Ливень крупными каплями «стучится» в мои окна с большой силой. Чтобы не слышать этот грохот, я включаю громкость телевизора почти на полную мощность, хотя мне давно уже неинтересно.
   Горы грязной посуды захламляют раковину и столешницу, будто здесь живёт большая семья, а не один человек. Также я голодна. Эти женщины из компании давно не приходили ко мне, и холодильник совсем опустел. В моём кармане ещё осталось несколько долларов, но желания идти в магазин в такую погоду у меня совершенно нету. Наверное, назло другим мне стоит заказать самую большую пиццу с доставкой. Думая о приятном запахе горячего лакомства, мой желудок начинает громко бурчать. К моему счастью, мама не удалила номер на домашнем телефоне её любимой забегаловки. Как я помню, там действительно готовят неплохо. Я позвонила, но мне никто не отвечал. Сегодня у них не должно быть выходного, так что, наверное, стоит перезвонить чуть позже.
   Мне кажется, что мама сейчас где-то рядом. Возможно, она стоит рядом со мной и мысленно ругает меня за то, кем я стала. Вспоминая её голос, я встала, чтобы хотя бы немного убраться ради неё. Как будто она всё ещё в этом доме, и я с ней.
   Я безумно скучаю по тем дням, когда гнусные парни заставляли меня плакать, друзья нагло предавали, обсуждая меня за спиной, учителя твердили, что я перестала учиться и так далее. Наверное, сейчас вы думаете, что сумасшедшая, раз с улыбкой вспоминаю именно такие моменты. На самом деле, всё не так просто.
   В такие дни я приходила домой достаточно поздно, но не нарушала правило прихода в восемь пятнадцать. Мне не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Казалось бы, я скоро сломаю дверь от любопытства других, пытающихся узнать, почему я расстроена, словно изображая заботу, а мне от этого становилось лишь хуже, и я начинала плакать уже не от самой ситуации, а от того, что не могу остаться в одиночестве. Все делают из мухи слона, и сами решают, действительно ли это заслуживает моих слез. Меня раздражает этот факт, но другим не понять. Никому не обьяснить, что мне правда хочется на время побыть одной, без чужих мнений и неискренних лиц. Я злилась на всех, кроме мамы. Только её голос я хотела слышать спустя нескольких минут одиночества. Она всегда знала, что нужно сказать, чтобы заставить меня улыбнуться. На самом деле, я считала это некой магией, невероятным волшебством, потому что не верила, что возможно скрыть чью-то боль пару фразами, объятиями, искренной улыбкой.
Засыпая перед сном, я предполагала, что именно она мой ангел-хранитель. Я так любила её, но моя гордость часто не давала мне сил произнести это вслух. Однако, сейчас я жалею, что упустила такие моменты, ведь раньше мне не приходилось знать, насколько они важны. Моменты, чтобы сказать кому-то, что ты его любишь.
Раньше она заставляла меня улыбаться, а сейчас я лишь начинаю плакать, вспоминая подобные мгновения, и жалею, что не говорила о том, как сильно ценила её. Только мысли о том, что мама это и так знала, успокаивают меня, но мне всё равно сложно бороться с собственными чувствами. Даже странно как-то ощущать, насколько сильно и быстро я стала хрупкой.
   Вымыв посуду, я вытираю руки грязным полотенцем и понимаю, что меня ждёт огромный список тех непосильных дел, которыми постоянно занималась мама. Поверить сложно, что теперь именно мне придётся браться за такую работу. Хоть я и осознаю, что буду вынуждена заняться уборкой, я всё равно откладываю огромный список дел на неопределённый срок. Не спорю, в этом плане мне ещё очень нужно родительское воспитание. Наверное, стоит немного подработать, чтобы заказать службу уборки на день. Всё же, у меня нет времени на вещи, вроде этих.
   Кстати, пицца. Домашний телефон, к счастью, я ещё не успела отложить в сторону. Я поднялась в свою комнату, чтобы прилечь на кровать. Мне приходится замечать, насколько гудки на линии созвучны с проливным дождём. Теперь чувствуется, как мне не хватает дисков с фильмами, которые папа покупал ещё при молодости. Здорово, наверное, пересматривать то, что в детстве тебе так нравилось. К слову, у папы неплохой вкус в выборе кино. Раньше он всегда был не против посмотреть со мной его фильмы после уставшего дня на работе. Папа никогда не злился, замечая, что я снова взяла его коробку с этими дисками. Думаю, не стоило убирать их в «долгий ящик». Как мне кажется, однажды стоит к ним вернуться.
   Я заказала среднюю с пепперони. Доставить обещали в течении получаса, а пока я осталась лежать на своей кровати у окна, наблюдая за тем, как капли бьют по окну. Моя книга и альбом с рисунками лежат нетронутые на тумбочке рядом. Страница сто восемьдесят три согнута в левом верхнем углу. Я всегда так делаю, чтобы не забыть, на чём остановилась, хотя это бессмысленно: всё равно читать вдумчиво у меня давно уже не получается — стоит мне взять книгу в руки и начать читать первые строки, как буквы быстро «расплываются», и меня до жути клонит ко сну. Однако, роман интересный. Возможно, мне стоит перечитать его. Не зря же я даже отмечаю полюбившиеся мне фразы, выделяя их неровно светлым фломастером. Как мне кажется, это плохая привычка, но авторы слишком круты, чтобы я оставила их цитаты незамеченными. Помню раньше я даже вела блог с такими фразочками, но позже, как всегда, его «забросила». И всё благодаря моей жуткой лени. Если честно, то я зачастую выделяла такие предложения, но только тогда, когда действительно была мысленно согласна с автором или даже уже испытала что-либо из написанного на себе, или думала, что со мной такое приключится в очень скором времени. Наверное, глупо, но мне это нравилось.
   Альбом с моим рисунками я тоже не могла оставить неприкасаемым. Открыв его, я заметила, как почти все листы уже имели свои рисунки. Не спорю, что с каждым днём я всё больше погружена в эмоции, которые стоит изображать на бумаге, пропуская их через себя. На самом деле, это безумно важно, чтобы не сойти с ума. Даже если это не помогает в действительности, меня это не волнует. Я слишком зависима от рисования. Что бы я не изображала, всё имело свой смысл, пусть даже до жути необъяснимый. Я могла нарисовать руки, чувствуя тоску, например. Только так в тот момент та печать ассоциировалась мне в моей голове. Руки. Просто ладони, которых мне, возможно, не хватало. Сейчас я не могу вспомнить значение каждого из нарисованных, но замечаю, что в последнее время я зачастую рисовала именно глаза. Казалось бы, такие знакомые, но только на бумаге. Скорее всего, это глаза моей мамы, какими я успела запомнить на эмоциях. По крайней мере, это женские глаза. Я уверена.
   Всматриваясь в них, я пыталась мысленно придать цвета серому карандашу. И какого же оттенка я видела их? Голубые, а, может, зеленые? Этот взгляд словно говорил мне, что душа этого человека скоро заплачет, показав это наяву в качестве маленьких слезинок, пробирающихся в уголки знакомых глаз. У меня абсолютно нет идей, почему я считаю так, но мне так кажется. Мне хочется успокаивать себя, что это лишь воображение, а не те эмоции, которые передались мне в данный момент, пока я всматривалась в детали. Тогда чья душа плачет? Чья? У меня гораздо больше вопросов, чем ответов, и, почему-то, именно к собственному прошлому. Главное, чтобы ничего из этого не отразилось на моём настоящем, а, уж тем более, на самом будущем, либо не узнать, что оно уже успело отразиться.

***

Каждый день играем тысячи ролей,
Но закрылись уже в самих себе,
А сейчас огни тусклых уличных фонарей
Говорят, мы потерялись в влюбленной слепоте.

Я помню так наши первые счастливые дни,
Когда улыбки были громче каждой мысли,
Когда наивно и радостно смеялись мы,
Не думая о грубости или какой-то мести.

Теплота твоих рук мне была так важна.
Я думала днем и ночью, как не хватает мне её,
А теперь мысль о будущем мне так страшна,
Обдумывая, что дальше нас ждет.

Я научилась держать себя в руках,
Чтобы снова не начать мне плакать,
Видя тебя лишь в собственных снах,
И каждый раз мысленно отпускать.

Прости, что зачастую делала больно,
Что глупо верила, будто изменишься ты.
Я хочу напоследок увидеть твою улыбку только
И дать любви завять, как твои цветы.