Я проследил за ней после школы. Шёл дождь, она была в бежевом плаще и нежно-розовом берете. Мне нравилось то, как менялось её настроение в зависимости от погоды. Она умела подбирать наряды под своё настроение. Мне это нравилось в ней. Мне нравилось в ней все.

Ана шла, перепрыгивая через лужицы на холодном и сыром асфальте, у неё в руках была сумочка. Я следил за ней, но не был уверен, что делаю все правильно. Потому что я не должен.

После моей аварии прошло больше месяца. Ана и мама боятся доверять мне авто в нетрезвом состоянии и я больше не вожу пьяным. Если вообще вожу.

Худенькое тельце блондинки проскользнуло в аллею за деревом. Я пошагал точно за ней, прежде чем увидел её укоризненный взгляд снизу. Большие голубые глаза, обрамлённые густыми ресницами хмурились. Руки скрещены.

– Ты следишь за мной.

– Да. Ты запрещаешь?

– Это запрещает закон.

– Мне законы не писаны, мотылёк,– она отвернулась и ускорила шаг, я поспешил за ней и ходил впритык сзади,– и ты забыла кое-что. Ты должна мне желания. И так и не сказала, откуда у тебя оказалась награда Гранта.

– И что же ты желаешь?– полуобернув голову спросила она.

Я подумал об этом и улыбнулся.

– О, много чего. Трёх желаний было бы недостаточно. Но сейчас, я израсходую одно на мое право следовать за тобой, куда бы ты ни шла, если мне будет угодно.

– Почему мотылёк?– тихо возмутилась она. Минутная остановка, затем снова резкие шаги.

– Не знаю,– ложь. Я промолчал про мою науку ассоциации. Это было что-то вроде моей фишки.

Началось это в седьмом классе, когда я нашёл один из листов дневника отца. Там он также ассоциировал людей, близких ему родственно, или нет. Я помню, как в нем выведено угрюмым почерком имя его кузена. Джорджа (в англ. произношении "Jorge" - »Жорж»)

Отдельное место и время я хотел бы уделить его имени.

Исключительно омерзительное. Эти буквы, поглощающие друг друга поражали мой слух. Они будто трахались. Сочетание двух «J» (произн). Одна нагибает другую. Я помню как тетя Бетси произносила имя своего мужа, у неё к слову, настолько же поражающая номенклатура. Что может быть хуже, чем альянс «Бетси» и «Джорджей». Я скажу вам — Марсель. Их сын. Это была самая отвратная семейка из всех, каких я встречал.

Так вот, отец ассоциировал J (не хочу произносить его имени) с Hippopotamus creutzburgi — критский карликовый бегемот. Особый вид бегемотов, вымерших очень давно и отличающиеся бесконечным выделением кожного сала и составом жирных складок на их коротком большом животе. Ко всему прочему, они были невероятно тупы хотя бы тем, когда наблюдали за тем, как крокодилы их бесщадно поглощали, все равно лезли в воду, словно они и понятия не имели о таком довольно полезном бонусе, как самосохранение.

Дядя J был таким же безропотным чугуном, поэтому и долго не прожил. К слову, смерть его была такой же нелепой, как и имя. Он упал на стройке на пару гвоздей, забитых в деревянную доску, одна из которых пронзила его глаз.

С ассоциацией Аны все намного немудрённее. Мотыльки — невесомость и легкость. Они прозрачны, словно летний ветер. Даже её имя ускользает изо рта за долю секунды, я всегда не успеваю словить её имя. Только лишь необычайно прозрачное «N» среди прочих букв щекотливо ласкает нёбо. Она и правда миниатюрная и воздушная, тонкая и хрустальная. Я могу подобрать хуеву тучу синонимов.

Всеми этими раздумьями об именах и животных я и сам не заметил, как Ана дошагала до самого заурядного места во всей нашей необъятной Вселенной — до церкви.

Никогда не верил в богов, когда-либо существовавших и существующих. Однако, веру Аны я не мог игнорировать и не уважать. Я вдруг задумался над тем, не против ли её бог одного бесполезного дьявола рядом с ангелом в своей обители.

Так меня назвал однажды мой бывший психолог из-за моей «особенности». Старик был совершенно критичным, его методы казались мне из ряда смысла вон выходящими. Он предложил мне избавится от всех «стимулов» секса для того, чтобы я не думал об этом. Странно, какого хрена мне убирать целый мир во всем своём обличии? Абсолютно каждый предмет мне казался наталкивающим на секс. И кажется сейчас. Я просто научился контролировать себя. Но недостаточно хорошо, чтобы игнорировать картину с молящейся Аной в церкви.

Я закурил, как делал обычно, когда хотел. Я ненавидел себя за то, что мой организм реагирует на нечто столь святое и невинное. Я бесчувственное, похотливое и грязное животное. Даже не знаю, с каким животным можно меня ассоциировать. Может, с голодной дворнягой. С мокрой старой шерстью.

Она подошла ко мне, шаркая своими ножками тихо-тихо. Её шаги сливались, разве что, со звуками выдоха сигаретного дыма.

– Здесь запрещено курить, Элиас,– тонкие пальцы выудили из моих губ тлеющую палочку с табаком. Я осторожно обернул свою руку вокруг её, пока она не опустила.

– Верни сигарету, мотылёк.

– Не-а,– дернула головой.

– Я сказал: верни,– её взгляд пронзил мое тело. Впервые я вижу в её взгляде настолько сильный укор и негодование.

– Я не верну, Элиас. Отпусти мою руку.

Шаг первый.

Она сделала шаг назад, чтобы не касаться меня.

Шаг второй.

Её глаза светили уверенностью.

Она отходила по мере того, как приближался я и взгляд её постепенно потухал. Пока хрупкая спина не прижалась к стене. Затем она закусила губу и стала смотреть по сторонам. Играешь со огнём.

– Не трогай меня.

– Правда?

– Да, Элиас. Я буду кричать.

Я усмехнулся.

– Здесь никого нет,– обернув взор вокруг церкви, я уверил её в своих словах,– верни сигарету.

– Это церковь, Элиас,– ухватившись за её руку, я решительно вытащил уже дряхлую никотиновую трубочку. Это было дело принципа. 

– А это мое желание, Ана. Я хочу покурить здесь.

Пройдя к скамейкам, я зажег сигарету, прежде опустившись на плоскость перед распятым Иисусом.

Прости, чувак.

Затылком чувствуя, как блондинка злобно смотрит на меня, скрестив руки, я, блаженно выдохнув первую затяжку, откинулся назад, расслабив веки. Окатила приятная истома.

Тихие шаги слышались рядом, затем присела и она.

– Если ты это делаешь, научи и меня.

– Нет.

– Почему? Я требую меня научить.

– Я так не думаю,– она бы тут же покинула церковь после моего резкого отказа, если бы я не ухватил её за запястье и не усадил на свои колени, раздвинув её ноги.

Пальцы ползли вверх по коленке и остановились на бедре. Я выудил сигарету, что мирно покоилась меж моих зубов. Фаланги пальцев другой руки были заняты поглаживанием её потрескавшихся губ. Затем одним движением большого пальца, я приоткрыл её рот и вставил сигарету.

Её безропотный взгляд я запомню надолго. Ангел решил согрешить в церкви, вот к чему приводит появление Дьявола в чьей-либо жизни.