- И чего ты этим всем добился? - спросила Женя. - Вернул кровавые расправы и... И что теперь?

- А чего сейчас добиваешься ты? Взываешь к скончавшейся совести? - Мирон даже не оторвался от книги, сидя у камина в библиотеке. - Не буди покойников, чтобы потом не страдать от бессонницы: они имеют обыкновение приходить во снах.

- У тебя опять депрессивный эпизод? - она присела напротив него.

- Скорее, максимально маниакальный, - хмыкнул он, глядя на нее сквозь линзы очков. - Чего ты хочешь?

- Я хочу на свободу.

- Исключено. Ты отказалась от предложения, когда оно к тебе поступило, а, значит, свой выбор сделала, - Федоров оторвался от чтения, подняв на нее ледяной взгляд. - Я никогда не предлагаю дважды.

- Будешь держать меня здесь насильно? Или от тебя действительно можно только уехать на машине в лес?

- Хочешь это проверить? Женечка, не испытывай мое терпение - плохо закончишь, гарантирую.

- Только угрожать и можешь, - Муродшоева отвернулась к огню.

- Тебя довел Ваня, а теперь ты выводишь меня? Если да, ты можешь просто попросить меня отправить его под розги, это несложно, попробуй на досуге, - Мирон перевернул страницу.

- Он опять забыл про театр.

- Ему неинтересны опера, балет и мюзиклы, - хмыкнул он. - Я задам тебе вопрос, на который ты можешь не отвечать мне, но себе, будь добра, не ври. Зачем ты так стремишься держать его яйца в ежовых руковицах?

- Что? - Женя нахмурилась, уставившись на него. - Ты о чем?

- Ты поняла, о чем я, - Федоров поднял взгляд. - Ты хочешь переделать любого мужчину под себя, и твое желание настолько сильное, что ты превращаешь его своими манипуляциями в подкаблучника, а потом недоумеваешь, что же происходит.

- С каких пор ты записался в психологи?

- С тех самых, как из-за вашей игры в любовь мой начальник охраны сопли размазывает по ебалу.

Мирон был зол. С Ваней произошло что-то странное, потому что если раньше он всегда стоял на своем, какой бы идиотской ни была позиция, то сейчас постоянно шел на уступки, даже в случае когда оказывался прав - причина тому одна и очевидна - Женя.

- Боится неправильно что-то сказать, чтобы твоё величество, не дай боже, не оскорбилось, - хмыкнул Федоров. - Ты знаешь, я никогда не подвергаю осуждению твои действия, касающиеся дела, но сейчас я вынужден вернуть тебе на место мозг.

- Отправишь под плети? - Муродшоева сжала подлокотники кресла.

- Чтобы наш туповатый Ромео бросился тебя спасать и пристрелил меня? Зачем мне в особняке та повесть, которой нет печальнее на свете?

- А что ты сделаешь? - она посмотрела на него.

- Я еду в Москву, Ваня едет со мной. Ты остаёшься здесь и думаешь о своем поведении.

- А кто будет тебе сопли вытирать?

- Если ты не заметила, то с недавних пор я сам в состоянии это сделать, - Мирон хмыкнул. - Со мной поедет Ева.

- Вот же сучка, - прошептала Женя.

- Ей не нужно твое место. Даже если нужно, она его не получит, - он пожал плечами. - Лучше тебя пока никого нет.

Пока... Муродшоева кивает и натянуто улыбается, прекрасно понимаю, что это все продлится недолго и закончится отнюдь не весело.

- Приятно слышать. Ты с такой уверенностью это заявляешь, будто...

- Ты взрослая женщина, опомнись, прошу, - Федоров резко захлопнул книгу. - Я не нанимался тебе напоминать, кто ты, зачем ты здесь и так далее! Ты, безусловно, дорогой мне человек, но не испытывай мое терпение своими показательными выступлениями!

- А кто о тебе заботиться будет, идиот? Кто тебя по врачам будет водить, когда крыша поедет, скажи?

- Врачи... - он расплылся в улыбке. - Врачи, в моем случае, сделали мне только хуже. Проявление садизма - это плохо, вам нужно лечиться. В итоге, получилось лекарство от здоровья.

- Ты опять сам себе диагнозы ставишь? - вздохнула Женя.

- Это факт. Они посадили меня на колеса, который затормаживают реакцию и притупляют остроту восприятия, - Мирон кинул книгу на столик. - Успокоительные, как они это назвали. Что в итоге? Везде бардак.

- Ты год чувствовал себя лучше. Почему сейчас ты говоришь, что все стало только хуже?

- Я скажу, почему я сделал такой вывод, но ответь мне на один вопрос, ладно? Отправить меня к врачу не только твоя идея, верно?

- Верно, об этом говорили Марк и Илья, что ты слишком часто и жестоко убиваешь. Иногда Ваня что-то рассказывал, а какое это имеет значение?

- Я целый год был убеждён, что обо мне заботятся друзья, чтобы я кукухой не поехал. Я действительно верил, что мне становится лучше, но...

И Женя знала, к чему ведет этот разговор, внезапно осознав, какой же дурой сейчас выглядит в его глазах. Даже, черт с ним, дурой - предательницей.

- Мирон, я... Я хотела, чтобы тебе было лучше.

- Серьезно? - он даже не меняется в лице, будто бы разговор идет о погоде. - А ты спросила, плохо ли мне? Благими намерениями вымощена дорога в ад, Женя.

Муродшоева опускает глаза, чувствуя на себе невыносимо тяжёлый взгляд - еще немного и сломается под его грузом - ответить ничего не может, потому что ей просто нечего.

- И в последний раз расставляем точки над "и". Я тебя не люблю. Никогда не любил и не буду. Я знаю, что тебе сейчас больно, неприятно и так далее, - Мирон встал. - Я не собираюсь заменять тебя кем-то. И я очень надеюсь, что ты сделаешь выводы из этого разговора.

Федоров забирает свой халат и уходит, громко хлопая дверью библиотеки, по-английски, даже не желая слушать ответ Жени, хотя, такового и нет. Она просто смотрит на огонь - даже уже не плачет - ее слезы ничего уже не изменят.