- Зачем мы идем туда? - выдохнул Ваня. - Ты ведь ничего этим не добьёшься.

- С чего ты взял? - хмыкнул Мирон, открыв двери в подвал. - Я люблю пытки, а Марк любит поднимать перья, считаю, мы идеально подходим друг другу.

У него были замашки садиста - ему приносили удовольствие мучения других: тех, кто хоть задевал его хрупкое эго, тех, кто переходил ему дорогу на красный свет, тех, кто пытался поднять бунт на корабле, который давно на дне, просто тревожа без причины водную гладь - он никогда не приводил приговор в исполнение. Руд, если честно, сам не знал причин - только мог догадываться: может, руки пачкать не хотел или считал, что для этого есть специальные люди, более жестокие, хотя, ударить, исполняя приказ, особого уровня не требует - вот отправить человека на такое и наблюдать за этим - высшая степень садизма в понимании Евстигнеева.

- Здравствуй, друг ты мой прекрасный, - протянул Федоров, смакуя каждую гласную в словах, и уселся напротив, развернув стул в обратную сторону. - Что ты тих, как день ненастный?

- Пришел стебаться?

- Пришел напомнить, что твое оперение еще не готово к самостоятельным полётам, - Мирон мгновенно изменился в лице. - И что выебонить на лису, выпав из гнезда - плохая идея.

- Сказки рассказывать будешь? Или притчи? - хмыкнул Марк, глядя ему в глаза. - Думаешь, это что-то изменит?

- Да, боль определяет сознание. А еще в тебе слишком много подросткового максимализма и нелепых амбиций, которые хорошо бы усмирить, - ответил он. - Конечно, потом ты взбунтуешься, захочешь переворот, но, спешу напомнить, что в таком случае тебя ждут уже не профилактические меры, а смерть. И я просто тебя предупреждаю. Начинайте!

Федоров любил играть в кукловода; Федоров умел дергать за ниточки так, чтобы его марионеткам была мучительно больно; Федоров закручивал винтики так, что деревянные мышцы сводило судорогой - это все было ненормально, это все походило на какой-то мрачный арт-хаус.

Ваня стоял позади, прикрыв глаза - он бы с радостью и уши закрыл, если бы была такая возможность - ему непонятны такие методы.

- Мы все в одной лодке, Марк, и связаны цепями, - выдохнул Мирон. - И если ты хочешь пробить дно и утопить нас, не забывай, что ты вместе с нами. Не выйдет выпрыгнуть за борт и уплыть к неизвестным берегам.

- Может, хватит? - встрял Руд. - Его забьют до смерти, и это не будет никому на руку.

- Хочешь поменяться с ним местами? - он достал зажигалку. - Думаю, вряд ли. Не нравится - выйди.

Перед Федоровым появился слабый огонёк, на котором оказался сосредоточен его взгляд: на самом деле, единственное, чего боялся бесстрашный - это открытого огня. Машины всегда объезжали городские или лесные пожары, во дворе никогда не жгли костры по осени, а у Мирона в комнате не было камина.

Когда-то он горел, и горел не на работе или где-то еще - в собственной квартире по дурости, глупости и молодости - наверное, так будет выглядеть его Ад: огонь повсюду и закрытая дверь, даже убитые преследовать не будут. Зачем? Если есть чудесная возможность заставить Федорова пылать. Вечно.

- Довольно! - металлический щелчок пронзил тишину. - Думаю, ты все понял, и второй объяснять не придется.

- Знаешь, эти слова вряд ли у кого-то сбывались, - прошептал Марк. - Но все равно... Гори в Аду за все убитые семьи.

- Уже горел. В земном горю до сих пор. Его в комнату, Ваня, за мной.

- Доволен?

- Более чем, - ответил Мирон. - Куда нам надо?

- Ты хотел в бордель к девочкам, - выдохнул Руд.

- А до этого ты говорил, что нам куда-то надо.

- Ты хотел съездить на склады к Роме, - проговорил Евстигнеев. - Пришел товар, он ждет, пока ты либо одобришь, либо скажешь отправить назад.

- Сколько ждет?

- Неделю. К нам идет Женя, и она недовольна.

- Что ты творишь? - по коридору разнесся звук звонкой пощечины. - Ты в своем уме? Тебя только вылечили!

- Женечка, сладкая, у меня склонности к причинению боли, а не наоборот, - Мирон медленно вернул голову в исходное положение. - И если хочешь кого-то побить, то у тебя есть Ваня, он меня не остановил.

Муродшоева посмотрела на Руда, отвернувшись, когда Федоров театрально всплеснул руками, цокнув языком.

- Опять поругались? Кое-кто уснул в театре?

- Кое-кто нажрался в баре и забыл про кино, - хмыкнула Женя, поправив причёску. - Ты и твой охранник к Роме?

- Жень..!

- Мир, запрети своему персоналу говорить в присутствии вышепоставленных лиц. И будь осторожен, - она приподнялась на носочки, поцеловав его в щеку.

- Самую хуевую тактику выбрала, - вздохнул Мирон. - Я бы тебе просто не давал.

- Она и так не дает. Идем уже, не хочу об этом говорить.

- А ты чего нажрался? - спросил Федоров. - Повод был или чисто по фану?

- Повод был, в машине расскажу.

- По телефону? - хмыкнул он. - Ты едешь отдельно.

- Опять?

- Теперь всегда, - пожал плечами Мирон. - И на это есть свои причины? Какие? В машине расскажу.