себе.

Не ходи туда! Что ты делаешь? Остановись!

Мурашки от ледяной воды мороком пробегаются по рукам и спине берсерка, волоски на тыльной стороне шеи встают дыбом. Приближается он вплавь к тонущему малышу, да мешкает. Замирает и глядит, как тот тонет, зовёт на помощь.

Сопротивляйся снам своим, покуда не утащили они тебя в царство свое мертвецкое.

Бьёрн жмурится и пытается вспомнить Виллей, слова её.

Противиться нечему.

Муж мёртвой хваткой стискивает голову мальчика и окунает в воду. Силой удерживает того под толщей морской, не дает вынырнуть. Он топит себя самого.

— Не противься мне! Прими себя. Прими то, что окружает тебя. Перестань бежать. Прекрати противиться!

Не слушай призрачные образы в своей больной голове. Посмотри, до какого свинства ты докатился, животное. Ты топишь себя самого! Ты ещё помнишь, что такое "разум"?
Как ты можешь слушать ту, мрачные ветра Мидагрда которую именуют мёртвой? Лишь дурные фантазии в своём иссохшем воображении шепчут тебе то, что услышать ты хочешь.

Виллей нет. Даже если ты чудом вызволишь её из царства Хель или останешься с ней в Хельхейме — сейчас её с нами нет.
А мы есть. Мы - те, кто следовал за тобой. Те, кто помог тебе обуздать свою убийственную силу.

Мы в силах забрать свои дары обратно, Бьёрн. Мы сможем отнять её у тебя и отнимем, оторвём с плотью от сердца твоего, если ты попытаешься хоть единожды водзвигнуть её на наше место. Не думай, что милосердие наше не скрывает за собой в тени убийственность. То-то должен чуять себе подобных.

Это сон! Одурманенные таинственными потоками Гьёлль видения. Не больше. Противься им, если хочешь вернуться в мир действительный. Хотя бы ради той же Виллей!

Бьёрн жмурится. Из груди его вырывается злобный рык, будто пытается он утихомирить непонятный шёпот в своей голове. Ребёнка мужчина не отпускает, продолжая удерживать голову его под водой. Юный берсерк издаёт истошные вопли, ручонками своими сухими цепляется за могучие длани мужа и пытается ртом поймать хоть крошечный глоток воздуха.

Внезапно вокруг начинают слышны быть шёпоты. Осуждающие шёпоты, несмотря на то, что вокруг никого нет. Голоса разные, людские: кто-то бранится, иные — глумятся. Однако так же неожиданно воин вдруг слышит женский крик позади. Снова Виллей. Лица по-прежнему различить Бьёрн не в силах. Она с ужасом начинает кричать, прикрыв рот рукой, как только замечает, что мужчина топит ребёнка. Как когда-то топил папаша Бьёрна его  так же.

— Нет! Стой! — Бьёрн не успевает договорить, как девушка тут же убегает восвояси  и вскоре теряется из виду. Мужчина в отчаянии издаёт вопль и отпускает ребёнка. Никто не всплывает. Даже труп.

Кто-то неожиданно хватает берсерка за руку и поворачивает лицом к себе. Биргит прикладывает палец к устам своим и серьёзно шепчет:

— Здесь ничего нет.

°°°
1. И́мир, Бримир или Аургельмир — в нермано-скандинавской мифологии первое живое существо, инеистый великан, из которого создан был мир. - См. "Ими" Википедия.

2. Ква́сир, Ква́зир  — в германо-скандинавской мифологии существо, возникшее из слюны асов и ванов, которые совершили обрядовое смешение слюны в чаше при заключении мира. - См. "Квасир" Википедия.

3. Ги́ллинг — в германо-скандинавской великан, отец Гуттунга и Бауги. -см. "Гиллинг" Википедия.

4.Андвари — дверг (карлик) в германо-скандинавской мифологии, который хранил золото нибелунгов и умеющий превращаться в рыбу. -см. "Андвари" Википедия.

5. Брисингамен  —в германо-скандинавской мифологии (иначе нордической) — золотое ожерелье (по другой версии — пояс), сделанное четырьмя братьями-гномами Брисингами (Brisings), которых звали Альфригг, Берлинг, Двалин и Грер.

Фрейя, будучи любовницей Одина, гуляла по лесу и набрела на пещеру, где четыре вышеназванных гнома любовались созданным ими ожерельем. Фрейя, увидев это ожерелье, страстно захотела его заполучить, но гномы согласились отдать украшение, только если богиня одарит каждого из них своим вниманием. Фрейя так и сделала, и четыре ночи провела в пещере, разделив ложе со всеми четырьмя братьями сразу. Гномы отдали ей ожерелье и Фрейя вернулась в свой замок Фолькванге. -см. "Брисингамен" Википедия.