Я сижу в полупустом холле, напротив белой двери с надписью «Сахарова Н.А. – детский врач-психиатр», и сжимаю в руках талончик с номером «А6». Молодая девушка за стойкой регистрации мило мне улыбается, явно принимая за сумасшедшую. Всё в этом месте тошнотворно: нежно-розовый цвет стен, стенд с детскими рисунками и часы в форме солнышка. Кажется, я попала в дурдом!

Но пути назад нет. Красный свет загорается на маленьком экране и приятный женский голос командует: «Посетитель «А6» пройдите в кабинет номер триста шестнадцать». Я встаю с кресла и, набрав в лёгкие больше воздуха, захожу в злополучный кабинет. Добро пожаловать в ад, Настя!

Молодая девушка в белом халате, с длинными светлыми волосами, сидит в кожаном кресле и что-то пишет в своём блокноте. Напротив неё, на небольшом диванчике с мягкими подушками располагается моя мама, на её лице читается страх и беспокойство. «Ты во всём виновата», — предательски шепчет подсознание, заставляя ещё сильнее сжать руки в кулаки.

— Думаю, Анна Сергеевна, мы с вами всё уже обсудили. Встретимся через пару часов, — произносит девушка мягким и успокаивающим голосом, затем встаёт с места, прощается с моей мамой и жестом предлагает мне присесть.

Я провожаю маму взглядом, умоляя: «Не уходи». Но всё напрасно. Как только дверь закрывается, я занимаю своё место на мягком диванчике и с опаской шепчу:

— Здравствуйте.

— Здравствуй, Настя. Ты всегда говоришь так тихо?

— Нет, просто... — я пытаюсь ответить связно, но ничего не получается. Почему эта женщина меня пугает? Её зелёные глаза пристально смотрят на меня, будто хотят сожрать.

— Ладно, не будем торопиться, — говорит она, и я облегченно выдыхаю. — Меня зовут Наталья Александровна, и на протяжении последующих нескольких месяцев я буду твоим лечащим врачом.

— Месяцев? — в недоумении спрашиваю я.

— Всё зависит от тебя. Ну, так мы можем начать? — спрашивает она, переворачивая лист в своём блокноте.

Я безмолвно киваю, надеясь на худшее, и оказываюсь, как всегда, права. Это ужасно! Вся беседа превращается в пытку для моего мозга: вопросы, на которые нет ответов; истории, выдуманные моей больной фантазией и сплошные попытки уклониться от разговора.

***

Через два с половиной часа я сижу на переднем сидении нашей старенькой мазды и слушаю музыку. Пронзительные звуки the Fray отражаются в каждой клеточке тела: «Бегство – у меня в крови, // Страх в самой моей сути. // Я не хочу идти по этой дороге, // Прошу, помоги мне!». Страх – вот что заставляет меня совершать немыслимые вещи: лгать родной матери, придумывать нелепые оправдания, притворяться депрессивным подростком... Я боюсь его. Славу. Скажи я всю правду о событиях прошлой ночи, уже давно была бы изуродована до неузнаваемости или мертва. Да, именно страх заставляет меня отключать разум и идти на поводу самого низменного чувства – инстинкта самосохранения... Мамин крик неожиданно вырывает меня из раздумий:

— Настя! Ты меня вообще слушаешь? — возмущается она.

Я выдёргиваю наушники из ушей и растерянно спрашиваю:

— Что-то случилось?

— В пятницу тебе нужно съездить в медицинский центр и сделать несколько обследований головного мозга, которые назначил доктор, — говорит она, не переставая смотреть на дорогу.

— Ты не поедешь со мной?

— Нет, я уезжаю с четверга на пятницу.

Мама резко тормозит, пипарковавшись у обочины, потом поворачивается лицом ко мне и, сжимая мою руку, спрашивает:

— Я могу оставить тебя одну? С тобой ничего не случится? Обещай, что больше не станешь резать себя? Прошу, — умоляет она в слезах. Моё сердце разрывается на части при виде этого заплаканного лица и трясущихся рук.

— Прости. Я люблю тебя, — шепчу я охрипшим голосом и сжимаю её в крепкие объятия.

— А теперь давай пойдём и купим тебе что-нибудь красивое, — говорит она, вытирая с глаз размазанную тушь.

Мы ставим машину на сигнализацию и поднимаемся на третий этаж торгового центра. Это моя любимая часть здания: здесь куча обувных, бутиков с одеждой и модными аксессуарами. За час мы с мамой успеваем обойти несколько магазинов одежды и прикупить себе парочку строгих деловых платьев для школы и работы.

— А тебе, милая, нужны новые туфли, — взвизгивает мама и тянет меня за собой в обувной магазин.

Я брожу среди многочисленных стеллажей, но не могу ничего себе подобрать. В конце концов, мама уговаривает меня примерить пару классических закрытых туфель на среднем каблучке из замши. Я встаю перед зеркалом и со всех сторон рассматриваю свои ноги.

— Кажется, ты стала намного выше, — раздаётся позади меня весёлый смех. Я оборачиваюсь и вижу Марину с кучей пакетов в одной руке и стаканом капучино в другой.

— Что ты здесь делаешь? — взволнованно спрашиваю я. Сразу же возникают неприятные мысли: «А вдруг Марина взболтнёт что-то лишнее».

— А что люди обычно делают в торговом центре?! — весело восклицает Марина, а потом обращается к моей маме: — Здравствуйте, я Марина, подруга Насти. А вы, наверное, её мама?

— Да, — взволнованно отвечает мама, — я и не знала, что у Насти появилась новая подруга. Вы вместе учитесь?

— Нет, она учится в параллельном классе, — выпаливаю я, предупреждающе взглянув на маму.

— Ох, ладно, девочки, мне уже пора идти, — говорит мама, поглядывая на часы. — А вы тут повеселитесь.

Она вручает мне кредитную карту, целует в щёчку и, попрощавшись с Мариной, исчезает где-то между многочисленными стеллажами новой коллекции обуви.

— Это было ужасно, — шепчу я, наконец, снимая с себя обувь.

— Тебе не нравятся туфли? — наивно интересуется Марина. — А, по-моему, они тебе очень идут.

— Я не об этом. Последние сутки стали для меня настоящим кошмаром, — честно признаюсь я, хватая коробку с туфлями и направляясь в сторону кассы.

— Всё ещё не можешь отойти от событий вчерашнего дня? — спрашивает Марина, следуя за мной.

— Марина, меня чуть не убили! — истерически кричу я, не обращая никакого внимания на продавцов-консультантов, шныряющих где-то поблизости.

— Я понимаю тебя. Слава может быть жестоким, но прошлой ночью он перешёл все границы.

— Даже не произноси его имени в моём присутствии, — угрожаю я.

— Так ты со своими проблемами не справишься. Кстати, о проблемах, сегодня в школу приезжал Саша.

— Что? Зачем? — взволнованно спрашиваю я.

— Тебя искал. И знаешь, вид у него ужасный: губы разбиты, а на лице красуется огромный синяк.

— Боже! Думаешь, это всё происки Славы? — спрашиваю я, уже зная ответ.

— Тут и гадать не надо! Он способен на всё.

— Это я уже поняла, к великому сожалению, — говорю я, указывая на свою левую щёку.

— Кстати, шрама почти не видно, — успокаивает меня Марина. — Да, и волосы выглядят не так уж и ужасно.

— К счастью, порез на лице оказался не глубоким, а вот раны на ногах будут заживать ещё несколько недель, — при воспоминании об этом по телу пробегает мелкая дрожь, а руки трясутся. Это больно, мучительно и страшно. Такого не должно происходить с подростком в четырнадцать лет. Но произошло.

На кассе я оплачиваю покупку, и мы с Мариной отправляемся в небольшой кафетерий на первом этаже. Уютные диванчики и небольшие столики с вазочками создают особую атмосферу уюта и тепла в этом месте. Мы расплачиваемся за два салата, две чашки кофе с клубничными кексами и занимаем столик на двоих у окна.

— Почему сегодня тебя не было в школе? — начинает разговор Марина.

Я давлюсь чаем, услышав вопрос, которого боялась больше всего на свете.

— Пришлось сделать несколько обследований в клинике, — лгу я, опуская свой взгляд на клубничный кекс.

— А как отреагировала твоя мама? Ты рассказала ей всю...

— Простите, — извиняется молодой парень, приближаясь к нашему столику, — вам просили передать.

После этих слов он отдаёт мне в руки небольшой конверт мятного цвета и исчезает в дверном проходе. Я внимательно рассматриваю конверт от незнакомца и с недоумением спрашиваю:

— Что это?

— Открой и узнаешь. Может, это письмо от тайного поклонника? — кокетливо интересуется Марина.

Я отодвигаю кекс в сторону и трясущимися руками разрываю конверт, вынимая из него небольшой кусок плотной глянцевой бумаги. Что это? Моя голова кружится, как только я переворачиваю этот жалкий кусочек, оказавшийся на самом деле фотографией. Там изображена я на заднем сидении мотоцикла в обнимку с Сашей. Ветер развивает мои волосы, а губы трогает лёгкая и беззаботная улыбка. В этот момент я была счастлива. По-настоящему счастлива.

Но откуда это? Кто мог прислать конверт? Ответ приходит через долю секунды. «Ты больше никогда не сможешь улыбаться», — именно так гласит надпись, выведенная аккуратным каллиграфическим почерком под фотографией. И кусочки мозаики сразу же складываются воедино. Одно имя. Пять букв. Литры слёз. СЛАВА.