ou said you got to be up in the morning,
Gonna have an early night,
And you starting to bore me, baby,
Whyʼd you only call me when youʼre high?

Arctic Monkeys — Whyʼd You Only Call Me When Youʼre High?

24 октября

Ким устала стоять на коленях. Даже холодный бетонный пол уже не казался таким ледяным. Вокруг горели толстые, наполовину расплавленные восковые свечи.

И голоса. Много голосов, читающих молитву. Люди говорили шёпотом, бурчали себе под нос, держа у лица сложенные руки. И все сидели на коленях, как и Ким. Она не читала молитву. Не хотела.

В центре комнаты лежала женщина. Она кричала, вырывалась из цепких женских рук, плакала.

Ким закрыла глаза, когда с губ роженицы сорвался первый крик. Зажмурилась. Она считала это варварством — рожать в грязном тёмном подвале, где нет ни одного акушера или гинеколога.

Она услышала крик младенца и открыла глаза. Вовремя, чтобы видеть, как её мать перерезает пуповину, и слишком рано, чтобы пропустить это. Ким поморщилась и зажмурилась снова.

— Бог говорит мне, — громкий голос матери прогремел получше пушечного выстрела, — что младенец чист.

Роженица облегчённо вздохнула и забрала ребёнка.

— Я назову её...

— Санди, — Ким опустила сложенные руки, ошарашенно глядя на мать. — Рождённая в воскресенье.

— Но...

— Мне сказал это Господь, — мать девочки замолкла, поникнув.

Ким, не закончив читать молитву, встала и направилась к выходу из подвала под косые взгляды присутствующих.

Она ненавидела это место. Она ненавидела себя за то, что боялась сказать и слова против. Она ненавидела свою мать после того, как та убила бедного младенца.

В ту ночь роды проходили тяжелее, чем обычно. Ребёнок выходил не головой вперёд, а ногами. Запутался в пуповине, чуть не задохнулся. Когда её мама подняла ребёнка над головой и закатила глаза, закинув голову назад и начав покачиваться из стороны в сторону, Ким поняла, что-то сейчас произойдёт.

И произошло.

Она кричала, умоляла сохранить жизнь не её ребёнку, в котором якобы спит Дьявол, ждёт своего часа. Ким не верила в это. Она хотела уехать из этого поганого города и никогда не возвращаться, но... Представьте ребёнка, который разбил мамину любимую вазу и спрятал осколки в горшке из-под фикуса, надеясь, что мама не будет сильно ругаться. Представили его страх, боязнь и едва слышный отголосок надежды, что пронесёт? Ким чувствовала себя так же. Она стала бояться свою мать, когда та перерезала младенцу горло и затряслась, словно впав в транс.

Она помнила, как маленькие ручки младенца расслабились. Помнила, как долго пыталась оттереть пятна крови на полу. Помнила сумасшедший, фанатичный и леденящий душу взгляд своей матери.

Её глаза светились ярко-красным цветом, словно там горит пламя.

***

Ким заперлась в своей комнате. Она часто так делала с тех пор, как впервые попала на «собрание». Проверила телефон, который трезвонил в подвале раз десять точно.

Четыре звонка, шесть сообщений. И все от одного человека.

«Почему ты звонишь мне, только когда пьян?»

Лесли обожал романтические фильмы. Ким могло бы нравиться это, но не тогда, когда просыпаешься посреди ночи оттого, что тебе кто-то кидает камешки в окна. Она пугалась этих звуков. Он не признавал телефонные разговоры, считал это заменой реального общения. «А что дальше?» — говорил он. «Жениться по телефону? Ну уж, дудки!»

Она забиралась под одеяло, укрывшись им по самый подбородок, и ждала прихода матери. Когда та постучалась в комнату, Ким сделала вид, что уже спит.

— Ты прочла молитву перед сном? — доносится из-за двери.

— Да, мам.

Послышались глухие шаги, она уходила к себе. Сколько себя помнила Ким, она не получала такой заботы, какую получают обычные дети, с момента развода их родителей. Зато контролировали её сполна. Молитвы утром, перед едой, перед сном, дома будь в семь, к парням не подходи.

«Я предпочитаю забираться к тебе в окно. Кстати, я снаружи.»

О прочтения сообщения её отвлёк звук попадания камешка по стеклу. Девушка тут же подскочила и бесшумно открыла окно. Ким прижала палец к губам, веля замолчать, ухватилась за оконную раму и вылезла на крышу. Осторожно, стараясь не наделать лишнего шума, спустилась по деревянной решётке на землю. Её этому научил Лесли.

— Привет, — поздоровался он. Говорил он чётко и шёпотом, хотя девушка всё же чувствовала запах перегара. Значит, пил не меньше часа назад.

Она только кивнула ему и, взяв за руку, повела прочь от этого дома. Он не знал, что мать его девушки убивает младенцев, она не знала, как рассказать об этом, да и стоит ли рассказывать вообще.

Нет, поведать об этом определённо стоило, да как? «К слову, я рассказывала, как мы собираемся в подвале, читаем молитвы и убиваем младенцев, в которых якобы вселился Дьявол? Нет? Ну, я уже сказала.»

— И куда ты меня тащишь? — спросил Лесли, когда они уже отошли от дома на приличное расстояние.

— К тебе домой. Ты выпил.

— Да брось, у нас с тобой есть целая ночь, а ты хочешь так просто упустить её? — он остановился и вывернул кисть так, что теперь не Ким держала его за руку, а он её.

Она просто обожала, когда он так делал, но показывала совершенно обратное.

— И что ты предлагаешь?

— Пошли на наше дерево. Вижу, ты ещё не растеряла навыки карабкаться, словно обезьянка.

Он скорчил рожицу, на что Ким только пихнула его кулаком и свернула на давно протоптанную ими тропинку к огромному дубу с раскидистыми толстыми ветвями. Он научил её лазать по деревьям, она научила его ходить на руках.

Она читала ему книги, а он научил её висеть на ветках вверх ногами. Ким не знала, когда именно что-то полыхнуло между ними, словно искра нашла горючий материал, но в шестнадцать она впервые поцеловалась. Против воли матери, против собственного воспитания, но она сделала это. И была ужасно горда собой, хотя из-за её толчка Лесли упал на землю и вывихнул лодыжку.

Он никогда не любил апельсины, но ел их вместе с Ким. Она их обожала.

Листья дуба пожелтели, некоторые из них уже опали. Они любили приходить сюда осенью, пару лет назад повесили здесь самодельные качели. Большие, на них можно было уместиться втроём. Они однажды проверили это с лучшим другом Лесли — Хорхе. Ким он сразу понравился, ну, до того момента, когда он начал называть её исключительно hermana. Позже выяснилось, что он забыл её имя, поэтому и называл сестрой.

Они прошли мимо качели и обошли пару раз дуб. Ким пришлось придерживать Лесли за локоть, так как в темноте он ничегошеньки не видел, оттого и спотыкался о корни. Она остановилась у нижней ветки и схватилась за неё. Залезла, ухватилась руками за ветку выше, подтянулась. Снова и снова.

Залезла, ухватилась, подтянулась.

Остановилась на пятой ветке и взглянула вниз. Лесли быстро догонял её, прищурено косясь на неё снизу. Или не на всю неё, только на задницу.

— Тебе стоит поторопиться! — прокричала она, хотя между ними было не такое большое расстояние, чтобы кричать. Ким села, опершись спиной о ствол и вытянув одну ногу.

— Подвинься, — сказал подоспевший Лесли, столкнул вытянутую ногу и сел лицом к девушке.

Ким хохотнула и придвинулась ближе, сокращая расстояние между их лицами и стараясь не обращать внимание на запах перегара.

— Сейчас почти час ночи, а мы с тобой сидим на дереве.

— А тебе не нравится? — парировал он, клюнув девушку в уголок губ. Она расплылась в улыбке.

— Как раз-таки наоборот. Я бы осталась тут на всю ночь, но не могу.

— Почему?

— Завтра понедельник, не забывай. Вставать рано, — она перенесла вес на руки и придвинулась чуть ближе.

— О, ну да. Я ведь забыл, что моя девушка из очень религиозной семьи, и ей нужно вставать на сорок минут раньше, чтобы прочесть молитву.

— Если бы твоя девушка действительно читала молитвы, то она бы не сидела сейчас с тобой на дереве в час ночи.

— О Боже, к чему все эти разговоры? — спросил он и потянулся к Ким.

— Понятия не имею, — прошептала она и обхватила руками его шею, а ноги как можно сильнее прижала к ветке, чтобы не упасть.

Ким не умела целоваться, но Лесли было всё равно. Она вообще до поры до времени думала, что все люди хорошие и добрые, пока её мать не убила младенца. Он думал, всё дело в хулиганах, что чуть не избили их во время одной такой ночной вылазки. Лесли отделался разбитым носом, но тогда Ким осталась с ним на всю ночь, а вернулась домой за пять минут до будильника, так что он был готов разбить его ещё раз.

Когда Ким отстранилась от него, Лесли облизал губы. Она неосознанно сделала также.

— А целоваться ты так и не научилась.

— Заткнись, Лесли.

***

— Я вообще удивляюсь, как ты не свалился с ветки, — прошептала Ким, когда ухватилась рукой за деревянную решётку. В доме свет везде выключен, мама давно спит.

— Я не настолько был пьян, — возразил он, наблюдая за восходящим солнцем. — Мы на выходных в поход собираемся. Пойдёшь?

Ким застыла, едва забравшись на крышу. Она перевернулась на спину и свесила голову вниз, смотря на Лесли.

Он подозревал, каким будет ответ, но продолжал молчать.

— Я не знаю, — сдалась она. — Я поговорю вечером об этом с мамой. Кстати, кто там ещё будет?

— Наша компания. Хорхе, Майкл, Джессика, Эрис, ещё пара девчонок.

— Завтра скажу точный ответ, — она знала, что мать ей откажет. — Но не особо рассчитывай на меня, хорошо?

Лесли только кивнул. Ким залезла в окно своей комнаты, помахала рукой и закрыла шторы. Пронаблюдав через щёлку за удаляющимся Лесли, она разделась и залезла под одеяло.

Будильник прозвенит через пару часов, засыпать почти нет смысла, но Ким уснула, едва коснувшись головой подушки.

За завтраком Ким попыталась обсудить это с матерью.

— Исключено, — отрезала она.

— Мам, пожалуйста! Там будут девушки, никто приставать не будет.

— Что за девушки? Я их знаю? — приподняв брови и склонив голову, мама отложила газету в сторону и оперлась локтями о стол.

— Ну... — Ким только что осознала, что до боли сжимает вилку в руках, поэтому убрала её. — Джессику ты знаешь. Которая приходила на прошлой неделе, помнишь? Будут ещё две девчонки, ты их, наверное, уже не помнишь... — она попыталась скрыть, что и сама не знает их.

Мама кивнула, поджав губы.

***

— Она прям так и сказала? — нахмурившись, Лесли потёр лоб.

— Так точно. Если меня тронут — она узнает об этом и отрежет кому-то яйца.

Ким пыталась сдержать улыбку, но получалось плохо. Лесли бледнел, затем краснел и снова бледнел. Это выглядело уморительно.

— Ладно, — выдохнув, наигранно бодро произнёс Лесли. — Я зайду за тобой в четыре в субботу.