*ГЛАВА НОСИТ СЦЕНЫ ЖЕСТОКОГО И НАС*ИЛЬСТВЕННОГО ХАРАКТЕРА*

"Если долго вглядываться в бездну, то из этой тьмы
кто-то поймает твой взгляд". (Дж.МакМахон)

По школьному двору шли две худые фигуры. Одна, одетая в меховую накидку и на высоких каблуках, а другая в тонком пальто, из-под которого виднелась синяя школьная юбка. Женщина бросила нервный взгляд в сторону пятнадцатилетний девушки с двумя косичками, которая поправляла лямки рюкзака.

Всюду были лужи и грязные подтаявшие сугробы. Серое небо нависало над ними. На улице было безлюдно и очень тихо. У ворот школы стояли два джипа, и девушка затормозила. Она бросила испуганный взгляд на мачеху, которая продолжала идти, глядя себе под ноги к машинам.

Халима топталась на месте и кусала губу. Сердце рвало грудную клетку. Она начинала понимать, что ее ждут огромные проблемы и крутила в голове свои "ошибки". Паника сжимала в своих жадных тисках. Собрав волю в кулак, девушка заставила себя потянуться к двери и открыть ее.

Сев в салон, она отметила присутствие дяди Артура за рулём. Щелкнувший замок со стороны девушки заставил вздрогнуть. Мужчина не повел и бровью с ее появлением. Мамы Тамиллы не было. Во рту девушки пересохло от напряжения. Машина продолжала стоять, словно кого-то ожидая или поданного сигнала.

Дверца с переднего сидения распахнулась и морозный воздух пробрался в салон, вместе и с парфюмом отца. Фигура мужчины протиснулась наполовину в машину и его глаза, в которых отражался огонь из преисподней, встретились с Халимой. Не успела она хоть и слово сказать, как кулаки отца обрушились на ее голову. Рефлексов хватило лишь на того, чтобы в последнюю секунду увернуться от следующих ударов.

Перед глазами плясали звёзды и у нее зазвенело в ушах. Отдаленно девушка услышала голос дяди:

- Не здесь. Мы все еще у школы. Нам не нужны лишние глаза и уши.

- Я убью эту шлюху прямо тут, - прорычал в ответ отец.

Халима, наполовину лежа на сидение, подняла голову с огромным трудом и увидела отца, который буравил ее взглядом. И этот взгляд обещал мучения. Дверца с такой силой захлопнулась, что машину затрясло.

***

"Это не дом. Это место моей смерти, где пройдет моя казнь сегодня", - пронеслось в ее голове, когда дверца машины открылась и за ней показалась мама Тамилла.

Халима на дрожащих ногах вышла из автомобиля в тот момент, когда за шиворот пальто схватилась мужская рука. Потеряв равновесие, она упала в лужу и мгновенно испачкала прозрачные колготки и коленки. Другой человек поднял грубо и подтолкнул в сторону особняка. Девушка не сопротивлялась, больше боясь, что последует едва двери дома закроются.

Первое, что бросилось в глаза Халиме, едва она перешагнула порог: нет слуг и охранников. Айши нигде не было. В воздухе повисло напряжение, которое с каждым мигом усиливалось.

- С дороги, - рыкнул отец с улицы, к кому-то обращаясь.

Вихрем влетев в особняк, Халима обернулась. Отец, в окружении двух старших братьев и неизвестного мужчины вихрем влетели в коридор. Девушка едва открыла рот, чтобы спросить, как первым оказался рядом с ней средний брат отца. Схватив ее за руку, он потащил в гостиную.

- Дядя, отпустите. Мне больно, - прошептала обескураженная Халима, тщетно пытаясь избавиться от хватки.

Эти слова не были услышаны и девушка грубо толкнули к дивану. Халима приземлилась на живот, когда шквал ударов, напоминающих град во время грозы, - посыпался на ее голову и спину. Крикнув в подушку, она сжалась в комок. Было мучительно больно, словно каждую косточку ломали изнутри.

- Потаскуха! Дочь бляди! Чье имя ты порочишь? Кому пишешь и кого просишь о танце, малолетняя шлюшка? - в перерывах между болью и реальностью слышала девушка.

- Об этом уже известно многим. Я слышал, как Расул, сын Джафара рассказывал моему сыну, что эта девка положила глаз на сына Сайедов. Она все время рядом с ним, - встрял средний дядя.

- Что он говорил еще? Видел еще кто-то? - отец отошел и резким голосом спросил.

Предприняв попытку сесть, Халима зажмурилась от боли в спине, которая выстрелила в мозг. Слезы текли по лицу, смешавшись с кровью разбитой губы. Уши и левая рука горели в огне. А перед глазами мир летел то в одну сторону, то в другую. Она с трудом различала голоса, слыша обрывочно: "шлюха", "убью", "смыть кровью позор".

Лицо отца появилось в поле ее зрения и Халима сфокусировала свое зрение на нем. Суровый, жестокий и непреклонный, вот каким он был всегда, а на людях скрывал свое истинное лицо. Глаза метали молнии, и Халима ненавидела его духи: смесь пряных перцев и чего-то сладкого.

Он схватил ее за подбородок и кожа под пальцами натянулась от хватки. Она даже не пыталась вырваться, глядя со слезами в его глаза.

- Говори, дрянь. Как давно это продолжается? Как давно ты стала шлюшкой? - сквозь стиснутые зубы спросил отец.

- Это.. не... я... я не писала... нич...ниче...го, - рыдая и задыхаясь прохрипела Халима.

- Кто писал? Страница была от твоего имени! Тот тип писал твое имя! - оттолкнув ее, он схватил ее за растрепанные волосы и даже не подняв на ноги, потянул за длинные косы.

Отец подвел ее к открытому ноутбуку, едва ли не ударив лицом по стеклу девушки. Халима вскрикнула и еле удержалась от того, чтобы не разбиться о стеклянную огромный стол.

На ноутбуке была открыта ее личная страница с перепиской Малика. Девушка успела увидеть, что парень в сети, как вновь отец схватил ее за волосы и потянул их.

- Оправдывайся, дрянь! Скажи, что это не твоя страничка в сети. Разве я не говорил, чтобы вас там не было? Разве я не запрещал вам регистрироваться?

- Это... писала... Подруга... Не я...

- Хватит врать, сука! Ты опорочила мое имя! Опозорила нас всех!

Только из-за вопля дяди Артура: "Нет!", Халима приготовилась к удару. Ноутбук обрушился на ее голову и помимо этого, кто-то из мужчин налетел на стол, из-за чего он разбился.

Крик Халимы эхом прокатился в стенах особняка. Если и был кто-то, кто слышал, то он не пришёл на помощь. Средний брат отца Дакар славился не менее властным и беспощадным характером. Как бы пятнадцатилетняя молодая девушка не молила их остановиться, как бы громко не кричала, срывая голос, что ее вины никакой нет, никто не мог избавить от "семейного суда".

Бессильная после борьбы для своей защиты, Халима лежала на толстом ковре с осколками в центре гостиной. Кто-то из мужчин ударил по ее ногам, а она уже не чувствовала. Смотря невидящим взглядом чего-то определенного, прикрыла веки. Одинокая прозрачная слеза скатилась из уголка глаз и упав на ковер, оставляя на белоснежном ворсе кровавые пятна. Тело ломило и ощущалось как клуб оголенных нервов.

- Что мы будем делать? Уже пошел слух о ней, - сказал напряжённо дядя Артур.

- Выдай ее замуж. Поскорее, если, конечно, уже не поздно, - рявкнул Дакар.

- Завтра же приедет врач и осмотрит эту шлюху. Если окажется уже не девочкой, то увезем в края отца и оттуда она не выйдет живой, - безразлично ответил отец.

- Ее будут искать, - подметил Артур.

- Она не пойдет больше в школу и из дому не выйдет. Все, эта тварь достаточно опозорила нас, - отрезал отец.

- Раз она так хочет мужчину, выдай замуж. Я найду ей партию: разведенного мужчину, из какой-нибудь глухой деревни. Чего этой гадине не хватало? Живет, как принцесса, кормят, одевают, а сына такого человека пыталась соблазнить! Дешевка! Он даже не плюнет на тебя, шлюха ты неблагодарная.

Повеяло морозным запахом и Халима приоткрыла даже веки, хотя правый глаз у нее уже заплыл и едва могла что-то видеть. Ноги трех мужчин находились на уровне ее глаз. Истошный вопль разорвал все звуки в гостиной.

- Во имя Всевышнего Милосердного! Давид, Артур, Дакар! Что вы натворили?! О, Всевышний... Халима! Это кровь?..

- Стой! Не подходи к ней! Я запрещаю тебе жалеть ее и даже пытаться упрятать к себе, - произнёс отец и Халима почувствовавшую где-то глубоко у себя в сердце толику надежды на спасение, ощутила, как эта надежда так же угасла.

- С дороги. Отойди. Сейчас. Ты слишком мал, чтобы приказывать. Я тебе говорю.

Халима ненавидела все: начиная от собственной немощности, заканчивая ароматом духов мужчин, вони сигарет и затхлости ковра. Но стоило ощутить запах бабушкиных духов, из последних сил, она приоткрыла вновь левый глаз. Бабушка, со слезами, села на ковер, игнорируя осколки. Ее руки дрожали, словно боясь потянуться ко внучке.

Даже подползти к бабушке было дело очень сложным. Сцепив зубы, она ползла на руках, а ноги даже боялась признать, что возможны сломаны. Быть может, со стороны это выглядело, как достойная сцена из фильма ужаса: избитая девушка ползёт будто "зомби".

Положив голову на колени бабушке, Халима наконец расслабилась. Ее черная юбка пахла выпечкой и корицей.

- Ба... - прошептала Халима, молясь, чтобы та расслышала.

- Хали... - со всхлипом отозвалась госпожа Феридэ и девушка даже не дернулась, когда старческие руки коснулись до глубокой раны на голове, где больше всего стекала кровь.

- Не дай им убить меня, - это были последние сказанные слова и Халима провалилась во тьму, не услышав еще один измученный вопль бабушки.

***

Тьма. Она шла в непроглядной и кромешной темноте. Халима ступала босыми ногами в синей длинной ночнушки. Ей не было холодно и больно. Все это ушло на второй план. Ветви деревьев словно живые поднимались ввысь, чтобы не коснуться и не ранить.

Халима брела в густом тумане и ощущала слабый холод земли с черной травой. Девушка вышла к озеру, в котором отражался небосвод и огромная луна. Прозрачные лебеди мирно плыли. Подойдя к воде, наклонила голову на бок. Что-то звало из озера. Что-то опасное и одновременно таинственное. Вода была ледяной, и вскоре она достигала до талии. Водная гладь покрылась рябью, когда повела рукой, глядя на осадок блестков на ладони.

Запрокинув голову и разглядывая звезды, которые находились так близко, что стоило лишь протянуть руку. Халима улыбнулась и вздохнув поглубже, погрузилась с головой в воду.

Что-то подсказывало расслабиться под водой и Халима приоткрыла глаза, обнаружив, что может даже дышать под водой, как и на поверхности. Мимо проплыла стайка золотистых и голубых рыб. Руки девушки коснулись до подводных растений, и ноги резанули по кораллам.

- Я ждала тебя... - прошептал из ниоткуда женский голос.

Девушка не боялась и даже не пыталась никого отыскать. Словно она жила до этого момента, чтобы услышать и заговорить.

- Ты была сильной, Халима. Твое имя при рождении сыграло плохую роль... Но не имя делает человека, а человек! Ты будешь еще сильней. Sabr, милая Халима, - продолжал тот же голос.

- Кто ты? - спросила Халима, и с губ сорвалось бульканье. Она гребла под водой и смотрела в пещеру, где по ее мнению находился "Кто-то".

- Я прошлое, настоящее и будущее... И я вижу какой конец ожидает тебя... Даже в темные времена загляни в свое сердце. Когда будет казаться, что солнце скрылось и пропало, вспомни, что есть живые существа, которые живут в вечной тьме.

- Я не боюсь тьмы.

- Тогда чего?

- Себя. Чего могу сделать и не сделать.

- Ты умеешь любить, научись прощать. И тогда ты отпустишь все. Как только это случится, ты узришь то, что упускала за болью и обидой. Не позволяй чувствам брать верх. Помни, твое терпение* - золото. (прим.авт. - sabr)

- Как мне найти тебя вновь? Ты придешь, еще... мам?

***

Халима Сухан слышала голоса, возню и то, как врачи находились рядом. Но ее тело отказывалось подчиняться. Ей не было больно, она ничего не чувствовала и это беспокоило.

Очень много сил уходило на то, чтобы дернуть пальцем на руке или шевельнуть ногу. Ей удалось даже несколько раз приоткрыть глаза, чтобы увидеть яркий свет. Она находилась не в своей комнате. Где бы это не было, оно было незнакомым ей.

- Хали, - шёпот помог ей повернуть голову, где сидела бабушка в жестком кресле.

Резко встав, она подошла к кровати внучке и упала перед ней на колени, взяв ее руки в свои.

- Как ты? Больно? - еле слышно прошептала женщина.

- Я ничего... не... чувствую, - даже язык отказывался произносить слова.

- Это из-за сильных обезболивающих. Тебе их колят пять раз в сутки, дорогая, - заплакала бабушка.

- Г-где... мы?

- Дома у тети Беназ. Отдыхай, Халима. Тебе нельзя много говорить.

- Б-б-ба..

- Да, Халима?

- Я н-не в-в-вино-вата...

- Не сейчас, моя маленький птенчик. Я знаю это. Не трать силы.

***

Дом тети Беназ отличался от особняка размерами и отсутствием роскоши. Его хозяйкой была сорокалетняя женщина в инвалидной коляске. Маленький одноэтажный домик находился в деревне. Пока Халима была прикована к кровати, к ней приходили неразговорчивые врачи: молодая женщина с коротким волосами и мужчина. Бабушка шепнула ей, что это один из знакомых отца, который не станет никому рассказывать.

Лишь спустя три-четыря дня Халима смогла встать на ноги, крепко держась за изголовье кровати и подойдя к туалетному столику, застыла перед ним. Все ее лицо покрывали синяки и царапины. Над глазом и виском виднелся отек. Нижняя губа опухла, а верхняя разбита. Маленькие ссадины находились по обеим сторонам щёк. Вокруг головы был обмотан бинт, как и на ногах, и руках.

Бабушка была права в том, что обезболивающие не позволяли чувствовать всю полноту избитого тела. Но у этого препарата была обратная побочная реакция: ее вечно клонило в сон.

Ее тело и лицо напоминали изрезанный холст и заклеенный множеством пластырями. Она ненавидела всем сердцем видеть то, во что превратилось ее лицо. Это было лицом никчемной маленькой забитой девочки. Не молодой девушки, которая могла бы отстоять свои честь и правоту.

Халима подняла статуэтку, которая показалась слишком тяжелой и запустила по туалетному зеркалу. Стекло выдержало. Теперь, она видела себя сквозь тысячи линий разбитых осколков на зеркале и это было ближе, как она чувствовала себя. Улыбнувшись уродскому обличью и искаженному вдобавок разбитому зеркалу, обернулась на открытую дверь.

На шум сбежались тетя Беназ и госпожа Феридэ, которые уложили ее в кровать.

- Халима, что ты сделала? Зачем? - спросила с тревогой Беназ.

- Зеркало было слишком чистым и идеальным, - просто ответила девушка, позволяя бабушке подоткнуть одеяло возле головы.

- Что это значит? - еще больше забеспокоилась тетя.

- Ничего, тетя. Но все должно быть таким, каким видится мир человеку. Спасибо, ба.

Халима проигнорировала взгляды обеих девушек и закрыла глаза.

Дни в маленьком дома пролетали со скоростью света. Девушка даже могла уже принимать душ одна, без посторонней помощи. И каждый раз делала вид, что не замечала как тетя и бабушка шепчутся.

"Может быть, они думают, что я сошла с ума", - спросила себя Халима, выходя из ванной комнаты.

Бабушка разрешила ей один звонок Хадиже. Халима боялась, что ее подруга уже взяла штурмом особняк отца и навела шуму. Переодевшись в футболку и спортивные брюки, села на кровать, взяв в руки кнопочный телефон бабушки. Прошло лишь два гудка и на звонок сразу же ответили.

- Привет, Хади, - с улыбкой первая сказала Халима.

- О Боже мой! Хали! - взвизгнула в трубку Хадижа и Халима чуть отстранилась от телефона.

- Да, только не кричи так. Я оглохну.

- Где ты? Прошло полторы недели! Я была только сегодня у тебя и эта мадам 'Помполита' сообщила, что ты уехала с бабушкой. А два дня назад Айша мне заливала в уши, что ты заболела серьезно.

- Я... у тети Беназ. Хади, я... расскажу...

Как передать подруге, что даже этот звонок может быть прослушан и она могла еще, если отец прослушает? Но Хадижа была самым смекалистым человеком и не потребовалось никаких усилий, чтобы донести всю серьёзность ситуации. Послышалось молчание и Хадижа спросила напряженно:

- Ты как? Я увижу тебя?

Прослезившийся, Халима сжала телефон и взглянула на сумерки за окном. Ответом был ее шепот:

- Не знаю...

- Ли, я могу...

- Нет, не нужно. Я найду способ. Да и позвонила, чтобы ты не волновалась.

- Я теперь еще больше боюсь, Ли.

- Мне надо уже... Я еще позвоню.

- Поняла, люблю, Ли.

- И я тебя, лиса.

Отключившись, Халима долго смотрела на черный маленький телефон в руке. Хадижа, наверное, имела в виду, что расскажет своему отцу. Но что тот мог сделать? Мог ли кто-то закончить ее мучения? Никто не мог противостоять отцу, его влиянию, деньгам и силе.

И меньше всего девушке хотелось, чтобы пострадал такой добрый и справедливый человек, как отец Хадижи. Он не заслуживал этого.

Лишь один человек мог открыть ей дорогу в мир и кто влиял на отца. Бабушка.

***

Когда у нее появилась цель, ей стало проще жить. Теперь Халима больше прислушивалась к словам бабушки и на следующий день, когда они сидели в маленькой уютной кухне с белоснежной мебелью, девушка едва могла есть картофельное пюре. От запаха люля-кебабов подташнивало.

Тетя Беназ сидела во главе стола в инвалидной коляске, бабушка в мягком кресле рядом. Сиделка тети отошла, чтобы принести хлебную корзинку. За ужином было тихо, только иногда женщины переговаривались.

Пришло время убирать все со стола, и Халима решила помочь. Помыв посуду, отправилась на поиски бабушки, которая сидела в гостиной одна. От нервов, у девушки вспотели ладони. Женщина задумчиво хмурилась и бормотала себе под нос что-то, гремя спицами.

В камине мирно потрескивал огонь. Девушка прошла и уселась на мягком ковру, глядя на носки, которые вязала бабушка.

- Не хочешь посмотреть фильм? - спросила бабушка не отрываясь от вязания.

- Нет. Кому носки? - отозвалась Халима.

- Тебе. Ты же любишь цветы и книги, - ответила пожилая женщина.

- Ба... Я звонила еще раз Хадиже сегодня, - начала осторожно внучка. И когда женщина никак не отреагировала, добавила неуверенно: - Ты ведь разрешила...

- Я помню, - кивнула она.

- У нас через три дня экзамен по математике. Это будет допуск. Без него нельзя будет сдать остальные и в конце года, - еще тише произнесла Халима, глядя, как пальцы женщины замедлились.

Госпожа Феридэ подняла голову и блеснули ее очки в свете камина. Глядя из-под них, наклонила голову.

- Халима, можешь не продолжать.

Заволновавшись неопределённому голосу бабушки, девушка встала и присела на ковер подле нее. И взглянула с мольбой, взяв ее за руки.

- Ба, я не знаю, что отец рассказал тебе. Но это была не я. Я не писала такого. Он сказал, что я больше не пойду в школу. А я хочу. Хочу поступить и иметь профессию. Не хочу сидеть всегда дома и видеть лишь наших слуг... Я не могу так..

Пожилая женщина вздохнула устало и отложила клубок со спицами. Халима положила голову на ее колени и ощутив руку бабушки, вновь взглянула на нее.

- Я поговорю с ним. И ты вернешься, - ответила женщина.

- А если он не разрешит? Почему папа так жесток ко мне?

- Ты вызов для него, Хали. Ты - его зеркало.

Чтобы не скрывалось за этими словами, Халима и не желала знать. Так они и сидели в тишине, под звуки завывания ветра за окном и трещания полена в камине. Бабушка в кресле, а внучка положив голову на ее колени. И обе пустым взглядом уставились на огонь и в глазах отражались помимо собственных мыслей, полыхающие искры...

***

Любые шрамы заживают. Время притупляет память, и даже воспоминания стираются. Халима стояла в комнате, в которой находилась последние две недели. Все синяки покрылись желтизной, а повязки и бинты сняты. Тем не менее она не могла больше смотреть в зеркало, чтобы не вспоминать о том, каким сделали ее.

Немногочисленные вещи были уложены в чемодан, который одолжила им тетя Беназ. Не только она грустила, что они уезжают. Видимо, тете было столь одиноко и она привязалась к Халиме, которая составляла ей компанию, когда достаточно окрепла.

Девушка содрогалась от мысли вернуться в особняк. Встретиться лицом к лицу с человеком, который преследовал ее даже во снах. Одна мысль о нем уже вызывала нервную дрожь.

И вновь она стоит у знакомых ворот. Стеклянный взгляд прошелся по окрестностям особняка, чувствуя больше отвращение, чем тоску. Внутри ничего не изменилось, за исключением стеклянного стола. Бабушка прошла первая и Халима помедлила, снимая обувь. Надев тапочки, прошла мимо гостиной и столкнулась за поворотом с мамой Тамилой и Айшей. Младшая сестра с высоким хвостиком и вязаном свитере с джинсами смерила ее ухмылкой.

- Мы ждали вас завтра, - сказала мама Тамилла, не смотря на падчерицу, а лишь на свекровь.

- Комната Халимы убрана? Ей нужно отдохнуть с дороги, - отметила пожилая женщина, с шумом поднимаясь на второй этаж, а за ней последовала мама Тамилла.

Айша уже собиралась обойти Халиму, но та схватила ее за руку. Возмущённый вскрик младшей сестры не остановил девушку.

- Это ты все рассказала отцу? Ты ему показала те сообщения? - спросила с нажимом Халима.

- Отпусти меня, - прошипела Айша. - Мне что делать нечего больше?

- Ты по своей натуре стукач. Идешь, и все рассказываешь. Даже мой вздох не в том месте для тебя повод стать идеальной дочерью в глазах родителей. Заканчивая прикидываться! Ты им сообщила! - в гневе воскликнула Халима, сжав сильнее руку сестры.

- Мне не нужна твоя смерть, идиотка, - закатила глаза Айша. - Думаешь, я не знала, что если такое расскажу папа и остальные прикончат тебя? Ты меня бесишь, это факт. Ходишь как гребаный ангел без нимба и с крыльями.

- Ложь! Ты лжешь! Копалась в моих вещах и нашла пароль?!

- О Всевышний. Ты слышишь меня, дебилка?! Я даже не знала, что ты сидишь в социальных сетях. И не знаю, что за пароль и вещи. Ты лучше напряги свою голову и расшевели память.

- Что? О чем ты?

- Я всегда знала, что ты тормоз. Кто-то из твоих подружек рассказал. Навряд ли Хадижа. Эта рыжая ведьма предана тебе, как наши псы отцу. Так что, открывай глаза, и ищи там, где и не думала искать. Потому что пока ты ищешь врагов не там.

С этими словами Айша выдернула руку из хватки старшей сестры. Взмахнув каштановыми волосами, она с уверенным видом отправилась в гостиную. А Халима так и застыла на месте.

"Нет, не может быть. Никто не знал об этом... Только Хадижа, Амели и... Малик. Нет! Он не стал бы рассказывать отцу.." - громом пораженная Халима лихорадочно думала над словами сестры.

Прикованная к кровати, порой она думала о том, как отец узнал об этом. И часто отмахивалась, что это сделала Айша. Но можно было ли доверять ей в таких делах? Хотя обычно Айша никогда не отказывалась от того, что натворила. Ей не нужно было лгать, все было написано на ее лице.

Поднявшись в свою комнату, девушка взглянула на школьную форму и прикусила губу. Итак, были лишь трое, кто знал и ей не хотелось даже узнавать кем был этот человек, всадивший нож по рукоятку в ребра... Но покалывание на зажившей руке напомнило о причинённой боли. Раз Халима пострадала, то самое малое, что она могла сделать это выяснить правду и исключить из своей жизни "предателя".

У нее перехватило дыхание и Халима обняла себя за колени. Как она будет выяснять, даже если мысли о предательстве подруги и человеке, который стал больше, чем просто друг; снедали ее изнутри.

Ей практически даже стало жаль, что отцу не удалось убить ее во время своего безумия. Потому что все пережитые чувства были хуже смерти...