Я живу в ту эпоху,

Когда тьма называется светом.

1

Разбуди меня от этого кошмара

Тим практически счастлив, но только на это мгновение. Через секунду жалость к самому себе уже наполняет не только его разум, но и сердце. Мысли идут по кругу, но он призывает остатки здравого разума расслабиться и отпустить переживания. Не получается, но попытаться стоило. Эти мысли — чуть ли не единственное, что он позволяет себе.

Амстердам же, в отличие от людей, прекрасен всегда. Он, вечно живой, полон энергии, даже под утро, почти бесшумный, на миг застывший, полон той силы, что найдёшь не везде. После каждой безумной ночи, освещённой фарами страсти и запрета, на утро он просыпается как ни в чём не бывало и продолжает шагать свой путь. Он настоящий. В отличие от Тима, понятия не имеющего, кто он, чёрт возьми, такой, почему курит Мальборо и ненавидит кофе.

Смотря на пустынную улицу, мужчина желает, чтобы время замерло. Возможно, ему бы удалось лучше понять происходящее, а толпы туристов, подобных ему, прекратили бы терроризировать местных жителей.

Он любил и ненавидел Амстердам одновременно. Город, изменивший всё, ставший роковым. Амстердам, этот вечно переполненный туристами город, для него — отправная точка назад. Когда мужчина осматривает канал, располагающийся прямо перед ним, солнце уже встало, а эти наглые, паршиво вдохновлённые городом туристы, снуют повсюду. Но он спокоен, никакой бури внутри, взамен одна апатия абсолютно ко всему, что происходит в его жизни.

Солнце, проглядывающее сквозь тучи, заставляет сощурить небесного оттенка глаза, проявиться мелкие морщинки, расположившиеся вокруг и под глазами, и осветить все неровности кожи.

Его любимая продуктовая лавка переполнена народом, поэтому приходится постоянно сталкиваться с людьми, протискиваться сквозь чужие тела, но не чувствовать при этом ничего. Он берёт свой стандартный минимум и кивает престарелому продавцу, что давно запомнил его. Голубоглазому пробивают клубничный йогурт, пшеничный крендель и пачку сигарет. Расплатившись, он шепчет ломаное «данк ю», загребает продукты и, протискиваясь к выходу, старается ничего не выронить. Уже стоя на пороге магазинчика, неведомое заставляет его обернуться, и он замечает русоволосую девушку, не сводящую с него полубезумного взгляда. Он быстрее выходит из лавки ровно в тот момент, когда девушка протягивает к нему ладонь, чтобы дотронуться до рукава, и Тим думает, что та, по всей видимости, хорошо провела ночь. Прямо как он сам и его друзья каждые сутки.

2

Не дай мне умереть

Прохожие на улицах Амстердама отличались своей нерасторопностью, но встречались и одни из тех, кто всегда спешит, мчится куда-то вперёд, окунутый в дела и проблемы. Тим стоял примерно посередине, спешить уже давно было некуда. Всё было упущено и потеряно.

Погода заметно портилась, сезон дождей уже наступил, холодные атлантические циклоны распоряжались планами людей как сами того желали, если циклоны, конечно, умеют желать.

Шатен опускает веки, сопровождая действие тяжёлым вздохом. Его рот прикрыт ладонями, поэтому поток тёплого воздуха тут же обволакивает их. Кажется, будто музыка, что играет в соседней комнате, на деле грохочет куда сильнее, звуковой волной сжимая виски до боли. Но вместо того, чтобы закричать, что есть мочи, и попросить убавить звук, Тим только потягивается, оборачиваясь назад к приоткрытому окну.

Каждую ночь его преследуют сюрреалистические сны, не приносящие взамен никакого покоя и желания попробовать заснуть вновь. Он опускает взгляд на свои руки, покрытые чернилами, и, нахмурившись, обводит контуры некоторых из татуировок, бледная кожа покрывается мурашками, но ему это нравится. Ощущение этой дрожи предаёт свежести.

За окном пасмурно, это напоминает что-то до боли знакомое, что-то из прошлой жизни, которую ему не дано вспомнить. Амстердам уже успел стать родным для него.

Когда же молодой мужчина возвращается в комнату с бутылкой пива в руке, он хмурится, но лишь на секунду, пока не узнает в присутствующем на другом конце комнаты друга, Мартина, и даже улыбается ему.

— Мы ожидали тебя завтра, — Тим отпивает из бутылки и приземляется на посеревший от времени матрас, брошенный кем-то на пол.

— Планы поменялись, — Мартин только пожимает плечами, также улыбаясь, на лице щетина, придающая ему зрелости. Он только зашёл в здание и, по всей видимости, попал под моросящий дождь, потому что плечи его чёрного пиджака усыпаны крупицами воды. Тёмно-русые волосы увлажнились, и он взъерошивает их пятернёй. В его английской речи практически не слышен акцент, лишь отдельные звуки получаются чужими. — Получилось приехать пораньше, — он достаёт из кармана пиджака пакетик с травой, бросая его на самодельный журнальный столик к уже имеющейся там папиросной бумаге и пустой пачке сигарет.

— Как Чарли?

— Ненавидит меня уже меньше, — друг усмехается, и Тим слабо улыбается, вспоминая рыжеволосую подружку Мартина, а также их вечные скандалы. Громкие голоса доносятся из коридора, и оба поворачивают головы, замечая в дверном проёме несколько парней из их компании. — Я сейчас, — Мартин кивает в сторону коридора. — Кстати, это Гарри. Тоже англичанин, — только сейчас они обращают внимание на парня, что тихо сидит в углу пережившей свою эпоху софы с самого начала их разговора.

— Ага, — только отвечает Тим. Не было никакой искры, даже любопытства, абсолютно ничего.

Тим, который привык к незнакомцам в компании, хватает книгу, лежащую на матрасе. Отпивая пиво, он опирается спиной о холодную стену и пробегает глазами по напечатанным строкам. Случайно взгляд скользит выше, к кудрявому парню, и тут же он сам приподнимается, откладывая книгу.

— Матерь божья, кто тебя научил этому? — он тихо смеётся, замечая, как парень неправильно сворачивает самокрутку. — Это делается не так, мальчик, — он не может перестать смеяться, наблюдая за неуверенными действиями, пока не начинает задыхаться, сквозь слёзы глядя на недоумённое лицо присутствующего. Только сейчас он уделяет ему хоть немного внимания. Русые волосы отрасли, из-за чего тут и там видны мелкие кудри, топорщащиеся в разные стороны, очки в широкой пластиковой оправе сползли на нос парня, что кажется ровесником Тима. Лицо выглядит уставшим и от того более бледным, но глаза необыкновенного изумрудного оттенка горят. Однако Тима куда больше волнует, что этот парень, такой непохожий на них, в слишком чистой и приличной одежде забыл в этой квартире.

— Уж прости, я не наркоман со стажем, — тот закатывает глаза — у него глубокий голос и британский акцент — желает добавить немного колкости, и быстро хочет остановить себя, но слова уже сказаны. — Чёрт, — он шипит, когда в руках всё разваливается.

— Не забывай придерживать бумагу, когда распределяешь табак, — голос Тима тих и спокоен, — вот так, только затем скручивай её. Не спеши, — он советует, внимательно наблюдая за парнем. — Считаешь меня наркоманом? — между делом спрашивает Тим, он совершенно не злится, скорее любопытство переполняет его. — Думаю, что делать дальше — ты знаешь, — он смотрит, как парень преподносит самокрутку ближе к лицу и облизывает край бумаги, чтобы закрепить её. — Быстро учишься.

— Будешь? — Гарри спрашивает после нескольких медленных затяжек. Тим только кивает, но не двигается с места, окончательно откладывая старую книгу в сторону. Зеленоглазый без слов поднимается с места возле холодной стены, чтобы в два шага пересечь комнату и передать косяк.

— Спасибо, — Тим хрипит после первой затяжки, с совершенно умиротворенным выражением лица вдыхая дым. Вблизи он мельком замечает редкие татуировки на теле собеседника. — Ты знаешь, что нельзя предлагать собственно сделанную самокрутку кому попало?

— Но ты ведь сам принял её, — и Тим просто кивает, смотря куда-то в сторону. — Пабло Неруда? — тихо интересуется Гарри, присаживаясь рядом.

— А?

— Книга, — тот указывает на уже забытый сборник стихов.

— Да, — реакция старшего замедлена.

— Я могу?.. — снова указывает на книгу, потянувшись за ней.

— Да-да, — кажется, на любой вопрос, что сейчас можно задать Тиму, тот ответит положительно.

Потрёпанная книга кирпичного цвета оказывается в мужских руках, и Гарри не удерживается от того, чтобы провести пальцами по изображенному на обложке красивейшему маку. Он открывает её, тут же замечая надпись, выведенную аккуратным почерком:

«Луи от Джастины.

Если хочешь, отними у меня хлеб,

Оставь без воздуха, 

Только не лишай своего смеха».

— Кто такие Луи и Джастина? — Гарри тянется ближе к парню, чтобы закурить.

— Без понятия, — безэмоционально отвечает тот, вытягивая руку с самокруткой в ней, давая Гарри затянуться.

— Если хочешь, отними у меня хлеб, оставь без воздуха, только не лишай своего смеха, — зеленоглазый читает вслух выписанный неизвестной Джастиной отрывок из стихотворения.

— Это «Твой смех», — Тим ложится на бок, глядя перед собой. — Не лишай меня розы... — он бесшумно шепчет, внутри содрогаясь.

Гарри находит это самое стихотворение, страницы которого наиболее потрёпаны по сравнению с другими. Он скользит глазами по страницам, завороженно замирая.

— Я люблю твой смех, как цветок, который искал, синий цветок, розу моей звучной родины, — он с улыбкой проводит длинными пальцами в кольцах по строкам. — Это красиво, — он говорит Тиму, но тот, кажется, давно не слышит его. Парень неподвижно лежит, изредка затягиваясь.

Он оживает, лишь когда самокрутка заканчивается и начинает обжигать его пальцы и, чертыхаясь, он тушит её. Пустым взглядом он обводит место, словно не понимая, что произошло. Только Гарри с интересом молча наблюдает за ним. За тем, как парень быстро вскакивает, выходя из комнаты.

Стайлс, как маленький ребёнок, остаётся в комнате лишь с открытой книгой на коленях. Он опускает голову и ещё раз смотрит на последние строки:

«Отказывай мне в хлебе, 

В воздухе, весне и свете, 

Но никогда в своем смехе, —

Без него я бы умер», — 

прежде чем поднимается с пола, складывая книгу, но подставляя на нужную страницу палец. Он проходит к приоткрытому окну и позволяет себе открыть его нараспашку. В голове и на устах строки из стихотворения, пока изумрудные глаза скользят по прохожим на улице.

По коже дрожь от холода, ветра, заходящего внутрь комнаты с улицы, но даже он не способен перебить характерный запах травы. Он внутри здания, снаружи, он повсюду. Парень тихо постукивает пальцами по оконной раме с облупившейся краской в такт заигравшей в соседней комнате композиции. Его внимание переключилось на мелодию, но книга остаётся в руках, а строки стихотворения в памяти.

Гарри покидает комнату только через час, вдоволь насмотревшись то в окно, то в строки стихотворений. Погружаясь в них словно в бездну, пусть он и не находил дна, не видел света, не чувствовал цену всей этой красоты жизни и невесомости, данной не каждому. В конце концов он опустил книгу на матрас на полу, оставив оконную раму открытой.

И не оставалось ни следов от недавних лучей заходящего солнца, тьма опускалась на город, окончательно выиграв у света и принося вместе с собой желаемую похоть и разврат, давящее одиночество и неспособность к вере в лучшее.

3

Моменты

Тим курит на улице возле входной двери, глядя на тусклое, безжизненное небо, закидывая голову назад, чтобы внимательно рассмотреть это серое одеяло. Напротив него аккуратным рядом выстроились дома цвета какао с молоком, словно одни из безмолвных страж, пропускающих в такой особенный мир города. Он замечает силуэт пожилой дамы в одном из окон и машет ей рукой, после чего старушка сразу отходит от окна. Она недолюбливает Тима, но по сравнению с Мартином, которого она искренне ненавидит, Тим — её любимчик.

— Ждём только тебя! — кричит Мартин, и брюнет поворачивает голову влево, замечая, что друг закончил грузить самые необходимые (или же только частично) вещи в повидавший виды легковой фольксваген ужасной зелёной расцветки.

И Мартин в спортивном костюме, и четыре человека только на заднем сидении, автомобиль, явно перегруженный не только пассажирами, но и вещами, что располагаются даже на крыше, и вся ситуация кажется настолько комичной, что Тим усмехается кивая. Для ещё большей комичности не хватает только домашнего животного.

— Давай быстрей, придурок, — из окна высовывается Эштон, самый юный из компании, кареглазый брюнет худощавого телосложения.

— Сам придурок, отвали от него, — Ноа, единственная девушка из присутствующих, восседающая посередине, сжатая со всех сторон, высовывается чуть вперёд как раз тогда, когда Тим садится на переднее сидение автомобиля. — Меня куда больше волнует, почему, мать вашу, нас здесь шестеро, в то время как с Моханом поехало только двое.

— Потому что математика не для нас, — Мартин, садящийся за руль, отвечает единоутробной сестре.

— Почему Тим вечно ездит спереди? — Пит, светловолосый парень в рубашке без рукавов, прижатый к двери, подаёт свой голос, но говорит уже на нидерландском.

— Ты же знаешь, что его укачивает, — Ноа закатывает карие глаза. — И прекратите всё это!

— Да-да, невежливо обсуждать его в нашем присутствии, — подаёт свой голос Да́ниэл, коротко стриженый парень восточно-азиатского происхождения.

— Я знаю, что вы говорите обо мне, — Тим пристёгивается, и только тогда Мартин трогается с места.

— Нахрена нам столько вещей? — Эштон подхватывает. — Мы едем на пару дней.

— Надеюсь, мы попадём в аварию и сдохнем, — стонет Пит, скривившийся от тесноты.

— Да тут ехать час, — не сдаётся Ноа.

— Заткнулись все, — повышает голос Мартин, сворачивая на более оживлённую улицу, и голубоглазый Тим улыбается тому, как все одновременно замолчали, нахмурившись. — Либо так, либо поедите на велосипедах, идиоты.

— Музыку хотя бы включи, — тихо замечает Ноа, скрестив руки на груди, что получается плохо из-за тесноты, а Пит пихает её локтём в бок. — Лучше бы я поехала в багажнике, — она шепчет, но все слышат и усмехаются.

— Ещё не поздно, — также шепчет Эштон, за что и он получает локтем в бок. Тим нажимает на кнопку включения радио, и по салону раздаётся одна из популярных сейчас хип-хоп композиций. Автомобиль резко заворачивает вправо, и пассажиры, находящиеся позади, наваливаются один на другого. — Знаешь, детка, так близко мы с тобой ещё не были, — Эштон облизывает губы, соблазнительно понижая голос и смотря на Ноа.

— Пошёл нахер! — чуть ли не кричит девушка.

— Ноа! — Мартин, находящийся за рулём, посылает сестре недовольный взгляд через зеркало заднего вида.

— До меня домогаются в твоей же машине.

— Господи, помоги мне, — шепчет Мартин.

— Ты сейчас прямо как Мартин Иден, — Пит не удерживается от комментария.

— Ага, или... Какие там ещё Мартины были? — хочет поддержать Эштон. — Фримен?

— Почему у меня в голове только Мартинус Томсен? — спрашивает Ноа, и её брат за рулём закатывает глаза.

— Кто? — шепчет Эштон, скривившись.

— Один из авторов Третьего завета, — отвечает Пит за Ноа, пока Эштон изо всех сил сдерживает смех. — Что? — он ловит на себе поражённые взгляды. — Мы изучали это на курсах.

— Что за курсы такие? — Эштон задыхается от смеха, пока Ноа толкает его.

— Почему ты такой отвратительный?

— С кем я общаюсь? — Да́ниэл, зажатый Питом у двери за водительским сидением и предпочитающий помолчать сейчас, качает головой.

— Гаага, жди нас, — более воодушевлённо шепчет Тим, и Мартин улыбается его словам.

ххх

— Это уже входит в традицию, — произносит Эштон, как только видит Даниэла и Мартина с ключами от номеров в руках, когда из-за угла появляются знакомые лица друзей. Чарли бежит впереди всех, словно ещё секунда в компании присутствующих, и она взорвётся.

— Ужасную! — добавляет Ноа.

— Как доехали? — усмехается Пит, замечая покрывшееся пятнами лицо девушки.

— Я ни в коем случае не хочу показаться грубой, — она начинает, но тут же оборачивается, проверяя, как далеко от неё находится Мохан, и чуть сбавляет громкость голоса, что выходит плохо, — но сначала мы слушали эти ужасные индийские песни! — она всплёскивает руками, говоря о произошедшем как о серьёзной психической травме. — В один момент я смотрю в сторону, за рулём индус, на всю машину это, — пытается изобразить голосом прослушанную мелодию, — я прямо как я долбанном болливудском фильме! — искреннее недоумение девушки и движения руками как в тех самых фильмах смешат всех присутствующих. — Когда же я осмелела и попросила переключить, знаешь, что было дальше? — она выдерживает драматическую паузу, не обращаясь к кому-то конкретно из своих слушателей в лице Пита, Тима и Гарри.

— Что, детка? — подошедший Мартин прижимает Чарли к себе за плечи.

— Он включил свои собственные ремиксы! — она настолько увлечена рассказом, что не замечает жеста бывшего.

— А мне понравилось, — Гарри, что стоит возле, пожимает плечами, продолжая ковырять носком ботинка асфальт.

— Что именно: мини-болливуд или ремиксы? — Эштон, который подслушал разговор, посмеивается.

— Представляешь, так сложилось, что нам с тобой досталась общая комната, — не дослушивает Мартин, отводя девушку в сторону, продолжающую что-то рассказывать ему. Он активно кивает и оборачивается назад, к парням, подмигивая им и кидая одну из связок ключей.

— И то и другое, — добродушно отвечает Гарри в пустоту, потому что Пит словивший ключи, уже что-то объясняет ни в чём не заинтересованному Тиму, а Эштон снова пристаёт к Ноа.

4

Попытайся вновь

Так или иначе Тим собирается посетить местное побережье и Гарри напрашивается вместе с ним. Присоединиться хотят и Пит с Даниэлом, но он в итоге всё же выбирает соседний бар.

— Возьми британца с собой, — Мартин будто озабочен одиночеством Гарри. — Прояви отечественную любезность, давай, — просит он его. Тим только неуверенно переминается с ноги на ногу.

— В компании веселее, — встревает Гарри.

— Пошли, компания, — всё же соглашается Тим, кивая в направлении вниз по улице.

— Предлагаю на Gevers Deynootweg свернуть направо, я бы хотел посмотреть на дюны.

— Как хочешь, — Тим пожимает плечами, смотря под ноги.

— Откуда ты? — Гарри правда старается не быть заносчивым, но это молчание кажется ему слишком наводящим неловкость.

— Откуда я? — переспрашивает Тим.

— Да, у тебя произношение, как у моего друга. Что-то ближе к восточным землям?

— Именно, — голубоглазый кивает, но не поворачивает головы в сторону брюнета, чтобы он не мог разгадать его ложь.

— Я больше мальчик запада.

— Тебе нравится здесь, в Нидерландах?

— Здесь неплохо, но для меня нет места лучше дома.

— Ты привязан к нему? — Тим улыбается, впервые поворачивая голову к Гарри, с любопытством осматривающего всё вокруг, впитывая как губка новую информацию, эти локации возле, он неподдельно и искренне старается запомнить всё.

— Больше всего на свете.

Квартал следует один за другим. Первым появляется запах моря, более сильный к непосредственному приближению, а только затем голубая полоска вдалеке. Тим уже хочет пойти вперёд, но Гарри резко хватает его за руку, потянув через дорогу, которую они перебегают под мигающий зелёный. Гарри следует впереди так, словно ранее был здесь многие разы, и Тим просто решает довериться ему, однако быстро разъединяет их руки.

— Прямо сейчас ты выглядишь несколько самоуверенно, — он всё же хмыкает.

— Всю дорогу сюда, пока ехали, я изучал маршрут.

— А как же песни Мохана?

— Лучшее сопровождение, что у меня когда-либо было, — Гарри оборачивается, подмигивая.

Спустя ещё двадцать минут ходьбы они всё же сворачивают ближе к берегу, прямо на песчаную дорожку, лежащую несколько дальше пляжной полосы.

— И это... твои дюны? — Тим правда старается не выглядеть слишком разочарованным, но после продолжительной ходьбы он ожидал увидеть хоть небольшое вознаграждение.

— Ну, на картинке они выглядели иначе, — кудрявый мнётся, внимательно осматривая место. — Предлагаю пройти ещё немного дальше.

Тим поднимает голову, смотря на побережье слева от него. Близится ночь, и солнце готово исчезнуть за горизонтом, оставляя за собой последние яркие светлые лучи на синем, как соседнее море, небе.

— Нигде нет такого неба, — восторженно шепчет Тим, слишком полюбивший эту страну.

— Каждое небо по-своему красиво, — оба смотрят в морскую даль и заходящее солнце и оба чувствуют себя по-разному. Один смятён, другой же полон сил. — Дом совсем рядом, — он кивает в сторону горизонта, намекая на близость к островному государству. — Наверное, будь я на берегу Франции, где-нибудь в Нормандии, эта фраза звучала бы куда лучше, — тут же шутит он, и собеседник выдавливает из себя улыбку и смотрит вдаль, не отрывая взгляда от горизонта. Всё же достаёт мобильный, чтобы сделать несколько снимков.

— Тим? — теперь Гарри неотрывно смотрит на собеседника, то, как красиво падают на него последние солнечные лучи.

— Да?

— Ты странный, — заключает он, и парень наконец-то улыбается.

— Спасибо, — он расслабленно кивает Гарри, щурясь, без лишних слов направляясь вперёд по дорожке, и кудрявый стоит пару секунд, смотря ему вслед, затем на закат, и только тогда догоняет британца.

Спустя ещё четверть часа, когда Луи чувствует усталость, он наконец просит Гарри остановиться и прекратить идти.

— Ты можешь посмотреть на карте, куда нам? — Тим просит, кивая на телефон, что покоится в кармане парня.

— Конечно, — тот без колебаний достает телефон, тут же заминаясь: — О-о, он разрядился, — он хмурится. — Можешь посмотреть на своём?

— У меня нет телефона.

— Нет телефона? — Гарри недоверчиво смотрит на него. — Нет с собой или нет вообще?

— Вообще, — Тим усмехается, смотря на недоумённое лицо Гарри. — Да, ты уже говорил о моей странности, — он кивает самому себе и морщится от порыва ветра, натягивая на голову капюшон любимой толстовки.

— Ага, — потягивает тот, в голове столько вопросов.

— Думаю, мы просто пойдём назад, — Тим предлагает, в темноте присматриваясь, что дорожка заканчивается, поэтому, не желая делать лишних шагов, перешагивает через низкий деревянный забор, обросший травой. — Куда ты, блин, привёл меня? — он смеётся, в темноте разглядывая табличку.

— А что?.. — тот не успевает договорить. — Нудистский пляж, — читает он вслух.

— Так бы и сказал, пришли бы днём, — Тим усмехается, доставая из заднего кармана пачку мальборо и последнюю сигарету.

— Я не... — он хочет возмутиться, но слишком смущён.

— Что? — Тим подшучивает, поджигая сигарету. В темноте, сгустившей свою черноту, светится этот вредный огонёк и огни парка возле пирса, что они прошли в самом начале прогулки.

— Я правда не...

— Расслабься, парень, — тот усмехается.

— Не смешно! — Гарри приближается к Тиму, как ребёнок, хлопая по спине. Голубоглазый хрипло смеётся, отбегая в сторону, но запинается, падая на белый песок. Он смеётся только сильнее, перекатываясь на бок, и давится дымом в лёгких. Сигарета тухнет, а ощущение холода от уже остывшего песка расходится по всему телу, но он продолжает посмеиваться, откашливаясь. — Поберегись! — он не успевает среагировать, глупо наблюдая за несущимся в его сторону Стайлсом, падающим на песок рядом. — Ауч!

— Ты ожидал, что будет более комфортно? — Тим снова усмехается, приподнимаясь и смотря в сторону моря, успокаивающих волн и намокшего песка, а после и на потухшую, только начатую сигарету. Он сдувает с неё невидимые крупинки, чтобы поджечь вновь, но то ли от внезапно поднявшегося ветра, то ли из-за некачественной зажигалки получается только с четвёртого раза.

Гарри молча расположился рядом, наблюдая, как тени от зажигалки то появляются, то исчезают с лица брюнета и уже навсегда.

Одежда обоих в светлом песке, но оба словно и не обращают на это внимания, каждый думает о своём. Гарри так и хотелось раскрыть эту масштабную тайну молодого мужчины возле, но его перебивало осознание того, что не все тайны в этого мира необходимо раскрывать. Некоторые лучше оставить в покое. Возможно, Тим и являлся именно такой тайной.

5

Грунт под ногами

— И давно ты здесь? — Гарри тихо спрашивает, наслаждаясь тишиной вокруг.

— Прямо здесь, Гарри, ровно столько же, сколько и ты, — Тим усмехается, но потом сухо добавляет: — Некоторое время.

— Ты не особо готов делиться информацией о себе.

— Потому что не считаю это необходимым. Прямо сейчас ты идёшь рядом и при разговоре не всегда обязательно затрагивать чего-то... личного для человека.

— Я просто пытаюсь подружиться, — пожимает плечами тот. — Всё, что я знаю о тебе: ты любишь Неруда, траву и сигареты. Ноа тянется к тебе, и я не думаю, что такая девушка, как она, способна ошибаться в людях, а Мартин продолжает держать под своей опекой. Ты не словоохотлив и предпочитаешь промолчать...

— Поверь, этого достаточно.

̶(̶Ч̶т̶о̶б̶ы̶ ̶в̶л̶ю̶б̶и̶т̶ь̶с̶я̶.̶)̶

Тим что-то обдумывает, прежде чем сказать:

— Ты очень любопытный, Гарри.

— Моя семья считает также, — тот тепло улыбается при воспоминаниях о доме.

— Не думаю, что они одобрили бы твои тусовки в незнакомом городе с кучкой придурков, зависимых от травки и дерьмового пива.

— Пошёл ты, — Гарри качает головой, посмеиваясь, и голубоглазый хмыкает в ответ.

— Только сказал правду, — тот поднимает руки, словно сдаётся.

— Пойдём на запах травы, — говорит зеленоглазый, когда они направляются в сторону мотеля, смутно помня его расположение.

— Хочу тебя огорчить, но мы не единственные здесь курим, — Тим не может перестать усмехаться, кутаясь в толстовку, желая побыстрее добраться до их паршивых номеров.

Возвращаясь в черту города, они не могут перестать спорить, где именно свернули по пути к пляжу. В итоге оба соглашаются, что разумнее всего будет спросить у прохожих. И Гарри, на ломаном голландском, пытается описать мотель, да так, что некоторые прохожие бегут от него подальше, даже не дослушав, пока, наконец, молодой паренёк понимает, о чём идёт речь, указывая нужное направление.

— От него пахло травой! — заговорчески шепчет брюнет, когда они отходят. Через минуту он хочет ударить себя по голове, потому что мотель оказался всего в квартале ходьбы от них.

— Мне показалось, что ты спутал некоторые слова.

Голоса их друзей разносятся во внутреннем дворике, когда они сворачивают в него.

— Но, друг, это та-а-ак... — Пит, пребывая где-то в прострации, растягивает гласные, нахмуренно смотря то в небо, то на собеседника.

— Дико? — подсказывает Мохан, по всей видимости, сейчас лучше воспринимающий действительность и привыкший слышать подобное.

— Нет, это по-другому, как будто вы с другой планеты свалились.

— Что обсуждаете, парни? — Гарри подходит к компании, расположившейся во дворе. Пит лежит в гамаке, медленно затягиваясь, а Мохан сидит на сомнительного вида лужайке, водя пальцами по высохшей траве.

— Как вы относитесь к тому, что в Индии на похоронах радуются? — Пит поворачивает к ним голову, также помахивая рукой в знак приветствия.

— Э-э, нормально? — Гарри явно не ожидал такого вопроса.

— Я смотрел видео в Интернете, там были чуваки, и они били в барабаны, — он постоянно запинается. — Я думал, это какой-то праздник, а потом мне всё объяснили.

— Тебе бы поспать, — Гарри качает головой, смотря на еле выговаривающих слова друзей. Луи, что стоял в стороне, медленно поднимается в сторону номеров, ища необходимый; его сосед по комнате Даниэл, и это не так уж и плохо. Гарри идёт следом, и они расходятся по соседним дверям.

— А ещё трупы из Ганга поедают животные.

— Я видел фотографии, такое себе зрелище, — Пит кривится. — Ты когда-нибудь вкушал запретный плод?

— Что? — Мохан даже поворачивается к другу, смотря на него невидящим взглядом.

— Говядину, — он ведёт себя так, будто этот разговор имеет историческое значение.

— Ага.

— Да ты богохульник! — на весь двор разносится крик парня, и Гарри, услышавший это, подумывает выглянуть из номера. — Но коровы милые, — он часто кивает.

— Это не помешало тебе сегодня за обедом.

6

Голова кругом

Эштон высовывает язык изо рта, начиная танцевать под играющую музыку, по-странному размахивая руками, в одной из которой покоится бутылка с пивом, однако Пит тут же присоединяется к нему.

Тим в такт покачивает головой, закинув руку на плечо Ноа, что обнимает его за талию, пока Мартин и Чарли о чём-то активно спорят. Музыка кажется брюнету до боли знакомой, но он не помнит ни слова.

— Что это за песня? — он поворачивается к Мохану, делая очередную затяжку.

— Ты шутишь? — тот перекрикивает музыку, наклоняясь ближе к ним. — Это определённо одна из лучших песен этого века.

И Тим даже чувствует себя неловко, он что-то шепчет Ноа и покидает компанию, направляясь в другом направлении, постоянно обходя людей. Песня сменяется другой, и эту он знает точно. Он не стесняется подпевать, смотря то под ноги, то на сцену с выступающей на ней группой, вернее на гигантские экраны, транслирующие происходящее. Он проливает на незнакомца своё пиво и, запинаясь, извиняется, пока в его сторону летят всевозможные проклятия.

Парень делает ещё один шаг вперёд, когда поднимает голову и врезается взглядом прямо в изумрудные глаза. Гарри же наоборот двигался в сторону, из которой ушёл Тим, но остановился, приподнимая бровь, наблюдая за ещё более, чем обычно, расслабленным парнем.

Начинается припев песни, и всё вокруг останавливается, нет ничего другого кроме грохочущей музыки. Гарри понимает эту остановку, и оба оборачиваются к сцене, не желая пропустить самое интересное, напевая припев.

— Решил оставить друзей? — перекрикивает музыку Гарри, подходя ближе и наклоняясь к уху нового знакомого. От Тима пахнет травой и пивом, но ему даже нравится это сочетание.

Тот только кивает, взгляд снова устремлён в сторону сцены впереди, и весь он настолько горит жизнью, он заражен беспечным праздником вокруг, что буквально каждый возле Тима может прочувствовать это. И Гарри проникается этой страстью, этой любовью к играющей песне, что уже теряет себя в музыке.

Они свободны, они живут и наслаждаются как никогда раньше. Никто вокруг не притворяется. Проблемы позади, а впереди только ж и з н ь. Хотя бы на эти мгновения.

Они возвращаются, когда с небольшой заминкой артист на сцене сменяется. В компании практически ничего не изменилось, только Ноа пытается повторить тверк подобно танцовщицам на сцене, и Гарри кажется, что теперь он видел абсолютно всё в своей жизни.

— И почему тебя не сдали в приют? — Мартин стоит в стороне и кривится, наблюдая за сестрой. — Я ведь просил маму о собаке.

— Ещё вчера ты утверждал, что я приёмная, — девушка звонко смеётся, показывая средний палец братцу.

— Одно другому не мешает, — тот качает головой, а Чарли неодобрительно бьёт его в бок.

Ноа не обращает внимания и продолжает подпевать песне, главный смысл которой в деньгах, наркотиках и девочках.

— Вызывайте экзорцистов, — стонет Мартин, двигаясь в противоположную от компании сторону, взяв за руку Чарли.

— Придурок, — Ноа перебрасывает волосы через плечо, в то время как Эштон, убедившись, что брат миниатюрной девушки исчез, в танце двигается ближе к ней.

— Божечки! — Пит крестится, когда видит, что Ноа под соблазнительные звуки латино трётся бёдрами о парня.

— Она всегда такая? — Гарри, кажется, удивлён ещё больше. — И, подожди, что ты сказал, «божечки»?

— Да, это такая научно недоказанная бессмыслица, в которую верят белые люди вроде тебя.

— Лучше помолитесь, чтобы Мартин этого не увидел, — Тим глубоко вздыхает, делая глоток пива из бутылки Мохана.

Стоит ему это произнести, словно пророчество, как неожиданно позади Гарри появляется Мартин, в два прыжка накидывающийся со спины на ничего не подозревающего Эштона, повалив его на землю.

Сначала слышится крик Ноа, а затем и Чарли с Питом, пытающихся развести дерущихся, вернее, заботливого брата, накинувшегося на верещащего Эштона.

Стайлс собирается вмешаться, но Тим впервые реагирует так быстро, выставляя руку в сторону и не давая пройти.

— Не стоит, — он спокойно проговаривает, смотря на ничего не понимающего Гарри. — Пока он не успокоится, это бесполезно, — он кивает на Мартина. Тот рычит, ругаясь на Эштона, а затем замахивается и ударяет друга по челюсти. Только после этого дара Тим медленно подходит к дерущимся с боку, приседая. Никому не слышно, что именно он шепчет Мартину, но тот останавливается, внимательно выслушивая подошедшего. Он поворачивает голову к голубоглазому и что-то отвечает ему, а затем резко поднимается с испуганного парня.

Он рычит на непонятном всем присутствующим языке, сплёвывая в сторону и гневно смотря на Эштона. Отряхивается, кричит подошедшим, что шоу окончено, а затем снова исчезает в неизвестном направлении, но на этот раз Ноа, в чьих глазах уже появились слёзы, бежит за братом, зовя его.

Тим что-то тихо говорит покалеченному другу, когда тот медленно поднимается, корчась от боли, и кивает ему.

— А сразу так сделать нельзя было? — Гарри приподнимает брови, когда Тим отходит от пострадавшего.

— Это происходит на каждом фестивале, ничего нового, — он пожимает плечами, доставая из заднего кармана сигареты. — Нам всем лучше разойтись по разным местам, пока охрана не сбежалась, — уже обращается он ко всем, параллельно доставая сигареты.

— На каком языке говорил Марти? — слышится от Пита, и Даниэл принимается рассказывать о месяце прибывания друга в Сербии.

7

На следующее утро только Мартин и Чарли идут на фестиваль, остальных же хедлайнеры не впечатляют настолько, чтобы торчать под неожиданно наступившим зноем целый день. Поэтому они решают получить свой солнечный удар на побережье, в парке развлечений на пирсе, дорога от которого отходит к тем самым дюнам, хорошо знакомым кое-кому из компании.

Тим не особо любит парки развлечений, ему нравится атмосфера веселья вокруг, но в то же время она кажется ему только временной, да и он не готов тратить сбережения на очередные нелепые аттракционы. Тим один остаётся в зоне отдыха на пирсе с вещами друзей, он занял целую лавку, и ему совершенно не жаль. Взгляд устремлён в даль моря, как недавно с Гарри, и он обдумывает близость того самого дома, о котором, опять же, говорил кудрявый. Иногда взгляд переходит на песок у набережной, и ему даже хочется спуститься вниз и пройти по наверняка нагретому песку, и на пару секунд коснуться холодной воды моря, чтобы затем скривиться и как ошпаренный, вернее, околённый, отпрыгнуть от кромки воды.

Ему правда хочется, но он не позволяет этого себе.

Через время часть его компании снова рядом. Пит и Эштон роются в своих вещах, забирая что-то, а Гарри и вовсе остаётся на месте рядом. Он смотрит на гладь воды и также вспоминает их недавний разговор. Он сам хочет пройтись по песку, поэтому из вежливости предлагает и Тиму, который кажется ему слишком непонятным, но, возможно, они бы и могли подружиться. Хотя бы попытаться.

Оба берут вещи и ищут ступеньки, чтобы спуститься, однако те оказываются слишком далеко, поэтому они решают просто пролезть через ограждение и спрыгнуть на песок с пирса. Когда Гарри спрыгивает, он пачкает руки в песке и тут же отряхивает ладони, что-то бурча себе под нос. То же действие и проделывает второй парень, они оставляют вещи в стороне, но у себя на виду, и вместе идут к воде.

Она до жути холодная, и Гарри искренне не понимает людей, которые по собственной воле готовы лезть в неё. Тима же забавляет этот холод, но, как он и предполагал, сначала он шарахается назад, но затем касается воды вновь, присев. Носки его кед мокнут, но он не обращает на это внимание. Руки уже начинают привыкать к температуре воды, однако его сильнее пробирает дрожь, и он всё же отступает на несколько шагов назад. Сухой песок липнет к влажным носкам обуви, а подошвы оставляют следы на мокром песке.

8

В лабиринте моего ожидания

Его привлекает эта атмосфера беспечности, она словно создана для него. Солнце высоко в зените и припекает, но он не обращает на это внимание. Зато Гарри обращает внимание на то, насколько ясны сейчас его глаза небесного оттенка. Они до безумия яркие и вечная пелена беспокойства исчезла в них на время, однако завеса тайны не приоткрыта.

— Мартин всегда такой?

— Ты о вчерашнем? — Тим поворачивается к нему. — Я не знаю, он такой человек, который не может жить без всплеска эмоций, и иногда он плохо контролирует их. Именно поэтому Чарли сбежала от него.

Окрик Ноа перебивает его. Девушка радостно несётся в их сторону, вернее в сторону Тима. Он добродушно улыбается ей, приобняв, и готовится выслушать весь поток слов. Следов от вчерашних слёз не осталось, она полна жизни и эмоций. Волосы каштанового оттенка заплетены в две косы, растрепавшиеся от ветра. На ней красный топ и коричневые брюки, а руках лёгкая шляпка бежевого окраса. Гарри особо не вслушивается в слова, но её голос приятен на слух, тягуч словно мёд, а несильный акцент придаёт её словам особый шарм. Тим с улыбкой глядит на подругу, щурясь от солнца, она снова путает слова и это вызывает у него смех. Он мягко поправляет девушку, на что та припоминает ему его же ужасный нидерландский. Парень только щурится, дерзя в ответ, и когда Ноа собирается ударить его, он реагирует вперёд, делая шаг навстречу и обнимая девушку.

Шатенка верещит, и Тим подхватывает её визг: «Ты укусила меня!» Он выглядит вполне поражённым и обиженным, смотря на собственное плечо с мокрым пятном. Они продолжают спорить, пока Стайлс молча наблюдает за их идиллией. Напоследок девушка берёт необходимое из своей сумки и кричит парням, что ждёт их через полчаса возле какого-то нового аттракциона с причудливым названием.

Ветер нагоняет всё больше облаков, и Гарри поднимает голову к небу, чтобы проследить за их движением, за их красотой. Они не резки, но движениями не являются плавными, они слишком быстры, прямо как мысли, сменяющиеся в его голове.

— Мне показалось, что Ноа испытывает что-то к тебе, — начинает Стайлс, когда они снова остаются наедине. Вокруг всё затихло, погода продолжает портиться, но они стоят на месте.

— О чём ты? — среди облаков на юго-западе ещё видны просветы солнца, но это ненадолго.

— Я думаю, что она влюблена в тебя, — первая молния мелькает в тёмных и грозных облаках высоко над морем.

— Нет, — он улыбается и тихо-тихо, почти про себя, считает секунды до раската грома, который оказывается слишком оглушающим, прежде чем продолжить: — Я не хочу обесценивать её чувства, но это что-то другое, Гарри, — он выразительно смотрит на него. Глаза больше не сияют. — Здесь нет ничего больше симпатии.

— Но что бы ты предпринял, если бы такое произошло? — краем глаза он замечает вспышку молнии вдалеке, а затем ещё одну.

— Это не произойдёт, — впервые он слышит в его голосе сталь и уверенность, переходящие в раздражение. — Вопрос исчерпан?

— Более чем, — крупные капли дождя падают с неба прямо на землю. Где-то на пирсе слышны крики отдыхающих, торопливо прячущихся от дождя.

Однако Тим, как и Гарри, стоят на месте, слепо глядя на море, чья сила волн усиливаются. Люди вокруг суетятся; вместе с громким раскатом грома приходит настоящий ливень, и Тим поднимает голову к небу, словно ждал этого момента долгие месяца, что-то в нём высвобождается.

Гарри стоит неподалёку, привыкший всегда наблюдать. И в этот раз он смотрит за тем, как Тим медленно вдоль берега пинает увлажнившийся песок. Он отвлекается на пару секунд, чтобы перенести вещи друзей под пирс в надежде хоть немного спасти их от дождевых капель, которые продолжают учащаться, что кажется уже невозможным.

ххх

Гарри всегда был таким: любопытным, но иногда чересчур скованным и смущённым собственным напором. У него, как у каждого, есть свои тайны и страхи, некоторыми из которых он никогда не будет готов поделиться. Невзирая на то, что он много говорил, в действительности же он был только незнакомцем для многих. И смотря на Тима, он сам начинает пинать песок, желая раскрыться ему, ведь он более, чем просто уверен в их похожести и неготовности говорить о своих проблемах напрямую. Они те, кто никогда не попросит помощи, не даст сигнал бедствия даже в самых крайний случай. Они будут тонуть, но не кричать от отчаяния, пока волны будут захлёстывать их, умерщвляя.

Раз за разом он пытался начать сначала, но прошлое скрытной всемогущей тенью следило за ним, тянуло назад в свои объятия. Всегда было что-то, не до конца отпустившее его, потому что нельзя безвозвратно расстаться с ушедшим, не отпустив его полностью.

— Я всё думаю, почему ты такой... отстранённый, — Гарри перекрикивает ветер. — Тяжёлое детство, несчастная любовь или смерть близкого?

— У меня нет повода думать о несчастной любви, — голос обладателя аквамариновый глаз сильно заглушается ветром. — Я просто пуст. Опустошен во всех смыслах, — он разводит руки по сторонам, удаляясь. — Прекрати копать, Гарри, ты не найдёшь ничего удивительного и прекрасного.

9

Причастие

Компания возвращается в Амстердам через два дня, они, уставшие друг от друга, еле сдерживаются, чтобы вновь не поссориться друг с другом. На этот раз Тим едет в автомобиле Мохана вместе с Ноа, тихо сопящей на его плече, и Гарри, занявшим место водителя и бросающим на него странные взгляды через зеркало заднего вида; Тим чувствует себя неловко и старается не отрывать взгляда от окна, лишь бы не встречать этот пронизывающий взгляд изумрудно-зелёных глаз.

Всё меняется в тот же вечер, когда Тим остаётся один в хорошо знакомой ему комнатушке с матрасом на полу, и Гарри заходит, чтобы извиниться. Он выглядит искренним и раскачивающимся, Тим, как и следовало ожидать, только кивает, предлагая затянуться.

— Я помню твои слова касаемо этого, — Гарри по-глупому улыбается, чувствуя себя уже куда лучше. Не то чтобы совесть грызла его за собственные наблюдения и слова, но он чувствовал, что этот парень напротив либо станет для него солнечным светом, либо непроглядной тьмой с кошмарными снами.

Они обсуждают очередную глупость, о которой без стеснения могут говорить только лучше друзья или же слишком открытые люди, когда свет во всей квартире тухнет и из соседней комнаты раздаются громкие ругательства Мартина. Этих же двоих произошедшее особо не волнует, комнату освещают последние лучи перед тем, как ночной тоскливый туман спустится на город.

— Забавно, — тянет Тим, делая последнюю затяжку и туша самокрутку о бывшее когда-то красивое блюдце, сейчас с обшарпанными золотистыми краями.

— Что? — тихо тянет Гарри, он зевает, лежа на нижней части матраса в полуметре от шатена, конечности тел обоих покоятся на полу.

— У меня словно дежавю, — тот усмехается, выдыхая остатки дыма из лёгких, его взгляд падает на книгу, лежащую на краю матраса. — Эта же комната, мы, Неруда и закат.

— Ну, не бывает двух одинаковых закатов.

— Снова ты об этом, — недовольный стон Тима перерастает в громкий смех и попытку ударить Гарри, на что тот ловко уворачивается, и голубоглазый промахивается, ударяя руку об стену. Его смех перемешан с ругательствами и зажмуренными глазами. Гарри прячет лицо в своих ладонях, всё тело сотрясается от смеха.

Мартин открывает дверь комнаты без стука, просто оставляя две свечи на столе, пока смех в комнате стихает.

— Зажигалка у вас есть, — он кивает самому себя. — Vies flikkertjes¹.

— Прости? — Гарри приподнимается на локтях, нахмурившись. Он прекрасно знает перевод этих слов.

— Боже, Стайлс, — Мартин закатывает глаза, после скользя взглядом и на Тима, — тебя мне только не хватало. Я про энергокомпанию.

— О, — только может вымолвить Гарри, когда в коридоре слышится иностранная брань, понятная только произносимому её Мохану.

— Бедняга был в душе и перепугался до смерти, — уже улыбается Мартин.

— Я думал, что наступил конец света! — кричит друг из коридора, услышавший всё. Он босой появляется в дверном проёме с полотенцем на бёдрах и ещё одним на голове, часто кивая.

— Ради всего человечества, прикройся, пожалуйста, — Мартин принимается выталкивать парня в сторону лестницы.

— Мне показалось, или это... к-хм, вышивка какашки с лицом Трампа на его полотенце? — Гарри подбирает слова, нахмурившись и приоткрыв рот.

— Или Трамп с телом какашки, — Тим несколько раз кивает, сощурив глаза.

— Я заказал туалетный ёршик с лицом Трампа на Амазоне! — снова кричит индиец из коридора и этажом ниже раздаётся громкий смех Эштона.

— Так его, парень! — крик друга слышен на весь дом.

Смех затихает и остаётся только тишина, на удивление комфортная и необходимая им сейчас.

Гарри подрывается с места, и приходит очередь голубоглазого наблюдать. Кудрявый подходит к оставленным Мартином свечам, чтобы зажечь их. Он поджигает сначала одну и ждёт, пока растопится парафин, чтобы затем наклонить её, а капли упали на пустую пепельницу возле. Так он закрепляет свечу, а после проделывает всё то же самое со второй и последней свечой. Тим молча наблюдает, и для себя находит в этом что-то эстетически красивое и правильное, в этой тишине и в том, как длинные пальцы Гарри с чёрным лаком на ногтях, одолженным у Ноа, и кольцами обвивают свечи.

— Мне нравятся свечи, — хрипло шепчет он, смотря на Тима, а затем снова на пламя. Он поднимается, прохаживается по комнате и возвращается к матрасу, но отходит в самый последний момент, занимая прежнее место у свечей. — Когда на них дует слабый ветер, а ты смотришь на свет, исходящий от них, он колышется, — он смотрит на тени на стене, а Тим переводит взгляд на открытое окно, за которым совсем стемнело. — Ощущение такое же, если смотреть на свет и часто-часто моргать.

— А свет словно вот-вот потухнет, — заканчивает за него Тим, неотрывно пялящийся на тень, снова погружающийся в себя целиком, то открывая, то снова прикрывая глаза. — Мне нравится свет от фонарей, падающих внутрь. Или когда мимо проезжают автомобили, и свет их фар ненадолго проявляется на потолке или стенах. Этот свет схож с...

— Луной? — старший тихо дополняет, смотря в окно и натягивая капюшон чёрной толстовки на голову. — Искусственный свет, — он усмехается.

— С естественной тенью не сравнится, — Гарри наблюдает, как Тим приподнимается с места, чтобы подойти к столику и сесть на пол возле. Пальцы ловко сворачивают самокрутку, и парень поджигает её о свечу, а затем откидывается назад, ложась спиной на пол и прикрывая глаза.

— Разве ты не хочешь прекратить это?

— А ты? Почему ты здесь, Гарри? — тот открывает рот, но не находит слов.

— Это, — Тим обводит взглядом комнату, — не плохое и не хорошее, оно всё такое, какое есть. Именно это настоящее и правдивое. Единственное, с чем здесь можно обмануться — время и последствия, но большинству из нас нечего терять. Из этой же причины мы здесь, — он делает паузу. — Никто не оказывается здесь просто так. Ты ведь не думаешь, что Мартин или тот же Пит всю жизнь мечтали о такой жизни? Мартин ненавидит это место, но оно было дорого особенному для него человеку, — Тим обводит взглядом комнату. — Мы цепляемся и в то же время отвергаем всё дорогое нам. Однако у всех из нас есть куда худший исход, чем это дерьмо, которым мы живём сейчас, — он складывает из пальцев пистолет и делает выстрел себе в висок.

— Как по щелчку выключателя, внутри всё становится таким другим.

Он выпускает смешок и делает глубокую затяжку, потирая лицо пальцами, а затем потягиваясь, словно пытаясь найти на полу более удобную позицию.

— Ты в себе, но в то же время так далеко, и тебе легко. Ты свободен, нет никаких обязательств, даже перед самим собой, и ты паришь. Каждый гонится за этим чувством, Гарри, но по-разному. Оно особенное.

— Но...

— Никаких «но». Нельзя спасти другого без его желания. Нельзя спасти другого, не спасши перед этим себя.

Мы потерянное поколение, зависающее либо в Интернете, либо в неподобающих местах. Мы не знаем себя и окружающих, на нас возлагают надежды, но всё, что мы умеем — успешно про...ть их. Нас не интересует настоящее, Гарри. Тебя и меня, людей за этими стенами. Мы просто потеряны, и нам не помочь.

— Тим?..

— Нам не помочь, — он повторяет. — Потому что нельзя помочь абсолютно всем, понимаешь?

На зеленоглазого давят эти слова, они отзываются в нём, и не в силах держать это в себе, он поднимается с места, чтобы открыть окно нараспашку, сильнее впуская безрадостную незрячую ночь внутрь.

Он скорее выходит из комнаты и возвращается с дымящимся в турке кофе и одной чашкой.

— Пит сказал, что ты не пьёшь кофе, а из напитков только водка и вода из-под крана, — он старается звучать непринуждённо.

— Богатый выбор, — шатен до сих пор лежит на полу, но переворачивается на бок, прижимая к груди колени. — И всё же есть кое-что, что совсем не сходится.

— И что же это? — Гарри шепчет, боясь услышать ответ, он чувствует его.

— В нашу первую встречу ты назвал меня наркоманом, но я вижу другое, — Тим смотрит прямо на него. — Может ты не так хорошо разбираешься в каннабисе, но не задыхаешься от дыма как другие, кто впервые приходит в нашу компанию. Ты не заходишь далеко и знаешь меру, из чего я могу сделать вывод, что ты не такой уж и невинный, Гарри, — он ухмыляется, кусая губы. — Ты сбежал так же как и я, — эти слова звучат как приговор.

В тишине Тим поднимается, пока Гарри пялится на чашку с остывшим напитком.

— Не грузи себя, — просит голубоглазый, отпивающий кофе прямо из турки. — Это не поможет, — он кривится от горечи напитка, но делает глотки, после облизывая губы, собирая капли. — Мы все бежим от самих себя и нашего прошлого, — пальцы продолжают лежать на турке. — Только фишка в том, что оно всё равно догонит нас и как всегда победит, — Тим подмигивает Гарри, улыбаясь уголками губ.

10

Наш ночной нон-стоп

Они, крадясь, покидают дом к рассвету. Оба устали, поэтому бездумно плетутся вдоль одного из каналов, заворачивая с одной улочки на другую.

Гарри несёт какой-то сонный бред о гигиене, и Тим только улыбается, постоянно поддакивая. По другую сторону канала проходит шумная компания, такие же ночные гуляки, и Гарри машет им рукой, а те, в свою очередь заметив его, реагируют громче, словно старые приятели. Тима забавляет это. В итоге всё заканчивается тем, что они полулёжа сидят на влажной от росы лавке в ближайшем сквере. Кудрявый зевает, поглаживая пальцами шероховатую поверхность дерева, стирая капли.

На улице становится всё светлее, однако солнце ещё не появилось.

— Закрой глаза и прислушайся к шуму, — Тим просит, закрывая глаза и откидывая голову назад. — Слышишь этот щебет птиц? — в воздухе раздаётся пение уже проснувшихся птах. — Представь, что мы под раскидистой кроной дерева, утопаем в траве. Она обволакивает, окутывает нас. А эти птицы кружат над нами, — его речь замедленна, голос тихий и хриплый. — Представил?

— Да.

— Темнота постепенно отступает. Уже светает.

Гарри резко распахивает глаза, он не знает, откуда в нём берутся силы, но он поддаётся этому желанию и хватает заторможенного Тима за руку и ведёт в направлении парка.

Они лежат на газоне, покрытым каплями росы, в ближайшем парке. Теперь зеленоглазый перебирает пальцами травинки, всё также зевая. В голове нет никаких мыслей, от этого и не легко, и не тяжело, только та самая обволакивающая их мягкая трава. В пятидесяти метрах от них водоём, и Гарри даже кажется, что он слышит кваканье лягушек.

— Здесь можно заниматься сексом, — Тим посмеивается, смотря в небо.

— О, — Гарри выдыхает, чуть улыбаясь, — и что мне делать с этой... информацией?

— Это на случай, если ты увидишь какую-нибудь парочку, — голубоглазый поднимается с места, отряхиваясь и идя прямо к пруду.

— Да, я так и подумал, — сам себе отвечает Стайлс. — Как понимаю, купаться здесь тоже разрешено? — он приподнимается, опираясь о локти. Солнце восходит над горизонтом, начиная новый день, пока Тим стягивает с себя одежду, чтобы в итоге полностью голым зайти в воду.

— Слишком холодно! — кричит он, пока парень скептически наблюдает за ним с берега, однако его восхищает способность Тима нарушать правила, или же следовать им, и, возможно, его нагое тело.

— Почему ты стоишь? — Гарри приподнимает бровь, Тим стоит в воде по пояс и не двигается.

— Я вроде как не умею плавать, — тот оборачивается, отводя неуверенный взгляд от воды.

— Тогда какого чёрта ты залез в воду?

— Просто так?

Когда голубоглазый вылазит из воды пару минут спустя, Гарри отворачивается, чем вызывает смех у замёрзшего Тима. Эта ночь кажется ему совершенно другой, такой лёгкой и непринуждённой, он не хочет думать ни о чём, пребывая в этом тумане беззаботности.

— Почему эта женщина стоит на руках и у неё лобковые волосы вместо ногтей? — Стайлс сложил руки на груди и потирает подбородок, со слишком серьёзным видом смотря на установленную в парке скульптуру.

— Гарри, ты... — Тим открывает рот, пытаясь подобрать слова, он хмурится. Его не заботит, что его одежда намокла, и он даже слегка дрожит. — Слушай, а реально похоже.

— Это «Рыба» Пикассо, sukkels², — старческий голос окликает их со стороны, и парни замечают низкого пожилого мужчину с тростью, уставившегося на них.

— Я знал, — оправдывается Гарри, пока Тим смеётся и тянет его к выходу. — Как думаешь, что он делал здесь на рассвете в одиночку?

— Наслаждался Пикассо, — Тим не может перестать смеяться.

Перед самым выходом Гарри встаёт как вкопанный, уставившись на что-то в стороне.

— Я хочу туда! — он кричит, убегая в сторону пустующей детской площадки в виде двух высоких деревянных башен.

— Ты смотрел на меня как на идиота, когда я купался, а сам лезешь на детскую горку, — второй кричит в след удаляющемуся парню.

Гарри на ходу показывает средний палец, прямо перед тем, как начать карабкаться по лесенке.

— Да твоя огромная задница застрянет внутри, — Тим качает головой, но улыбается, подходя ближе.

— Считаешь мою задницу огромной? — слышится голос британца внутри конструкции.

— Зависит от того, сможешь ли ты поставить на неё бокал и попасть в него струёй шампанского.

— Поверь, я могу, — произносит он перед тем, как с криком начать катиться с горки. Он застревает сразу же, поэтому парню приходится постоянно отталкиваться, чтобы в итоге оказаться на земле.

Они покидают парк под пение Гарри, по всей видимости, обожающего Ариану Гранде, и Тим будет честен, если скажет, что его голос звучит достаточной приятно. Он не знает большую часть песен и готов задохнуться от смеха, когда Гарри пытается отвратительно танцевать, напевая что-то о безумной любви и расставании. Один мотив сменяется другим, и оба, кажется, не против такого завершения прогулки.

— Ноа умрёт от счастья, если услышит, как ты поёшь эти феминистские гимны, — комментирует голубоглазый.

Прямо напротив одного из домов, этих настоящих памятников ушедшей эпохи, они останавливаются у забора, отгораживающего пешеходную часть от канала с мутной водой. Стайлс вполне серьёзно собирается забраться на ограду, чтобы пройтись по ней, не без помощи шатена, конечно.

— Ты выпил что-то перед кофе, — Тим утверждает.

— Понял это только сейчас? — тот вставляет между строчками поп-песни, загадывая ногу на забор.

— Ежегодно в каналах тонут около двадцати людей, большинство из них по пьяне, — этого достаточно, чтобы Гарри испуганно посмотрел на голубоглазого и спрыгнул обратно на асфальт.

— Понял, очень позитивная статистика, — он отряхивается, умудрившись чуть не упасть. — Полезная информация, так сказать.

— За это я и люблю бесплатные газеты.

— В детстве я чуть не утонул в луже.

— Спасибо, Гарри, вот это я называю полезной информацией, — смех снова пробирает голубоглазого, представляющего эту нелепицу.

— Было ужасно страшно! — кудрявый защищается. — Интересно, сколько людей тонет в лужах ежегодно.

Тим что-то бурчит в ответ, переводя взгляд то на воду, то на друга, а затем и на едва заметную лужицу на тротуарной плитке.

— О, нам нужен круглосуточный супермаркет, потому что водка, как бы мне не хотелось, не пенится как шампанское.

— Давай, просто пошли домой, — Тим просит, потянув парня за рукав кофты.

— Ты зануда! Я думал, ты круче, — Стайлс дуется, не сдаваясь.

— Я тебе что, парень из теле-шоу или любовных романов? — он складывает руки на груди, смотря на этого ребёнка. — У дома Мартина нет ограды, там и поплаваешь в этом говне, — он предлагает, усмехаясь.

— Ты когда-нибудь крал велосипеды? — в голову кудрявого приходит новая безумная идея.

— Нет.

— Честно? — зелёные глаза полны недоверия и играющих чертей одновременно.

— Лучше узнай подробности у одного из наших друзей, — Тим медленно двигается дальше, желая поскорее оказаться дома.

— Ставлю на Эштона, — Стайлс подмигивает, идя назад к стоянке велосипедов.

— Что? Гарри, нет! — в Тиме просыпается здравый разум.

— Этот не прикреплен, — тот осматривает велосипеды, толкая один из, с розовыми ленточками на руле, — скорее всего, его уже бросили, — он поворачивается с надеждой и огнём безумия в глазах.

— Я не хочу быть одним из двадцати и утонуть в этой канализации!

Однако Гарри уже разворачивает велосипед, перекидывая ногу через раму с облезшей фиолетовой краской и примиряясь к обшарпанной сидушке и педалям. Он кивает Тиму, и тот стоит на месте, сложив руки на груди, но в итоге вздыхает и занимает место позади на багажнике.

— Так это был Эштон? — Гарри повторяет вопрос, когда они с трудом двигаются с места, а велосипед петляет.

— Нет, Эштон только однажды на полном ходу на машине улетел в канал, — Тим громко матерится, когда сначала они тоже чуть не летят в канал, а затем только чудом им удаётся не поцарапать чей-то автомобиль.

— Что? — Гарри поражён настолько, что снова чуть не убивает их.

— Руки на руль! — голубоглазый закрывает глаза, вцепившись в края седла, на этот раз чертыхаясь тише.

— Да ты прикалываешься.

— О, и это была даже не его машина.

— Кто вообще доверил ему свою машину? — бурчит зеленоглазый.

— Это тебе предстоит узнать тоже у одного из наших друзей, — загадочно усмехается Тим, и Гарри делает вывод, что шатен дольше в этой компании, чем ему показалось изначально.

ххх

— Я настаиваю, — не унимается Гарри, когда они начинают подниматься по ступенькам к входной двери.

— Отсоси, Стайлс, — он отпихивает парня, посмеиваясь.

— Луи! — женский голос позади заставляет Тима остановиться и развернуться. Гарри останавливается только у входной двери, оборачиваясь и не сразу понимая, в чём дело. — Не могу поверить, что это ты, — русоволосая девушка робко делает маленькие шажки вперёд.

— Простите? — Гарри подаёт свой голос, ведь Тим завис на месте. — Вы, должно быть, ошиблись, мисс.

— Луи?.. Скажи хоть что-нибудь.

— Вы ошиблись, меня зовут Тим, — он отмирает, выходит из этого ступора и поднимается выше по ступенькам, но застывает в тот миг, когда слышит:

— Луи, тебя зовут Луи Уильям Томлинсон.

Он больше не разворачивается, только спешит внутрь дома, пока на улице разносятся крики девушки, той самой, с которой на прошлой неделе он повстречался взглядом в магазине. Он не знает ни её, ни себя; и не хочет знать, потому что иногда нам лучше быть в неведении.

Тим видит немые вопросы во взгляде Стайлса, и он срывается, впервые полный гнева, выросшего из негодования.

— Я, чёрт возьми, понятия не имею, кто я такой! — его голос впервые звучит так твёрдо и холодно. Взгляд глаз цвета бескрайнего моря падает на грудь Гарри, где на верёвке помимо католического креста подвешено серебряное кольцо. — Но почему ты здесь?

— Что?

— Почему ты здесь, Гарри? — его интонация полна яда и пренебрежения, он задавал этот вопрос ранее; зеленоглазому больно, но он не подаёт вида, знает, что это защитная реакция, но легче от этого не становится. — Ты любил и был любим, но успешно скрываешь это, — хмурится и качает головой, явно не зная, куда должен деть руки, поэтому в итоге запускает их в волосы. Он смеётся, и этот смех — на грани истерики. — Ты не такой, как я, ты не из тех людей, кто обречён на вечное одиночество. Понимаешь, о чём я? У меня есть друзья, я почти уверен, что у меня была семья и кто-то, кто бы любил меня... — он задыхается, еле сдерживая подступивший ком, — но я также знаю, что всегда буду чувствовать себя чужим. Я лишний среди них.

— Тим, — брюнет старается аккуратно подбирать слова. — Ты устал и чувствуешь себя плохо, ты защищаешься, потому что боишься, но все мы здесь, да и не только, боимся чего-то. У нас у всех внутри сидят монстры, пугающие нас самих, и они часть нас. Нам страшно от них, и страшно от тех жутких вещей, не зависящих от нас. Ведь так? Ты напуган и истощён морально.

Гарри кусает губы, зная, о чём говорит. Он хочет открыться, но не может возложить этот груз на чужие плечи, он боится тех самых таин, потому что раны от некоторых из них ещё не зажили, потому что погибшая сестра, чьё кольцо висит на груди и согревает его, учила его быть честным прежде всего перед собой. Она учила прислушиваться к себе, поэтому сейчас Гарри делает глубокий вдох и пытается быть сильным для Тима, бороться для него и за него. Он укладывает друга в постель, шепчет обнадёживающие слова, которым давно никто не верит, и спускается прямо на улицу, чтобы узнать тайну Луи Томлинсона и больше всего боясь, что та девушка — Джастина — и есть любовь всей его жизни.

11

Тайфун

Всё внутри него обрывается. Кажется, что разрывающая боль внутри, взявшаяся так внезапно из неоткуда, служит насмешкой над ним и его никому не нужными чувствами, которые он и разобрать не может. Всё, что он знает чётко — он нуждается в этом парне. Тим из тех друзей, что любят подкалывать и острить, на что Гарри закатывает глаза. Тим искренне терпеть не может его шуток и также закатывает глаза каждый раз, когда слышит их или разговоры о бессмыслице. Это было чем-то вечным, таким привычным и домашним, без чего теперь его жизнь существовать не могла.

Но всё исчезло. Планов не было, но и их отсутствие доставляет дискомфорт.

Девушка с улицы словно почувствовала всё, найдя в Гарри потенциального соперника. Они так и стоят на крыльце, пытаясь объясниться друг с другом, пока к ним не присоединяется встревоженный Мартин, и они даже не догадываются что Тим, чьё окно как всегда открыто, слышит всё, пока с воем накрывает голову подушкой, желая забыться. Мартин просит Стайлса оставить их с незнакомкой наедине, и тот готов также ныть от отчаяния.

Тим проводит в кровати весь день, выбираясь лишь в ванную комнату. В доме на удивление тихо, и он знает, что это Гарри поколдовал над его их друзьями, которые обычно не могут помолчать и пары минут. Он берёт из рук Стайлса кружку с ещё дымящимся чаем и хрипит тихое «спасибо», утопающее в тишине вокруг и шуме внутри его тела.

На смену солнцу приходит луна, пока Гарри продолжает анализировать всё. Его постоянно бросает то в жар, то в холод, а голова раскалывается от всех этих мыслей.

Мартин нашёл Тима более двух лет назад в проулке неподалёку: избитым и дезориентированным, не понимающим и слова на голландском и не помнящим собственного имени.

Дверь в комнату отворяется со скрипом и в тишине, когда Тим слышит только удары собственного сердца, ему кажется, что это конец.

Шаги девушки неуверенные, взгляд полон боли, как и взгляд Тима, когда он видит её. Голубые глаза напоминают его собственные, в них столько страха и осторожности, но сейчас они не полны прежнего безумия.

— Привет, — шепчет женский голос, она держит дистанцию, отходя на другой конец комнаты, где ещё сутки назад находился Гарри.

Кто-то включает им свет, и Тиму приходится сощуриться от яркости, а дверь закрывается снаружи. Слышатся чьи-то голоса, спорящие друг с другом, а затем отделяющиеся шаги.

Тиму некомфортно, он ненавидит свет этой одинокой лампы, хоть и тусклой, но сейчас обнажающей все его чувства и мысли. Он не может мыслить ясно.

— Я... — хочет начать девушка, но теряется, пока шатен изучает её взглядом, и она чувствует это. — Многое произошло за это время. Мне жаль, что всё сложилось так, — она смотрит на парня, его похудевшее тело и сломленную душу. — Знаю, что ты не помнишь меня, но я Филлис, — это имя отзывается в нём, — твоя сестра.

— Филлис... — он пробует на вкус имя, — как тайфун?

— Да, как тайфун, — впервые за долгое время она улыбается. Она спокойна и внутри неё такое удовлетворение, ведь это её Лу.

На ночном, всегда мрачном небе облака, но мерцание луны сильнее, она светит ярко и освещает путь странников.

Гарри плохо, он снова пробрался к двери и стоит под ней, задыхаясь от страха и безысходности. Он тотчас же хочет ворваться в комнату, стоит гостье заговорить, в его голове недоуменное лицо Тима, и он хочет огородить его от всего, от этой девушки с пронзительными васильковыми глазами. Потому что Тим не готов, Гарри не готов, они не готовы.

Девушка делает паузу, прежде чем начинает говорить. О доме, о семье, о проблемах и исправительной программе, о срывах и ремиссии, о нём, той части, которую он не может вспомнить.

— Она всё ещё с тобой? — в глазах Филлис слёзы; она знает, что всегда наступит день, в который всё изменится к лучшему и хочет научить этому Луи. Тим, не привыкший к новой прежней части себя, но знающей, что каждое слово сестры правда, не сразу понимает, о чём речь. Он молчит всё время, а когда и говорит, тела обоих пробивает дрожь. — Ты обожал эту книгу также сильно, как и Джастину, — голубоглазый дрожит при упоминании девичьего имени. — Если быть честной, никто не верил, что вы будете вместе. Ваша любовь вспыхнула так быстро и внезапно, и мы все были уверены, что вскоре это закончится, — две хрустальные слезинки, одна за другой скатываются по её щекам. — Но ваши чувства были сильней. Лу, ты помнишь её? — она смотрит на брата неотрывно. — Вы были неразлучны.

Он молчит, ладони горят, будто от воспоминаний, а взгляд невозможно оторвать от книги. Имя девушки отзывалось в нём неизвестностью и раньше.

— Джастина, — только повторяет он. Гарри большое не может слышать этого. Он прячется в комнатку, располагающуюся прямо над той, где сейчас закрыты разлученные брат с сестрой. Они смотрят на одну луну в окне и не знают ничего, кроме страха.

Откуда-то Филлис достаёт фотографию девушки и протягивает её Луи, чтобы тот смог увидеть её и вздрогнуть. Ту самую, не дававшую ему спать по ночам.

— Ты должен был вернуться через пять дней, но Джастина забеспокоилась раньше, — её голос еле слышен. — Было ужасно тяжело первое время, в неизвестности... А потом нам объявили о твоей гибели, — она роется в сумке, руки дрожат, прежде чем она не находит в мобильном ещё чью-то фотографию. — Это Эсми.

И Т̶и̶м̶  Луи, он чувствует то самое, чего не чувствовал давно, смотря на фотографию маленькой девочки на руках у Филлис. У неё раскосый взгляд невинных небесных глаз, беззаботная широкая улыбка, характерная только для детей ещё в слишком юном возраста, а в кулачке зажат плюшевый заяц, когда принадлежавший ему самому.

— Джастины не стало полгода назад, но она оставила её для тебя.

Брюнет сглатывает, прикрывая глаза и сильнее наваливаясь на холодную стену.

Возможно, ему всё же стоит попытаться ещё раз.

Гарри нервно измеряет комнату шагами, прежде чем затормаживает и приказывает своему сердцу остановиться, но ничего не удаётся, и он уступает место тихим слезам.

12

Один сон на двоих

На ночном рейсе парома, разрезающего дымчато-синюю морскую зыбь на рассвете, практически пусто.

Впервые Гарри готов умолять, лишь бы Тим был рядом, он, полный отчаяния, готов на всё для них, для несуществующей любви.

Он смотрит на профиль парня, не открывающего взгляда от окна, встречающего ясный, но холодный, пугающий восход и ожидающего слишком многого от нового дня, от всех последующих дней. Знакомые пейзажи возвращают назад в прошлое, во все его воспоминания и мечты. Стайлс хочет навсегда сохранить в памяти эти дни в Нидерландах. Внутри него дыра, боль от потери сестры не прошла, она ударяет по внутренностям с приближением к берегу, и он отчаянно желает, чтобы это его собственная Филлис была здесь, поблизости.

Он чувствует себя как перед казнью, на эшафоте, как перед зрителями, как бы он не сыграл, печальный финал очевиден, и он дождётся своей части, пусть и скудных аплодисментов. Он ощущает себя пешкой в чужой игре, где все его ходы заранее известны и аннулированы.

— Ты не боишься быть здесь? — Гарри хрипит, когда они оказываются на пирсе, здесь их пути расходятся; оба смотрят под ноги, боясь нарушить тишину. Всё внутри него противится, но он старается сохранять спокойствие. Они так и стоят друг напротив друга в столь ранний час, вокруг практически никого, Филлис отошла в сторону, давая им время попрощаться, и оба, кажется, тянут время, растягивая минуту окончательной разлуки.

— Почему я должен? — нотки сомнения слышны в голосе обладателя уставших глаз цвета лазури, он впервые боится настолько сильно.

— Вдруг не вернёшься, — Гарри не знает, куда тот должен возвращаться и что он имеет в виду. — Только не исчезай, — он задыхается, сглатывая ком внутри. — Пожалуйста.

Их история может или продолжиться, или оборваться на восходе красного солнца, готового подняться над горизонтом всё выше и выше.

Этот рассвет либо разделит их на половины, либо сделает единым целым, и ни один из них не знает исхода.

Только  ̶Т̶и̶м̶  Луи, заперевшись в своей бывшей спальне вечером того же дня и взяв в руки всё ту же потрёпанную книгу Пабло Неруда, поймёт что к чему. Книга открывается на пятнадцатой поэме, край страницы аккуратно загнут.

«Ты смотришь на меня издалека, но мой голос до тебя не доносится.

Пусти меня в свою тишину».

Луи жмурится, содрогаясь всем телом, пока читает строки, которым раньше не уделял должного внимания.

Ещё ниже он обнаружит новые строки, выведенные на полях книги, в этой поэме, следующей прямо за его любимыми стихами. Почерк незнакомый, но, касаясь его, он быстро понимает его автора. Иногда нужно позволить себе перевернуть страницу.

«Будь со мной. Позволь держать тебя за руку или хотя бы быть поблизости. Будь моим шансом, будь моим светом, будь моим миром. Со мной. И моим.

Эйч».

Он задыхается, падая назад, попадая в мир, который он полюбил, который ненавидел всем сердцем, он попадает в свой второй дом.

«Позволь мне говорить с тобой твоим молчанием,

таким же ясным как луч света, твоим немеркнущим сиянием».

И он расслабленно улыбается, глаза слезятся, возможно, однажды он будет готов открыть своё молчание и сердце кому-то ещё. Ключ, отпирающий замок, найден, больше никакой крепости в его голове, он хочет освободить себя сам и сделать шаг навстречу свободе. Это их кошмар, их прекрасный сон на двоих.

Сейчас или никогда.

Примечания:

1: (нидерл.) Грязные пи&&расы;

2: (нидерл.) Придурки.

Пожалуйста, если вы заметили ошибки/опечатки, сообщите мне об этом.

Было несколько сложно возвращаться спустя более полугода молчания. Некоторые детали, как по традиции, не получилось передать. Я честно пыталась предать визуализациям нормальный вид (!)

Хорошего утра/дня/вечера.х

Т.