Над Санкт - Петебургом было вечно хмурое небо, плыли свинцовые тучи, сквозь которые изредка икак-то неуверенно, словно девушка, садящаяся в машину к незнакомцу, пробивались лучи весеннего солнца - все равно здесь было холодно, особенно, по ночам. Северная или культурная, хрен поймешь этих людей, столица России редко встречала людей дружелюбно и в плане погоды, и в плане приема со стороны обывателей. У города, конечно, была официальная власть, но, знаете, это было так, для галочки: по факту, им правила мафия, во главе которой стоял один человек с пустотой мертвецких глаз в голубой радужке, скрипом петель кладбищенских ворот и хрипотцой змея в голосе. У него была своя скотобойня, сеть баров-ресторанов, прикрывающие крупный сбыт наркотиков и известный в Питере бордель, в его распоряжении оказались лучшие из лучших, а на пустыре вырос огромный особняк снебольшим филиалом отдела по заготовке мяса неподалеку. У него, можно сказать, было все: город, элитные эскортницы, самые красивые девушки, если предыдущие надоедали, куча денег, оружие и просто отсутствие в завтрашнем дне, ведь хрен его знает, когда в лоб прилетит пуля или в кровь попадет яд. Только вот в руках этого мужчины было столько власти, столько ниток, что убивать его ужепросто не было смысла: этим бы все только усложнили и без того нелегкую жизнь. Он чем-то напоминал нижний, но кривой кирпич какой-то стены: мешает и портит картину - без всерухнет к хуям. И имя главного проклятия красивого города на гнилом болоте, как, собственно, и вся система борьбы с мафией, которая проникла везде, отравив родник, Мирон Федоров. Патетично? Пафосно? Нельзя называть человека так? Только о кровавых расправах нынешнего господина ходили легенды, потому что очевидцев не было, сами поймете почему. Он не пытался как-то очистить свое имя от пятен, смыть кровь с рук, туфель и отстирать от костюма, прекрасно себя чувствуя и в таком состоянии: тонущий в красной жидкости, уровень которой в ванне дошел до горла и резко остановился, хотя жертв меньше не стало. Мужчина убивал своими руками, шел по трупам, бил розгами бунтарей, загоняя обратно в сырые норы - с такой властью невозможно быть милосердным - только жестоким.

- Господин Мирон, - в кабинете появилась Женя с блокнотом в руках, - Вас на улице ожидает охрана сгостем.

Этой девушке не очень-то повезло с жизнью: какая романтика и удовольствие в прислуживании человеку, который голыми руками сворачивает шеи? Муродшоева не то чтобы не была довольна своей жизнью - просто понимала, что иначе уже вряд ли что-то будет. Она редко улыбалась, почти никогда не смеялась, ведь повода давно для этого не было: есть апартаменты, шикарные наряды и уверенность втом, что Мирон не разнесет ей голову выстрелом, но нет никакой радости.

- Я надеюсь, это тот, о ком я думаю, - усмехнулся он, повернувшись к ней лицом. - Вы притащили комне моего должника?

- Дмитрия, да, - кивнула девушка, вздохнув, - Он привел с собой дочь.

- Отправь ее на скотобойню, там людей, как раз не хватает, - хмыкнул мужчина. - Что-то еще?

- Взгляните на нее, - попросила Муродшоева. - Думаю, вам понравится.

- Оставь эти обращения на "вы" и шепотом для слуг, - произнес Федоров, встав с кресла, - Ты слишком долго меня знаешь, чтобы все еще считать своим господином.

- Тебе известны причины этого, - выдохнула она, пропустив его вперед, - Мне легче обращаться к тебе так.

- Это в прошлом, - пожал плечами Мирон, спускаясь по лестнице. - Сама просила забыть, но постоянно напоминаешь.

Женя ничего не ответила, молча последовав за ним. У мужчины был удивительный талант выкручиватьслова своего собеседника таким образом, расклад которого будет выгоден только ему: он был слишком умен для простых обывателей и просто невыносим для власти.

- Дмитрий Сергеевич, - расстягивая каждую гласную, расплылся в улыбке Федоров, - Что за прелестное создание вы мне привели?

- Мирон Янович. Я... - начал мужчина.

- Для начала следует руку целовать, туебень, - рявкнул Ваня.

- Полно, не стоит, пусть говорит, не будем тратить мое драгоценное время, - хмыкнул он, взглянув на часы.

- Я хотел бы извиниться, но не мог я тогда пойти против закона, поймите меня. Кто будет кормитьсемью, если бы меня посадили? Я готов искупить свою вину.

- И как же? - удивился Мирон. - Интересно, каким же образом?

- Она теперь принадлежит вам, - Дмитрий кивнул в сторону девушки рядом.

- Поднимите ей голову, - голосом с холодом ледянных ветров Арктики попросил мужчина, когда ее потянули назад за волосы. - Не так сильно, идиоты, она ведь пока тоже человек.

Потому что Федоров может не принять этот долг и тем самым, с широкой руки барина, подарить ей шанс на дальнейшее никчемное существование, что не будет намного лучше того расклада, которыйесть сейчас - может кивнуть, отпустить ее отца и превратить ее в вещь, что не должна ломаться и быть верной. На него уставились два свинцовых глаза, обрамленные густыми черными, как и шевелюра, ресницами. Да, девчонка была очень даже хороша собой, Федоров это отметил, подойдя к ней и приподняв ее голову за подбородок.

- Я не окаменею от твоего взгляда, медуза Гаргона в мужском теле, - произнесла Ева.

Мирон лишь усмехнулся, зная, что уже сегодня вечером этот гордый стержень сломается о колено Башира и пойдет на растопку котла господина в Аду - он туда в ближайшее время не собирается, поэтому особо и не заморачивается по этому поводу.

- Пальцы в рот не клади, - проговорил мужчина, - По локоть руку откусит. Делай с ней, что хочешь.

- В бордель? - спросила Женя.

- Уведите пока, - махнул мужчина.

Гордон подняли с колен и повели туда, куда приказали. Мирон стоял молча, наблюдая за хрупкой фигурки девушки со сломанной татуированными пальцами судьбой, искалеченной его руками.

- Он больше не принесет ни пользы, ни вреда, - сказал он, взглянув на Дмитрия. - Уберите и его отсюда. Все же... Определи ее на скотобойню.

- Ты отправил ее на самое дно, - вздохнула Женя. - Она - девушка.

- Она - оплата долга, - напомнил Федоров, - И с меня никто не взял слово, что к вечеру она будет жива.

- Ты ловишь первозданный кайф от того, что рушишь чью-то жизнь? - спросила девушка.

- Да, могла бы и запомнить за такой промежуток времени, - хмыкнул он. - Проследи, чтобы она сейчас же приступила к работе.

- Будет исполнено, - выдохнула Муродшоева, позже добавив, - Тебя, похоже, и могила не исправит, Мирон.