Если тебя заебала работа — заеби работу в ответ.

Интересная фраза, не так ли? А главное — сказанная в тот самый момент, когда про работу и речи ещё не шло. Когда ты совсем зелёный школьник-выпускник, только думающий поступить на специальность мечты, отучиться в университете должное количество лет, а уж только затем определиться, куда тебя — распрекрасную студентку с экономического — занесёт нелёгкая дорожка под названием «Жизнь», которая, будем честны, штука довольно странная и непредсказуемая.

Так вот, будучи на тот момент той самой счастливой выпускницей, получившей заветный красный аттестат об окончании школы, сидя в кругу семьи и близких родственников (куда каким-то непонятным образом ещё затесались соседи из квартиры напротив, без каламбура которых любое застолье не обходилось и по сей день), я впервые услышала эту фразу, но особого значения не придала, ведь сказано то было больше как шуткой под градусом после пары рюмашек сетю, которая никого не жалеет, превращая любого человека в состояние зюзи, бревна или трупа.

И, как оказалось, зря смеялась, ведь дядя, на радостях пересчитавший все косяки в квартире лбом и уснувший на ковре возле входной двери, оказался не так далёк от истины и, можно сказать, предсказал дальнейшую судьбу нерадивой племянницы, у которой всё шло просто прекрасно. Нет, даже замечательно: со школьной скамьёй наконец-то было покончено, выпускные экзамены сданы весьма успешно, документы в университеты поданы, в один из которых я в итоге поступила и окончила тоже весьма неплохо.

И всё шло гладенько, как по накатанной, пока передо мной не встал (да, именно, не встал, хотя зачастую эта неверно понятая фраза может задеть мужское эго) самый трудный выбор, какой только бывает у молодых людей, всерьёз обеспокоенных своим будущим, чтобы сразу определиться и не страдать после, когда поворачивать назад уже не будет смысла, а чувство жалости к самому себе и своему решению не будет сдавливать грудь железными тисками.

А именно: место работы!

Да, именно работы, с которой обычно и начинаются проблемы наивной молодёжи, уверовавшей к двадцати пяти годам в Карму, её уроки и прочие магические штучки, служащие хорошим пинком под зад. То бишь меня, да. Работу эту на сегодняшний момент очень хотелось заебать в ответ и потоптаться на распластанном трупе с удовольствием, пока это не сделали ещё сильнее и не похоронили под кипами кажущихся бесконечными бумаг.

Вы скажете небось: «А в чём, Шоннансон, проблема? Просто смени место работы и не ной, жизни радуйся и позитивно мысли», на что у меня найдётся причина послать вас в пешее эротическое турне по прекрасно всем известному маршруту — строго прямо на... сами понимаете куда, ведь в приличном обществе так не выражаются, так ещё и девушки.

Но одной девушке это всё равно не помешало прийти, ладно, заползти домой в четыре часа по местному времени и свалиться рядом с кроватью ни на что не способной амёбой, да ещё и задницей к верху, чтобы потом, с утра пораньше, часов так в шесть, её, помятую и растрёпанную, имеющую больную голову в качестве не очень приятного дополнения к сушняку, облили ледяной водой и оглушили воплями «Доброе утро, сучка!».

Отличное начало дня, мне оно тоже нравилось поначалу, ведь освежающую водичку на горящее от похмелья и духоты лицо ещё можно было как-то простить.

Но вот путешествие на широких плечах Накамото до ванной — где меня облили снова, заставили почистить зубы аж три раза, а потом таким же образом донесли на кухню, дав в полной мере рассмотреть вблизи уже почти осознанными глазами, перед которыми картинка перестала искажаться, обтянутую самыми обыкновенными серыми спортивками задницу, причём весьма соблазнительную, какую грех было не пожамкать, что я, конечно же, делать не стала, боясь в очередной раз стать жертвой отравления горькой жижей, зовущейся в простонародье «кофе», — было тем ещё испытанием на прочность.

Вообще, я ничего против ранних подъёмов не имела, даже наоборот, каждый раз просыпалась раньше будильника, чтобы приготовить поесть и, напевая под нос незамысловатую мелодию, пойти разбудить друга, с которым приходилось делить жилплощадь сугубо добровольно. Но сегодняшнее утро отличалось от остальных. Юта проснулся раньше, разбудил меня, хотя дружелюбным подъёмом это никак не назовёшь, так ещё и взял на себя мои обязанности, ведь обычно готовка завтраков, обедов и ужинов лежала на мне. Значит, где-то здесь зарыта собака — просто так ведь ничего не бывает, а японца обычно этого делать не заставишь.

Дело в том, что Юта Накамото большой любитель поспать подольше, на выходных раньше двух часов с кровати не поднимешь, не получив тапкой в лоб или маты в свою сторону. Кажется, таких людей называют в народе «совами», или «птеродактилями», ибо я без понятия, как они ещё не вымерли с таким режимом дня.

Как я ещё не вымерла, давно перепутав день с ночью, непонятно и, если честно, не очень интересно выяснять подробности, ибо всё и так было очевидно: я была тем самым «птеродактилем», который ночью и днём хотел то много спать, то веселиться, закинув все дела в долгий ящик под названием «потом как-нибудь», то с полыхающей задницей подрывался выполнять резко горящие дедлайны, дабы не получить от начальника нагоняй, то просто лежал бревном и ждал какого-то чуда — того, кто выполнит за меня всю работу и от меня отстанут с отчётом, который сдавать надо уже завтра.

Но благо в этот раз, несмотря на жаркую ночку и дикое желание свалиться поспать на диванчике в комнате отдыха, отчёт подготовлен вовремя. Даже не пришлось подскакивать среди ночи, как в жопу ужаленной, за несколько часов до дедлайна, и впопыхах всё проверять и доделывать, когда цифры и данные перед глазами каруселькой кружатся, а мозг в зудящей черепушке готов вытечь от усталости, посылая не самую разумную свою обладательницу в далёкие фаллические дали.

Да, настолько в этот раз я была уверена в своих силах и возможностях, что готова устроить пляски посреди офиса, но вряд ли побаливающая голова скажет мне «спасибо» за пируэты с прижатой к груди увесистой папкой, а начальство, что могло появиться с минуты на минуту, прервав своеобразный «перекур» перед началом трудового дня, уж точно не будет в восторге от увиденного, ввиду отсутствия чувства юмора как такового, и влепит мне выговор, не оценив радостного порыва.

— Ты как вяленая камбала, детка, — хохотнул, толкнув меня в бок острым локтем, высокий брюнет, когда я, поняв, что долго, лёжа головой на рабочем столе среди разноцветных, раздражающих слизистую, папок с документами, точно не протяну, коротала время в комнате отдыха возле кофемашины в попытке заварить что-то крепче любимого капучино.

— Сгинь, пакостник, пока нос не откусила, — устало выдохнула я, хотя только девять утра, взглянув на того самого Юту, нагло расположившегося на гарнитуре передо мной, прислонившись бедром к краю столешницы, отчего на секунду показалось, будто передо мной выросла гора, но нет: это именно Накамото, нашедший меня в тот самый момент, когда тишины хотелось гораздо больше.

— У-у-у, ещё и не в настроении, словно вагоны разгружала.

— Бинго! Будешь тут в настроении, когда сегодня сдавать этот грёбаный отчёт начальнику, который не особо твою персону любит, — кривя лицо, я взглянула на слишком довольного парня, начав потихоньку раздражаться, но тут же перевела взгляд на тёмную струю напитка, неспешно наливаемую в кружку. — И зачем я вообще просыпалась? Спала бы до обеда и ни о чём не переживала.

— Не пришла бы без объяснительной — влепили бы выговор, сама понимаешь, — пожал он плечами, подавая мне кружку, которую я с радостью приняла, тут же радуясь дозе кофеина, без которого невозможно обходиться во время рабочего дня, если ночью не спал, а сейчас очень захотелось. — А вот насчёт нелюбви господина Ли к тебе... Тут я бы поспорил.

— Чего?! — от такого заявления кофе попал не в то горло, вызвав кашель, в котором я зашлась, издавая звуки раненого тюленя: зрелище то ещё. Никому не советую услышать и тем более прочувствовать на себе, как буквально складывает пополам в приступе кашля, вызывающего не самые приятные ощущения в виде чего-то постороннего, застрявшего в горле, до дорожек слёз по щекам и красного, словно маков цвет, лица.

— Вот дурная, прости Господи мою грешную порнушную душу, — похлопал меня сначала по спине Юта, скользнул своей большой ладонью вдоль лопаток и осторожно погладил, пока я пыталась взять себя в руки и перестать кашлять. Говорю же, я — бедовый человек в последнее время, и мне это категорически не нравится. К гадалке сходить, что ли. — Как можно не заметить искры в воздухе, когда вы оказываетесь вдвоём в одном помещении?! Сон, бейб, ну ты чего, — тут же сгрёб в охапку, вызвав возмущённый писк, — против голых фактов не попрёшь, я своими глазами всё видел.

— Ну и что ты там такое видел? — оглядев с ног до головы парня, у которого слишком широкая улыбка и глаза прищурены по-лисьи, я поняла, что это мне категорически не понравилось, ведь Юта теперь не отцепится от меня с это темой, довольно странной и заведённой то ли от балды, то ли от того, что друг порой тот ещё дурачок, главная цель которого — довести меня до седых волос и инфаркта своими выходками и фразами, бьющими наотмашь. — Или ты опять фанфики перечитал? — тут же прищурилась я.

— Э-э-э, нет, моя любовь к фанфикам только моя, и она тут вообще ни при чём, я на манхву давно перешёл вообще-то, — буркнув себе под нос и скривившись, словно лимоны проглотил, Юта снова широко улыбнулся, обратив всё внимание на меня, к огромному сожалению понявшую, что перевести тему не удалось. — А-то ты не знаешь? Когда вы двое в одном помещении, воздух наэлектризован так, что поднеси спичку — всё взлетит мгновенно. Всегда, буквально вот уже несколько последних месяцев господин Читтапон смотрит так, словно хочет тебя: то ли яростно придушить, то ли жёстко нагнуть на рабочем столе, — моё лицо вытянулось, а щёки, кажется, налились румянцем больше от возмущения, чем от смущения. А Юта, как ни в чём не бывало, продолжил: — Ты сопротивляешься, как гордая кошка, то ли не видишь таких очевидных знаков, то ли играешь с огнём...

— Ты — охреневшее, перечитавшее клишированных фанфиков, невыносимое создание! Накамото, что ты такое несёшь вообще?! — резко отпихнула от себя Юту, надеясь, что падение приведёт его в чувства и он перестанет нести подобную ересь, но где я — коротышка с метром шестьдесят и где этот парень, чей рост около метра восьмидесяти, которого данное действие только рассмешило, раз он, не стесняясь ничего и не боясь, что кофе из кружки с моей лёгкой подачи может оказаться на его непутёвой голове, согнулся в три погибели и зашёлся в хохоте.

— Я несу радость и тортик, дорогуша, ха-ха-ха.

— А ещё на меня что-то говорит, пиздабол японский.

Я покачала головой, с трудом сдерживаясь, чтобы пальцем у виска не покрутить и этот самый палец — средний — не показать, ведь Шоннансон у мамы девочка хорошая и культурная (но порой очень хочется сделать исключение и всё же послать всех и каждого далеко и надолго), и, медленно попивая остывающий напиток, оседающий сладкой горечью во рту, складывая разноцветные папки с квартальной и месячной отчётностью в стопку, чтобы отнести в архив, — всё же прислонилась к крепкому плечу японца, тут же ощутив короткое прикосновение пухлых губ к своему виску, от которого на миг сделалось чуточку легче.

Каким бы придурком Юта ни был, всё же этот парень самое лучшее, что случалось со мной в этой жизни. Ведь если бы не его присутствие, существование в гордом одиночестве доконала бы человека вроде меня, ценившего комфорт и не любившего проводить время в компании тараканов и мышей, люди были гораздо ближе, да и поговорить с таким отличным собеседником было о чём.

И речь не о фанфиках, черновики которых хранились в недрах чужого ноутбука в запароленной папке, пару из которых довелось прочитать — щёки горели долго. От стыда за хорошо и качественно написанные постельные сцены и за себя в роли главной героини — секс-бомбы, элитной проститутки этого района и первоклассной минетчицы, когда в реальной жизни мой сексуальный опыт сводился к миссионерской позе и напоминал анекдот из серии «Не встал? Посмеялись и спать легли».

Грустно, печально, и не то чтобы меня это расстраивало. Секс — вообще не главное в жизни, когда работа на первом месте в списке приоритетов после дружбы с теми парнями, на которых смотреть как на потенциальных партнёров я бы в жизни не осмелилась, воспринимая их больше как братьев, а спать со своими родственниками и теми же кузенами, ну, такое себе.

И не о другой категории парней, вызывающих вовсе не обильное слюнотечение от красоты и не мокрые трусы от горячих тел, а самую настоящую скуку и понимание того, что бесполезно искать кого-то в социальных сетях и приложениях для знакомств, где либо извращенцы, либо натуральные идиоты без серого вещества в голове, либо же — геи.

Как раз по части Юты, в конец отчаявшегося и заявившего не так давно, что вертел он эти отношения с парнями из «Тиндера», выдвигающих космические требования к партнёру: уделять внимание только ему и никому больше, забыть про сон и увлечения — секс круглосуточно по пять раз минимум, три из которых в публичных местах...

Нет смысла продолжать и говорить, что от последнего такого требователя японец сбежал через окно, пока выдохшийся после оргазма парень отмокал в ванной, и буквально в неглиже — с расстёгнутой ширинкой, засветив всем известный бренд трусов, в криво надетой рубашке на голый торс со всеми кубиками и в белых комнатных тапках — заявился ко мне и долго-долго извинялся, во-первых, за прерванный сон (два часа ночи, а кое-кто закончил отчёт вот буквально только что), а во-вторых — за скептическое отношение к моему верному предположению по поводу Шону. Ну и за просьбу разыграть спектакль, прикинувшись второй половинкой, выставляя Накамото мудаком и изменщиком, не стесняющимся показательно слюнявить моё лицо всю неделю, пока до блондинистого кролика с повышенным либидо в период спаривания не дошло, с кем именно он связался.

Самое удивительное, что такие спектакли с метаниями туда-сюда, количеством слащаво-ванильных совместных фотографий в Инстаграме, переваливших за пятьдесят, включая и те, которые лучше всего не смотреть слабонервным, не достигшим совершеннолетия детям и беременным, не испортили нашу с Ютой дружбу: всё оставалось прежним — сериальные марафоны на стареньком диване в небольшой гостиной квартиры, со времён университета не покидаемой ни одним из нас, бурные обсуждения девочек, мальчиков и прочие прелести за рюмочкой сюджу, совместные зависания с Тэёном на фотостудии, заставившие понять, что иметь друзей всё же лучше, чем оставаться одной.

Так хотя бы не будет грызть одиночество, делающее один день похожим на предыдущий, как День Сурка, дом-работа-дом (по выходным — Тэён с пиццей и подзатыльниками Юте, потому что нечего куда не следует тянуть свои ловкие пальчики), с вереницей бумаг, разлетающихся по кабинету начальника и нередко — мне в лицо, когда тот не в настроении или мои кривые руки перепутали шестёрку и девятку на клавиатуре, что приводило к переделыванию и повторам сценария отвратительного фильма «Пятьдесят оттенков издевательств над сотрудницей».

Не то чтобы я отвратительно работала, имела плохую репутацию и несколько раз была на грани увольнения не по собственному желанию, совсем нет. Дело даже не в моём отношении к бумажной волоките, иногда делающей сотрудникам холдинга морально больно своим количеством и путаницей после недавних перемен: Со Ёнхо, прошлый наш начальник и настоящий ангел во плоти, идеальный мужчина, идеальнее которого только песок на пляже Калифорнии, отправился руководить новым подразделением холдинга, а на его место заступил то ли сводный брат, то ли кузен, то ли слишком близкий друг, и всё пошло через одно место.

Господин Ли Юнцинь, он же Читтапон Личайяпорнкул, стоит сказать, к своим обязанностям приступил сразу же и чётко дал понять, что никаких поблажек не будет: уволил половину сотрудников, признанных им «некомпетентными лентяями, просиживающими штаны просто так», хотя те работали в своём темпе и ни разу не получали даже крохотных предупреждений от прошлого начальства, на их место назначил других, «более организованных», отдал несколько новых распоряжений и закрылся в своём кабинете, выходя оттуда только на деловые встречи, корпоративные вечера и домой, когда время обычно перевалит за десять вечера.

Застала я один раз так случайно господина Ли в офисе в позднее время, доделывая отчёт, сдавать который уже нужно было на следующий день, решив не брать с собой работу, чтобы не заниматься писаниной и сразу лечь спать. В тот момент, когда я почти доделывала и ставила финальные штрихи, из своего кабинета выплыл начальник, напугав меня до чёртиков: издав визг на уровне оперной певицы и подпрыгнув на стуле, я с приложенной к дико колотящемуся сердцу ладонью воззрилась на мужчину, которого моё перфоманс явно озадачил, что аж, видимо, на чистых рефлексах, замахнулся папкой с документами, естественно, прилетевшей мне в лицо, а конкретно — в нос, спустя несколько мучительно долгих секунд фонтанирующий кровью так, будто прилетело не пластиком, а кирпичом как минимум.

Извинялся Читтапон долго и упорно, несколько забавно даже было наблюдать за его попытками исправить шаткое положение моей нервной системы и безнадёжно испорченной бежевой блузки, пока я останавливала кровь и мечтала побыстрее уйти домой, а не слышать очередное «Простите, я не хотел, вы так внезапно закричали, что я принял вас за мою бывшую!» с уст начальника, чей цвет лица успел смениться с красного на бледный и наоборот. Пришлось подключать всё своё обаяние, насколько то позволял распухший нос с торчащими оттуда ватными шариками, терпение и дипломатию, убеждая соотечественника, что ничего страшного не случилось, ведь с кем не бывает, да и не впервые я вот так вот получала по лицу: то Юта локтем во время драки за пульт от телевизора заедет, то Уён из IT-отдела решит не вовремя продемонстрировать навыки жонглирования теннисными мячиками...

Жизнь моя была очень даже весёлой, когда не приходилось отбиваться от восторженных знакомых девушек, утверждающих, как же мне повезло, ведь меня окружают почти одни парни, с чем дамам не повезло, видимо. С некоторыми из них мои отношения так и застряли на точке приятельских, а один из них живёт со мной и между нами якобы была «передружба или недоотношения» со времён учёбы.

Тогда было желание попробовать всё и сразу, от души повеселиться, пострадать и в процессе не повеситься на школьном шарфике на футбольных воротах, а с момента перевода японца, прикипевшего ко мне сразу, стоило сесть за один столик в кафетерии и разговориться, я ушла в конкретный разнос из каждодневных свиданий, заканчивающихся одинаково — разочарованием и загонами. Я начала сомневаться в себе и собственной привлекательности, самооценка скатилась ниже плинтуса, как и любовь к себе, в голове закрутилось шальной мыслью найти себе хоть кого-то, чтобы не закончить жизнь в одиночестве, а Юта...

Юта мою идею «замутить как ни хрена не делать» воспринял слишком спокойно и без лишних вопросов, упомянув, что это поможет нам обоим: ему избавиться от нежелательного повышенного внимания со стороны студенточек и молодых преподавательниц, как на подбор, красивых, сошедших с обложек «Vogue», а мне — заполнить пустоту внутри, вызванную, скорее всего, максимализмом юности и желанием походить на во всю купающихся в отношениях сверстниц хоть в чём-то.

И о своём решении я не пожалела, это действительно принесло свои плоды: отстали и от Накамото, и я сама для себя поняла, что отношения всё же довольно сложная тема со своими подводными камнями и лучше с ними повременить, если не готова к ним морально, а физиология — второстепенное, как бы мне с Ютой хорошо не было, даже первый раз можно было описать словом «умереть как обалденно!», мы всё же разорвали отношения как пары, но не как друзья.

Говорят, что сексом и отношениями можно испортить дружбу и свести её на категоричное «нет», откатить общение к минимуму и оставить неприятный осадок, после которого на такого человека будет трудно смотреть. Но то ли я была отходчивой и всё же не рассматривала наши романтические отношения как что-то столь знаменательное, что меня подкосило бы в случае разрыва, то ли кризис ориентации Накамото в двадцать лет подействовал так, что наша дружба не то что вернулась на прежний уровень, но и стала гораздо крепче.

Не обходилось без подтруниваний на тему сошедшего со страниц яойных комиксов Юты, перечитавшего в своё время эти комиксы и окрасившегося радугой, и в отместку я получала так, что моя задница со следами ладоней друга горела долго, сама я краснела и бледнела, словно школьница на первом приёме в женскую консультацию, а японец нагло улыбался и лез с «извинительными» объятиями, в которые я ныряла, внутри рыдая от свалившегося на голову счастья.

Нужно дружить так, чтобы все думали, будто вы встречаетесь и долбитесь в дёсны. Некоторые до сих пор о нас такого же мнения, а отрицать это — скучно. Если кому-то проще так думать, то пусть хоть днями и ночами этим занимаются, лишь бы не трогали, когда проблем было и так выше крыши холдинга.

Ещё немного постояв, привалившись к крепкому плечу и разговорившись обо всякой ерунде — о сплетнях, что ходили между отделами, — я всё же отправилась за своё рабочее место с одной только целью: разобрать документацию до презентабельного вида и идти сдаваться начальству, вплывшему в офис грациозным диким котом, что вызвало у меня конкретное подгорание причинного места. Уж больно мне не по душе его улыбка — хитрая, как скажет Тэён, «блядская», ничего хорошего не предвещающая, означающая, что кому-то прилетит сегодня или выговор, или увольнение, или в крайнем случае — похвалит, что довольно редкое явление, ведь кого-кого, а наш маркетинговый отдел у Читтапона на особом контроле.

Чем и кто из нас проштрафился? История умалчивает, а некоторые сотрудники поспешили приниматься за работу, нервно бормоча под нос молитвы.

Вряд ли высшие силы на этого человека вообще подействуют.

— Редактор Шоннансон, зайдите ко мне в кабинет.

Прогремело громом среди ясного неба — искажённым голосом начальника из динамиков факса, и тут уже не до смеха сделалось конкретно мне и моему чующему подвох седалищу, поджатому, потому что вызов босса конкретной персоны мог означать всё, что угодно, вплоть до сбора вещей и уходу по собственному желанию, чтобы не попасть в категорию уволенных в случае криворукости и занесённых в личное дело.

И неуютно вдвойне из-за жалостливых взглядов коллег, провожавших меня в кабинет как на казнь, а Кан Сыльги, наша местная гадалка и девушка с поехавшей крышей (я её таковой не считала, мне её странности даже импонировали), раз везде и всюду ей мерещились духи и призраки усопших, даже повесила мне на шею одну из своих многочисленных побрякушек из ящика рабочего стола — амулет в виде кроличьей лапки белого цвета.

— Не волнуйся, Роджер тебя защитит, — доверительно шепнула мне на ухо Сыльги, улыбнувшись, чем вызвала во мне желание выйти в окно с пятнадцатого этажа, — и я зажгу для тебя сегодня благовония в храме Будды.

Тут уже мой глаз задёргался конкретно, и я, не в силах терпеть пристальное внимание чёрных, как сама ночь, подведённых красным карандашом глаз, поспешила в кабинет, практически вваливаясь туда через невысокий порожек, мысленно отвешивая себе смачные подзатыльники, от которых у любого нормального человека отвалится голова, но на меня это действовало даже успокаивающе.

Уж точно лучше этих статуй кошек в полтора метра ростом по обеим сторонам от дубового стола, за которым в панорамном окне открывался чудесный вид на весенний, тонувший в солнечном свете, Сеул.

И лучше расположившегося в своём супер удобном кресле из натуральной кожи Читтапона, со скрещенными руками на груди, — этот вид вызывал противоположный эффект, усиливая тревогу до критической отметки. Мне было максимально неудобно находиться под прицелом несколько недовольного взгляда, а хуже всего было непонимание цели, с какой меня вызвал к себе господин Ли.

Глубоко вдохнув, скрещивая указательный и средний палец на всякий случай за спиной, проведя по светлым волосам вспотевшей ладонью, я старалась улыбнуться как можно милее и доброжелательнее, всё ещё надеясь на чудо. Может, оно всё же случится и в кабинет ворвётся господин Со и спасёт меня... Жаль, что моим мечтам не суждено сбыться. Ёнхо далеко отсюда, а Читтапон в трёх метрах от меня — не радостная перспектива вот так вот стоять и молчать.

Но продлилась тишина недолго. Не успев даже понять, что к чему и за что мне это наказание, я сделала несколько шагов назад, видя ответные шаги тайца в направлении меня, страстно желая слиться с изумрудной стеной, пока меня туда как тех романах не впечатали руки, выхватившие у меня папку и закинувшие точным движением на стол.

— Какого чёрта, господин Ли? — я в возмущении задёргалась, скользя спиной вправо — ближе к двери, чтобы можно было убраться отсюда побыстрее, но куда там! А как иначе реагировать на тот факт, когда тебя с непонятно какой целью загоняют в угол, прижимаются вплотную, руки располагая по обеим сторонам от головы и лишая любых шансов на побег, заставляя меня одновременно и злиться на такое хамство, и не понимать, что происходит.

— Редактор Шоннансон, — Читтапон, откашлявшись, улыбнулся как-то нервно, будто не на добровольной основе решил поиздеваться над моей нервной системой, — скажите: вы же были на корпоративе по случаю успешного закрытия квартала месяц назад?

— Там был весь наш отдел, включая айтишников, и меня затащили туда, — кивнула я, пожимая плечами, и тут же напряглась, чуя очень-очень-очень жирный подвох, — а вы с какой целью интересуетесь? Так ещё и таким интересным образом решили это сделать. Мы же не в сопливой дораме, господин Ли.

Сказать, что меня это всё настораживало, — ничего не сказать. Неужели так трудно объяснить причину и спокойно поговорить цивилизованными людьми со всеми аспектами субординации и дипломатии. Если это ставка на элемент неожиданности, то она выиграла флеш-роялем, я всё ещё загнанная в угол мышь, а у начальника скоро нервный тик начнётся или инфаркт долбанёт — вон как лицо стремительно начало приобретать малиновые нотки, выглядевшие максимально странно и нелепо под блондинистой чёлкой.

— Тогда, в клубе «Орхидея», вы помните, что произошло?

Интонация и жалостливый взгляд начальника — контрольным в голову и хорошая плётка прямиком под дых, заставившие замереть на месте безвольной статуей и посмотреть на тайца уже другими, расширенными зрачками, ловя то бледнеющее, то наливающееся краснотой, лицо и трясущиеся лихорадочно губы, словно истерика подкатывала к горлу.

Нет. Нет-нет-нет, только не... Неужели, чёрт возьми?!

Если бы можно было кричать в голос и лопнуть, разлетаясь на осколки фарфора, я бы это сделала непременно, улетучиваясь через окно и разбиваясь об асфальт из-за силы свободного падения и гравитации.

Если бы можно было сжечь воспоминания также просто, как происходит процесс горения дров в камине холодными зимними вечерами, я бы вытащила каждое из них, окутанное градусной и химической дымками, заглушенное битами и розовой сахарной ватой, и спалила, не оставляя ничего, кроме щепок.

Если бы можно было сделать откат во времени и пространстве, я бы всё отдала, чтобы не идти на этот злополучный корпоратив в тот мартовский вечер. Ни в коем случае не слушать Юту, убедившего меня в том, что от веселья ничего такого не будет и хотя бы раз в год нужно себя выгуливать в злачных местах, не внимать советам Тэёна, своими руками превратившего меня в куклу на двадцати сантиметрах ломающего ноги удовольствия и в платье от какого-то там дизайнера, не выходить из дома — зарыться с головой в плед и провести вечер в гордом одиночестве.

Но судьба никогда не была ко мне благосклонна. Никогда.