Полюбившаяся темнота воздаёт тревогу, нежели упоения. Освещенная мраком остановка ломит душу. Шелестящая по боку бумага на информационной стене гласит то о скудных дешёвых рекламах, даже не вставших рядом с заострённым вниманием щитам, то о потери очередного домашнего питомца, фотографию которого лучше бы даже не выставляли на обзор. Распустившиеся длинные локоны нынче напоминали солому, уж, не говоря про усталый потрёпанный в целом вид. На неё не похоже.

Сидевший рядом юноша в белых наушниках и маске изредка посмеивается, сохраняя имидж культурного и элегантного персоны. И она бы точно смогла выпрямить сутулю спину, смокнуть пухлые губки блеском и дернуть демонстративно оголёнными ногами в знак привлечения азарта в искрящихся глазах, если бы не испортившееся в длинный конец настроение часами ранее при виде людей, которых благодарить не за что.

Вонючий тарахтящий автобус останавливается в нескольких шагах и Наён успевает прицелить взором маленько поломанную красную розу. Присев на практически чистое и свободное место, она с жжением в груди рассматривает живный цветок, пока окружающие вольны думать об новозванном ухажёре. На деле же...

Вибрирующий в кожаной сумке мобильный, оповещает о вновь оскорбительном сообщении, что режет и саднит привычно горло. Норовит колко выплюнуть им всем в лицо, как на входе квартиры, но томно выдыхает на запылённое окно транспорта и пишет пальцем простое — «ненавижу». Прокручивая в памяти воспоминания, Наён всё же не примечает момента, когда для них стала посторонней. Были они вообще родными? Нет.

Посреди травянистого луга, усыпанного солнцем цветами, она поломанная неприхотливая роза, уж точно не подходящая семейству георгин. И порой кровно любящие люди коварно предают, когда вполне обычный незнакомец в протертых штанах с телесной шляпой на голове подает в руки целый букет. Просто так.

Сумрачное здание общежития с вдоль протянутой тропинкой из камней прорисовывает на лице искреннее тепло, прямиком сменяя прежнее состояние на игривую сексуальность всего на несколько миллисекунд, пока своё хрупкое плечо не подаст лучшая подруга, понимающая со вздоха.

— Твоя неблагодарность родителям прорвала край доверия. Лучше бы ты никогда не рождалась, бестолочь! — несколько настроченных слов, не занимающих и секунды, в унисон прорыву гневным эмоциям саднят сердце острым кинжалом. Светлые волосы небрежно развиваются по звуку ветра вместе с подрагивающим голоском. Минатозаки проводит медленно большим пальцем по поверхности экрана, всматриваясь в безупречный монолог и фотографию улыбающейся девушки с ямочкой на щеке. Ангельское лицо породило нещадное зло в сторону родной сестры. Усиленное молчание среди мглы пошатывающихся деревьев, скользящих характерно ног по асфальту и шокировано поджатых губ от услышанной в очередной раз истории, не воссоздает ни капли напряжения. Наоборот.

— Актерское мастерство не всем подвластно, поэтому на входе сразу учуяла всю фальшь их любви, — перед взором проплывают холодно натянутые улыбки, стол, наполненный её нелюбимой едой и лишь одна единственная рамка на стене, где были все, кроме неё. — Они даже не постарались.

Почерневшее чернильное небо окрашивается в золотистый просвет луны и дорожкой размещенных ввысь фонарей. Поудобнее усаживаясь на протертой скамье, Сана вынимает тихонько из тканевого рюкзака клубничное и банановое молочко, задорно протягивая ухмыльнувшейся подруге.

— Сожмем всё соки и выкинем неблагодарную обёртку? — закалённый в памяти ритуал от предательства нанесенных огорчений не забудет никогда, вот и прячет всегда дозу маленькой защиты и уверенности.

— Давай получать от жизни только удовольствия? — они не задумываясь протягивают дуэтом всё ту же исконную фразу, таившую слишком тяжкий помысел, осознать который окружающие не способны. Застрявшая в горле горечь от суровых испытаний растворяется в холодном напитке, смаковав сладость на кончике языка.

Сейчас только они.

Девушки с похожей судьбой.

***

Залитое красными лучами пространство закрашивает на светлых стенах тени, словно оживляя неодушевленных предметы. Мина с трудом приоткрывает веки, не до конца воспринимая происходящее. Постанывает от боли в шее и неудобной позы лотоса, затекающих ног, примечая на столе изящно рассыпанные лепестки. Только хмуриться, постепенно понимая, что стул не является кроватью, а холод без одеяла согревать не способен. Из немого раздумья в потоке безответных вопросов и переживаний её вырывает протяжный скрип двери, посему она с испугом вздрагивает и не уловив равновесия смачно падает, вместе с тем притягивая белоснежную скатерть. Грохот разбившегося стакана раздаётся по всему блоку, распыляя осколки по углам. Единственное правильное решение в этот абсурдный момент ей даётся не сразу, однако она всё же неспешно поворачивает голову замечая тусклую обувь коричневого цвета с заметными царапинами на кончиках. Телесные бесформенные штаны, безвкусная рубашка в цветочек и довольно искрящееся коварным добром лицо — комендантша.

— Айгу-у, вижу ты уже, удачно встала, — с небывалым сарказмом процедила женщина, поправляя на переносице очки в толстой оправе.

Стоит приоткрыть рот, как повсюду раздается скрипучий треск будильника, беспощадно разрывающий перепонки и едва не разрушающий целостность запылённых окон. В руках комендантши экспонатом мостятся синие в горошек часы, что можно увидеть почти в любом полнометражном фильме. И всё бы ничего, если бы не в добавок ликующий зов к трудолюбивому началу дня.

Туманно глядя на картину ужасного происшествия, Мина лишь надеется на чрезмерно реалистичное сновидение, потому без стеснения звездой разваливается на полу, чётче обозначения откуда ни возьмись вышедших сожителей. Постукивающее сердце рьяным битом прогревает вялое тело током при виде миндалевых глаз, отображающих суровый холод с щепоткой зачарованного любопытство. Даже опухшее личико, искусанные не ею губы румяного оттенка и взъерошенные волосы ничуть не портят его красоты в невинно черных зрачках.

— Я с тобой полежу, — тихий мужской шёпот щекочет шею, приглушая смысл неуловимого повествования ликующей коменданши. Полу боком разлегшийся Чимин подпирает голову рукой, невозмутимо слушая женщину, пока в душе Мюи прорастает древо недопонимания и ощущения трепета от, казалось бы, незначительной...

...заботы?

Или?

Противостоящие друг другу чувства не дают распознать скрытый подтекст, покрываясь призмой оболочки. Поцелованный солнцем юноша цепляет пораженный взгляд толком не проснувшейся девушки, что заинтересованно разглядывает рассыпанные веснушки. В груди дискомфортно щемит сердце, но в тоже время распыляет в жилах волнение. Нет, то не является признаком влюблённости, поскольку для неё это тяжёлые, больше заколдованные эмоции, когда ты начинаешь распознавать аромат своего влечения, пахнущего совершенно не ландышами, сиренью или лилиями, ибо данное мерцание не описать.

— Студенты, невероятно рада сообщить, что сегодня вы до чисто будете отмывать весь этаж, — с уловимой естественностью сообщает комендантша, озаряя комнату многозначительным восхищением. — По великой случайности я узнала, у вас сегодня первые две лекции отменили, так что времени на завтрак уже нет.

— Чё? — раздражённо фыркнувший ДжеБом в одних лишь спортивных штанах пытается сдержать весьма уместный поток матов. — Запишитесь на курсы, шутите вы отвратительно.

— Итак, нашептала мне птичка, что Чимин и ДжеБом желают до блеска отмыть туалеты и душевую. Две девицы чистят от пыли окна и подоконники, а Тэхён и Мина моют полы, не забывая про лестничную площадку!

— Несправедливо! — протянул недовольным голосом Пак, неохотно поднимаясь с нагретого лучами пола. — Посмотрите на моё лицо, я паинька.

— Отказы не принимаются, решение принято, — растянутые ниткой губы порождали, безусловно, большее с крупнейшей щепоткой умышленной хитрости и грамма довольства. — И, Мина, прикройся... ты тут не одна.

Неоднозначно нахмурив брови, Мюи в недопонимании косится на одежду, зазорно осознавая, что целых три пуговицы безмерно любимой, хоть и дотоль изношенной пижамы во всеуслышание отворяет обзор в совершенно маленький проём черного лифчика. К ранее бледному лицу приливает бурлящая кипятком кровь, окрашивая щеки морозно розовым оттенком.

— Охринеть, — выдает ДжеБом, прожигая гордо отдаляющуюся спину недоброжелательным взглядом. — Так, женщина, постойте, у меня к вам предложение! Я свидания вам организую...

«Дорогой дневник, имею честь назвать день сумасбродным обманом морфей или колдовством изощрённой ведьмы. Прошмыгнув в пугающую одиночеством ванную комнату, я разбрызгивала оголённое тело ледяной водой, слушая приливной шум и совестно представляя его, смотрящего на опухшую, испачканную и ничего не подозревающую недоросль. Вселившийся дьявол будто нарочно не позволил подняться, принуждая конечности онеметь. Неуклонно сгорая от замешательства и стыда, я забилась в уголок кровати, осмысливая сказанное комендантшей. Остальные сейчас голословно обсуждают не самую приятнейшую новость за завтраком, который точно не полезет в мой желудок. Несмотря на щебечущее сердце миловидным птенцом, я в предвкушении новых приключений истории помешанной любовью дурочки. Кусаю с энтузиазмом горловину ткани футболки, высасывая свою же слюну. В животе неприятно колит спазмом, мучает внезапная изжога, а колени сотрясаются, словно очередь к вытягиванию неудачного билета сокращается. Я буду ночью плакать безумно сильно, если профукаю золотые секунды общения с Тэхёном, загадочно данные комендантшей, хоть и догадаться о её помощи не сложно...»

Съедающее изнутри в помине не доставляет удовольствия, когда в душе шквал ещё не пережитых эмоций. К большому сожалению, в такие бесценные мгновения уверенность замолкает, спрятавшись где-то в глубинах моря.

— Весь необходимый инвентарь предоставлен. Ежели житейская бытия дорога, увильнуть не смейте, слежу усердно за камерами, а особенно за любимыми мальчи-и-ишками, — едва слышимое эхо воссоздавало изрядный покой в длинных коридорах. Натягивая неприятные наощупь перчатки, Мина инстинктивно ощущала на себе чей-то зазывающий взгляд, коей оказалась нетерпеливая комендантша. — Вчера смотрела бразильский сериал. Миловидная девушка убирала вместе с классом кабинет... Кульминация истории заключается в том, что та якобы случайно поскользнулась, задевая железное ведро, а белобрысый парнишка, мой любимец, не сконфузился и поймал её, разглядывая добротный вырез груди, как у тебя недавно. Между ними я-явно промелькнула искра. Вспомнив о тебе, решила помочь. Можешь не благодарить, должна будешь.

— Спасибо, вы не представляете, что это для меня значит, но всё же...

— Негодники, вы чем собрались заниматься там?! — ловкое перешептывание смазливых парней с пугливой студенткой первого курса дало мысленно сообразить и построить цепочку изворотливого плана, посему мнимо прищуривая, та прикрикивает во всю мощь, легонько отталкивая Мюи к колючим лепесткам цветов.

— Мэм, не будьте скрягой. Я же обещал вам привести девственного кавалера тридцати восьми лет! — ДжеБом подмигнул увильнувшей девушке, обещая вечерком заглянуть на ароматно заваренный чай с лечебными травами, ведь его разбитое сердце не выдержало столь превосходного искусства.

— Поговори мне тут! — маленько смягчившись, та демонстративно хмыкнула, поправляя аккуратно завитые на кончиках волосы.

Pov Мина

Советы женщины по-особенному фантастичны. В горящей груди покалывает от грядущего эпизода с моей космической вселенной. Всем ли дано познать нарастающее пьянее? Будто в алую кровь проникает непозволительная доза алкоголя, задурманивая сознание эстетичным фильтром девяностых, где все по-иному.

— Начнём, Мюи Мина? — аромат чёрной смородины и прохладного бергамота одаривает ощущение гармонии и уюта, но в тоже время кардиограмма считывает приступ волнение сердца графом, преступая к самой линии. Его лицо не искажает улыбки. Взгляд полон серьёзности, но в ней сквозит по-настоящему экзотической провокацией.

— Начнём, Ким Тэхён, — тон юноши звучит флиртующим приказом и мне ничего не остается, как добровольно согласится. Повторить за ним. Я не смею глядеть в карамельные зрачки, хоть рассудок вольно упрашивает. Нет, умоляет.

Откуда-то взявшаяся фамильярность бьёт горько под дых, позволяя осмыслить сказанное после. Уголок губ привычно дергается в ироничной ухмылке., а в, быть может, не глупом уме проявляется вопрос — «о чём он думает?».

 «Героиня так невзначай поддевала в нём интерес: улыбка была редка, но завлекательна, а зрительный контакт манипулировал его в эдаком поединке» 

— Я могу сам справится, а ты приготовишь завтрак. Мне, — акцентировав жирное внимание на последнем слове, тот, кажется, нарочно пытается загнать меня в тупик. Кровь предательски окрашивает щеки румянцем, ведь постигший жар дотошно сжигает тело скользнувшим взором.

— Хм, — кусая до безотказности губу, оборачиваюсь через плечо, пытаясь успокоить сбивчивую речь, выталкивающую из уст заикание и изменчивую растерянность. Около подоконника щебечут девочки, а в мыслях пролетает опрометчиво упущенная возможность, в которой скрывается наше неоценимое сближение. — Ты разрешаешь?

Признаюсь, мне нравится. Нравится столь сладко лукавить. Нравиться, как при его присутствии с окунающими в пучину эмоциями совладать невозможно. Намеренно их контролирует. Стоит вальяжно у стены, поддевает ногой швабру, затем сдерживает улыбку, но созерцания не отрывает. Тоскливо плачущая душа, ранее скатившаяся длинными когтями по рёбрам, обретает зримые краски. Без них плохо. Плохо без счастья. Тэхён игриво дергает бровью и с блефующей интонацией выдаёт:

— Конечно.

«Она кокетничала с белобрысым, умело оттягивая разговор» 

— М-м-м, — задумчиво промычав, я протягиваю руку к ведёрку и несдержанно оголяю зубы. Невыносимо. Воистину сокрыть восторженное состояние, выпирающее из тончайших жил, порядком трудновато. — Всё же стоит маленько помочь. Кажется, один ты не справишься.

— Ты увиливаешь, — сдержанные нотки острым осколком будоражат взбалмошные эмоции. Внутри дискомфортно щемит и скручивается тугой узелок, а картина пылкого принца никак не перестает покидать фантазию.

— Уверен? — казалось, простейший вопрос не влечёт за собой особого замысла. Ежели это не порыв вожделения. Протянутое резиной время просчитывает в дневнике каждое воспоминание, что остаются постепенно за спиной, оставляя же впереди очередные запутанные решения.

— Играешь? — деревянная швабра, с бьющим по перепонкам грохотом, звучно падает на пол, инстинктивно заостряя внимания окружающих. За первым тянувшимся шагом следует ажиотаж. За вторым уверенным следует загадочная улыбка. За третьим, последним шагом, разделяющим свободное пространство между нами, следуют ровные пальцы, протянутые к моим волосам.

— А ты хочешь поиграть? — неутолимо задыхающееся сердце учащает пульс и тонет в поле мерцания, поскольку в какой-то мере, по чистой правде, замывается понимание происходящего. Избегая его гипнотизирующих глаз, наполненных дьявольской темнотой, я с тем же непередаваемым волнением сглатываю накопившуюся слюну, когда он заправляет плавно прядь за ухо. Невесомое касание поневоле взывает в теле дрожь.

— Мы успеем ещё, — Ким трепетно затрагивает ту самую серёжку, рассматривая под смутным прицелом, пока мой рот нещадно пересыхает, как под самым высоким градусом в пустыне. Чрезмерная близость выжигает сигаретой в карманах парня омут непередаваемой страсти. Её не описать. В эти, ослеплённые софитами секунды начинаю ужасающе ненавидеть. Ненавидеть саму себя, хоть это неправильно. Когда-то скатывающие слезы приносили, отнюдь не облегчение, а подкожную боль. Терзать месяцами душу, чтобы вконец осмелеть и произнести шуточные фразы. В глухом помине никто не знает какое время предписано нам. Быть может, нужно пройти нагнетающие испытания? Накопившуюся же пыль на шкафу остается стереть и пойти дальше. — А пока уберём тут.

— Давно пора, — видимо, застелившая пеленой неловкость посещает только меня, раз действия Кима столь обыденны и не напрягающие. Прочистив горло, я отстраняюсь и всё-таки хватаю неподалёку лежащее ведёрко с тряпкой, присаживаясь на корточки.

— Мюи, — Тэхён уверенно окликивает меня и блуждающим взором вызывает в теле порцию мандража. Выжатая тряпка с треском падает в глубину воды, разбрызгивая капли и оставляя свежий след на моих коленях, — не забывай, буду ждать.

«Ну и последнее, героиня никогда не давала ему точных ответов. Оставляла его в замешательстве. А то правильно, пусть наглец побегает, подумает о тебе. Ишь в моду пошло бросаться на смазливых лиц»

— Я подумаю.

Пленительная аура парня навевает в душе заколдованные чары. Он походит на мафию из прежде прочтённой книги. Помню по описанию тот был безупречно сексуален, однако, подавно, накаченные мышцы Тэхёна не могут в помине с кем-то сравнится. Не так чуждо ощущать себя секретаршей, которая находится с ним постоянно: носит документы, надевает короткие юбки и невзначай огибается около стола, проявляя наружу край чёрных чулков.

Хочу также.

Провожая его спину значительный скукой, неслышно шепчу под нос — «Не уходи». Также глупо остаюсь на месте, осознавая, что просыпается закалённый холод.

Странно. Вырванное с корнем тепло затерялось в толпе, вселяя лишь окутанный одеялом дискомфорт и вперемешку мерзкое одиночество.

— Блин, может и правда нужно было улизнуть? — оглядывая часть разделённого этажа, я неутешительно фыркаю, падая сонливо на пол. — Дура! Приспичило повыпендриваться!

Исходя из общей «инсталляции», действительно стало жаль. Жаль маму. Примесь досады и раскаянья саднить неприятно то ли застрявший ком, то ли покалывающую совесть. Иной раз днями и вечерами она не при своей прихоти нагибается перед офисными работниками, вымывая до блеска пол. И все бы так просто. Но нет. На первом курсе, после закрытия семестра, я направилась к ней на работе с радостным выражением. Надо же, тогда у входа толстая женщина в серой юбке, синей рубашке нагло ругала изнеможённую маму. Кроме слёз на щеках не оставалось ничего.

Даже той улыбки.

Вот и сейчас мысленно погибаю от осознания бессилия. Не способна помочь.

— Что-то я притомилась, — облокотившись о подоконник, с интересом заглянула в поисковик браузера, чтобы прочесть несколько пикап фразочек, как из-за спины послышался невнятный голос Минатозаки.

Стоит у горшка с цветком и с излишним интересом взирает по сторонам.

— Сейчас не самое удобное место для разговора, — сминая тряпку, она почесывает озадаченно затылок, пытаясь говорить ещё тише. — Извините, сегодня вряд ли получится...

В каждом, то ли коричневом, то ли черном, иль белом шкафу пылится стопка тайн. Тайн, расположенных по полочкам. Имеют определенные заголовки, цвета и воспоминания. Какие-то раскрывать приятно, а какие-то хочется напрочь сжечь, наблюдая за пеплом. Но сил нет. Пройденная боль сумела разложить карты будущего.

Испытывающие эмоции также не выбросить. И как бы моментами не проявлялось обезумевшее желание сблизиться с девушкой, чьи длинные волосы всегда искрятся золотом...

...внутри дождливо и темно, а на устах одно — «за милым лицом — пустая душа»

Оранжевые лучи заходящего солнца сквозь проём стеклянного окна беспощадно укрывают лицо шедшего парня, заставляя угрюмо зажмурить веки. Его харизма пронзает душу зажжённым факелом, даруя миг душевной красоты. Ошеломленно замерев и не в силах отвести созерцания, я улыбаюсь. Болтливый ум делает виртуальную паузу, выкидывая ненужную способность разумно мыслить о происходящем.

— Закончила?

— Сомневался во мне? — неведомая сила развязности поражает электрическим током. Проигрывая в поединке, стискиваю покалывающие пальцы до жжения, желающие дотронуться до кончиков ровных волос чёлки, что так рьяно впиваются в его длинные ресницы. Придают суровости. Никак не слащавости.

— В тебе? — напряжённое молчание надавливает в области живота, но я игнорирую это ощущение. — Точно нет.

Нарушает безмолвие, едва слышимое стук ноги. Под ложечкой сосёт от неистовой близости. Тэхён неотрывно вселяет чувство неуверенности, словно объект рассматривают под микроскопом.

 «Кульминация истории заключается в том, что та якобы случайно поскользнулась, задевая железное ведро, а белобрысый парнишка, мой любимец, не сконфузился и поймал её» 

Грудь разбивается в сумасшедшей истерике, докучая тревогой заколотившийся импульс. Что-то жутко содрогается, а окисленный кислород в рёбрах дурманит новым потоком не здравое сознание.

«О, Всевышний, помилуй...»

Обескураженно шагнув назад, я намеренно задеваю ведро, наполненное грязью. Ошарашенно пишу, неожиданно теряя равновесие и дотоль необходимую надежду не сгорать от великого стыда. Смыкаю в обиде ресницы, проклиная нешуточно нелепую идею. Слышу, как вода с треском разливается по прежде отмытому полу и с досадой осознаю, что всё то продеться убирать мне.

Внезапно руки Тэхёна с силой касаются моего запястья. Толчком вытягивает на себя. Впритык.

К своему тёплому телу.

Совершенно не осознаю, как стремглав оказываюсь в его нежных объятиях просвистевшим ветром. Аромат влечения непостижимо кружит голову от столь интимной для меня обстановке. Слишком близко. Боюсь лишь, что услышит яростно колотившееся сердце. Наяривающий бит вот-вот готовиться напрочь взорваться. Съеживаюсь в лоскуток от одного понимания, что ощущаю каждый изгиб накаченного тело, его чарующие поглаживания пальцев в области линии позвоночника.

С паническим страхом размыкаю кулачки, так незаметно касаясь мужской ветровки в области плеч.

— Будь осторожна, Мина-я-я, — низкое шептание хрипотцой обжигает кожу приятной щекоткой. Его пухлые, розоватые губы с еле-еле видимой родинкой на краю, миллиметром задерживаются у мочки уха. Мир останавливает всякое движение, заглушает лишние звуки, оставляя в кипящей орбите двоих. — Во всём. Помнишь?

***

От автора

«Причал смерти был ничтожно близок на краю обрыва горы. Познать же чувство опознанного на земле тело непоправимо поздно»

— Я люблю тебя, — её коротковато темные волосы постоянно вились при высокой влажности, левый глаз совершенно незаметно подергивался, а душа посылала нервозные векторные колебания.

Сколько утерянных страданий пришлось вынести непорочной персоне, дабы вымолвить нещадно таившиеся глубоко слова. Изо дня в день искренне верила, что сможет побороться. Изо дня в день искренне верила, что его грубый, непростительно омерзительный отказ смоется тем плевком в землю рядом с давненько поношенными тканевыми кроссовками. Вычеркивает красной ручкой напролом все малейшие воспоминание о нём, где нелепо прятала в сундуке веру на светлое будущее.

— Я справлюсь, вперед! — фальшиво улыбаясь зеркалу, стирала скатывающиеся слезы рукавом, всё ещё выискивая способ для существования и без этой безответной любви, удушающей толстой плёткой шею.

Ведь воздуха почти нет...

Луноликая девушка оживленно строила светлый мир, где нет месту боли и разочарованию, но как оказывалась одна, всё возвращалось в те бытующие черные мгновения, разрушающие с новым шагом вперед и замывающие воодушевлённые краски, оставляя на суше горсть грязи.

А он не подозревал, что с тикающими назойливо часами постепенно исчезает навсегда необходимый планете лучик. Произнесенные отвратно слова громом среди пасмурного неба, не сорвали с глаз реальную пелену любви, лишь сократили время и морально убили, прожигая в сердце парня вечную вину.

«В двенадцать часов дня под мостом на берегу реки Хан была найдена мертвая девушка. По некоторой информации ночью было совершено самоубийство. Следователи проводят тщательную проверку происшествия»

***

Прохладный ветерок знойно колышет деревья, напевающие листвой дивную мелодию природы. Детёныши птенцы толком не расправившие крылья, миловидно топает, невольно дергая пушистым хвостиком — наверное, побаиваются, что беспощадные люди, чьи чувства равны ржавой стали, могут как-то навредить их драгоценно коротковатой жизни. Всё они невнятно щебечут на своём языке, болтая на разные темы, чтобы далее улететь в теплые края.

Такие сумбурные мысли посещают меня, пока медлительно иду по тропинке в круглосуточный магазин. Пинаю мешающие камешки, наступаю на шелестящий характерно песок.

Монотонна звенящий колокольчик, посеревший по краям, ударяется о входной логотип, оповещая специально о приходе покупателя. За разложенными коробками показывается женщина лет тридцати в синей форме. Доброжелательно кивает на мой поклон и продолжает раскладывать продукты, на что я благодарно выдыхаю. Назойливо докучающие по пятам продавцы приносят человеку иные муки.

Отнюдь, ожидать возле железной стойки в столовой в длину метровых очередей — способ выйти из зоны комфорта: толкающиеся студенты, урывками свинообразно хватающие потными ладошками за нижнюю часть бедра, или деликатно пахнущие вонью запахи, безусловно, перебивающие аппетит. В наступившие моменты, я меняю направление маршрута, либо напрочь отказываюсь есть, умиротворённо присаживаясь на лавочку.

Обойдя последний круг стеллажей, я с заманчивым любопытством останавливаюсь около прямоугольного пакетика багряного цвета. Напоминает маску для лица, но не тут-то было...

— Аромат природных афродизиак. Сильный природный феромон привораживает мужчин, окутывая запахом сексуальности и разрушительного возбуждения. Шекспир обволакивает в любви венецианскую королеву, — отдалённый шорох побуждает внезапно вздрогнуть. Задорный мужской тон прочитывает вслух постыдную этикетку. На его лице прорисовывается непроизвольная улыбка, сопровождающаяся весёлым смешком. — Ещё скромной притворяется, — Дэхви фыркнул. — В тихом омуте черти водятся — этой пословицей описывают человека внешне ничем не примечательного и незаметного, но который внезапно совершает неординарный поступок, причём не благовидный.

— Долго учил? — скептически дернув бровью, окидываю взвинченного парня догадливым лицезрением.

— Жду на улице.

Оплачивая картой обед, я захватываю бесплатные одноразовые палочки у кассы. На мгновение останавливаюсь у стеклянных, где-то вымаранных дверей с наклейками и ощущаю на шее терпимо палящий жар. Разложив ноги на пластиковом столе, юноша подрагивает кончиками кед, вытаскивая из рюкзака прежде опробованные сухари.

— Короче, подруга нерадивая, если по достоинству не оценишь кропотливую работу твоего, между прочем, лучшего друга, то я без жалости с потрохами сдам тебя возлюбленному. Готовься, отныне превосходнее художественного искусство во вселенной не узреешь, — с энтузиазмом твердя очередной поток рассказа, Дэхви изредка взмахивает руками и шмыгает маленьким носом. Он отчетливо жует хрустящее лакомство, чудно подрагивая нижней губой.

Я считала вечные секунды до нашей встречи, чтобы так многое тебе поведать...

— Йа-а, конечно спасибо, но почему так криво? — протянув мобильный телефон, тот пафосно ухмыляется, горделиво поправляя красную кепку. На ярко освещенном экране была фотография, из-за которой я покусывала губы до крови и впивалась острыми ногтями в нежную кожу. Вместо обворожительной Джой уже стояла я. — Надо было аккуратнее!

— А ну-ка верни, неблагодарная! — чеканит угрюмо Дэхви. — Я за грёбанное приложение заплатил пол стипендии! Айгу-у! Лучше бы лекцию в кои-то веки послушал, чем два часа это лепил. Было бы полезнее! Ты и моя мать одинаковые! Я ей прифотошопил Джеймс Бонда, а она ворчать начала. Видите ли он не в её вкусе.

— Не переворачивай наизнанку все. Мне безумно понравилось, и я тебя поблагодарила за труд. Кстати, не забудь скинуть этот шедевр, — произнесённые мною слова остаются немым ответом. Недовольно оскалившийся парень цепляет край рюкзака, вынимая пятилитровую бутылку странной жидкости. — Йа-а, значит сенсационные новости уже не сообщать?

— Сплетни? — Дэхви молниеносно растягивает губы трубочкой, с прищуром пододвигая стул ближе и издавая режущий по асфальту скрип.

Flashback

Спутанные мокрые волосы противно прилипают к щекам. С кончиков медленно скатываются капли воды, падая неспешно то на выпирающие ключицы, то на белую футболку. Мой голодный желудок судорожно сжимается и издает постыдные журчания после тридцатиминутной дополнительной уборки. Смыв с себя всю гадкую липкость, я отрадно расслабилась.

— Интересно, когда он выйдет? — тело пронзает неведомая дрожь.

Порывисто топая ногами, ощущаю на языке приторную соль жжения. Опираясь непринуждённо о холодильник, я жонглирую апельсином, ненавистно прожигая деревянную дверь.

— О! Мина-я, что делаешь? — в стеклянных зрачках зеркально отражается ангельская невинность, а аккуратный пучок с атласным бантиком походит на залитый свечением нимб.

Схожу ли я с ума? Пурпурный румянец щек придает девушке неистовой привлекательности. Почему во рту накапливается слюна? Почему обличие напротив сидящей за столом персоны окликивается эксцентричными ощущением.

Чёрт.

— Да так, апельсин собираюсь поесть, — застенчиво поджимаю губы ниточкой, впиваясь кончиками ногтей в оранжевую кожуру. Ненароком прыснувшая жидкость растворяет в невесомости дотошный и кисловатый запах.

— Мы с ребятами собираемся пойти вечером в спортивный зал, — она лениво потягивает через зелёную трубочку сок, изредка перемешивая кружку. Кокетливо облизывает поверхность зубов, смакуя нёбом вкус. — Может, пойдешь с нами? У меня для тебя как раз есть купон на месяц. М? Не отказывайся, прошу.

Вечно холодные руки и ноги сейчас вовсе не принадлежат мне. Омерзительно чувствовать на себе жалость, когда человек предлагает вполне себе обычную вещь. И то ли меркантильность движет мозгом, то ли я в действительности пытаюсь найти в ней плохое. Почему же я не расплываюсь от счастья, как это делают другие? Почему восприимчивая память бросает холсты, где нет ни крупинки хороших черт?

— Спасибо, мне безумно приятно, — четыре слова, по правде сказанные наполовину.

Запуталась.

Очень сильно запуталась. Минатозаки Сана не вызывает той ненависти...

Вышедший юноша опаляет задумчивость пафосной улыбкой, выбивая меня из колеи.

— Воу, Мина-я, ты не забыла, — он ехидно подмигнул, страстно проводя кончиком языка по внутренней поверхности щеки.

— Помнится, кто-то прежде говорил, что не сомневается во мне? — приложив палец к подбородку, я притворно призадумываюсь. — Сдаёшь позиции, Ким Тэхён?

Конец Flashback

— И что дальше? — Дэхви нетерпеливо цокнул, толкая недовольно в бок.

— Просто ушла, — поджимаю плечи, хитро хихикая. — Даже не стала слушать его.

— Йа-а, Gucci flip flops, — Дэхви пораженно кивает, выпучивая отрадно глаза. — Какой же я всё-таки молодец!

— С чего бы? — спрашиваю, ошарашенно хмыкнув.

— А кто вселил в тебя могущественную уверенность? Чувствуешь сексуальный вайб единственного красавчика в мире? — Дэхви приподнимается, расправляя руки звездой вверх.

— Так, все! Хватит портить мне аппетит!

Смешные разговоры досадно кончаются изнуренным звонком в просторных коридорах университета. У проёма аудитории понимаю, как трудно выстоять несколько часов, объясняя лекцию, однако обесценивать труд студентов тоже нельзя. Невзначай потирая слипающиеся веки, ты стараешься внимательно цеплять необходимо информацию, но хриплый, еле-еле доносящийся тон профессора проигрывает сладкому сну

Так или иначе, выбор места пал возле похрапывающего паренька. Его серый свитер выглядел через-чур изношенным, коленки брюк потертые, местами оборванные, а на плечах остатки перхоти. До обоняния донёсся специфический потный запах неизвестного. Неприятный. Скользкий. Тошнотворный.

— Куда пересесть? — острые вилы свирепо царапали нервы. Из глубинных ран сочилась бурлящая кровь, что свидетельствует о моей разгневанности. Сомкнув со всей силой кулаки, я люто заныла, ударяясь лбом о стол.

Профессор Со безучастно читал излюбленную книгу про эмансипацию. Ему было, подавно, не интересно, что делают напротив сидящие студенты. Складывалось ощущение, что он приходить не обучать, а заполнять свои знания, ведь тот даже не удосуживается по приличию возвысить взор.

Присев на корточки, я неспешно поднялась на две ступени, как неосознанно застыла, приоткрыта удивленно рот. Столь неудобная поза докучала и стесняла, но это не главное.

Он там.

Когда Ким Тэхён надевает чёрное, сердце разбивается в клочья, и вновь с волшебством оживает, чтобы ощутить грациозную боль красоты.

Это нерушимый круг, доставляющий слишком много боли и слишком много любви. 

Я ненавижу. Ненавижу пьянящую одержимость. 

Нарочно ползая через его ряд, ощутила на ладонях песок и капли липкой воды. Противно сморщившись, я совестно протёрла грязные руки о висевший бомбер ДжеБома.

Полагаю, он будет не против.

— Куда? — сердце лихорадочно забилось в испуге. Бешеный стук заглушал всё вокруг, не позволяя даже двинуться от страха. Тэхён держал мой капюшон, словно хозяин контролирующий на узде своего любимца. Глаза полны азарта. Наглец улыбается. — Проворачиваешь очередные шалости?

— А вы мне не разрешаете, мистер? — голос звучал столь неубедительно, запуганно.

— Будьте осмотрительнее, гражданка, — Тэхён пафосно ухмыляется. — Кто знает, в какой момент вы попадете в ловушку...

— Вы не думали, может я давно в ней? — мы долго сверлили друг друга таинственным взгляд. Надеялись безмолвно передать послания, что были исключительно немыми.

Нехотя затопав дальше, я приостанавливаюсь. Черная спортивная сумка Чимина была непозволительно открыта. Зрачкам попалась слегка пожелтевшая, помятая записка, сложенная в маленьком кармашке. Мне не хотелось, однако что-то выманивало прочесть содержимое. Подобно бенгальским огням, неуловимое мгновение расшатывает бурю внутри меня, колышет целый айсберг, волнуя озверевший вулкан.

Было бы лучше совсем не понимать написанное красными чернилами.

«Скоро наступит моя последняя тридцать восьмая секунда...»