Вулверхэмптон, Англия.
Два года спустя.

Jessica

Прохладное осенне утро проникает в белоснежный внедорожник сквозь приоткрытое окно и вместе с вером обдает мое лицо специфичным, но до боли приятным запахом увядающей природы. Кажется, этот запах единственное, что привлекает меня в этом маленьком пропитанном готической стариной городе.
Он до тошноты идеален, и именно поэтому я немогу представить себе места вегодней для нас, покрытых тайною Английских аристократов.

– Джессика Мери Пейн!– я нервно закатываю глаза, когда мое полное имя истеричным выкриком рушит сомнительный кайф, витающий в воздухе. И поездка по привычному маршруту участок-дом обретает новые краски.
– Я опущу разговор о твоем неподобающем поведении, он состоится, когда мы приедем домой. Отцу сорвали сделку , а ты хоть на секунду можешь задуматься, сколько сил и денег нам стоило отмазать тебя в этот раз?

Стыдно ли мне за то, что я изменила маршрут местных уличных гонок, построив его прямо рядом с центральным отделением полиции, и тем спровоцировала половину служивых на шумную погоню вплоть до выезда из города?
Ни капли.
Испокон веков степень моего кайфа зависила от количества адреналина в крови, опасноти деяния и возможных последствий. Поэтому я творила и продолжаю творить все, что хоть немного кажется мне веселым, а родители молча платят, дабы моя задница не оказалась однажды за решеткой по статье и на долгое время. Это моя жизнь. Среди душащей роскоши и дорогих приемов я жажду вдыхать свободу и обдалбываюсь ей до состояния обсалютного безумия, когда моя фантазия продолжает открывать мне новые границы запретного.

– Убери ноги с панели!

Окно съезжает и с щелчком захлопывается. Машину вновь наполняет едкий аромат ослепительно светлой кожи, которой мать, повидимости, недавно обила салон.
Я перевожу утомленный взглять на нее и в долю секунды решаю оставить идею претензий в сторону своей прерванной идилии. Женщина же лишь нервно поджимает идеально окрашенные губы и крепче сжимает руль.
Продолжаю внимательно вглядываться в ее лицо, попутно размышляя о том, что она выглядит прекрасно и намного моложе своих лет. Конечно, тому причиной служит безупречная работа косметологов, но я была уверена, что компенсирую ее своими постоянными выходками. Эта женщина никогда не позволит себе показаться другим в неподобающем виде. Именно поэтому я не выслушала от нее ни слова в участке и ее терпения хватит вплоть до дома.

Цокаю, и только так я могу выказать упрёк в сторону того, что она поехала менять салон вместо того, чтобы забрать меня из обезьянника вчера.
На мой жест неповиновения она ещё раз съёживается, но я в ответ все же опускаю ноги на пол. Юной леди ведь не подобает сидеть так, как ей удобно.

От собственного саркастичного подкола ухмыляюсь мимолетно. Пока наконец не вижу наш дом.

– Отец скоро приедет. Готовься к серьезному разговору,– слушаю последнее, уже закрывая дверь машины. Очень предусмотрительно с ее стороны было начать говорить до того как мы остановились, и поэтому, оценив это, я даю ей очки за старания и слегка анализирую сказанное.

Сейчас примерно полдень, может я могу ошибаться и прошло пару часов после обеда. Однако же точно не вечер.
Это значит только то, что отца вырвали с работы, и он едет специально для этого разговора. Видимо, надеяться на то, что меня просто лишат свободы и начнут переводить на карточку чуть меньше положенной суммы, не придётся.
Что странно.

Морщусь. С таким же неприятным предчувствием мне приходится пересекать нашу «усадьбу» и заходить в дом. Правда, после этого все возвращается на свои места.
Я скидываю кроссовки и на носочках проскальзываю к лестнице, винтом ведущей на второй этаж.
Длинный светлый коридор, четыре комнаты: моя комната, родительская спальня, отцовский кабинет, куда мне по сей день запрещено входить. Не уверена, что найду там что-нибудь необычное, поэтому у меня самой она вызывает мало интереса. И комната брата...

Каждый раз болезненно вглядываюсь в белую резную дверь и каждый раз в горле встаёт горький ком предательства.
Нет, фактически он не предал ни меня, ни нашу семью. Скорее наоборот, он тот, кем могут гордиться родители. Золотой мальчик семьи Пейн, получивший грант на обучение в Лондоне, куда он и уехал ещё пять лет назад.

Но он оставил меня.

Бросил здесь под надзором родителей, а они никогда не могли меня усмирить. Только он, старший брат, которого я готова была слушать и слышать, внимать каждому слову, был моим «стопом». И каждый раз достигая апогея своего веселья, я возвращалась к нему, чтобы навести порядок в голове и понять свои выходки.
И его нет.
Привычное чувство злости и обиды вылетает из меня протяжным стоном. Я толкаю свою дверь напротив, обклеенную знаками опасности и обещаниями расправы.
Рюкзак летит на кровать, и я падаю следом зарываясь лицом в мягкое махровое покрывало. Как факт можно принять лишь то, что ночь в клетке только лишь с бетонной скамейкой не лучшая альтернатива собственной комнате.

И, наверное, только кровать пока дарит мне необходимую порцию душевного равновесия. Это равновесие я готова хранить ровно до разговора с родителями, отложенного до отцовского приезда. И я могу позволить себе понежиться в ванной.
Лёжа на кровати прошу помощницу по дому удовлетворить мой каприз, на исполнение которого уходит пару десятков минут.

В прекрасном расположении духа я отправляюсь в ванную. Толстовка оставлена в комнате, лонгслив летит на пол. Бюстгальтер, джинсы и я наконец могу заняться самолюбованием, стоя перед огромным подсвеченным зеркалом. Кручусь на носочках и стараюсь рассмотреть полученные во вчерашних приключениях ссадины. Жжение в правом локте – удар о дверь машины на крутом повороте за пару кварталов до участка, синяк на половину виска – экстренное торможение, дабы не врезаться в мигалку копов. В целом я в порядке, бывало хуже.
Ухмыляюсь своему отражению, рву маленькие резинки на концах двух косичек. Расплетаю медленно, расслабляю колоски у корней, массируя уставшую кожу.
Темные коричневые локоны падают на грудь и накрывают обнаженные плечи мягкими волнами.
Разминаю их, мягко давлю пальцами на точки, где чувствуется ноющая боль. Все же тело не благодарит меня за ночь за решёткой. Но я готова поощрить себя за очередной удачный выход в свет.
Ноги обволакивает пена, наполняя пространство сочным запахом цитруса. Я медленно сажусь в тёплую воду и приглаживаю пальцами маленькие белые бугорки.

Отдых. Мне необходимо прийти в себя, потому что «важный разговор» уже скоро, а я точно уверена в том, что при удобном моменте мне будет выгодней психануть и сбежать из дома, чем покорно согласиться на все ограничения и в наказание поехать с семьей на какое-нибудь открытие модного дома. Так мне будет обеспечен комфорт в любимой для меня среде и перевод пары сотен на трехдневное существование в ней.
Так решаются проблемы в нашей семье и так они будут решаться всегда. Ведь проще уступить друг другу и дать немного воли, дабы окончательно не разрушить наши отношения.
От этих мыслей я прихожу и к логичному вопросу: как до такого дошло? И, честно, не знаю сама.

Хотя вру, я знаю, кто всему виной.
Лиам. Легендарный Лиам Пейн, с которого я должна была брать пример, который служил якорем и дипломатом между мной и родителями.
Спокойный и интеллигентный, он никогда не смел намеренно пойти наперекор решениям глав семьи. Наверное, поэтому к нему прислушивались и давали решать самостоятельно, в чем он был до безумия хорош. Красавец, выпускник элитной гимназии при университете Вулверхэмптона.

Я смутно вспоминаю его последнюю ночь дома. То, как я вглядывалась в темноту, пытаясь рассмотреть очертания его лица, умиротворенного крепким сном. Сжимала кудрявые каштановые волосы и просила обещать мне, что никогда не оставит.
А утром его уже не было.
Не было ничего. Ни брата, ни вещей, ни даже записки.
Я осталась одна с этими равнодушными тиранами и один на один с надеждой на собственное исправление.

– Мисс Пейн,– я вздрагиваю и резко поднимаюсь из уже остывшей воды. Осевшая пена чуть ласкает бортики, но за их края более не стремится.
– Дорогая, ваш отец уже дома. Мистер Пейн хочет видеть вас в гостиной через пять минут.

– Спасибо, Элис,– растерянно хриплю в ответ, пытаясь поверить в то, что я действительно заснула.
– Я сейчас спущусь.

Выскакиваю из ванной, чуть ли не падаю на мокрой плитке, однако успеваю в последний момент схватиться за полотенце и устоять на ногах. С грацией подобающей леди у меня тоже проблемы, но я готова это пережить. Мягко вытираю тело от остатков воды и пены, расчесываю кудрявые наполовину влажные волосы, от чего они принимают такой себе вид...а в сочетании с блестящими от предвкушения глазами я вообще похожа на городскую сумасшедшую. Пять минут слишком мало! Но я могла позаботиться своём внешнем виде и не засыпать. По крайней мере, сожалеть об упущенном времени сейчас глупо.
Наспех укладываю волосы в тугой пучок на затылке. На решение того, что я надену, нет ни сил, ни времени. Однако мысль, что меня будут отсчитывать оба родителя за очередное посещение полиции, заставляет примерить образ раскаяния и подать новую надежду на просветление.

Выдвигаю первый из ящиков и достаю оттуда нижнее бельё, а сверху накидываю дизайнерский шелковый халатик — подарок мамы на сезонный приём гостей в нашем доме. Вернее сказать, за то, что я на нем появилась и тем не испортила праздник.
Завязываю ленту на талии уже по ходу. Преодолеваю лестницу и спустя восемь минут и тридцать две секунды влетаю в гостиную.
Глупая, в моем положении опоздание не играет мне на руку и я могу это понять только по тому, с какой силой отец постукивает ручкой о стеклянный стол.

– Решила поощрить нас своим вниманием?– сходу парирует папа. Я закатываю глаза, и меняю походку на более спокойную и уверенную.

– Я задержалась всего на три минуты.

– Пять минут,– поправляет меня он, убирая ручку в нагрудный карман пиджака. Его напряжение отяжеляет воздух, однако он сохраняет вид величественного спокойствия и позволяет маме поглаживать себя по плечу, дабы сохранить его.
– Пунктуальность, Джессика...

– Знаю, пунктуальность — вежливость королей. Перейдём к делу?– раздраженно прошу я, на что отец приподнимает брови. Он удивлён? Хотя да, он удивлён. Мое поведение мало соответствует ситуации и собственной роли в ней. Однако я не могу перестать удерживать оборону. Не в моем стиле.

– Ну хоть что-то ты усвоила за много лет. Я так понимаю, разговаривать ты не настроена?– равнодушно качаю головой, но все же опускаю глаза, почувствовав его упрёк.
– Тогда можешь идти собирать вещи.

– Опять пугаете меня интернатом? Я вас умоляю, этот трюк стар. Стар, как мир. Заприте меня дома или придумайте что-нибудь новое,– провожу рукой из стороны в сторону, изображая вид мертвенной скуки. Мне даже немного смешно, и я расслабляюсь. Закидываю ноги на кресло, понимая, что все не так серьезно и этот раунд я почти выиграла.

– Нет, юная леди. Ты едешь к брату.

В мгновение в грудь прилетает фантомный удар и сердце на секунду замирает, как и я сама. Воздуха нет. Его нет ни в легких, ни в гостиной, ни на Земле. Я не могу дышать, пока горящий адом взгляд отца объявляет мне нокаут.
Вот же дьявол! Смотрю на обоих родителей испуганно, будто вижу приведения. И в моих глазах читается тихий проигрыш. Сжимаю губы, смиренно подавляя крик. И молчу, вот уже пару минут в комнате не раздаётся ни звука кроме ровного шуршания отцовской рубашки под мамиными руками.

– Вы...– глухо давлюсь воздухом, но стараюсь унять хрипоту в голосе и не выдать своего бедственного положения.
– Вы серьезно? Отправляете меня к Лиаму?

На полуслове я срываюсь на нервный смех. Нездоровая улыбка расплывается на лице и я заливаюсь хохотом, как в последний раз. Даже пресс начинает пульсировать от частых коротких вдохов, будто бы и не чувствую этого. Откидываю голову на подголовник и открываю зажмуренные глаза, концентрируясь на узорчатом от света потолке. Слышу своё частое дыхание.
А больше не слышу ничего.
И тогда осознание накрывает с головой.
К Лиаму?! Это шутка! Глупая шутка, но от чего-то мне больше несмешно!

– Пап,– я возвращаю туманный взгляд обратно перед собой и вижу лукавую улыбку отца, говорящую лишь о том, что он абсолютно серьёзен, а я выгляжу крайне глупо.
– Не молчи!– шиплю я уже в кураже.– Ты серьезно! Отошлёте меня к Лиаму? Куда? В Лондон? Он учится, работает и живет полной жизнью у черта на рогах. Думаете ему нужна такая проблема, как я?

– Мы уже обсудили это с ним, – папа встаёт и инстинктивно застегивает пиджак. Разговор для него окончен, и тем окончен и для остальных. Но не в этот раз. Подскакиваю практически сразу же, сжимая подол халатика в кулаках.

– Мама, скажи ему! Я никуда не поеду. А тем более я не поеду к Лиаму. Не хочу его видеть, не хочу с ним жить, и если вы думаете, что он сможет меня воспитать, то выкусите! Братец вернёт меня обратно через месяц. Я это устрою,– бросаю последнее, и ухожу прочь, дабы не выкинуть ещё чего-либо, что подорвёт мое положение сильней.

В голове каша, почти не соображаю, пока поднимаюсь по лестнице. Коридор, взгляд застилают слезы, комната, шкаф, чемодан.
Рычу и швыряю его через кровать, задевая стол и белое кресло. Оно падает с еле слышимым для меня грохотом, и позволяет сумке отлететь ещё на пару метров.
Сбежать? Я могла бы сделать это прямо сейчас, пока дух апокалипсиса не выветрился из дома. Вполне возможно, что я просрочу билеты и вообщем никуда не полечу. Но не смотря на это я уверена, что билеты не будут на обычный гражданский рейс.
Отец достаточно состоятелен, чтобы отправить меня частным самолетом, а в этом случае я не отделаюсь никак. И даже если я сбегу, он приземлится на ближайшей ко мне трассе, и меня затащат в него силой, без вещей и надежды на возвращение в ближайшее время.
Миллиард исходов и миллион моих действий долбят кучей дятлов в голове. Каждый выходит мне боком.
Убегу в Лондоне.
Эта идея буквально сбивает меня с ног, и я оседаю на край кровати. В кровь брызгает адреналин, а кончики пальцев начинают ощутимо покалывать.

Как перед самой грандиозной шалостью.

***

Лондон, Англия.
Наши дни.

Zayn

Сверкающий тумблер с уже омерзительно тёплым коньяком наполовину пуст. Слабыми движениями я помешиваю коричневую жидкость и без какого-либо интереса наблюдаю за тем, как она волнами захватывает стеклянные стенки.
Скучно.

– Малик,– звонкий голос друга раздаётся раскатом грома в голове, но никаких эмоций не вызывает. Нет раздражения или элементарной заинтересованности в диалоге, поэтому я медленно оставляю своё занятие и перевожу взгляд на голубоглазого, что не меняет острой ухмылки на лице. Молчит, и продолжает загадочно давить ухмылку   так, что добрая половина его зубов начинают раздражать меня своей показной белизной.

– Чего тебе, Луи?– грубо и даже слишком, но для моего обычного состояния в самый раз. Не знаю, как он может на это отреагировать под градусом нескольких бутылок самого старого коньяка в доме.
Смеётся.
Луи откидывает голову и заливается отвратительным подобием психоделического смеха, от чего его поддерживают.

– Я же сказал он не в настроении беседовать, Ли,– сквозь слёзы хрипит он, оборачиваясь на здесь присутствующих.
Ещё трое. И того нас пятеро на огромный коттедж, любезно предоставленный нам руководством ШТАБа на пару недель. Лиам назвал это «отпуском» для каждого из нас и убедительно утвердил то, что он необходим. Вообщем это ему мы обязаны удушающей атмосферой спокойствия и среднестатистической холостой пьянки.
Как будто можно за пару каких-то недель отдохнуть от нашей жизни.  Заказов, мыслей о том, сколько людей было убрано в лица земли и сколько ещё таких наплодиться за упущенное время работы. И возможно ли вообще найти душевное равновесие совсем недалеко от шумного мегаполиса?
Удобно, сомнений нет, однако с основной целью нашего пребывания это никак не вяжется. Если только она действительно основная...
И тут все становится на свои места. Нудный пазл в голове наконец собирается, и я приподнимаю брови, даже проявляя каплю интереса к этому разговору.

– Успокойтесь. Оба успокойтесь,– рычит в ответ Лиам. Выражения лица не меняю, важна суть, больше ничего.
– Мне действительно нужно сообщить вам нечто важное.

– Не тяни,– перебивает Гарри.
Не будь мне наплевать, я бы обратил внимание на то, что он уже нажрался и его голос охрип, а речь стала протяжней, чем обычно. Но я уже готов слушать и, пока эти трое продолжают огрызаться друг на друга, перевожу взгляд на человека, что до сих пор молчит.
Найл, единственный в этой комнате, кого по-настоящему волнует мое состояние, наверное, потому он не вмешивается во всеобщий движ и сурово пилит меня голубыми глазами.

Очевидно, что я мало сопособствую своей реабилитации в отряде. Однако Мне необходимо вернуться к парням и не только физически, коим я демонстративно занимаюсь сейчас. Годы в подземельях тренировочного центра, где я нашёл себя и обрёл ту самую неутолимую жажду боли, которая даёт мне жить по сей момент, то и дело выдергивают меня обратно, обратно в темное единение с собственными демонами.
Я увлёкся. Не остановился вовремя и стал ночным кошмаром военнопленных ШТАБа. Я стал легендой центра, и даже те, кто видел меня мельком в переполненном саду или в тени главнокомандующих, разносят свой страх к остальным. И когда все начнут оглядываться по сторонам в поисках, я буду уже в другом месте.
Не сплю, утоляю свой голод не едой, а под землёй в камерах пыток. И мне нравится держать в руках чужие жизни, играть и править смертью, она ведь так слаба передо мной. Я люблю вид разорванной кожи и крови, стекающей по измученным телам. Ненавижу убивать быстро и не слышать, как жертва ломается, в прямом смысле ломается психически.
Боль не проблема для меня, а способ выжить. То, что дает мне дышать и разгоняет кровь по венам.

Блондин хочет выдернуть меня из этого состояния и возомнил это необходимостью, после того как в кураже я убил пленного и меня поставили на ковёр перед боссом. Думает, что, имея психологическое образование, может спасти меня, но не может понять главного:
Я не нуждаюсь в спасении от самого себя.

Ироничная усмешка растягивается на губах. Отворачиваюсь обратно на Лиама, закончившего бессмысленный спор с остальными, пока Найл так и продолжает молча будить во мне человечность.

– Я взял отпуск на три недели, чтобы встретить сестру в Лондоне и проконтролировать ее поведение до самого отъезда.

Тишина. Все пребывают в ступоре, пока торопливые слова Лиама продолжают звенеть в воздухе. Сказать, что я удивлён, слишком грубо. Кажется, я предугадывал такой ход событий, однако отчего-то напрягаюсь и позволяю остаткам пьяного кумора покинуть мою голову.
И в мгновение траурного молчания раздаётся смешок — Луи.

– Маленькая мисс Пейн вышла из-под контроля!– скалится шатен, тем самым наполняя комнату атмосферой сладостного предвкушения ещё более неожиданных новостей.– Пригласил малышку в Лондон...

– Хочешь ее обучить?

Гарри хмурится и сверкает изумрудным стеклом в глазах. Протрезвел не до конца, от того его вопрос такой прямой, что аж зубы сводит.
Я знал, бесспорно я знал о том, что у нашего внезапного вестника есть сестра, которая по сей день нуждалась в нашей над ней опеке. В первую очередь от ШТАБа, а во вторую от буквы закона. Неуправляемая чертовка всегда была креативна в своих выходках, а ее родители не отличались этим в вопросе наказания. Помню, как самому мне пришлось убрать верхушку Вулверхэмптонской полиции, чтобы малышку Пейн не посадили за вандализм.
И я жду, пока до Лиама дойдёт сказанное.

– Что?– спокойный карий взгляд начинает блестеть сумасшествием сказанного.
Его свирепое отрицание вылетает обрывками матов в перемешку со словами, заставляя всех немедленно на это отреагировать. Луи продолжает смеяться, только уже тише и даже трагичней. Гарри, до этого момента полностью обдолбанный, сжимает губы и серьезно молчит. У этого парня тоже есть сестра, которая была вызвана в тренировочный центр ещё ребёнком вместе с ним. Его не спрятали и не пытались, его отдали на растерзание условиям подготовки новобранцев, как и нас всех когда-то.
Мы прошли это, и даже бок о бок, пока нас не собрали в элитный отряд и мы не стали одним целым.
Я знаю его мысль. Нам не приходилось выбирать, так какого черта Пейн особенная?

– Слышите, я готов...готов сдаться предателем за то, чтобы Джессика никогда не увидела и не узнала о существовании ШТАБа.

Сильное заявление и чрезвычайно опрометчивое. Его пульс сейчас зашкаливает, а руки сомкнуты в замок. Наверняка, чтобы подавить в них дрожь. Его запинка была предназначена для более лояльного поступка в случае провала этой компании — смерти. Однако все в этой комнате прекрасно понимают, что умереть в нашем деле можно в любую секунду. И даже сейчас я не готов всецело довериться ситуации, как и собственному отряду, и повременно поглядываю на столик с оружием. Есть нечто худшее, чем бесконечность в аду. Он сам был на пытках предателей. К ним готовятся с особым пристрастием. Провести тридцать шесть часов на сессии и не сойти с ума есть уникальная редкость, поэтому ещё никогда такого не случалось. Вот, что самое страшное. И он готов пойти на это...

– Ты идиот, Лиам,– поворачиваю голову в сторону Найла, что за все время впервые подал голос и сходу перешёл на грубость. Это меня даже впечатляет, настолько насколько я могу различить в себе чувства удивления и внезапно проснувшегося азарта. Готов даже вспомнить, как ухмыляться, потому что именно такой была моя прерванная мысль.– Джессика уже перешагнула порог неприкосновенного возраста. Таких, как мы, нужно обучать с младенчества, и чем дольше ты будешь откладывать её поступление в ШТАБ, тем страшнее для неё будут условия. Ей почти восемнадцать...

– Руководство не требует её срочного поступления.

– Потому что ты договорился об отсрочке? Я знаю,– блондин морщится, когда глоток алкоголя жжёт его разбитую губу. И даже эта малая деталь ещё сильнее омрачает обстановку.
Теперь мне нравится. Теперь я готов слушать и внимать, буквально чувствуя отчаяние Лиама, его боль за сестру.
– Ей это не поможет. Руководство узнает о ней раньше, чем она ступит на порог этого дома. Не валяй дурака, ей пора перестать терять время и обучиться. Тем более, по последним новостям, Джессика нуждается в дисциплине.

Джессика, ее зовут Джессика. По-английски правильное, если бы я давал ей имя и знал, какой чертовкой она вырастет, то это имя было бы именно Джессика. И сиюминутно представляю, как сладко шипеть его, подобно ядовитой кобре. Улыбка расплывается на губах, жаждущих вымолвить это блядское имя и наконец разочароваться в ощущениях, но вместе с тем отчаянно немеющих от новых и новых эмоций.

– Эти три недели я хочу быть ей братом. А за тем сам отвезу в центр,– хрипит Лиам, смотря в пол.– Мне лишь нужна помощь. Ваша помощь, дабы я смог попробовать хоть что-то изменить...

Раскатистый хохот наполняет мрачную гостиную и заставляет всех и каждого затаить дыхание. Меня настолько веселит эта картина, что меня разрывает на куски, а чувства вылетают изнутри ядовитым смехом. Я подобен сумасшедшему Джокеру в смирительной рубашке, что извивается на кресле, держась за рёбра.
Ошибся, я ещё пьян.

– Хочешь дать ей надежду?– меня продолжает трясти короткими разрядами смеха.– Не отправив малышку сразу же в центр, ты дашь ей надежду и разобьешь у неё на глазах. Дьявол, ты сломаешь её, а потом это сделают в ШТАБе. 

Концентрирую взгляд на Лиаме, который убил бы меня, не будь мы обучены беспрекословной преданности друг другу. Я даже вижу в его блестящих яростью глазах человеческие эмоции — как же он слаб в отношении семьи. Недоученный кретин, будет защищать её, в то время, пока девочку нужно будет защищать от него самого.

– Поступайте, как хотите,– встаю с кресла и наливаю себе виски во мгновенно опустевший тумблер.– А я не буду в этом учавствовать.

Преданность — извращенное понятие зависимости друг от друга, потому я привык работать один. И если парни готовы потуши утонуть в дерьме, которое устроит эта девчонка, я посмотрю на это со стороны.

– И я на твоём месте был бы аккуратнее, приглашая сестру в дом с пятью наемниками.