Он снова раздраженно начал вести себя передо мной величаво.
   Быть готовым к тому, что психологически может тебя сломать, невозможно. Это абсолютно нормально, но принять это невероятно тяжело. В ушах начало звенеть. Холодный пот покрыл моё лицо. Мне нужно было поскорее услышать слова врача, иначе я понимал, что вскоре сойду с ума.
   — Что с ней? — закричал я, а врач лишь тихонько вздыхал. Я разозлился: — Говорите же!
   — Я уже твердил Вам, что дело в её лёгких, — сказал он, и я кивнул. Позже его снова начавшееся молчание начало меня открыто раздражать. — Так вот. Я подозреваю, что у неё отёк лёгких.
— Отёк лёгких? — переспросил я.
— Да. Я почти уверен в этом. Все анализы доказывают это, — говорит он и листает свои бумаги. Что-то пытаясь найти в них, он не смотрит мне в глаза.
— Почему Вы не хотели говорить мне об этом?
— Тяжесть этого заболевания весома. Его не так легко вылечить.
Я отпустил глаза.
— Но что мне делать? Как мне помочь ей?
— Боюсь, что Вам придётся остаться в Вашингтоне надолго, — говорит он, и я думаю о происходящем. Эти мысли приводят меня в ещё большее смятение и расстройство. Теперь я точно не знал, как мне нужно было себя вести и что делать. Я понимал, что не увижу Агату, не лягу в собственную кровать, не пройдусь по родному городу ещё дольше, чем я мог рассчитывать. Тем более, я думал о Джюелл. Я знал, что она хочет домой. Да и маме, наверняка, стало бы там лучше. — Вашей маме не смогут предоставить такой же уход и лечение, как здесь. Мне очень жаль, что Миссис Смит так и не рассказала Вам об этом. Она не хотела, чтобы вы знали. Ваша тётя дала обещание Вашей маме, что сбережёт Вас и Вашу сестру. Простите.
— Я понимаю, — шептал я. — Конечно.
— Думаю, Вам стоит начать поиски школы для обучения. Время на выздоровление может быть неограниченным.
— И как же долго это может продлиться? — боялся я.
— Мне кажется, месяца будет вполне достаточно.
Я кивал.
— Простите, ещё раз, — твердил доктор. — Мне пора идти.
Он отошёл от меня, и я понял, что так и не успел спросить главного:
— Можно мне зайти к ней? — задал вопрос я, указывая на ту дверь заветной палаты.
   Посмотрев, наконец, на меня, он вошёл в моё положение и кивнул. Тогда я понял, что это мой шанс. Теперь я начал бояться, что ещё не готов для этого, хотя, всё равно, вошёл.
   Она лежала передо мной, и я мог слышать, как и представлял себе, лишь звуки медицинского оборудования, полностью контролирующее её. Я стоял перед ней и боялся дотронуться. Подойдя близко к маме, я начал рассматривать её лицо: опухшее, невероятно бледное, с небольшой желтизной. Она выглядела совсем иначе, нежели я видел её в последний раз. Я представлял её открытые глаза, наполненные счастьем, и улыбку. На душе стало теплее.
   Мамины руки лежали симметрично по отношению к друг другу. Кожа её казалась настолько прозрачной, что я мог заметить линии вен на ладонях и предплечьях. Прикоснувшись к ним, я больше не чувствовал её теплоты. Один холод, заставивший моё тело задрожать. То, что я больше не чувствовал обычных для себя вещей, меня пугало. Я сел рядом, чтобы всегда смотреть на неё. Её тело и грудную клетку накрывало белое, как снег, одеяло, но я ощущал, что ей всё равно очень холодно. Однако, она не может сказать об этом. Её беспомощность, одиночество и плохое здоровье дали мне осознать, что далеко не у меня сейчас плохие времена. Я не могу представить, что имею шанс потерять её.
   Я смотрю на аппарат и боюсь, чтобы тот не дал сбой. Биение наших сердец словно сливаются в одно, и я понимаю, как близок душевно с родной мамой. Я бы очень хотел знать, что сейчас она чувствует меня рядом.
   — Мам... — произношу я. — Я скучаю по тебе. Очень сильно. И не только я, — говорю я и понимаю, что слишком глупо не взять себя в руки и не начать здраво формулировать то, что собирался сказать. — Знаешь, я часто видел такую ситуацию в фильмах, но никогда не знал, что однажды столкнусь с этим. Для меня это казалось лишь фантазией американских сценаристов и ничего больше. Но не знал же я, что всё в жизни так реально: скажешь однажды, невольно подумаешь — и вот, случается то, чего ты не мог себе представить. Возможно, я просто слишком сильно «блокировал» в себе эту наивность и не думал о возможных последствиях. Однако, если бы не этот момент, ничто мою точку зрения не изменило бы. Чёрт возьми, как это жизненно, — грустно посмеивался я. — Я всё равно верю, что ты слышишь меня, — высказывались мои мысли наружу. — Джюелл часто говорит о тебе, спрашивает, как ты, очень беспокоится. А я... Я стал ненавидеть Лорен, хотя не хочу говорить так прямо, когда сам не убеждён в сказанном. Она обманывала нас, что ты в порядке, говорила, что все нормально, и, если бы не Агата, я бы всё также продолжал принимать эту чушь, потому что это именно то, что мне хотелось слышать. Прости за эту глупость. Я люблю тебя...
   Признался я и заметил, что кто-то зашёл в палату. Это была Лорен. Вряд ли она была рада увидеть меня именно здесь и именно в этот момент. А я уже начал ждать этого разговора с признаниями и открытиями души.