Крупные и мелкие снежинки быстро падали с неба, кружились в большом водовороте из снега. На улице давно было темно; один лишь фонарь слабо освещал двор отеля.

Я глядела в окно. Меня не завлекал ни вид пурги, ни скрытое за ней. Мне нужно было лишь отвлечься, окунуться в раздумья, стараясь забыть сегодняшний вечер.

— Мам? — тихо окликнула меня Лиззи. Она лежала под тяжёлым одеялом в окружении подушек. Я присела рядом, стала гладить её по волосам. — Почему он это сделал, мам?

Зажжённые свечи оранжевой тенью падали ей на лицо. Она была слишком юна, чтобы видеть такое.

Я не могла ей объяснить. Не знала, что сказать. Как не разрушить её картину мира.

— Давай ты спросишь это у папы завтра, хорошо? — сглотнув предложила я. Лиззи медленно моргнула. — А пока спи...

Задула свечи. Легла рядом с ней. Несмотря на метель снаружи, мне было жарко.

Часы мерно тикали на тумбочке. Я постаралась заснуть.

Тик-так. Тик-так. Время идёт.

Мне было потно под одеялом. Прохладно без него. Неудобно на подушках. Без них ещё хуже.

Лиззи быстро заснула. Ко мне же сон не приходил.

Тик-так. Тик-так. Было душно.

Мой милый муж нажил себе неприятелей во всех областях. И всё бы ничего, но эти неприятели распространялись на всю семью.

Тик. Тик. Закрыла ли я дверь?

Взять ту же Мари-Луиз Бопре, блондиночку француженку. В ней нет ничего особенного (я работала в кабаре, поверьте, особенных отличить могу). Неплоха, да, но не особенна.

Внешность ныне мало кого привлекает. Однако и характер весьма посредственный.

Не подумайте, что я предвзято к ней отношусь. Конечно, это так. Но сути не меняет.

Я бы не назвала её заклятым врагом для своего мужа. Лишь для меня. Сделала ли я хоть что-то, способствующее этому? Нет.

Она же заслужила всю мою ненависть.

Я перевернулась на бок, поправила простыню. Задыхалась в этой комнате.

Оглянулась на мирно спящую дочь, посмотрела на часы. «02.55». Рука сама потянулась в тумбочку за сигаретами.

Я бы не стала курить в комнате рядом с ней. Мне нужно было на воздух.

Я закрыла за собой дверь, провернула ключ в замке. К ней никто не зайдёт.

Коридор всё также слабо освещался. Я медленно прошла вдоль идентичных дубовых дверей с разными номерами на табличках.

Мой взгляд в полумраке зацепился лишь за одну, «06». Моего мужа.

Она была приоткрыта, за ней — ни звука. Теодор всегда спал бесшумно, и по сравнению с ним — я самый громкий человек во сне.

Моя душа рвалась зайти к нему, разбудить, поговорить. Но нечто останавливало, устанавливало между нами баррикаду.

Он пьяный устроил драку из-за этой француженки. Кулаки сжались. Ненависть к нему, к ней поднялась к горлу.

Я медленно выдохнула, распрямила плечи.

Курить. Вот что мне нужно.

Я выбежала на крыльцо и едва ли не вскрикнула от неожиданности, когда фигура вышла на меня из-за угла.

— Чёрт! — сругнулась, хватаясь за сердце. На улице завывала пурга, и я сразу это почувствовала: на мне была лишь лёгкая ночнушка. Алексей удивлённо на меня уставился. — Это ты...

— Кто же ещё, Скарлетт? — спокойно спросил он. Нахмурился. — Тебе не холодно?

Кожа покрылась мурашками. Я обняла себя.

— Да так...

Мужчина снял с себя пиджак, накинул мне на плечи. Сморгнула. Сухими губами прошептала «спасибо».

— Отчего бежала? — Он протянул мне спички; я подожгла сигарету, медленно вдохнула. Лёгкие наполнились приятной теплотой. Ветер раздувал подол моей сорочки, осыпал мелкими снежинками.

Кончик никотиновой палочки стремительно тлел. Я закрыла глаза.

Она не придавала успокоение.

— Если скажу от духоты, ты не сочтёшь это смешным?

Алексей умиротворённо глянул на бушующую метель, на дрожащую меня. Покачал головой.

— Не сочту. — Он сделал сильную затяжку. Молчал. Я ухмыльнулась.

— Разве курение — это не грех?

Мужчина кивнул, внимательно стал разглядывать сигарету в руке.

— Грех. Мы все грешны, Скарлетт. — Я вздрогнула, выдохнула клубок дыма. — Чего не спишь то?

Я горько хмыкнула.

— Ведь знаешь, Алекс. А ты?

Он повернулся ко мне.

— Не могу перестать думать. — Потушил сигарету. — Всё слишком странно...

Я тихо согласилась. Одной штуки мне было мало: подожгла вторую.

В душе моей творился вихрь, подобно уличному. Сердце сжималось, ладони леденели.

Разрушения. Всё, что от нас оставалось.

— Алекс... — едва слышно позвала я. Тело пробирала дрожь. — Ты ведь пастор. — Мои глаза устремились к тёмному, неразличимому из-за  бури небу. — Скажи, есть ли с Богом покой?

Он поджал губы, проследил за моим взглядом.

— Покой есть Бог, — промолвил Алексей. Пурга усилилась. — А он повсюду. В каждой крупице материи; в каждом событии, плохом или хорошем. Нужно лишь осознать его, ощутить.

Я закусила губу. Сигарета потухла.

— Я не чувствую, Алекс. — Тонкая слезинка застыла на моей щеке; быстро её смахнула. — Давно не чувствую.

Я сняла пиджак, отдала ему обратно.

— Подскажи, сколько времени?

— Три часа, две минуты.

— Спасибо. — Слабо улыбнулась. — Пойду к Лиззи.

Алексей кивнул и вновь повернулся к пурге.

Свой путь до комнаты я не помню. В памяти отложился лишь звук ключа в скважине и дверь номер «06» среди множества схожих.

Теперь она была закрыта.