Странного и непривычного для обычного человека вида девушка, сидящая на твёрдом стуле из пластика и металла. Её глаза давно потеряли блеск, а лицо свою былую свежесть. Она похожа на маленького, брошенного зверька, который весь испачкан в грязи и напуган настолько, что шугается даже самого тихого шороха. Глаза в страхе бегают из стороны в сторону в попытках спрятаться от света. А от непривычной суеты вокруг неё, она потеряла дар речи или просто с дрожью в коленках боялась заговорить, вдруг её не так поймут или не поймут вовсе, и начнут с осуждением и презрением в глазах наблюдать за ней с высокого пьедестала, сидя на позолоченном троне. Страх быть непонятой в тот момент для неё был сильнее, чем перед её будущем.

Волосы были в полном хаосе, если приглядеться, то можно заметить тёмную резинку, которая затаилась за чёрными и спутанными прядями. Одежда выглядит грязной, неопрятной и рваной, складывается ощущение, что ей уже очень много лет. Запах, что исходит от этой особы, не из приятных, поэтому окружающие сторонятся её. Сев и прижав к себе колени, как бы скрываясь от мира сего, она спрятала глаза и мирно ожидала вердикта. Её сердце колотилось, а кровь пульсировала по венам чаще обычного.

Девушка уверена, что никто не чувствуют к ней ни капли сострадания, только неприязнь и отвращение. Но она глубоко ошибается, ведь мир не настолько жесток, каким он предстает в её глазах.

"А зачем им меня жалеть? — думала юная особа. — У них же своих проблем по горло! Зачем им тратить свои нервы на ненормальную, которую, скорее всего, упекут в психушку!?"

С кипящей злостью внутри она высказывалась единственному человеку, которому доверяет — себе.

~~~

Сидя в позе эмбриона, осознаю, что за всё время, пока меня сюда буквально насильно вели, угрожая расправой, говоря, что у меня нет выбора и я всё равно с ними пойду, поэтому мои попытки остаться в той хибарке были якобы тщетны, ни разу не взглянула в глаза этим... Но никто не знал, что пока я пыталась отсрочить свой уход с этого так полюбившегося мне места, мысленно прощалась с ним и запоминала каждый сантиметр этого домика. По дороге к машине полицейских делала безуспешные попытки запечатлить в памяти заросшую тропинку, по которой мы шли,  приблизившись к цивилизации. Пока меня вели в неизвестном мне направлении, полицейские время от времени светили мне в глаза фонариком, будто хотели лишний раз убедиться, что я именно та, которую они так долго искали, что заставляло меня жутко шипеть, и из-за боли, которая отдавалась во всём теле, совсем забыла, что я человек, разбрызгивая свою слюну во все стороны и страшно рыча от неприятных ощущений. Зато заметила, как эти изверги нервно и в глазах полными отвращения пытались как бы отмахнуться от воздуха, которым я дышу, стряхнуть место, где наши вещи соприкасались и отгородиться от моих слюней, что разлетались куда непопадя. Порой мне казалось, что они хотели меня ударить или как-то оскорбить, но к счастью, ничего подобного они себе не позволяли.

Конечно, я же сейчас для них беззащитный, омерзительный зверь, которого нужно лишь уничтожить, не давая права на жизнь. Стоит мне одеться, как подобает человеку, и привести себя в порядок, так они были бы любезны со мной. Скорее всего, они бы даже и не узнали меня, не вспомнили нашу первую встречу. Но если вдруг потом рассказать им про то, как мы познакомились, тогда их неприязнь дошла бы до пика, и они больше даже разговаривать со мной бы не стали. Людям всегда был важен внешний вид, именно по нему составляется первое впечатление, и оно сохраняется на протяжении всего вашего неблизкого общения. Но кто станет общаться с такой, как я? Странной, неприятной и озлобленной? Никто. Лишь дурак или слишком добрый человек, который смотрит на мир оленьими глазами. Может быть, если бы они узнали меня получше, они бы могли понять, что я не самый ужасный человек на этой планете... Но в любом случае, осадок от первой встречи всегда остаётся и надолго сохраняется. И именно он порой препятствует развитию отношений.

Сидя на неудобном, твердом стуле и не сдвигаясь с места, я ждала. Ждала, что хоть что-нибудь произойдёт. Прошло уже около десяти минут, как меня привели сюда. Даже не знаю, как выглядит комната, в которой сейчас нахожу. Ибо здесь слишком яркий свет, запрещающий мне открывать глаза. Я с превеликой радостью бы попросила выключить его, но даже попытаться что-либо сказать у меня нет желания. Они, небось, думают, что я слепая и глухая. Это можно было понять, исходя из разговора двоих полицейских, которые везли меня в участок. Их даже не смутило, что я могла всё услышать. Не знаю, как они выглядят, потому что в машине горело освещение, а пока один из них тащил меня по лесу, мне было совершенно не до их физиономий, да и, честно говоря, не шибко-то хотелось смотреть на них. Уверенна, их лица ужасны, с омерзительной улыбкой на губах.

Слышу, как открывается дверь и заходит человек, прикрыв её за собой. Скрипят ножки стула об пол, и он опускается на сидение. Потом следует шелест бумаг, и лишь после его голос заполнил всё пространство, от чего появилось еле заметное эхо.

— Здравствуй. Меня зовут Джим Гилберт. Тебя зовут Ребекка Гарднер, я ведь прав?

Я не стала даже обращать на него внимания. Единственное, что меня немного заинтересовала, так это откуда они знают моё имя. Но не прошло и минуты, как потеряла к этому всякий интерес, потому что догадалась, какой ответ на данный вопрос может последовать.

— Ты меня слышишь? — спокойным голосом спросил мужчина. — Что с тобой произошло? — продолжал он осыпать меня вопросами. — Кивни, если ты понимаешь, что я говорю.

В ответ я лишь лихорадочно дёрнула головой из-за отсутствия желания что-либо делать. И то это произошло совершенно случайно, будто моё тело решило отдалиться от разума и попросить о помощи.

— Хорошо. Ты можешь сказать или написать, что с тобой случилось?

Я молчала, и эта угнетающая тишина жутко меня раздражала, поэтому с нетерпением ждала, когда он вновь заговорит. Его голос довольно приятный, в отличие от тех двоих. Спокойный и мягкий, дикция его была чёткой, от чего складывалось ощущение, что он говорит по какому-то заученному скрипту, что выдают в первый день работы.

— Я могу тебе помочь, — мягко сказал мужчина, будто желая втереться ко мне в доверие. А где же эти крики, угрозы и требования всё рассказать?

"Ну-ну, может. Но сомневаюсь, что хочет."

— Все считают, что ты как-то причастна к смерти Гейла Хокинза, — не торопясь, начал Джим.

При одном слове "смерть" меня бросает в дрожь, а на глаза подступают, как я считала до этого, уже засохшие слезы. Но их никто не увидел, потому что я умело скрыла своё лицо за своими ногами.

— Ты исчезла в тот день, когда, по предварительным данным, он погиб, — объяснил мужчина.

Сначала мой мозг не мог получить и обработать слова Гилберта, но спустя время я поняла, о ком идёт речь. И из-за упоминания этого человека, моё сердце начало отстукивать бешеный ритм, казалось, что это слышат абсолютно все, даже те люди, которые находятся по ту сторону стены.

— И нашли тебя неподалеку от места его смерти, — продолжал следователь, — и я предположил, что ты общалась с ним в последние минуты его жизни... — он не смог закончить свою реплику, потому что его прервал неожиданный стук в дверь.

Предположил? Как мне кажется, он не просто предположил, а уверен в том, что я как-то связана с этим происшествием. И он говорит так безразлично, будто ему всё равно, что я скажу, потому что уже знает ответы на все свои вопросы.

— Мистер Гилберт, я дозвонился до Миссис Гарднер, и она сообщила, что скоро приедет за своей дочерью, — сообщил новопришедший.

На долю секунды от упоминания моей матери, моё сердцебиение участилось в два раза, а мозг впал в панику. Мама была последним человеком, которого я бы хотела сейчас увидеть.

— Спасибо, Чарльз, на сегодня ты свободен. Можешь идти домой, — поблагодарил Мистер Гилберт.

— Спасибо, сэр. До свидания, — его голос заметно развеселел, и, не теряя времени, парень поторопился уйти.

— Всего хорошего, — только и успел сказать Джим, а через несколько секунд продолжил свой допрос.

— Скажи, как ты оказалась в этом заброшенном здании? Почему ты сбежала из дома? Почему не вернулась обратно? Было страшно, что посадят в тюрьму? — уже начал давить на меня мужчина, но ответа ни на один свой вопрос не получил.

Пока Джим засыпал меня вопросами, мои воспоминания нахлынули огромной лавиной, поглотив меня полностью. Перед глазами появилась картина, как я бежала сломя голову через кусты, падая по несколько раз, и только одна мысль в голове: "Только бы оказаться подальше от этого злосчастного утёса". В тот момент я не знала, куда бегу, а просто неслась до тех пор, пока не наткнулась на какой-то заброшенный домик. Пока мой разум был поглощен воспоминаниями, не услышала ни единого слова, последовавшего после недавней реплики следователя.

— Ну что ж, вижу, ты не в состоянии пока говорить. Тогда отложим этот разговор на потом. А пока я дождусь твою маму и задам ей несколько вопросов, после чего тебя отпустят домой, — зачем-то отчитался передо мной, а после этого последовали шелест бумаги, скрип стула и хлопок дверью. Всё, как и когда он заходил только в другом порядке.

Наконец-то он ушёл. Я с облегчением выдохнула и продолжила просто ждать, пытаясь отогнать от себя воспоминания. Голова жутко болела, поэтому все звуки доходили до моего разума спустя пару секунд. Сначала я немного обрадовалась приходу этого человека, но после того, как поняла, что без него лучше, чем с ним, мысленно желала, чтобы он наконец оставил меня в покое.

Его командный голос был одновременно устрашающим и спокойным. Похоже, что он уже знает, что, когда и как нужно говорить, чтобы добиться ответов. И это у него получилось, потому что я и вправду уже было хотела ему что-то рассказать, но вовремя отдёрнула себя и просто промолчала. По голосу ему не больше 37, но я могу ошибаться, так как сомневаюсь, что по интонации можно определить чей-то возраст.

Не знаю, сколько времени прошло, но я всё продолжала сидеть, не сдвигаясь с места и не подавая каких-либо признаков жизни, поэтому с лёгкостью можно было предположить, что я всего-навсего задремала. Ррислушивалась к шагам и чьим-то разговорам за дверью, чтобы отвлечься, но слов разобрать не могла, что определенно расстраивало меня, потому что мне жутко хотелось чем-то заняться.

Вдруг раздается щелчок и  открывается дверь, и слышу, как кто-то входит, но никак не реагирую, думая, что это Джим вернулся, чтобы меня добить.

— Доченька, — моя мама, проговорив это, подбежала ко мне и обняла. Услышав её голос, все мои переживания рассеялись, и стала думать только о ней. По голосу было слышно, что она была на грани истерики, и мне захотелось как-то её успокоить. — Ты в порядке? — взяв моё лицо в свои тёплые и нежные руки, спросила она с беспокойством в голосе. — Открой глаза, — жалобно попросила женщина. — Посмотри на меня.

Но я не выполняла её просьб, не только потому что не хотела, а просто потому что не могла. В тот миг во мне почему-то появился страх стать слепой, поэтому взглянуть на неё было бы опрометчиво.

В детстве я всегда следила за своим зрением: никогда долго не читала, не смотрела телевизор и не поднимала глаз на солнце, каждый день делала гимнастику и пила витамины. И только сейчас об этом вспомнила, поэтому у меня тут же на душе появился какой-то осадок, что всё это время я пренебрежительно относилась к тому, что раньше меня так сильно беспокоило.

— Скажи что-нибудь, — потребовала она, но в ответ ничего. — Что они с тобой сделали!? — воскликнула, обнимая меня всё крепче, и поцеловав в висок. — Пошли, — взяв мою ледяную руку, она помогла мне встать, и всё время, пока мы шли до машины, она поддерживала меня. Идя по коридору, я слышала чьи-то шепотки, но абсолютно никто даже не предложил нам свою помощь. Единственное, было заметно, что за нами кто-то идёт.

Мне так было приятно снова услышать её голос, почувствовать её прикосновения. Приятно было осознавать, что она не забыла про меня. Но почему она одна, где же папа? Этот вопрос назойливо крутился у меня в голове.

Усадив на сидение и пристегнув меня, она спешно села за руль, и как можно быстрее поехала домой. В машине я позволила себе открыть глаза, потому что на улице ещё были сумерки, а салон не освещался. Правда к окнам не оборачилась, пусть они и затонированные, но свет от фонарей был для меня всё ещё слишком ярок. Если, конечно, фонари ещё были включены. Я лишь смотрела в переднее зеркало, на отражение своей матери. Как же я скучала по ней...

Когда она вошла в это злосчастное помещение и ласково и немного напугано произнесла "доченька", моё сердце предательски сжалось. Я всё время заставляла её волноваться за меня. Эта мысль не даёт покоя. И сейчас захотелось перед ней как-то оправдаться, извиниться, чтобы она не считала, что я просто неуправляемый, эгоистичный подросток. Мне так хотелось её успокоить, сказать, что всё хорошо, что со мной всё в порядке, и соврать, что на самом деле всё это время была не в лесу, а ночевала у своей подруги. Но я не могу...