Последующие несколько часов в моей голове прошли, как в тумане. Даже сложно понять, почему мне так трудно было успокоиться. Такое чувство, будто я была виновата в том, что Кейрона увезли в больницу, будто я где-то допустила ошибку, причинив ему боль. Сердце сжималось от непокидающего чувства вины, хотя я понимала, что здесь есть шанс того, что я была и вовсе не при чём.
Я задавалась вопросами о причине возникновения у него таких приступов и только тогда осознавала, что я плохой друг, раз не знала о его возможной эпилепсии. В моём присутствии с Кеймроном никогда такое не случалось, в этом и есть моя вина. Он не доверял мне. Тогда я спрашиваю себя только большее: «Что ещё он скрывает?»
Ещё вдох...
Наворачивается волна горячих слез.
Я вышла из дома в надежде, что смогу успокоиться и снова поразмыслить над ситуацией. Будто опять и опять вспоминая тот момент, когда ему стало плохо, когда я упустила возможность заметить, что он страдает, выбивается из последних сил из колеи.
Не могу не сказать, что мне никогда не приходилось видеть людей, страдающих от таких мучений. Как часто это происходит? Как им помочь? Я просто безумно хотела знать, что сделала всё правильно.
Стало очень холодно. Солнце почти спряталось за горизонт за несколько коротких минут. Я далеко оторвалась от дома. Похоже, придётся возвращаться на каком-нибудь транспорте. Мои деньги снова на исходе. Почти закончились и те, которые одолжил мне Джордан, как бы сильно я не хотела их использовать. Надо найти работу. Но кто возьмёт меня? Я снова возвращаюсь к тем мыслям, подобным на замкнутый круг, что я сирота. Мне и так лишь приходится бесконечно удивляться, понимая, сколько мне пришлось прожить на запасы продуктов в доме и на карманные деньги. Даже не могу осознать, что я совсем отказалась от тех вкусных лакомств, без которых раньше не могла жить. Теперь даже еда не в силах поднять моё настроение.
Я прохожу мимо старого дома Кеймона и не знаю, живёт ли он здесь до сих пор. Темень преграждает мне увидеть сам дом и его сад, но воспоминания восстанавливают эту картину. Я вижу то, что скрыто темнотой, создаю в своём сознании новый мир, который мне кажется, но я не замечаю его в реальности. Мне страшно. Я опять чувствую свою вину как друга... Лучшего друга его прошлого.
«Здесь никого нет», — говорю себе я, замечая, что свет везде выключен. От свежей прохлады по телу проходят мурашки, и я понимаю, что мне стоит вернуться домой. Однако желание внутри сильнее. Я будто вообще впервые перешла границы своего участка и теперь могу чувствовать свободу. Во всем её проявлении.
Гул собак доносится мне за домом. Оглядевшись по сторонам, я понимаю, что на улице я совсем одна. Жутковато. Холодно. Нет, здесь нельзя оставаться. Прибавив шагу, я старалась найти главную дорогу к своему дому назад, что сделать в темноте было также непросто. Я повторяла себе, что всё будет в порядке, и сама не понимала, верила ли я вообще этим словам.
   На пороге своего дома пришлось остановиться: я слишком устала и почувствовала боль в обеих ногах. Оперевшись руками о колени, я глубоко вздохнула и выдохнула пару раз, чтобы снять напряжение. Теперь я могла идти. К счастью, мне оставалась лишь пара метров.
   Что-то, как я успела заметить, было втолкнуто в проем входной двери. Это было письмо, положенное в конверт. Достаточно больших размеров, на что я также обратила своё внимание. Какое-то неприятное опасение настигло меня, но я знала, что точно должна была его открыть. Отправило мне письмо некое агенство по недвижимости, о которой я где-то слышала, но не обращала внимания. Когда они успели принести его сюда? Видимо, их не удивило моё отсутсвие.
   Имя отправителя  заставило меня поторопиться прочесть его.
   Я была в полном ужасе. Меня уведомляли о том, что в течение двадцати четырёх часов я вынуждена буду покинуть этот дом. Я просрочила что-то, из-за чего сейчас дом принадлежит именно этому агенству. Меня отправляют куда-то. Здесь указано всё: имена моих умерших родителей, неизвестные даты с указаниями и пометка. Пометка о том, что завтра вечером около дома меня будет поджидать какая-то машина.
   Я не могла прийти в себя. Паника захватила меня сполна, и я начала придумывать всевозможные варианты моего ближайшего будущего. Я не знала даже то, как возможно было сохранить мой дом и остаться здесь жить, если ещё мне нет восемнадцати. Самой себе я сразу же пообещала многое: найти подработку, обратиться в эту компанию и попросить о помощи. Меня должны были понять, ведь я знала, что у меня всё же есть какие-то права.
   Сегодня придумывать что-то логичное я не могла. Легла спать в страхе и разочаровании. Накрывшись с головой под одеяло, я крепко сжимала письмо в своих мокрых ладонях. Раз почтальон запихнула его в дверной проём, значит в самой почте уже нет места. Похоже, присылали мне это письмо не раз. Так сколько же? Оказалось, что не зря я боялась. Меня выбросят отсюда с потрохами. Забудут обо мне. От моих воспоминаний останется только пепел, как от этих на костре сожжённых писем. Бумаги нет, а факт остаётся фактом. Что они сделают, если я опять проигнорирую? Просто ничего не посмеют. Я одинокая девчушка, которой нужен дом. Свой дом. Тот, который она уже привыкла называть «родным».
На утро солнце поднялось ввысь раньше обычного. В некоторых местах ещё горели фонари, что означало ещё совсем ранний час. Я встала с кровати и заметила, что письмо совсем смято. Я не решилась открыть его и прочесть снова. Теперь для меня это лишь часть бытового мусора.
Джордан мне не звонил. Мне хотелось верить, что он уехал, поэтому не может мне ответить, но ничего плохого не произошло. Он позвонит мне как только сможет. А правда ли это?..
Календарь в телефоне указывал на то, что сегодня очередной рабочий день, а до долгожданной весны остаётся всего пару деньков. Я не могла дождаться. Это весна должна изменить моё настроение. Столько времени прошло со смерти родителей, а я будто выбросила из головы весь последующий период. Это страшно. Четыре месяца пролетели незаметно. Мне до сих пор ни к чему не удалось прийти.
Тупики, которые встречают меня постоянно, уже сводят с ума. Оскалив зубы, я всё ближе продвигаюсь к самой разгадке их смерти, но потом понимаю, что я вообще могу идти не по правильному пути. Есть шанс того, что я сама себя нарочно запутываю, внушая несуществующие вещи, постоянно веря во что-то. Есть шанс того, что реальность совершенно друга.
Путь в школу оказался для меня непривычным. Совсем отвыкла от учебных дней. Я иду, лишь бы идти, а внутри так и просится душа свернуть обратно. Наверное, только наивная надежда, что всё придёт обратно заставляет меня двигаться вперёд.
Их больше нет. Так что я собираюсь вернуть назад?
Школьный день наполнился непонятным материалом, исписанными листами в забытых тетрадках и постоянных взглядов учителей в мою сторону. Я давно не была здесь, а они будто оскаливают меня взглядом, про себя шепча: «Она собирается сдать этот семестр? Как она будет учиться? Нужно ли ей это? Думала ли она о самоубийстве?».
Последний вопрос я тоже видела в их глазах. По крайней мере, мне казалось так. Я задерживала дыхание, чтобы переключиться. Мало, что получалось.
На пятом уроке, когда едва-едва оставалось потерпеть до конца учебного дня, директор обратился к ученикам через громкую связь по своему микрофону в кабинете. Я сразу же занервничала, будто обращался он именно ко мне. Это глупо, знаю, но я ведь впервые вернулась в школу после достаточно долгого отсутствия.
— Дорогие ребята, — начинал вещать он, — мне нужно вам объявить, что в школе на втором этаже возле кабинета истории была найдена связка ключей. Отличительной чертой стал брелок в виде папоротника. Если из вас найдётся хозяин этой вещицы, обращайтесь на вахту. Благодарю за внимание.
Я выдохнула с облегчением. Это «охладило» моё состояние, и я снова могла продолжать привыкать к странному школьному материалу.
«Брелок папоротника?», — усмехнулась про себя я. Интересно, кто носит такую побрякушку? Будет забавно, если выяснится, что это кто-то из старших классов. Главное, что не мои ключи. Меня это не касается.
После уроков я решила зайти к Кеймрону в больницу. Я совсем устала, но знала, что должна воспринимать всё происходящее серьёзно: школу, знакомых, каждый новый день. Мне ещё нужна учеба. Нужна, но я не знаю, как с этим справиться.
Внутрь меня не пустили. Сказали, что не нужно трогать больного.
— Но я должна увидеть его! — разозлилась я. — Я была с ним рядом!
Потянув меня за руку, меня повели к двери. Большой мужчина с лишним весом в десяток, на вид, килограмм был очень груб. Со мной разговаривала женщина, а он тягал меня. Я никак не могла выбраться из его огромных рук.
— Да отпустите меня! — снова закричала я. На меня посмотрели с презрением и недовольством.
Вдруг медсестру что-то остановило.
— Ладно, зайдите к нему, — опустила глаза она и тихо промолвила. — Только быстро, и если что, — добавила женщина, — Вам сразу же нужно будет уйти.
Я кивнула, быстро вытянув руку из клешней неприятного мужчины. От него пахло селедкой и кислым молоком. На висках потоотделение явно работало на износ. Под больничным светом он был похож на уличных фонарь.
Медленно пройдя слегка вперёд, я уже видела его палату. Видела его внутри, лежащим на кровати. Руки Кеймрона были покрыты многочисленными следами от уколов. Я подумала о том, что здесь он точно страдает.
— А, всё-таки, что с ним? — тихо спросила я в том время, пока мы направились к палате. — Когда он будет здоров?
Она не успела ничего сказать. Взгляд Кеймрона обратился на меня. Я вздрогнула от неожиданности.
   Он так смотрел на меня, будто винит меня во всех тех страданиях, которые настигли его. Он так смотрел, будто видел во мне лишь монстра. Он так смотрел, будто взглядом заставлял меня просить у него прощения.
   От него исходила неимоверная обида.
   Увидев меня, его вены напряглись до безумия. Кеймрон так вырывался, что не мог успокоиться. Резкая злость наполнила его глаза, и даже я вместе с медсестрой испугались от неожиданной реакции. К счастью, кисти рук были привязаны.
   — Вам нужно уходить, — настояла она, так и не ответив на мой вопрос о причине его приступов.
   Я ничего не сказала в ответ, а лишь согласилась с её наставлениями. Он повёл себя очень странно, заметив меня. Я сделала что-то не так. Сейчас нужно сваливать, чтобы Кеймрон перестал так сильно нервничать.
   Он что-то кричал, как мне показалось, и этот крик смешивался с некими стонами и страхом. За стеклянными дверями ничего не было слышно.
   Волосы Кеймрона неровно лежали, торча в разные стороны. Короткие пряди покрывали часть его лба, совсем потеряв свой блеск.
   Эти разъяренные глаза я запомню надолго. Запомню то, как он ненавидел меня, находясь в облике демона, но я искренне надеялась, что ему лишь просто хочется перекинуть на кого-то это сковывающее чувство, сбросить его до единой капли, чтобы перестало болеть где-то там, далеко внутри. Красный цвет сосудов, окруживших почти весь зрачок, меня доводил до дрожи. В чем причина?
   — Он наркоман, — прошептала медсестра, последний раз посмотрев на меня. — Тебе ведь нужно было это знать, верно?
   Я окоченела. Сердце упало в пятки. Да кажется, что и вся душа. Я не знала об этом, даже не догадывалась. Могла предположить всё, что угодно, но не это. Стало легче только по той причине, что теперь я знала его тайну. Вряд ли он смог бы мне рассказать это вот так, без никого, глаз на глаз. Случай сам нашёл меня, расколов все секреты на осколки.
   Дверь заскрипела, как только я отпустила её ручку. Осталась стоять на одном и том же месте, словно чувствуя, что я не должна уходить. Окоченелая эмоциями.