«Я затерялся в радуге, но наша радуга исчезла, 
Закрытая твоей тенью, пока двигаются наши миры. 
Я потерян».

« — Не нужно оборачиваться, иначе боль будет сильнее. Но рано или поздно ты всё равно упадёшь».

Очередная никотиновая затяжка совершенно не расслабляет нервы Амалии, возвращая на место прежнюю нервозность. Девушка плавно выдыхает весь дым из лёгких, неуклюже переворачиваясь на бок, чтобы дотянуться до почти закончившейся бутылки с алкоголем.

Каждые выходные проводились за одним и тем же занятием, словно по кругу, но иногда в планы вносились коррективы и круг начинался с середины недели, как и в этот раз.
Если бы Амалию спросили, она не смогла бы объяснить точную причину, почему сейчас делает несколько глотков коричневой жидкости, позволяя своей жизни рушиться, а нескольким каплям спиртного скатываться вниз по подбородку, исчезая. Она заканчивает бутылку спиртного, туша сигарету об железную крышку той же бутылки, что теперь одиноко валяется на деревянном полу любимого домика на дереве, находящегося во дворе дома однокурсницы, которая совсем не против, чтобы Амалия использовала его. Усталость берёт своё, и тёмно-русая прикрывает глаза лишь на секунду, чтобы перевести дух перед новой бутылкой алкоголя, за которой в прямом смысле придётся спуститься на землю.

Когда она резко распахивает глаза, густой чёрный дым обволакивает всё вокруг, и она задыхается. Желание закрыть глаза как никогда сильно. Сердце бешено стучит, раздавая ритм по всему телу, глухо отдаваясь в ушах, а тело кажется таким тяжёлым. Сил не хватает даже на то, чтобы молить о помощи, и она просто позволяет себе сдаться, давно не надеясь на спасение в наивном желании, чтобы сегодняшний день оказался последним.

ххх

— Может быть, нужно отправить её в реабилитационный центр? — шёпот одного из родителей раздаётся в пустой палате, и девушке лишь хочется застонать от разочарования. Она правда надеялась, что её жизнь закончена.

— Хей, — Амалия говорит, но раздаются только еле уловимые волны, не напоминающие даже хрип. Медово-карие глаза щурятся и, приспособившись к как никогда яркому тусклому свету, она может различить силуэты чересчур обеспокоенных обоих родителей. — Я-я… Я смутно помню всё, на самом деле, — она хрипит, хмурясь от звука собственного голоса. В висках всё ещё воротит режущей болью, а сердце продолжает бежать марафон, когда она замечает присоединённую к ней капельницу.
— Это был пожар, — мужчина, в чьих чёрных волосах с каждым годом проглядывает всё больше седины, проговаривает, и у девушки появляется отчаянное желание прикоснуться к коже отца и разгладить все его морщины. — У тебя произошло отр…
— Ты снова куришь? — голос матери перебивает слова мужчины, давая понять, что не настроена так дружелюбно.
— Вы и так знаете ответ, — Амалия вздыхает, кусая губы и проводя по коротким спутанным волосам рукой, — и если ты ведёшь к тому, что я сама по неосторожности устроила пожар, то нет, — возможно, она не помнит всего, но она отчетливо вспоминает, как потушила сигарету, но по какой-то причине всё равно паникует. Касания чужих, незнакомых мужских рук словно до сих пор ощущаются на её теле вместе с потоком холодного ночного воздуха, на который её вынесли. Она слышит, но не видит, чужих криков и лиц.
— Полиция предполагает, что это либо неисправность проводки, либо что-то ещё, — мистер Рихтер решает быть более мягким.
Девятнадцатилетняя девушка лишь глупо кивает, вздыхая и осматривая явно оплаченную для неё родителями палату.
— И как всё… закончилось? Я не могла выбраться оттуда, — она хмурится, раз за разом вспоминая паническое, но на удивление успокаивающее чувство конца, её удушения.
— Кто-то спас тебя, — мать девушки недовольно отвечает, сверля её взглядом, поправляя крашенные блондинистые волосы, но та не обращает на это никакого внимания, порядком привыкнув. — Серьёзно, пора браться за ум, Амалия.
— Конечно, ведь у меня, как у худшей дочери в мире, недостаточно мозгов, я помню, — темноволосая кивает, сжимая губы в тонкую полоску, ненавидя себя в такие моменты, но она, чёрт возьми, права.
— Ты никогда не умела контролировать себя, — мать фыркает, как и дочь секунду назад, — видеть границы дозволенного.
— Ох, серьёзно? Тогда какого чёрта каждый раз, когда кому-то из вас нужна моя помощь, я жертвую всем ради вас? Всеми своими интересами и предубеждениями. Почему я жертвую своей жизнью? Собой? — она выделяет каждое слово, сжимая ладони в кулаки. — Вы никогда не верили в меня и не видели своих ошибок, только мои.
— Ты жертвуешь всем? — женщина, чьи черты лица в момент становятся ещё более строгими, вскакивает с приставленного к кровати стула, точно так же, как и дочь приподнимается в кровати.
— Сандра? — мужчина решает вмешаться, касаясь руки жены.
— Не перебивай меня и не смей вмешиваться, — она грозно смотрит на него. — Этот разговор должен был давно произойти. Единственная жертва, которая от тебя требуется — быть той, какой мы хотим тебя видеть, — взгляд её холодных серых глаз устремлён на дочь.
— А разве не это я и делаю? Почему никто никогда не спрашивает, чего хочу я?
— Я лишь прошу тебя не вмешиваться в неприятности, — Сандра подходит к единственному в палате окну, выглядывая в него на осенний пейзаж Плимута.
— Они сами находят меня, — Амалия усмехается, качая головой, приподнимаясь сильнее несмотря на тупую боль во всём теле, вызванную не отравлением газом, а отравлением жизнью, которую она не хотела проживать. — Спасибо за очередную крайне конструктивную критику, — она фыркает, пошатываясь, но всё же вставая на ноги, возможно, не так твёрдо, как бы ей хотелось.
— Амалия Хайке! — женщина снова повышает голос, пока её отец хмуро смотрит на неё. — Ты будешь лишена всего, что у тебя есть, если снова попадёшь в очередную неприятность.
— Для заметки: согласно законам этого прекрасного государства, я уже совершеннолетняя, — Амалия выдавливает из себя призрительную улыбку. — А теперь прошу вас покинуть мою палату, — она неуверенно шагает к двери, опираясь о стенку. — Adios или как там? — она притворно хмурится. — А, точно, ты же у нас итальянка, — она вздыхает, — addio, mamma.
— Ты больна!
— Да, на голову. Auf Wiedersehen, Vater, — девушка кивает отцу, едва отговаривая себя поклониться. — Мне нужно побыть одной. Всем спасибо. Концерт окончен, — она устало вздыхает, дожидаясь, когда родители покинут комнату, а затем закрывая глаза, желая забыть абсолютно всё.

ххх

В университетском коридоре, на удивление, не так уж и шумно как обычно. К концу недели каждый студент считает, что просто обязан исчезнуть из этих стен как можно быстрее.
— Привет, — темноволосый парень преграждает девушке проход, но та лишь вскидывает густые брови.
— Пока, — Амалия кивает, стараясь обойти его, но он снова оказывается прямо перед ней.
— Даже не поблагодаришь? — незнакомец соблазнительно улыбается.
— За что именно, крайне уверенный в себе придурок? — она прищуривает карие глаза. Его смуглое выглядит привлекательно особенно с двухдневной щетиной на лице, но она по-прежнему не знает, кто он такой.
— Я вроде как спас тебя, — он кивает, замечая вновь сведенные брови. — Занята сегодня? Твой домик на дереве, который, по сути, и не был твоим, сгорел, так что, думаю, ты будешь свободна, — он пожимает плечами, быстро приговаривая. Амалия бы подумала, что он нервничает, но он выглядит совершенно обратно. — Я, кстати, Зейн, — он протягивает руку.
— Нет.
— Да брось. Я предлагаю лишь выпить, — он ухмыляется, замечая недовольное выражение лица девушки.
— Нет, — та снова качает головой, смотря по сторонам в поиске обходных путей.
— Лия! — Зейн не отступает, лишь сокращая расстояние между ними.
— Я Амалия, — она глубоко вздыхает, поднимая голову, чтобы посмотреть прямо в карие глаза напротив.
— Хорошо, Амалия, что делаешь сегодня? — обладатель чёрных, как непроглядная ночь, волос касается руки девушки.
— Ты понимаешь слово «нет»? — она чуть ли не вскрикивает, отскакивая в сторону в желании не ощущать чужую ладонь на своём предплечье. И она напугана. — «Нет» всегда означает «нет», парень. Запомни это, — темноволосая тяжело дышит, не в состоянии прийти в себя рядом с этим незнакомцем.
— Запомнил. Ваше женское «нет» всегда такое противоречивое, — он делает шаг назад, убирая руки и как-то таинственно улыбаясь.
— Кретин, — она бросает, быстрыми шагами исчезая из коридора, всё ещё чувствуя на себе взгляд Малика и желая сбежать от него.

Когда она видит парня вечером на следующий день, то не скрывает своего раздражения, закатывая глаза. Всё её расслабленное состояние мигом испаряется и, даже лёжа на диване в хорошо знакомой ей гостиной, она напрягается.
— Это снова я, Лия, — Зейн ухмыляется и подходит ближе к двухместному дивану, прикасаясь к ногами девушки, чтобы приподнять их и занять место на диване, лишь затем опустив их. — Даже не поздороваешься? — он кусает губы, внимательно осматривая её лицо. Короткие пряди тёмно-русых волос небрежно спадают на лицо, выбившись из хвоста, сделанного наспех.
— Нет, — та отводит глаза прямо в обратную сторону, напрягаясь. Зейн всё ещё бродит взглядом по её лицу, замечая, насколько уставшей и невыспавшейся она выглядит. Медово-карие глаза, полные тёмных коричневых и зелёных крупиц, не горят страстью жизни. Тонкие губы искусаны и не накрашены сегодня. Из-за отсутствия косметики видны круги под глазами и лёгкие шероховатости оливковой кожи, которая сегодня выглядит как никогда бледной. Но она по-прежнему идеальна для него.
— Что не так? — кареглазый в миг становится серьёзным, мышцы на спине напрягаются, не давая расслабиться.
— Твои слова были оскорбительны, — она сглатывает, вспомнив их встречу в коридоре. — Ты знаешь? — она снова поворачивает голову в его сторону, смотря прямо в глаза, слегка покачивая носками ног в чёрных ботинках по сторонам. Сегодня на незнакомце абсолютно чёрные джинсы и расстёгнутая джинсовая куртка, из-под которой проглядывает серая кофта с незатейливым орнаментом.
— Да. Прости, — парень, услышав ответ, становится более расслабленным. В карих глазах, напоминающих девушке оттенком её собственные, играют искры озорства.
— Весьма оскорбительным, — Амалия продолжает своё, не слыша искренности.
— Я понял, — он кивает, кладя ладони на голые щиколотки, мягко поглаживая девичью кожу большим пальцем правой руки. Она вздрагивает в ту же секунду, когда он касается её, но быстро расслабляется. Возможно, ей бы следовало снова возмутиться.
— Надеюсь, — Амалия вздыхает то ли от усталости, то ли от неожиданного контакта, прикрывая глаза.
— О нет. Теперь ты до скончания времён будешь говорить мне об этом, — Зейн решает тактично пропустить вздох, но всё же мельком улыбается, прикусывая нижнюю губу.
— С чего ты взял, что я буду с тобой до скончания времён? — она удивлённо выгибает бровь, смотря прямо на него и без зазрения совести рассматривая, подавляя в себе крохотную усмешку. Она должна признать, что он правда кажется доброжелательным, но, возможно, устав от одиночества, нам может показаться что угодно.
— Потому что я так чувствую, Лия, — он смотрит ей в глаза, и ей просто хочется верить ему. Однако она цокает, услышав сокращение своего имени.
— Не хочешь прогуляться? — через пару минут Малик разрывает тишину, если её можно считать таковой, учитывая звуки приглушённой музыки и голоса студентов. Эта, так называемая, вечеринка отличалась от остальных именно узким кругом присутствующих и, как правило, незнакомцев здесь никогда не бывало.
— Нет, — Амалия выдыхает, снова закрывая глаза и откидывая голову на подлокотник. Ему нравится наблюдать за ней, такой расслабленной и беззащитной прямо сейчас.
— Уверена? — он хрипит, подушечками пальцев водя по коже. — На улице хорошо, — он шепчет, когда не слышит ответа, и достаёт из переднего кармана лёгкой джинсовой куртки пачку сигарет с зажигалкой. Девятнадцатилетняя открывает глаза лишь тогда, когда слышит знакомый звук, характерный только для механизма зажигалки, и появившийся запах тлеющей сигареты. — Будешь? — он кивает на пачку. — Кстати, милые носочки, — он ухмыляется, замечая яркую резинку носков с принтами котят, выглядывающих из-за чёрных ботинок.
— Откуда ты знаешь, что я курю? — она хрипит, пропуская последний комментарий, но не приподнимается, почему-то не желая затянуться прямо сейчас. В голове всё ещё всплывают воспоминания её в домике на дереве, клубов чёрного дыма повсюду и отчаянного желания глотнуть свежего воздуха.
— Просто спросил, — Зейн пожимает плечами, но она замечает, как он чуть напрягся. Сердце в груди стучит уже не так быстро, и она сглатывает, приподнимаясь, чтобы встать.
— Не хочешь отпустить? — она в упор смотрит на мужские ладони, лежащие на её ногах, замечая большее количество татуировок, чем ей запомнилось при первом знакомстве.
— Нет, — Зейн пожимает плечами, и та выгибает бровь. Амалия делает попытку выбраться, но он лишь сильнее сжимает её, вторую руку кладя на спину. — Куда собралась?
— Отпусти меня, — она шипит, будто ошпарившись от этого контакта. — Пожалуйста.
— Увидимся позже, принцесса.
Зейн отпускает темноволосую, и та резко встаёт, поправляя укороченные серые брюки и быстро исчезая из комнаты, с лёгкостью испаряясь среди знакомых, оставляя Малика одного на диване сделать ещё одну затяжку, прежде чем потушить сигарету о пепельницу, удобно расположившуюся на пустующем журнальном столике.
Его взгляд бродит по студентам, сидящих группой возле кухни, но ни на ком его взгляд не задерживается. Его интересует лишь один человек, и этого человека сейчас нет в комнате.

Примечания:

История по заявке, но она частично изменена, потому что я не вижу здесь Гарри. Описание будет изменено позже, потому что, будем честны, это и вовсе не описание.
Приятного прочтения и хорошего утра/дня/вечера х
Т.