Как жаль, что память не убить,
Она одна нам жизнь калечит.
Как больно помнить всё и жить,
С нелепой фразой: "Время лечит".

© Автор неизвестен

~~~

Я сижу, забившись в угол какого-то обветшалого домика, который вот-вот норовит развалиться по небольшим кусочкам и полностью сравнять себя с землёй. Во рту пересохло, голова трещит от нехватки сна, но глаза не закрываю, не могу. Вокруг меня темно, лишь свет луны пробирается сквозь щели и немного освещает помещение, в котором невообразимо холодно. Я настолько продрогла, что перестала чувствовать свои пальцы. Даже не в силах ими пошевелить, хотя бы чуть-чуть, еле заметно, а если и попытаюсь, то, мне кажется, они с хрустом сломаются, но боль не настигнет моё тело, потому что они уже не часть меня: в них нет моей теплой, и в данной ситуации даже горячей крови, которая, протекая по венам и достигая запястья, а затем ладони и пальцев, согревала бы их и давала им хоть малейшую надежду на существование.

Во мне уже ничего не осталось: ни сил, чтобы пойти домой, ни слез, чтобы хоть как-то уменьшить свои терзания и полыхающую ненависть внутри себя, которая так и пытается поглотить всю меня и полностью завладеть моим разумом. Даже голос пропал из-за безостановочных рыданий, оставив совершенно одну на растерзание угнетающим мыслям. Мой крик — единственный, что когда-то спас мой мозг от быстро наступающей погибели, но он лишь отсрочил неминуемое, позволив ему ещё совсем недолго побыть в спокойствии. Порой мне кажется, что я больше не заговорю, и дело тут не в желании, а в возможности, которой себя лишила несколько дней или недель, а может, и месяцев назад. Находясь здесь, я совсем потеряла счёт времени, поэтому можно и не ждать от меня точных цифр.

Уже почти не помню, как здесь оказалась. Единственное, что врезалось в память, так это злосчастный утес, с которого мне следовало бы спрыгнуть, чтобы все мои чувства пропали, освободив место желанной пустоте. Сидя на холодном и грязном полу и смотря в одну точку, куда-то глубоко во тьму, мне только и остаётся, что размышлять над былым прошлым: где я промахнулась, совершила ошибку, и что мне следовало бы сделать, чтобы не оказаться сейчас здесь, — ведь шанса что-либо исправить уже не будет. Не знаю, спала я или нет, потому что спустя столько ночей, которые, по всей видимости, совершенно не приносили мне сил, моё тело всё такое же обмякшее и полумертвое, отчего невольно складывается ощущение, что мой организм начинает умирать медленно и мучительно, с каждой секундой теряя одну за одной свои клеточки. Мысли, которые никак не хотят оставить меня в покое, лишь усугубляют моё психологическое состояние, которое и так сильно пошатнулось несколько дней назад, а, если взять во внимание моё подавленное и немощное тело, то и физически сейчас я особо-то не бодрствую.

Ищут ли меня? А впрочем, мне всё равно. Сейчас абсолютно не хочется видеть кого-нибудь из людей, взгляд которых свидетельствовал бы, что они жалеют меня или осуждают, а может, им вообще на меня плевать, ведь они видели картины похуже.

Сидя здесь, я слышу еле заметный свист ветра, который немного успокаивает мои нервы и даёт на долю секунды забыться и расслабиться. В этом домике нет ничего: ни какой-либо мебели, ни даже дверей. Окна закрыты каким-то чёрным полиэтиленом, которого уже порядком потрепало время. Одна из двух комнат, которые находятся в наиплачевнейшем состоянии, безмолвно хранит и оберегает меня, чтобы сильные порывы ветра не окутывали со всей своей мощью ледяной пеленой и так мою обмякшую тушку. Мне, наверное, должно быть страшно находиться здесь... одной... ночью... посреди леса... но сейчас это неважно. Может, меня загрызёт какой-нибудь зверь, или я умру сама от обезвоживания, или замёрзну насмерть, или каким-то чудесным образом меня найдут и спасут. В любом случае моё будущее не является для меня волнующей темой. Сейчас хочется лишь закрыть глаза и перестать что-либо чувствовать. Но стоит мне это сделать, как обрывки прошлого начинают вспыхивать перед глазами, заставляя снова и снова пережить тот момент, о котором я так старательно пытаюсь забыть.

Мне противно от себя, от своего тела, измазанного в грязи и местами в крови, и уже тошно от моей одежды, неприятно прилипающей к телу и пропитанной вообще всем, чем только можно. Мне не хочется находиться здесь, в сырости и полной разрухе. В принципе вообще не хочется больше существовать. Но эти чувства отвращения к себе, к окружающему миру затмевают ненависть, сожаление, может быть, обида, а главное — убийственное чувство безысходности. Мне хочется рвать и метать и одновременно не хочется ничего, просто закрыть глаза и кануть в бездну спокойствия.

Уже на протяжении долгого времени ничего не делаю: не питаюсь, не живу, не шевелюсь, а временами я замечаю, что и не дышу. Как мне кажется, я даже не моргаю. В темноте трудно понять, какие из признаков жизни мой организм проявляет. А ведь здесь почти всегда тьма, даже при ярком солнечном свете лучи почти не прорываются сюда, потому что над этой маленькой хаткой нависает могучее древо, поглощающие все внешние явления, такие как солнце и дождь. И лишь изредка оно пропускает через свои хрупкие лепестки мерцание луны или позволяет солнцу немного осветить комнату, но этот свет настолько тусклый, что обычный человек ничего бы при нем не разглядел. Но я, пробыв здесь довольно-таки долго в полном мраке, замечу даже небольшое изменение в освещении и с его помощью смогу осмотреть комнату, в которой нахожусь. И если вдруг мне вздумается выйти при свете дня на улицу, то мои глаза попросту ослепнут от слишком яркого солнца. Я чем-то похожа на крота: прячусь вдали от солнца, не выхожу наружу, только не копаю себе норку, но с радостью выкопала бы себе могилу.

Мой чуткий слух услышал шелестение в траве, сквозь песнопение сверчков, но  не обратила на это ни малейшего внимания, ведь это уже всем привычное явление. Этот шелест повторился, но я не стала придаваться различным мысленным атакам, а просто продолжила сидеть. Потом послышались шаги, и чтобы перестать каждый раз замечать это и не впасть в панику, которая навряд ли бы у меня была (а если бы и была, то я бы все равно ничего не сделала от своего полного истощения и бессилия), просто поддалась искушению и закрыла глаза. Но не чтобы заснуть, а чтобы мой мозг был занят воспоминаниями, которые терзали мой ум на протяжении всего этого времени. Я так старалась их отогнать от себя, закрыть в какой-нибудь шкатулке, спрятать её, чтобы никогда не находить и не открывать. И вот сдалась и закрылась от мира сего, попав в пучину моих горестных мышлений.

Тяжёлые шаги были всё ближе и ближе, под которыми начал прогибаться пол, издавая различные скрипы и потрескивания. Но моё тело оставалось неподвижно. Не выдержав терзаний внутри себя, открыла глаза и увидела за долгое время яркий луч, который прожог мои очи до кончиков нервных окончаний. Я зажмурилась: это единственное, на что у меня до сих пор оставались силы.

Этот человек с каждым шагом приближался ко мне. Во мне возрождался страх: что меня нашли, что меня спасут и вытащат из этой бездны одиночества и уединения с собой, со своими мыслями, запихнув меня обратно в рутинную жизнь с ничтожными людьми. Крадучись появляется чувство отвращения, что я снова за такое время увижу человека. Что мне снова придётся смотреть на это ничтожное существо, которое будет лишь осуждать меня за мой проступок, из-за которого я теперь здесь, при этом не зная всех подробностей.

Сквозь зажмуренные веки почувствовала на себе прожигающий луч фонаря, но глаза не решилась открыть, уж слишком он был яркий. Казалось, что из-за него моя кожа скоро начнет тлеть и дымиться. А я всё продолжала себя успокаивать, приговаривая, что это всего лишь плод моего воображения. Через секунду, как резкий звон, прозвучали слова этого мужчины, из-за которых у меня появилось режущее чувство, будто моя барабанная перепонка лопнула. Они эхом раздались у меня в ушах, от чего появилось небольшое головокружение с рвотным рефлексом в придачу. Не удивлюсь, если он просто пришёл надо мной поиздеваться.

— Мы её нашли.

После этой фразы на долю секунды прозвучало шипение рации, заставившее меня еле заметно вздрогнуть от неожиданности и неминуемого исхода событий.