Вар шикает на Бьёрна и указывает пальцем в сторону лесной чащобы. Морок переливается зелеными красками от веток, плотным туманом окутывает стволы деревьев. Те перестают покачиваться на ветру, каждая игла на них замирает. Верхушки их не свидать, однако виднеется глазу звериному синеватое сияние зловещей луны, что окрашивает кроны в белоснежный отлив. Расщелины между деревьями выглядят таинственно. В конце концов, они невесть что могут укрывать в своем мраке. Что-то прячется в них, притаившись. Кто-то укрывает в них свои страхи. Этот лес не похож на те, что укрывали обителью Бьёрна. Возможно, тот чует опасность от того, сколько иных существ прячется в нем, помимо него самого. Что-то зловещее витает в этой тишине. Стала она слишком внезапной, угнетающей. В диковинку было воину ощущать, как та обступает его, словно стая волчья, рычит и норовит вцепиться в стопы, готовая наброситься. Берсерк чует в ней запах угрозы: горечь разливается по груди его, сдавливает, а под языком появляется зловонный привкус металла. Желчь подкатывает к горлу, и мужчина плюет на траву.

Этот лес не столь прост, коим ты его считаешь.

Биргит не понимает, то ли ей начало казаться, то ли земля под ее ногами и впрямь сделалась влажной и сырой, словно дожди обильные поливали ее седмицу целую. Она приподнимает ногу и оглядывает белую пяту, испачкавшуюся в кусочках глины.

— Где? — не унимается мужчина, прищурившись. Глаза его звериные мечутся от кончика когтя женщины до ее лица. Асинья же не отвечает, не отнимая пальца, указывающего на деревья.

Зверолюд делает пару шагов вперед, сжав кулаки. Он никогда не любил асов и ванов. Ненавидел, как те с отвращающим снисхождением относились к тем, кто не хуже них. Уж чистокровностью им точно не гордиться. Начинает осматривать деревья, морщины на многовековых стволах, пробегаясь по широким кронам.

— Не увидишь, покуда глядишь, куда дуют морозные ветра, — Вар переводит указательный палец в другую часть леса. — А не откуда.

Бьёрн хмурится и проходит вперед, огибая богиню. Те же деревья, их бесконечность. Такие же, как и те, на которые та указывала сначала. Ему начинает казаться, что асинья глумится над ним и его воинственной спутницей. Он теряет терпение, начинает рычать.

Сосредоточься.

Бьёрн чертыхается. Еще раз смачно сплюнув, разворачивается и отходит назад, намеренно задев плечом Вар. Та же не двигается, словно статуя. С разорванной кожи, словно с багровых лоскутов, капает кровь.

Закрой глаза, Бьёрн. Не все значимое нужно узреть воочию.

Берсерк отмахивается, на что Биргит недоуменно хмурится. По шныряющимся глазам его замечает беспокойство. Словно он размышляет над чем-то. Беседует.

Не смотри.

Вар поворачивает голову и оглядывает берсерка. Изо рта ее разорванного вырвается насмешливое хмыканье.

Слушай.

Мужчина резко останавливается и открывает глаза. Повернувшись в сторону указываемого Вар направления, он начинает брести туда. Поворачивает голову в разные стороны, не отрывая взгляда от одной точки. Глаза его, несмотря на то, что открыты, не видят, словно образ изумрудной листвы он воссоздал в голове своей. Еще немного и, наконец.

Слышит.

Шум реки становится громче, нежели когда он с Биргит забрел сюда. Журчание перерастает в оглушающий грохот, гулом разносящийся по лесу. Сумерки сменяют туман и уходящий день, застилая стволы елей и берёз. Биргит поднимает с земли лучину и ловким движением поджигает ее, скребнув по ней когтем. Воин оборачивается на свет и видит, что Вар и след простыл. Даже рядом стоящая дева не заметила ее исчезновение. Асинья им была и не нужна — указала путь уже, а сопутствовать не сочла нужным. Да и сам Бъёрн был против ее общества. Застрять в дремучем лесу с двумя безумными женщинами — дело гиблое. Мужчина уши навострил и прислушивается, откуда исходит гул речной. Шумы хаотичные, вроде близко совсем, однако рядом даже топей нет. От реки путники ушли давно и далеко.

Если бы Гьёлль омывала Мидгард, да так, чтобы любой безумец смог узреть ее воды, то в Хельхейме живых душ было бы больше усопших. Не смотри. Слушай.

Берсерк оглядывает Биргит и вспоминает, как та стряхивала со стоп своих влажную землю.

Конечно же! В княжий терем Хель могут вести лишь подземные воды.

— Что ты делаешь? — дева приближается к мужчине. На карачках он широкими ладонями своими начинает рыться в земле, пригоршнями собирая грязь.

— Гьёлль — она здесь, — отвечает мужчина, не отрывая взгляд от углубляющейся ямки. — Под землей.

Подпрыгнув, словно пытаясь взлететь, птица огибает воина и встает перед его лицом, недоуменно наблюдая, как тот копошится.

— Она там, Бьёрн. Осталась позади! — однако дева тут же замолкает, как только видит — не реку, тоненький ручеек. Казалось, судьба играется с мужчиной, перебирает нити судьбы его, швыряет от руки к руке да хохочет там вдали. Или были то асы, недоумевал берсерк. Явно нечто, во что он не верил. Зверолюд глядит на этот ручей. Чувствует тяжелый взгляд Биргит, но голову не подымает.

— Здоровым вымахал больше моего, а так и остался бестолковой детиной! Как можно не верить в асов, но верить им самим? — и тогда Бьёрн отвечает. Как обычно отвечает: немногословно, тяжело. Слово скажет так, что все оды затихают.

— Я в отчаянии.

Птица не отвечает. Молчит, сжав губы в тонкую линию. Хочет переубедить его идти за Виллей, да разве послушает он ее? Она опускает руку, в которой держала лучину, освещающую Бьёрну ночь, и та потухает. Вздохнув, дева отходит от воина, печально склонив голову. Берсерк наблюдает за шустрой криницей, осматривает каждую струйку и камешек, лежащий на ясно различимом дне. Окунает пальцы свои, дабы помочить в водице чистой, да вот только не может разглядеть кончики их, что в воде. Вытащив из родничка персты, начинает осматривать их, а затем окунает заново — не видит. Набирает пригоршню воды и диву дается: в центре ладони его темной и мозолистой скопилась крошечная лужица, да только вот под ней кожи и плоти нет, словно дыра в кисти его. Невольно он начинает улыбаться.

— Чертовка, зря лицо ей разодрал, — Биргит оборачивается на шум и подходит к Бьёрну. Лицо его радостное, а в ладони он набирает воду из ручейка. А под ней тела его не видит девица. Садится рядом с мужчиной и окунает руку свою.

— Это еще что такое?

— Гьёлль, — улыбается в ответ.

Река, что омывает лишь усопших.

Берсерк решается и окунает руку по локоть. С виду ручей не кажется столь глубоким. Да вот только, чем глубже в него погружаешься, тем шире заводи его становятся для тебя.

— Стой! — лишь слышит далекий выкрик Биргит. Где-то там позади. А он то ли падает в Гьёлль, то ли ныряет туда, как в прорубь — брасом. Переоценивает силы свои. Опять. Не подумалось ему, что речонка окажется настолько глубокой. Только вот дышать он в ней силится. Рот раскрывает, воздух заглатывает и не захлебывается. Дышится, наоборот, просторно, свободно. Носом вбирает мужчина запахи новые, дивные. И подумать не мог, что в реках порталы скрываться могут — ни в одних небылицах о таком не слыхал. Только вот не плавает он, а падает. Мчится стремглав вниз, раскинув руки. Сразу отчетливее вспоминается ему лицо Виллей, голос ее младой и красивый, будто при приближении к ней та видится ему все яснее.

Воды мутные, заполонённые тенями. Да лишь тени те нестрашны, несмотря на то, что напоминают берсерку водных чудищ. Они пускаются в пляс вокруг Бьёрна, отбрасывают тени на его лицо. Движения их сопровождают сотни пузырей. Да в каждом речном шаре видит мужчина себя. Словно крошечная кукла его, та падает вниз головой, в самом пузыре. А там, по разных боков его танцуют твари необыкновенные, манят в свою обитель. Вокруг их крыльев, щупальцев и иных отростков пляшет, пузырится воздух, внутри которого, как в самом вакууме, видит зверолюд себя, летящего вниз. И так сама бесконечность раскрывается пред взором его. Видит и себя, и сказочных существо вокруг. Хороводы ведут, принимают новое чудище в морские обитатели. Волны за ними окрашиваются в яркие краски, оттеняются синим, зеленым, серебристым цветами.

Внезапно руку его касается другая рука, холодная, кожа влажная. Смотрит он и видит ундину. Настоящая, как в сказках! Ошибочно предполагал, что то Биргит была. Неужто осталась там, на берегу? Мавка улыбается воину, да вот сделалось лицо ее таким близким и родным, несмотря на зловещие светлые очи с вытянутым зрачком. Бьёрн глядит в глаза ее, заглядывает, пытается прочитать душу ее, да только забывает, что души-то и нет в ней — на то она и нежить.

Очнись! Не смотри на нее!

Другую руку его касается другая русалка, такая же прекрасная. Наблюдает зверолюд за ними и обнаруживает, что они довольно-таки схожи меж собой. Волосы их темные, за их концами, словно за водным потоком, стремятся мрачных вод потоки. Лица их светлые улыбаются. Вокруг глаз на бледной коже лучезарно хохочут морщинки. Тело их пусть и худощавое, но пластичное. Ноги плавно двигаются с волнами, выгибаются, будто нет ни единой кости в них. Юная грудь румяная пылает, вокруг нежно-розовых ореолов собираются пузырьки. Мужчина оборачивается назад и видит: этих чудесных созданий за ним десятки. Мчатся за ним, улыбаются. Такие знакомые.

Проснись!

Мавки протягивают руки свои бледные к воину. Держат его, прикасаются и ласкают. Теребят за волосы, вжимаются пальцами в плечи, не отпускают.

Ведут меня.

Они тебя топят!

Бьёрну припоминается, как когда-то в похожие минуты отчаяния его так же вела Виллей. На путь истины наставляла. Та же улыбка, те же теплые глаза.

Они все были Виллей.

Зверолюд недоуменно хмурится. Пытается оттянуть руку свою из хватки девичьей, да не может — вцепилась мавка в пальцы его насмерть, впилась когтями в плоть, не отпуская. Из ранок сочится кровь, окрашивая потоки вод. Дергается мужчина, ерзает. Однако русалки поймали в сети его свои тягучие, да отпускать не намерены. Бьёрн открывает рот, чтобы вздохнуть и напрячься, но вместо вдоха полость его заполняет вода. Захлебываясь, он пытается оттолкнуть ундин. А их несколько дюжин — ему не справится. Воды делаются еще темнее, волны их чернее ночи. Ничего разглядеть воин не может. Замечает, что лица русалок уже и каплей не схожи с лицом Виллей. Они на живых-то не похожи. Глазницы их пустые, из ртов высовываются длинные зловещие языки. Те, что позади, раскрыв пасти, этими же языками и держат берсерка за щиколотки. Волосы их опали, остались где-то позади в толще воды. Недавно юные тела скрючились, покрылись чешуей. Где-то выглядывали кости, разрывая плоть и кожу.

Идиот.

Зажмурившись, Бьёрн осознает, что и Виллей вспомнить совсем не может, хотя пару мгновений назад видел ее ясно. Очередная уловка сурового мира погубить зверолюда. Может, эти ундины и приволокут тело воина к Хель, ему меньше дел останется. Может, он и должен войти в Хельхейм лишь мертвым. Оборачивается, пытаясь различить позади Биргит, но той нет. У нее хватило разума остаться на поверхности, в Мидгарде.

Бьёрн закрывает глаза.