Первые две недели нашей совместной жизни были похожи на сказку. Что бы ни случилось, я буду вспоминать о них с улыбкой. Как самый лучший период в жизни.

Мне казалось, Зейн в порядке и ему не нужны стимуляторы, чтобы чувствовать себя комфортно. Я была счастлива и думала, это навсегда.

Мы засыпали и просыпались в объятиях, готовили завтрак. Даже душ принимали вместе и практически не покидали территорию дома. Когда мы выезжали в город, спешили назад, в нашу постель. Мы проводили вдвоем каждую секунду.

Бухта стала необитаемым островом, где были только мы: занимались любовью, плавали в море или просто наслаждались солнцем.

Алан приезжал, чтобы работать над альбомом, хотя настаивал на работе в студии. Зейну нужна была передышка, а мне нравилось натыкаться на разбросанные по дому тексты, слышать бренчание гитары и хриплый голос, смеяться над шутками парней.

Я любила наблюдать за Зейном, отдыхая у бассейна. Меня сводили с ума сведенные в переносице брови, когда он был сосредоточен, неожиданные рифмы, расслабленные жесты. Но больше всего, меня сводило с ума то, как он смотрел на меня в те моменты.

Я думала, между нами больше нет барьеров, пока случайно не услышала его разговор по телефону.

Зейн говорил с Тайрин, его ассистентом. Она хотела, чтобы он разобрался с конфликтом из-за Кристофера. Судя по интонации, Зейн не считал нужным решать «это дерьмо». Они поругались, а вечером он уехал из дома. 

Просматривая ленту новостей, я увидела сообщение, в котором говорилось, что Зейн Малик находится в процессе расторжения контракта со своим звукозаписывающим лейблом. «Люди, работавшие с ним, просто сдались», — отметил источник. В другой статье говорилось о его пристрастиях и агрессии, которые стали причиной.

Парень вернулся поздно ночью, когда я пыталась уснуть. В глазах был узнаваемый блеск. Я видела его даже в полной темноте и знала, что это означает.

— Все в порядке? — спросила я.

— Все хорошо, — ответил он, устраиваясь рядом.

— Ты можешь поговорить со мной.

— Я сказал, что в порядке, Хейли, — отрезал он.

Я молча кивнула и продолжала лежать на спине, уставившись в потолок. Он протянул руку и стал поглаживать мое тело. Я злилась, но ощущала привычный жар от его прикосновений.

— У меня был тяжелый день, — извиняющимся тоном произнес он, — Но я не хочу об этом говорить, ты не против?

Я была против. Хотела, чтобы он делился со мной. Казалось, если он будет это делать, я смогу помочь.

— Это твое дело, — бросила я и повернулась к нему спиной.

В ту ночь я так и не смогла уснуть, вслушиваясь в его размеренное дыхание.

***

Спустя несколько дней, я чувствую сильный спазм внизу живота. Зейна нет дома, а боль усиливается с каждым часом, отчего время теряет очертания. Кажется, этому не будет конца.

Я смотрю на календарь, когда замечаю кровь и пытаюсь вспомнить этап цикла.

— Черт, — стону я, обнаружив, что не отмечала дни в прошлом месяце.

Направляюсь в ванную, чтобы взять обезболивающее. В шкафчике над раковиной несколько упаковок с таблетками, которые принимает Зейн. Перебирая лекарства, я ощущаю тупую безысходность. Здесь нет ничего, что можно сравнить с парацетамолом.

Я беру телефон и набираю его номер. Когда Зейн отвечает, слышу громкую музыку и только потом его голос. Создается впечатление, что он находится в ночном клубе.

— Мне нужна помощь, — говорю я, прекрасно понимая, как это выглядит. Словно я пытаюсь манипулировать им, чтобы заманить домой.

Он приезжает через полчаса. К тому времени боль становится настолько невыносимой, что я теряю сознание.

— Отвезу тебя в больницу, ты горишь, — произносит он и берет меня на руки, чтобы усадить в машину.

В клинике задают стандартные вопросы, но я не могу ответить внятно. Все, чего я хочу — чтобы боль прекратилась. Любой ценой.

Вы предохраняетесь? Когда последний раз были месячные? Вы получали травму живота в последние дни?

— Да, нет, нет... — шепчу я, пытаясь пережить очередной приступ.

Врач делает укол, чтобы я могла отдохнуть перед операцией. Последнее, что я помню — как колыхались занавески на окнах. Через них было видно невероятных размеров луну.

***

Я просыпаюсь в просторной палате.
Больничная койка напоминает кровать в хорошей гостинице. Знаю, что Зейн позаботился об этом, но странным образом, не чувствую ничего. Возможно, действует препарат, который мне ввели ночью.

Я прошу медсестру позвать врача. Все, что я понимаю из его монолога, это то, что выкидыш на раннем сроке не всегда означает проблемы, если супруги снова захотят детей. Но какое это отношение имеет ко мне?

Прикрываю глаза, откинувшись на подушке. Плавная речь, наполненная медицинскими терминами, убаюкивает.

— Вы теряли вес в последнее время? — интересуется доктор.

— Да, — отвечает мужской голос, — Она сильно похудела. Ее тошнило от еды.

Открываю глаза. Зейн стоит у двери, облокотившись о стену. В его глаза не просто тревога. Это — страх.

— Токсикоз, — объясняет доктор, пожав плечами, — Вам следовало обсудить это с врачом.

Я зажмуриваюсь, отгоняя страшный сон. Я делаю это снова и снова, пока не понимаю, что все происходит наяву.

У нас мог быть ребёнок.

***
Я помню, когда это случилось. В ту ночь мне казалось, что я играю с ним. Я ласкала себя у него на глазах и не подпускала ближе чем на полметра. Я дразнила его и наслаждалась взглядом — голодным и диким. Это сводило с ума.

— Тебе нравится? — спросила я, облизнув губы.

Он высокомерно ухмыльнулся, и я поняла, что это его игра. Вся власть надо мной в его руках, и я готова сделать все, что он потребует.

— Ты вся моя, — прошептал он, подтверждая мои мысли, — И так сильно хочешь меня. Правда?

Он рывком подобрался ко мне и накрыл мою ладонь своей, направляя к самым чувствительным местам моего тела.

— Ты близко, милая. Я чувствую это.

— Хочу большего, — простонала я, — Всего. Тебя.

— Направь меня, — хрипло произнес он, — Сама.

Я сделала то, что он сказал и задыхалась от эмоций. Видела, что он смотрит мне прямо в глаза. С каждым вдохом из груди вылетали приглушённые стоны. Не существовало ничего, кроме них.

— Возьми его в руку, — попросил он, когда я содрогалась от невероятных ощущений.

— Останься, — хныкала я, — Продолжай. Прошу.

В его глазах было сомнение, но я опустила руки на его бедра и прижалась сильнее.

***

Спустя день после выписки из больницы, я лежу в нашей постели. Пытаюсь бороться с апатией, стремящейся к затяжной депрессии со скоростью Конкорда.

Зейн опускается на кровать, прижимает меня к себе и целует в шею. Мы даже не пытались обсудить то, что произошло.

— Я так виноват перед тобой, — шепчет он.

В его голосе отчетливо слышится страдание. До этого момента я не могла плакать и все время ощущала пустоту. Зейн целует меня в висок, и из глаз обрушиваются слезы.

— Не пытайся взвалить вину на себя, — отвечаю я, кусая губы, — Это я просила тебя не останавливаться.

— Я заставлял тебя нервничать, — протестует он, — Ты потеряла ребенка из-за меня.

Я не понимаю, что его отчаяние вызвано не тем, что я была беременна, а тем, что это не завершилось рождением малыша. Поэтому говорю то, что усиливает его душевные муки.

— Все в порядке, Зейн. Все обошлось, и мы не станем родителями в ближайшее время.

Казалось, комнату заполнили электрические разряды, которые пытаются создать новую вселенную.

— Ты так считаешь? — интересуется он, — Это лучший исход?

Голос отдает металлом. Я встаю с кровати, хотя врач запретил делать резкие движения.

— Да! — восклицаю я, — А что ты думал? Что мы поженимся, купим гребаный домик на холмах и заживем дружной семьей из рекламы майонеза? Напомни, сколько мы вместе? Ты бы смог стать хорошим отцом? Да в твоей крови столько дури, сколько нет у самого отчаянного тусовщика берлинских рейвов. Ты не можешь зачать здорового ребёнка!

Знаю, что перегибаю, но перехожу на крик, ощущая страх, досаду и злость. Лихорадочно собираю свои вещи, сгребая их в охапку из шкафа.

— Ты куда-то то собираешься?

Голос Зейна звучит спокойно, он будто наблюдает за мной со стороны и не принимает во всем участия. Я поворачиваюсь и смотрю на его лицо. Оно говорит об обратном. Даже его тяжелое дыхание указывает на невероятные муки.

— Мне нужно побыть одной. Я поеду к себе.

— Ты никуда не поедешь! — кричит он, вырывает вещи из моих рук и бросает на пол.

— Ты не можешь указывать мне, что делать.

— Уверена?

— Выпусти меня!

— Да? И что же ты сделаешь?

— Выпью чашечку кофе и прыгну с моста, — саркастично отвечаю я.

Зейн подходит так близко, что я губами чувствовала его тёплое дыхание. Он крепко хватает меня за плечи и смотрит в глаза. В его взгляде я вижу не злость. Это — усталость. Где он провёл последние ночи?

— Прошу, не уезжай из дома, Хейли. Не сейчас. Я должен знать, что ты в порядке.

***

Не знаю, сколько часов я провела в постели, проваливаясь в сон. Я не могу осознать свои чувства. Я не понимаю, оплакиваю ли я жизнь, которой не случилось или радуюсь тому, что ее не случилось.

Когда я просыпаюсь, небо за окном приобретает фиолетово-оранжевый оттенок. На улице невыносимо громко поют птицы, а в доме стоит мертвая тишина.

Зейна нет рядом. Я выхожу из комнаты, прогуливаюсь по территории, затем спускаюсь к морю. Вижу темную фигуру парня. Рядом стоит пожилой мужчина. Он разматывает канат, удерживающий старую деревянную лодку на берегу. Зейн помогает откатить ее в воду, удерживая за корму. Старик улыбается, запрыгивает в судно, заводит мотор и машет парню рукой.

Некоторое время Малик смотрит вдаль, затем поворачивается в сторону дома. Заметив меня, он замирает. Некоторое время он смотрит на меня, затем идет навстречу. Его походка пошатывается, но он не пьян.

— Когда ты последний раз спал? — интересуюсь я, когда он равняется со мной.

Он задумывается, затем ослабляет мышцы лица и пожимает плечами.

— Не все ли равно? — шепчет он, наклонившись к моей шее.

Его руки ложатся мне на талию, но не для того, чтобы обнять. Он хочет, чтобы я дала ему пройти. Кладу руку ему на грудь, чтобы он остановился.

— Я часто думала о том, как стану мамой. Каждая девочка задумывается об этом. В моих фантазиях перед этим следовала красивая свадьба. Банально, но я представляла свой проход к алтарю, и чтобы мой отец держал меня за руку. Белые цветы, идеальный газон, хрустальная сервировка. Да, я всегда видела это именно так. На следующий день мы с мужем отправляемся в путешествие по Европе. Несомненно она... Когда возвращаемся, заводим собаку. Это должно повысить уровень нашей ответственности. В моей истории ребенок не должен стать сюрпризом.

Он тяжело дышит, глядя мне прямо в глаза.

— Слишком скучно, так? Жизнь создана для удовольствий и неожиданных впечатлений. Ты пытался убедить меня в этом на протяжении всего знакомства.

— Я бы женился на тебе и купил домик на холме. Как ты могла подумать иначе?

— Ты и сам сомневаешься в этом, — тихо отвечаю я.