История, наполненная горькой болью, глухими выстрелами, судорожными вдохами в спасительной тишине...

Кровожадная ярость неумолимо вонзала острые изогнутые клыки в податливое сердце, разрывая его на сотни жалких осколков, которым никогда не собраться в одно целое. Неприкрытая ненависть вместе с воспаленными мыслями бродила по телу, выжимая последние силы, заглушая слабое дыхание надрывными криками. Тонкая грань между бессонной ночью и болезненным днём смазалась и больше не могла удержать обрывочные воспоминания. Каждая секунда, проведенная вместе с Ними, возвращалась в душу ледяной иглой. Каждая строчка, когда-то написанная в Вечной Книге Жизни о моей семье, выжигала черным огнем истерзанную душу.
– События, о которых нужно забыть? – в сотый раз проговорила слова, сказанные высокомерным психологом на вчерашней встрече. Тогда едва смогла удержаться от безрассудного поступка. – События, о которых нужно забыть? Неужели я должна быть забыта, ведь без них никогда бы не существовало меня.
Маленькая комнатушка сейчас была единственным убежищем от внешнего, наполненного противными яркими красками, мира. Первозданная тьма протягивала заботливые руки, пытаясь обнять за плечи и согреть продрогшее тело. Своим длинным плащом-невидимкой она скрывала стены, пол, потолок и мебель – предметы, заключившие в себе боль потери самых близких людей. Но даже эта иллюзорная пустота, мастерски сплетенная моей подругой темнотой, не смогла скрыть внутренние образы, которые расставляли всё по своим законным местам.
Её попытка была напрасной. Я помнила и буду помнить всегда эти вещи: фоторамки с улыбающимися людьми, красивые акварельные картины тёмно-синего спокойного моря, багровые розы с удушающим сладким ароматом, давно засохшие в хрустальной вазе на кухонном столе. Глубоко, разносясь эхом по всему почерневшему нутру, слышался звонкий смех девочки и немножко охрипший от пыльной и тяжелой работы голос седого человека, что всегда успокаивал и поддерживал. После каждого вдоха мои легкие наполнялись ароматом только что испеченного хлеба и кисло-сладких булочек с вишнёвым джемом, рыбного прозрачного бульона и сочного мясного рулета, который всегда был и останется украшением любого праздничного стола. Призраки прошлого вновь настигли меня, готовясь выбросить больные кости в пучину оглушительных выстрелов, темной засохшей крови, горьких слёз и полной безнаказанности.
– Почему именно со мной это произошло? – непослушное тело раскачивалось под оглушительные удары старинных часов. Тик-так. Тик-так. – Почему именно моя семья оказалась не в том месте и не в то время?
Кончики пальцев непроизвольно сжали первую попавшую вещь на своем пути. Небольшая новогодняя игрушка-сфера лопнула, отдавая в пустоту не только звук бесславной быстрой смерти, а и капельки крови, загрязненные золотыми блёсточками и многогранными стеклянными осколками-звёздами. Я не могла видеть, как темно-вишневый ручеёк разрисовывал бледную кожу хаотичными неровными линиями, как дрожала рука не в силах отпустить остатки шара, как моё сердце не желало отпускать прошлое...
Я просто не смогла смириться с потерей, которая не просто разделила жизнь на «до» и «после», а уничтожила её на миллион ничтожных кусочков, сбросила с обрыва в обжигающие объятья Ада, который никогда не уставал прокручивать День со вкусом смерти...

_ _ _ _ _

Горячие капельки крови из разбитого носа и губы разбивались о холодный мозаичный пол, вынуждая остальных заключенных вздрагивать и мысленно молиться всем высшим силам о милосердии или быстрой смерти. Кап-кап.
Воздух был заражен спорами страха и отчаянья, которые с легкостью проникали через нос и удобно селились в сердцах людей, показывая, словно в насмешку, их окровавленное будущее. Кап-кап.
Резкий смрад разлагающихся тел, расположенных возле входа в антикварный магазин, как дополнительная защита для убийц и как устрашение для нескольких десятков вооруженных полицейских, всеми силами пытавшихся попасть внутрь, вызывал головокружение и рвоту. Никто не посмел пойти на поводу у своего организма, ведь печальные последствия сейчас были на экранах у всей страны. Кап-кап.
Теперь в этих стенах существовало только одно правило, произнесённое устами уже мертвого мужчины: «Не привлекайте к себе лишнего внимания, если хотите выжить...»
Бах! Звук выстрела был неотъемлемой частью предложения. Кап-кап.
Мне было больно...
– Всё хорошо, доченька, – прошептала мама и поломанной рукой попыталась погладить по щеке, но даже не смогла поднять её на уровень плеча. – Я с тобой, милая.
Плачь, не принесший ни одного звука. Зеленые глаза наполнены соленой жидкостью. Кап-кап.
Мой отец лежал возле выхода. Мертвый с простреленной головой. Кап-кап.
Всего лишь одна секунда вместе со свинцовой пулей автомата забрала дыхание, оставляя кровь на моей белоснежной рубашке. Он защитил меня. Прикрыл. Собой. Кап-кап.
Я даже не смогла увидеть последний раз его глаза, не смогла услышать уверенные слова: «Мы выберемся». Я не смогла. Кап-кап.
Он защитил меня.
– Почему я не осталась дома? – полненькая женщина, сидевшая рядом, едва могла удержать всхлипы за прижатой ко рту ладонью. Её знакомая лежала рядом с отцом, как груда мусора, вот только смерть, уготованная этой доброй душе, намного страшнее. – Почему вытащила её на эту чертову распродажу?
– Тише, – зашептала мама, настороженно провожая взглядом двух малолетних убийц, лица которых не прикрывала даже черная маска. Именно так они показывали всем, что им больше нечего терять, а значит, четыре оставшиеся жизни сейчас под угрозой. Трое из семи... – Тише, ты не виновата в этом.
Жжение в груди всё продолжало расти. С каждым произнесённым словом мамы я убеждалась, что это не сон. Я больше никогда не увижу отца, не услышу заливистый смех дамы в синей шапке, которая выбирала подарок младшенькой годовалой девочке, не пойму странных новогодних шуточек мужчины, от которого несло сладкими мандаринами и вишневым вином, не отдам несколько помятых купюр кассиру за чудесную заколку с серебряной розой. Никогда больше эти люди не ступят на порог своего дома. Кап-кап.
Они забрали их жизни ради денег и развлечения.
– Просто я вспоминаю...
Бах! Выстрел на несколько секунд оглушил, отправив и так слабое сознание в холодную пустоту. Темнота захватила меня, пытаясь стереть и уберечь память от этого события. Ничего не получилось, ведь следом...
– Вам было сказано заткнуться, а не разговаривать! Куры тупые!
Бах! Бах! Череда выпущенных пуль в мягкое мертвое тело. Бах! Кап-кап.
Капли горячей алой жидкости попали на мое лицо и губы. Мамины волосы были полностью покрыты кровью. Женщина не издала ни одного вдоха. Кап-кап.
Я больше не могла этого выносить. Кап-кап.
Довольный оскал этих двоих уже ничего не вызывал. В груди было пусто, и только теплая мамина рука удерживала меня от решительного движения подняться и пойти вперед, туда, где лежал мой отец и где выход. Я больше ничего не боялась. Кап-кап. Сейчас была готова сделать, как отец: умереть ради спасения мамы. Кап-кап.
– Мамочка, – тихо позвала, как только эти двое отвернулись и продолжили прежнее дело: складывание в мешок драгоценностей прошлого века, пересчёт налички из кассы, довольные разговоры об удачном плане и о последнем заложнике, который должен гарантировать выход на свободу. Сейчас или никогда. – Я их отвлеку, а ты должна как можно быстрее выбраться наружу.
Неописуемая тревога встретилась с пустотой красных глазниц. По лицу у неё пробегала судорога, один глаз больше не открывался. Мама хотела что-то сказать, но из приоткрытого рта не смогла вырваться никакая буква. Еще одна попытка. Еще и еще. Кажется, она потеряла способность говорить. Кап-кап.
Мамочка, прости...
– Мамочка, я очень сильно тебя люблю, – сказала ей едва различимо сквозь шелест денег и бумаги. – Прости меня за все грубые слова, сказанные когда-либо в твой адрес. Прости.
Ладошка на моей руке дрожала, всеми силами пыталась не пустить и остановить. По взгляду было видно, что она никогда не разрешит подобное, но после смерти моего отца я должна защищать нашу семью. Должна. Должна. Аккуратно убрала живое препятствие, пытаясь причинить как можно меньше боли. Нужно просчитать время и броситься на спину одному из мерзавцев, а если получится, то и отобрать пистолет, а потом отправить на небеса второго. Пожалуйста, Боже, пусть моё тело меня сейчас не подведет. Кап-кап.
– Эй, – первый, скорее всего самый взрослый в этом дуэте, заметил ненужные движения, – что у вас там, курицы, происходит?
Шаг. Вонь дешевых сигарет и пива заставила набрать полные легкие воздуха. Шаг. Уже скоро. Совсем скоро. Шаг.
– Неужели вы решаете, кого именно мы возьмем в качестве последнего щита? Как благородно!
Шаг. Остановка. Через три секунды его плечи опустятся под тяжестью моего тела. Один. Два Три. Бросок.
– Эй, что ты делаешь?! – от неожиданности он отступил на несколько шагов, тем самым дав мне время и, что самое главное, место для выполнения захвата удушения – приём самозащиты, выученный вместе с отцом...
Стоило только зайти немножко за спину, как шея этого мерзавца оказалась в моих тисках.
– Эй! Отпусти, а не то пожалеешь!
Длинные сильные пальцы сжали локти. До крови ногти вжимались в кожу в попытке вырваться. Я могла ощущать, как двигается напряженный кадык и как медленно из этого организма уходит жизнь. Никогда прежде не отнимала её, но сейчас с радостью сделаю эту вещь.
– Отпусти. Отпусти. Отпусти, – это была мольба, точно такая же, как у их жертв. Сейчас он полностью стал на их место.
– Нет, отпущу, только если ты отпустишь мою маму.
Сжала сильнее, дав понять, что шуткам и сомнениям нет места. Первый хруст. Из-за напряжения и нехватки кислорода тонкие сосуды в носу полопались, пачкая кроссовки бурыми каплями. Сжала ещё сильнее.
– Отпусти его, стерва! – второй голос доносился из-за спины, напоминая о себе тихим щелчком предохранителя. – Отпусти, или твоё мозговое вещество украсит стены!
Я не могла отпустить. Я не могла забрать у мамы шанс вырваться из этого плена. Кап-кап.
Тело подо мной начало падать. Кап-кап. Дальше всё происходило без моего участия.
Пол стремительно приближался. Дыхание убийцы больше не касалось моей грязной кожи. Щелчок. Три убийственные пули вылетели из дула пистолета со свистом воздуха, но так и не вызвали безболезненную смерть.
Кап-кап. Мне страшно оглянуться, ведь знакомый звук разрезающейся плоти летящим металлом был знаком... Только не это...
Кап-кап. Боль от соприкосновения с полом заглушила слова. Кап-кап.
– Мы всегда будем тебя защищать, золото, – стеклянные глаза мамы смотрели сквозь меня. Бездушный сосуд упал рядом – мамочка из последних сил оттолкнулась, чтобы уберечь меня. Мамочка...
Холодный пол удерживал вес двух тел. Я не могла отвести глаз от побелевших губ, с которых капля за каплей стекала человеческая благородная жидкость. Золотистые волосы, всегда так ярко блестевшие в лучах утреннего солнца, окрасились в багровый. Хрупкие, но такие сильные руки, сейчас безвольно лежали возле моей груди, словно хотели ещё раз убедиться в медленном биении сердца. Глаза не закрывались, отражая вечерний свет из больших окон магазина. Она всегда любила вечер и малиновый закат, который и сейчас её укутал и стал последним, что смогла увидеть эта храбрая женщина.
Она лежала рядом, совсем рядом, чтобы прикоснуться, и так далеко, чтобы дотянуться. Кап. Кап. Почему она прикрыла меня? Потому что она моя мама... Кап-кап. Кап-кап.
Сражаться больше не было смысла. Все, что мне дорого, ушло в небытие. Осталось только пойти вслед за ними... Я больше не стала прислушиваться к голосам. Лишь бы в последний раз прикоснуться к ней.
Неожиданно туман наполнил собою всё помещение. Тяжелые слёзы быстро побежали по лицу. Закрыла глаза от резкой боли, ядовитый бело-красный цвет был направлен прямо на нас.
«Вы опоздали, – проклиная каждого полицейского, зашедшего в эти стены. – Вы опоздали, чем обрекли мою семью на смерть. Вы опоздали».
Сквозь темноту доносился многоголосый шум, а яркие красные всполохи начали раздражать через закрытые веки. Я больше не чувствовала тяжесть маминого тела, вместо него было нечто теплое и мягкое, во что плотно укутали этот ненужный организм. Хотелось кричать, проситься вернуться назад, умолять не разделять меня с родными. Но силы были на пределе. Всё что смогла выговорить:
– Дайте... увидеть... их...
Дальше была спасительная тьма, наступившая с уколом в шею.

_ _ _ _ _

Воспоминания расплылись по комнате, отпуская затуманенный разум и давая ему время для отдыха. Я всё так же сидела возле стены, мягко обнимая колени и укачиваясь на тихих волнах песни старых часов. Это было привычное состояние, которое вот уже две недели редко покидало меня.
– Как вам на небесах, мамочка? Как твои дела, папочка? – посмотрела в окно, где сквозь толстые шторы начали пробиваться утренние лучи зимнего солнца. Мне бы хотелось посмотреть на рассвет, который всё время рождался и никогда не умирал, который не знал человеческих чувств и желаний. Идеальный во всех смыслах данного слова. – Мне бы хотелось посмотреть на рассвет вместе с вами.
Множество мелких осколков – трупы новогодних игрушек из большой коробки – вонзались в стопы. Я шаг за шагом преодолевала небольшое расстояние, чтобы посмотреть на внешний мир через толстое звуконепроницаемое стекло.
Мягкие ковры, испачканные и порезанные в моменты эмоциональной бури и психической нестабильности, которая прошлась по многим предметам в доме. Куски деревянной мебели, крохотные тонкие осколки зеркал, слишком часто показывавшие картины прошлых лет, они не выдерживали ритмичных ударов кулаками вместе со страшными проклятьями. Разорванная одежда на полу образовала бесформенную кучу, через которую уже не можно было переступить. Весь дом был подчинен хаосу и разрухе. Ничего больше не вызывало давящее чувство внутри... Хотя, кого я обманываю? Всё здесь: стены с бежевыми обоями в геометрический узор; матовый потолок, украшенный светящими в темноте звёздочками и мишками; кафельные плиты на полу, хранящие в себе небольшие царапины-памятки о веселых играх, мирных семейных вечерах и шумных ремонтах-перестановках – помнит родителей живыми.
До сих пор в редкие моменты я могла услышать их тихие шаги в коридоре, приглушенные голоса в гостиной, счастливый смех возле моей комнаты. До сих пор где-то внутри живет нелепая надежда о скорой встрече, крепких объятьях...
Широкий подоконник, заставленный мамиными любимыми орхидеями и фиалками, стал для меня отличной опорой. Неприятный запах плесени, которая всегда покрывала стены возле окон уродливыми зелеными пятнами, заставил чихнуть и прижать окровавленную ладонь ко рту. Через секунду это повторилось, а потом ещё и ещё. Организм ослаб настолько, что каждый резкий выдох из горла сопровождался острой болью в сердце и в голове. Я делала максимально долгий вдох, чередуя их с короткими судорожными выдохами.
– Стоит ли убирать штору, чтобы увидеть этот прогнивший мир? – слова вырвались непроизвольно, ведь за спиной уже стояли мои самые преданные и единственные друзья. – Или лучше не стоит?
После смерти родителей бестелесными собеседниками, которых слушала и с кем могла спокойно поговорить, стали тишина и собственное «я», что всегда было рядом и никогда не заставляло забыть то, что сделало из меня незаметную тень. Я всегда могла найти ответы на несказанные вопросы у них, всегда могла излить свою боль в чёрные чертоги тишины, что никогда не перебьет и не станет возражать.
Несколько зависших в зеркальной раме стеклышек со звоном упали возле моих ватных ног, пройдясь острыми гранями по розоватой коже.
– Ваша правда, стоит, ведь мои родители были бы расстроены, увидев своего ребенка таким, – кончики пальцев дрожат на жёсткой пыльной ткани. Рывок – первые лучи прогуливаются по изможденному лицу. – Такой разбитой, слабой.
Пушистые белоснежные хлопья быстро опускались на красные крыши домов. Тёмно-серые облака давно затянули чистое небо, предзнаменуя снегопад на ближайшие несколько часов и веселый детский крик, который будет сопровождать каждый прыжок в сугроб, новый заезд на маленьких санках, увлекательную игру «Снежки», разбитую на несколько этапов с перерывами на горячий чай и еду.
Мы всегда любили прогуливаться в такие дни, впитывать предновогодний праздник и дарить продрогшим, но довольным деткам шоколадные конфеты и мандаринки.
– Вы сейчас тоже смотрите на это? – я была уверена, что родители услышат эти слова даже на небесах. – Вы бы сейчас уже надевали теплые курточки и выходили во двор, где ребятня с восторженными верещаниями бежала за небольшими подарочками...
Город только начинал просыпаться. Ночные фонари стали гаснуть один за другим, создавая два образа заснеженных улиц: загадочные тропинки в неизвестность, где за каждым сугробом пряталось мифическое существо; и скользкий обыденный тротуар, что совсем скоро станет катком для прохожих. Искристый снег был прекрасен в обоих этих мирах.
– Имею ли я право бросить вызов этому жестокому миру? – мой вопрос-лодочка поплыл вперед в поисках ответов, рассекая студеный воздух невидимой кормой. – Имею ли я право изменить пространство ради тех, кто не может сам постоять за себя?
Провела безымянным пальцем по стеклу, запотевшему от моего горячего дыхания. Вот вырисовалась прямая линия и завитушка, сама природа сказала: «Да».
– А если мы проиграем, тишина?
За спиной донёсся свист ветра – легкий толчок заставил сделать маленький шажочек вперед и внимательнее всмотреться в снежную сказку этого маленького городка.
– Глупый вопрос, – левая ладонь, а следом за ней и лоб, легли на холодную преграду. Я хотела говорить, хотела быть сейчас услышана. – Проиграем и все, конец всему. Не нужно переживать, ведь этого мы не увидим. Хуже будет, если победим.
Неожиданно маленькая яркая птичка – зимняя синичка – уверенно летела к моему окну. Темно-изумрудные крылья уверенно рассекали встречный ветер, захватывая во время маневров крошечные холодные лучи кончиками недлинных серых перьев. Тусклая желтая грудка, покрытая тоненьким слоем липкого навеянного снега, плавно переходила в небольшие белые неровные пятнышки на голове и хвосте. С каждым новым взмахом перед глазами появлялся чудесный веер из сизого, металлического, ванильного и небесного цветов. Это было прекрасно. Если бы я могла закрыть глаза, то почувствовала свободу, подаренную парой крыльев, азарт, пронзающий каждый раз, когда шквальный ветер прижимает к земле, не давая возможности взлететь, желание жить, что зарождается с началом весны и пытается выжить даже лютой безжизненной зимой.
«Почему?» – тень за моей спиной прошептала, пытаясь как можно больше узнать.
– Потому что увидим, тишина, конец всего того, что любим и чем дорожим. Потому что, если решу бороться, придётся каждый день видеть смерть, испытывать горечь от потери, сжимать зубы и идти вперед через преграды, что будут возникать на пути. Готова ли я пожертвовать всем ради этого безоблачного спокойствия? Готова ли я стать опорой для таких людей, как мамочка и папочка?
Светло-карие глаза встретились с черными живыми жемчужинами, не желающими теперь ни на секунду отпускать меня из этого гипнотического плена. Полноценные малоподвижные образы, навеянные и быстро сменяющиеся, замедляли движение времени, показывали будущее, созданное моими руками. Одно – веселое, второе – грустное, третье – торжествующее, а дальше я просто утонула в этом противоречивом водовороте эмоций.
– Кажется, теперь я знаю, что нужно делать, – едва смогла выговорить слова после того, как эта странная птица улетела, пряча свои мудрые глаза и маленькое тело в белых ярких отблесках земли. – Теперь знаю.

_ _ _ _ _

Две небольшие могилки встретили тишиной и огромным букетом кроваво-красных роз, лепестки которых были украшены гирляндой алмазной утренней росы.
Изумрудная молодая травка давно пустила свои корни вглубь вырытой когда-то земли, закрыв последствие работы лопатой несколько лет тому назад. Она мягко колыхалась под тёплым несильным ветерком, подпевая его забытую старинную песню-просьбу о спокойном сне для каждой умершей души. Дзинь. Дзинь.
Высокие кованые цветы с длинными искусными листочками, которые прикрывали острые ключики, распустились прямо у ног зарытых тел. Они никогда не увянут и никогда не разрешат забыть этих двух людей, подаривших миру главную поддержку и маленькую ниточку, что принесет свет и спокойствие в дом и сердце человечества. Они будут стоять, словно неусыпные стражи и лютой зимой, и жарким летом, оберегая покой.
Надпись на могильной плите гласила: «Моим самым дорогим людям, что смогли воспитать меня той, кем я сейчас есть. Вечной памяти и быстрых крыльев, мама и папа». А возле неё лежал круглый нагрудный значок, местами затертый и со сломанной застежкой. Если внимательно присмотреться, то можно было увидеть засохшие капельки крови и соленых слёз, пролитых на поле боя за павшими товарищами. Он никогда не покидал этого места. Он словно маленький памятник городка, каждый из жителей которого приносил свежий букет цветов и, став на колени, произносил слова благодарности герою, спасавшему их от пожаров, убийц и испытаний этого мира.
Они надеялись, что совсем скоро женщина вернется из места, где шальные пули и прицельные винтовки, свистели мелодию смерти – последнее, что слышали воины. Они надеялись и каждую неделю, уже на протяжении двух лет, присматривали за могилой её родителей. Они надеялись, что она вернется живая...
Молодой ветер, рожденный далеко за пределами солнечного лета этого континента, приносил вести о далекой стране двум полупрозрачным людям с могучими ангельскими крыльями, которые всегда ждали встречи со своей дочерью. Они всегда будут ждать её, всегда прикроют и защитят, как от тех безумных пуль в прошлом. Они ведь так сильно любили её... Любят сейчас. Будут любить вечность...
Где-то далеко слышался мучительный крик Афганистана. Где-то высоко, скорее всего в небе, жалобно трубили инструменты, рассказывая всем о новой прибывшей душе. Где-то глубоко, в темных катакомбах, с оружием наперевес молодая девушка защищала наш с вами покой, подставляя спину под вражеские минометы. Где-то в этом странном мире рождалась новая жизнь благодаря людям, которые двигались на танки без страха в глазах...
Где-то...