Тэхён тушит в пепельнице окурок и встает. Дым индонезийских вишневых кретек остро пахнет гвоздикой, дым – горький, пряный, растекается разводами по винтажному зеркалу с лампами, остаточно жжет и сушит горло; Тэхён снимает с себя черную толстовку на молнии, и его покрывает холодными мурашками.
Он медленно поворачивает голову из стороны в сторону, сжимает и разжимает пальцы, проворачивает кулаки, двигает плечами, сводя лопатки максимально близко; суставы беспощадно хрустят, когда он заводит руки за спину и сцепляет ладони в замок, медленно наклоняется, расставив ноги, постепенно прогибает спину и смотрит на себя в зеркало. 
Когда Тэхён растягивается в вертикальном шпагате, прижимаясь гладким бедром к стене, его мысли занимает пульсирующее желание принять срочно пару дорожек, но нельзя – после предыдущего раза его отпускало больше недели, и отпускало настолько херово, что он получил выговор от шефа – «детка, ты танцевал, как пришибленный, и это было отвратительно – завязывай с порошком». Он был абсолютно прав, когда в первый раз отдавал Тэхёну пакетик с двумя дозами кокаина: хочешь развлечься – возьми травы. Марихуана без примесей дает потрясный эффект и не вызывает дикого отходняка.

Наркота – это релакс и доступный земной кайф. Работа остается работой. 

Тут самое главное – это удобная обувь, и разминка в черных кожаных ботфортах выше колена на каблуке в 13 сантиметров – ровно так же привычна и легка, как если бы он занимался в кроссовках. Специальный тальк на бедра, ямочки под коленками, локти и ладони, нечеловеческая растяжка, гладко выбритое всё и женские шмотки – главные должностные обязанности. Всё, что кроме, – остается на его личное усмотрение. 
Он работал на свой образ почти два года, а теперь этот самый образ беспристрастной секс-дивы работает на него: Тэхён прекрасно знает, что даже если он выйдет к шесту в растянутой белой майке и драных джинсах, клиенты останутся довольны. Их реакция будет такой же, как и обычно, если он будет не в такт крутиться на пилоне под незамысловатую попсовую песенку или старый трек Эминема. Тэхён прекрасно знает всё, но продолжает закупаться женскими платьями из американских брендовых интернет-магазинов и кропотливо подбирать музыку для выступлений. 
Этот частный безымянный Голливуд напоминает ебучий цирк; Тэхён здесь – Примадонна и самый любимый публикой клоун. Он думает об этом каждый раз, когда наносит на губы помаду.
Сегодня - YSL оттенка № 112, тонкие черные стрелки по верхнему веку и «Ange ou demon le secret elixir» на шею и запястья. 

Тэхён застегивает молнию короткого классического комбинезона и вертится перед зеркалом, поворачиваясь то одним боком, то другим, то спиной. Откровенный v-образный вырез, шорты сильно выше середины бедра, открытая спина – и едва смуглая кожа. 
Будь он женщиной – каждый день подыхал бы от восторга перед тем, как он выглядит. Перед тем, как оттенок его помады, кожаных перчаток по локоть и ажурных трусов-шортиков сочетается с цветом флакончика дорогих духов. 
Тэхён медленно надевает песочно-бежевый тренчкот от Burberry, поднимает воротник и завязывает на талии пояс с пряжкой. Шелковая подкладка в классическую клетку холодит голую кожу на спине.

- Тебя бы на обложку журнала, а не к шесту, - он задумчиво говорит не столько себе, сколько своему отражению в зеркале, поправляет залаченную косую челку, коротко улыбается и выходит из гримерки. 

Длинные коридоры с низкими потолками и множеством дверей в туалеты, душевые, гримерки и кабинеты – как подиум; Тэхён прячет руки в карманы и дефилирует, уверенно и от бедра вышагивая по ковровой дорожке. Дойти до сцены можно меньше, чем за минуту, но его постоянно останавливают с восхищенными воплями о том, как он сегодня неотразим. Тэхён отвечает коротким «как и всегда». 
Главное – не встретить по пути Джина: каждый раз он пытается залезть Тэхёну под юбку, чтобы посмотреть, какого цвета на нём белье.
Тэхён останавливается за кулисой и ждет, пока тощий, глянцевый от масла безымянный мальчик в отвратительных неоново-розовых стрингах закончит свое выступление. Музыка глохнет, опускается занавес – и мальчик, довольно симпатичный на мордочку, уходит со сцены, пересчитывая купюры, которые ему засунули за резинку трусов. Тэхён опускает голову и прячет язвительную ухмылку за воротником тренчкота, пока местные разнорабочие – мускулистые парни в обтягивающих черных майках – протирают спиртом заляпанный маслом пилон. 
Конферансье объявляет Тэхёна как «воплощение непристойной женственности, секс-символ и прима-балерину», рассыпается в пошлых эпитетах;

«вырвите ему язык, кто-нибудь», - думает Тэхён, выходит в центр сцены, чуть позади пилона, и опускает голову, пряча глаза за челкой, пока поднимается занавес. 

Диджей включает музыку.

Первые секунды этой песни больше похожи на саундтрек старого фильма-ужастика про призраков. Тэхён достает руки из карманов и в такт песне шагает к краю сцены, сразу снимая пояс и расстегивая пуговицы тренча. 

my make-up is my armor
my dress is like the paramour –

Тэхён цепляется рукой за пилон и обходит по кругу, глядя чуть выше пялящихся на него глаз, разводит в стороны полы тренчкота и стягивает его с плеч, дальше – снимает полностью и толкает ногой, отшвыривая назад в глубину сцены. 
Глубокий, пунктирный, как пульс, тяжелый бит песни и голос из динамиков заполняют Тэхёна изнутри; он ловит телом ритм и прикрывает глаза, позволяя себе двигаться бесконтрольно, отдаваясь в объятия надрывного, совсем не женского голоса солистки. 

you wanna be my lover
don’t you realize it’s insecure? – 

Тэхён поворачивается спиной к зрителям и ведет бедром в сторону, слегка приподнимает задницу, расстегивая молнию комбинезона, развязывает узел лямок за шеей; в голову сладко ударяет запах парфюма, и Тэхён дуреет от этого аромата. Он приоткрывает губы и смотрит в зал из-за плеча, стягивая с себя комбинезон до бедер – а дальше шелковистая ткань сама соскальзывает по его ногам, безвольно падая на скользкий глянцево-черный пол. 

would you fight for it?
would you prove that you love me? – 

Он отходит с края сцены, заводит руку за спину и хватается за пилон, прижимаясь позвоночником к металлу, закидывает голову назад и повторяет одними губами слова припева, неторопливо опускаясь вниз и разводя согнутые колени в стороны. 
Публика замирает, время – тоже, воздух вокруг него густеет и липнет к коже – Тэхён чувствует это так же ярко, как если бы он был под кайфом. Он держится на вытянутой вверх руке и подбирает колени под себя, ладонью свободной руки проводит вниз по животу и забирается кончиками пальцев под белье, слегка оттягивая резинку. 

Тэхёну плохо и хорошо: так бывает, когда после длительного кокаинового отходняка возвращается ошалевшее либидо.

У него стоит – и это заметно. 

Музыка заставляет ритмично выгибать спину и двигать бедрами откровеннее, чем когда-либо; 
срывает дыхание, когда он повисает вниз головой, растягиваясь в шпагате, держится руками за пилон и так уж получается, что касается локтями напряженного члена. 
Тэхён меняет позу: шест – у него между ног, и он сильно сжимает бедра, чтобы удержаться, волнами гнется в спине и гладит себя по животу и коленкам. 
Хочется взвыть в унисон густому голосу солистки, потому что под кружевом цвета гнилой вишни становится невыносимо жарко и тесно. Тэхён впервые не специально возбуждается во время выступления – он смотрит в зал влажным, немного испуганным взглядом и не видит ничего, кроме расплывчатой горячей черноты за краем сцены. 

Он вращается на вытянутой руке, зажав шест под коленом, опрокидывает голову, мучительно сводит брови к переносице и приоткрывает губы,

i don’t need any illusions
i need a conclusion that you’ll fight for it – 

останавливается, прижимаясь шеей к шесту, обхватывает обеими руками над головой, резко и больно опускается на разведенные колени и замирает, выдохнув вместе с последним ударом бита его песни. 

Грудь аритмично вздымается с рваными вдохами и выдохами, кадык ходит под тонкой кожей, а всё вокруг – меркнет, замолкает и останавливается. 
В зале не слышно ни единого шороха, а потом тихонько щелкает подъемный механизм, и пространство над сценой оглушает аплодисментами, возгласами, свистом и криками публики, пока опускается занавес. 
Тэхён открывает глаза и видит смазанный полумрак от света софитов из-за занавеса, жмурится, всхлипывает и на четвереньках ползет к краю сцены, чтобы поднять свой комбинезон. Руки и ноги отчаянно дрожат и не слушаются, но он поднимается, сдувает с лица челку, гордо и самодовольно расправляет плечи, поднимает тренч и скрывается за кулисами, провожаемый восторженными взглядами диджея, тех самых накачанных ребят в обтягивающих черных майках и мальчика, который должен выступать следующим. 
Он накидывает на себя тренчкот, не застегивая пуговицы, и идет по коридору - держится прямо и даже приподнимает подбородок, старается выглядеть выше и тверже, а внутри все ворочается мириадами скользких змей от возбуждения.

А потом – запирается в гримерке, еле обходит расставленные по полу вазы с букетами, которые ему принесли, пока он выступал, грубым движением руки смахивает со столика тюбики, флакончики и кисточки, спускает с плеч плотную прохладную ткань и прижимается влажной от пота спиной к зеркалу, 
в его голове мелькают и перемешиваются строчки из заевшей песни, когда Тэхён запускает ладонь, обтянутую кожаной перчаткой, под кружевное белье.