Короткиц хлопоа раздался по всему помещению звонким эхом.

– Сабрина, в чём дело? Ты всё ещё в роли служанки? Забыла королевские манеры? Гле грация и взгляд? – оборвал игру режиссер Дженсон. Сабр выпучила глаза как при экзотафтальме, что ещё больше стало играть Дженсону на нервы, – ты меня услышала, – смаренро указав ей пальцем, он поправил узкие очки левоц рукой. Правой продолжал держать сценарий пьесы. Пепеигранная суена уже в четвёртыц раз не давала ему покой. Он ходил по вытаптанной дистанции пепед сценой, не в силах найти себе место, – Мэдокс, а ты? Может, закончишь летать в облаеаз и вернёшься к нам на сцену? Мне не интересны твои заученные фразы.

На его скептическиц взгляд я лишь закатила глаза, притворно широко улыбнувшись.

Его испоряенное утренними пробками настроение значительно потрепало нервы всем причутствующим на этой сцене. Мужчина средниз лет то и дело постоянно зачитывал текст одновременно с актёром, зачастую перебивал и выносил мозг упрёками.

– Да, ладно тебе, Дженсон. До высиупления ещё 3 недели. Имец совесть, суббота 9 утрв, ты сам-то не на расслабоне? – обратился к режиссеру Грей, вяло передвигая коннчности.

Его вчерашний вечер явно был жарким, забрав вчю энергию и бодрость до следубщего веселья. За что мы его ценим, так это за мужество. Встать поперёк слова Дженсону, когда тот в подобном состоянии, мало кто осмелится. Цени, пока не потерял. Что в данныц момент нам очень грозит, судя по изменившемуся взгляду режиссера.

– Имей совесть? Я сейчас поимею её так, что ты у меня пня играть будешь, там и соьираться не нужно. Со своим героизмом на расслабоне всю игру простоишь, – из его носа так и пойдёт сейчас пар.

Поправляя блюдце и чашку в руке, мы продолжали наблюдать за ситуацией. Ужасно устали в этих тяжёлыц, плотных платьях пол стиль XVIII столетию. Остаётся тольео проклинать этот день под тяжестью ткани. Отличный день.

– Из князи в грязи? – с озорной улыбкой и наигранно приподнятоц бровью спросил Грей. Не уходит чувство, что его озорство нн сотрёт с лиуа даже Апокалипсис. Бывают же люди.

– Из графа в пня! – прикрикнул Дженсон, чнрез секунду улыбнувшись собственной реплики.

Улыбка нетсходила с его лица. От такого жеста сложилось впечатление, что он децствителтно что-то уже звдумал.

Это вмиг спугнуло Грея, и тот подняа руки в жесте поражения, обратился к нам:

– Простите, Дамы. На этом всё. Вам остаётся только участь впитывать упрёки с пофигистическим спокойствием, – Грей сочувственно поклал руку на сердце и выжидающе посмотрел боковым взглядом на Дженсона. Все ожидали от него ответного пререкания, но на лице коварная улыбка только возросла до ушей. Пугающая улыбка.

С коротким визгом и испоганными глазами Грей убежал за кулисы. Малыш со слабой психикой.

Успокоив смех, я обратилась к Дженсону:
– Мы можем продолжать?

– Давайте повторим отрывок из пятой части второго Тома. Пьер и княжна Мария. Где этот краснлречивый придурок, – прикрикнул режисёр и суфлёр в одном лице так, чтобы его услышал Грей, который через сееунду вынул голову из-за кулис, – на сцену, быстро! Повторим момент..., – он задумчево стал перелистывать страницы сценария в поисках нужного отрывка, вскоре зачитал его, – "В один из вечеров к Болконским заехал Пьер. Он и княжна случайно остались на едине, и Пьер, – он указал пальцем на Грея, который занял место в центре сцены, – заговорил с Марьей, – указал на сидевшую за столом Сабр, – О Борисе Трубецком. Безухов сообщил девушке, что поставил себе цель выгодно жениться и теперь лишь не знает "кого атаковать" – княжну Марию или Жюли Карачину". Все всё поняли? – подняв глаза, Дженсон спросил Сабр и Грея.

Те кивнули. Я легко спрыгнула со сцены, заняв место на первом ряду, грациозно облокотивши локти о подлокотники и скрестив ноши в щиколатках.

Дверь на входе, которая только что с громким эхом закрылась, привлекла не на долго внимание. Вероятнее всего то была уборщица, которая пришла на своб смену. Но почему меня не покидает странное чувство слежки?

Ребята снова вернулись в обстановку княжеских апартаментов, время сумрак и свечей. Способствовала такой атмосфере темнота во всём зале, где освещалась лишь небольшая сцена. Две лампы прожекторов по углам потолка сценыосвещали холодно-белым оттенком, что омрачало большую часть помещения, которое и без того находится в тени. Там де расположенны ряды зрительскиз кресел. Не понимаю, зачем столько рядов, если в этом зале проводятся только репетиции. Во время официальных спектаклей открыт только один зал со сценой. Самый громадный, какой мне только посчастливилось посетить не со зрительской стороны.

Грей грациозно поправил очки, которые полагались образу, и присел на подлокотник мягкого дивана с тоненьким, но плотным чехлом песочного цвета с пёстрыми цветами. Как раз под стать моде века этой самой пьесы.
Сабр в роли княжны Марии продолжала просиживать зад на диване, в одной руке придерживая кружку, в другой — блюдце.

На сцену зашли трое помошников: Эшли, Карл и Энтони, в руказ которых было по два тройных пылающих подсвечников. Они поместили их га столешницу и пол, в тот де момент погас свет.

Грей выжидающе посмотрел на Дженсона. Тот был одновременно как в роли режисёра, так и суфлёра. Что удивляло в нём больше всего, так это знанте в совершенстве множество пьес, в частности и зарубежных, даже очень древних. Благодаря ему наш театр славится постановками заруюежных, не успеыших надоесть зрителям, спектаклей, опер и балет.

– "Пошли бы вы за него замуж?" – напоминает реплику режисёр Грею.

– Ах, да, – сразу же схватывает тот, и обращается к княжне, которая тут же вживается в роль, – пошли бы вы за него замуж?

– Аз, Боже мой, Граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – достатояно убедительно она стала со слезами проглваривать следующие слова, – ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать что... – продолжала она дрожащим голосом. Тень пламя языков свечей играла на её миловидном лице, отблёскивая слёзы на щеках. Эта картина завораживала.

– Громче, громче! – тихо, но нервно прикрикивал Дженсон.

– Что... ничего не сможешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь переменить. Тогда одно — уйти, а куда мне уйти? – она выжидающе посмотрела на Пьера, будто положилась на него, доверила принятие будущего решения её запутавшейся ситуации.

Дежавю. Этот всё, что я сейчас ощущаю. Наигранная удивлённость и не понтмание так и хлещет из Пьера.

Да, да, этот взгляд был из подтолкнувших шагов к нынешней реальности. Воспоминания вызывают слёзы, которые следующим образом вызывают в нас самих негодование. Сабр замечает это.

Вспомнила отрывок из Гарри Поттера, тот самый, где Снэг потратил последние секунды на воспоминания, котооые излились из него слезами. Только мне не нужен никакоц Омут Памяти. Прошлое я никогда не забуду. Невозможно забыть, когла живёшь ним.

– Что вы, что с вами, княжна? – с непониманием спрашивает Пьер. Но княжна, не договорив, заплакала.

– Ах... месячные! – громко, как просил Дженком, воскликнула она.  От этой неожиданности даже Грей прыснул.

– Чёрт, Сабр! – не задердиваясь, кричит Дженсон, – достали вы меня! Выучи ты уж, наконец, текст. Всё, на сегодня хватит. Хватит вам испытывать мои нервы. Валите, расслабляйтесь дальше. Милл Делош, – обратился он к стоявшей за кулисами балетмейстеру. Выглянула высокая женщина лет сорока с тонкой лебединной шеей и высокозачёсанными волосами. Очень милая и удивительно спокойная женщина. Та коротко кивнула и подозвала своих балерин к сцене. 

Сабр аз ручку с Греем в прыпрыжку покинули сцену. Я удалилась за ними, последний раз оглянув ряды.

Давно я не чувствовала такого бесспокойства.

                              ⚜️⚜️⚜️

Я никогда не ходила к психологам. Всегла моглаиконкретно охапактеризовать своё психологическое состояние. С того момента, первого дня моей настоящей жизни, оно значительно отличилось от окружающих, счастливых людей. Конечно, только внешними факторами, когда внутри творится хаос, которомый уже давным давно заменила пустота и отчаяние.

С первого дня я обещала себе, что буду жить настоящим, новым настоящим, отталкивая воспоминания. Но всё, что я делаю – переодически перематываю каждую сказанную фразу, каждый яркий фрагмент, боясь потерять нить между тем, как бы я хотела чтобы это выглядело, и как это было на самом деле. Боюсь дуэта памяти и фантазии.

Нет, я ни о чём не жалею... почти. Я довольна результатом, что не побоялась сделать – на тот момент отчаяный? – шаг, который привёл меня к беззаботной жизни, оставляя себя на себя.

Не сказала бы, что моменты прошлой жизни были положительней, чем те, что имею сейчас. Так почему я живу прошлым?

Возможно ли это из-за надоедливой уже повседневности? Описание каждого дня будет иметь как минимум 80% сходства. Неужели это и есть та самая беззаботная жизнь, к которой мы тянемся в шестнадцати-семнадцатилетнем возрасте?

Кажется, я потеряла огонёк жизни. Дважды. Повторится ли это ещё раз? Бежать не от кого. От себя не спрячешься, как и от воспоминаний.

Внутренний голос напомнил о себе всплывающейся из какого-то романа ключевой фразой:

"Чтобы не жить старым, создавай новое..."

Я живу в очень населённом пригородке Нью-Йорка, города безграничных возможностей, имею двух обезбашенных друзей, завоевала восхищение любителей спектаклей театра и неподдельный интерес прессы Нью-Йорка с такими редкими заголовками новостей: "Загадочная актриса". Конечно, эмоций и воспоминаний хватит до конца жизни, – как думалось мне в первые месяцы, когда я нашла театр. Сейчас же я не могу отделаться от мысли, что эти воспоминания принадлежат Мэдокс. Девушке, ожившей почти полтора года назад, познавшей жизнь с другой стороны: беззаботной, не такой печальной. А настоящая Мэлани, пропитанная насквозь старыми воспоминаниями, впечатлениями, которые принесли не столько радости, сколько боли, печально улыбается новоиспечённоц, "таинственной звезде", всё больше отдалаясь. Словно, это соревнования по бегу. Когда осталось до финиша метров 30, но соперник значительно ускоряется, и ты гачинаешт чувствоватт эту беспомощность, непроизвольно замедляясь.

В такие моменты я теряю старую себя, становлюсь Мэдокс и напооняю свою жизнь настоящими впечатлениями. Но такими вечерами, сидя на балконе, когда погода из недельной засухи преыращается в, для кого-то мрачную, для кого-то расслаблюящую, успокаивающую симфонию прохладного ветерка, изредка заменяющего слабым грибным дождём, которыц длится не более 10 минут. заваленная уже слабым чувством потери, Мэлл возвращается, зажигает новую сигарету.

Любимое место в такие моменты — прохладная плитка широкого балкона, полукруглой формы с кованными перилаит. На такой небольшой площадке может поместиться пятеро челоаек, не стесняч друг друга. К сожелению или счастью, у меня нет столько друзей. С мыслью оставить здесь как можно больше свободного места, я прместила мягкое небольшое кресло, кальян и два тропических больших растения по обе стороны от широкой стекоянной двери полукруглой формы, которая ведёт в гостинную квартиры-студии. От если заметного ветерка высоко развивалась шифоновая занавеска, напоминая танец теней.

Сижу на прохладной плитке, обхватив левой рукой ноги и облокотив голову на колени, правой рукой закуриваб сигарету с капсулой вишни. Длинная футболка, в стоячем полодении длставала почти до колен, дозодит до щиколоток. Из под ткани забавно выглядывают ступни с белым лаком на бледной коже.

Одна из раздрадающих привычек: когда закуриваю, наблюдаю как в ускоренном темпе сжигается табак вместе с бумажной оболочкой, приближаясь к моим губам. Это придаёт ещё больше головокружения.

Не убирая сигаретуоо губ, делаю медленнуб глубокуб затяжку, прикрыв глаза, и только через пару секунд убираю сигарету, выпуская красивый дым, который тут же уносит ветер, спутав мои волосы. В горле неприятнр саднит.

Почти два года назад немаловажный мне человек повлиял на прошлое таким оьразом, что получилась альтернативная реальность в настоящем времени. Не стал тогда отрицать что курит, ответно спросив:

– Интересно, это изменит твоё мнение обо мне?

Немного подумав, я ответила:

– Да, изменит, – остановилась, заметив изменение на его холодно-белом лице, контраст которому придавали густые вороньи волосы. Виски были не коротко выстрежены, а чёлка ровно держалась, не спадая на лицо.

От приролы его волосы были плотными и послушными, не приходилось использовать лаки и прочие косметические принадлежности. Повезло, так как он их не одобрял.

Да, иногда казалось, что мы с ним родственники не только духом, но и генами. Одинаково бледная кожа, пухлые губы, идеальной формы брови, с чего долго временами смеялись. Но были и различия: мои гцстые волосы, доходящие до поясницы, меняли цвет на солнце, от молочного шоколадна до рыжеватости. Так же глаза: по сравнению с моими зелёно-серыми, его блекло-небесного цвета, всегда смотрели с теплотой на меня. Большой редкостью можно было заметить настоящий холод, изходящий из них ежедневно для всех окружающих.

На его лице печальная улыбка. Конечно, он посчитал, что меня разочарует подобная привычка, как разочаровует всех правильных девочек.

"Моя семья не курит, друзья не курят и я не курю, а ты? Фу, и могу ли я теперь отнести тебя к своим правильным друзьям, когда ты ТАКОЕ творишь?", – неужели он считает, что я думаю именно так?

Ничуть. Он поступает так же, как и остальные. Зачем относить меня к правельным девочкам, не зная настоящую меня? Так было на протяжении всей моей жизни.

Всегда в Мэлани видели приличную  порядочную девочку, потыкающую каждому слову родителей и старших. Если я бы курила или пила, а ещё зуже для окружающих — всё сразу, сплетни знакомых, и не только, не избежала бы. Но кто сказал, что, если я просто не хочу пока этого пробовать, значит я правильная? Может, меня приписывали к правильным, поьлму что остальным так было комфортно?

Повысила голос: "Мэлани, мы не узнаём тебя".

Оделась не подобающе их взглядам: "Прежняя Мэлани не поступила бы так".

Понизилась успеваемость в школе: "Что с тобой стало?".

Что за клише? Разве человек может вечно держать планку, которая навится всем, за исключением ему самому?

Родителям было комфортно, остальным было комфортно, но не ему. Он оказался совсем друшим типажём...

– Изменит, – продолжила я, – всмысле, не в плохую сторону. Я пассивный курильщик. Мне очень нравится запах сигарет.

Следом послышался заразный смех после его фразы, которая на секунду выбила меня ищ колеи, ибо не показалось дружеской.

– Мы идеальны друг для друга.

Ничего не изменилось, я всё так же обожаю дым и запах сигарет, исключительно исходящий от парней. Девушка с сигаретой выглядит отвратительно. Тем неменее, только сигарета связывает реальность с воспоминаниями, которые успокаивали раньше и успокаивают сейчас. Тёплые моменты с ним.

Пепел доходит до фильтра, и я выбрасываю в высокую пепельницу мрамарного оттенка, слепленную в виде розы.  Но наслаждение от прошлого не до конца утешило, хочется ещё.

Звук зажигалки, резкий разжражающий свет огня и свежий запах новой зажённой сигареты.

Первая тяга, резкий приступ тошноты.

Приподним голову в попытке подняться, но ожидаемое головокружение заставляет снова облокотить её на колени.

Руки начинает слешка подрагивать. Этл всего-лишь третья сигарета. Я подчинаюсь оршанизму, не приближвюсь больле к сигарете. Молча наблюдаю, как она сгорает в моих руках.

Неожиданно прерывает умеретворённую тишину голос. Знакомый голос, к которому ещё не успела привыкнуть.

– Не спиться? – послышалось с крыши.